* * *
Утром на попутной машине я выезжаю в район, где работает Мика Асов.
- Устраивайтесь поудобнее, Иннокентий Иванович, - встречает меня старый знакомый, бывший шурфовщик, а теперь шофер Степан Лошкин. - Опять в командировку? По трассе я вас быстро доставлю в район. По этой дорожке ездить - одно удовольствие! Не то, что по наледям Индигирки ползать, как в прошлую вашу поездку…
Через несколько часов, преодолев крутой перевал, въезжаем в долину, где десять лет назад мы открыли ключ Наташа. Теперь здесь вырос новый прииск. Машина идет мимо полигонов, отвалов, штолен. Высятся эстакады промывочных приборов, слышен рокот бульдозеров и экскаваторов.
По широкой долине мы выезжаем на реку Неру, Вдали среди возделанных полей виднеются ряды длинных застекленных теплиц, поблескивающих на солнце.
- Вот и агробаза! Сейчас отгрузим несколько мешков с минеральными удобрениями, попьем чайку - и дальше! - говорит Степан, сворачивая к проселку.
Агроном Горохов, седенький старичок, водит нас по теплицам.
- Горнякам нужны овощи. Завозить их в район полюса холода Трудно и дорого. Поэтому "свои" овощи давно были мечтой оймяконцев. И вот мечты становятся действительностью, - он показывает на только что высаженную капустную рассаду в горшочках. - Кочан здешней капусты не уступает по весу материковой. А репа, турнепс, сахарная свекла в килограмм весом и побольше родятся. Картофель скороспелый добрые клубни дает…
После обеда покидаем агробазу. Перевалив через крутой перевал, спускаемся в Тополевую долину - район разведок.
Издалека видна приземистая юрта Софрона. Около нее среди редких лиственниц белеет новенький дом, весело поблескивая на солнце окнами.
Возле юрты Софрона - оживление. По долине пролегло шоссе, и юрта стала своеобразной почтовой станцией и ремонтно-заправочным пунктом. Здесь стоят тракторы, автомобили, лежат запасные части, бочки с горючим.
Водители, трактористы, пассажиры заполняют юрту. У камелька с трубкой в зубах сидит сам Софрон. Его окружают молодые парни. Они внимательно слушают старого охотника.
Софрон рассказывает, как он с зятем и приятелем ходил на медведя. Берлога была обнаружена заранее и заложена бревнами, чтобы зверь не вылез. Когда подошли и раздразнили медведя, он, разъяренный, раскидал бревна и неожиданно появился перед охотниками. Софрон оказался лицом к лицу со зверем и уложил его одним выстрелом своей берданки.
- А вы, охотнички, струсили, сбежали! - поддразнивают слушатели зятя Софрона и его приятеля.
- Сбежали! - соглашаются те. - Здорово быстро бежали…
- Еще бы! Ведь ты на семьдесят лет моложе Софрона.
А Софрон, закурив трубку и ударяя себя мундштуком в грудь, с гордостью произносит:
- Мин - стахановец. Мин - первый.
И он говорит правду. Он здесь Самый знаменитый, самый опытный охотник. Больше, чем другие, выставил он ловушек для горностаев, капканов для лисиц, петель для зайцев, плашек для белок. Каждое утро он выходит на проверку своих многочисленных ловушек и западней. На каждый свежий звериный след он немедленно ставит капкан. Никто лучше его не снимает и не высушивает шкурки убитого зверя. Всю пушнину Софрона принимают первым сортом. Неутомимость и энергия старого охотника удивляют всех, кто встречается с ним…
- Сколько тебе лет? - спрашивает его Степан.
- Много, да много! - И Софрон теперь уже десять раз взмахивает обеими руками и один раз одной, - сто пять!
Увидев меня, он приглашает:
- Пойдем чай пить в мою новую юрту дом.
По дороге он сообщает:
- Илья с прииска "Пионер" сегодня в гости пришел.
В доме, пахнущем свежеструганой смолистой лиственницей, гостей встречает по-прежнему подвижная Варвара.
Здоровается с нами Илья, высокий худощавый молодой человек, одетый в форменную тужурку горняка. Он окончил в прошлом году в Магадане курсы прорабов и сейчас работает на прииске "Пионер" техником промывочной команды.
- Сегодня суббота, промывку закончили, приехал своих стариков навестить, - говорит он.
- Ну как, Софрон, живешь?
- Хорошо живем. Дом мне построили!
- Очень хорошо живем, - подтверждает Варвара, наливая в чашки крепкого чаю со сливками и пододвигая нам наколотый кусочками сахар, сливочное масло, конфеты и тарелку с пышными лепешками.
Степан, попив чаю, благодарит хозяев и, вставая из-за стола, говорит, смеясь:
- Ты Софрон, говорят, уже третий вьючный ящик денег набираешь, да только первых два ящика так спрятал, что сам найти не можешь.
Софрон делает вид, что не слышит.
Илья, несколько обиженный, рассказывает:
- Чуть беда из-за этих разговоров не приключилась. Проводил я у стариков прошлое лето отпуск, пришел как-то с охоты и лег спать. В юрте была одна бабушка. Софрон на реке промышлял рыбу. Вдруг слышу, Варвара кричит: "Илья, помоги!" Я проснулся, смотрю, мою бабушку два человека держат, а третий ножом ей грозит. "Отдай деньги! - кричит. - Где три ящика с деньгами спрятала? Показывай, а то убью!" Меня не видят разбойники. Сильно я испугался. Зарежут, думаю, бабушку. Сдернул с гвоздя ружье и выстрелил. Бандит с ножом сразу мертвый упал. Второй на меня бросился с ножом, но я успел по его ногам выстрелить, упал и он. А третий из юрты на улицу выскочил и побежал. Я ему кричу: "Стой, убью!" Прицелился, хотел стрелять. Он остановился, руки поднял, ко мне идет. Заставил я его раненого разбойника на спину взять, и так он его на себе до прииска тащил. Там я их в милицию сдал. Сейчас старики спокойно живут, никто их не трогает.
- Жениться собирается Илья. Русская она, Катей звать. В конторе на разведке работает, - прощаясь, рассказывает Варвара.
Мы едем дальше.
- Километр в сторону - и мы на прииске "Пионер", - говорит Степан, осторожно сворачивая с трассы.
За густыми тальниками открылась долина ручья Пионер, вся развороченная, покрытая конусообразными отвалами промытой породы. Чернеют устья наклонных шахт. Из них выбегают на эстакаду вагонетки с породой, и, высыпав ее, возвращаются обратно.
- Богато кубиков подняли за зиму на-гора, к промывочному сезону, - говорит Степан, направляя машину вдоль разреза.
"Как раз здесь стояла зимняя юрта Софрона", - отмечаю я про себя.
Экскаватор методически, как однорукий великан, перекладывает мерзлые глыбы из разреза в отвал. .
- Дешевый этот открытый способ, - рассуждает Степан. - Торф здесь мелкий. Зимой его экскаватором вскроют, летом талые пески бульдозеры к бункерам подгребут. Транспортеры их на приборы подают. Везде человек за себя машину заставляет работать.
Мы проезжаем мимо новых добротных домов прииска и сворачиваем к разбросанным в беспорядке низеньким таежного типа постройкам разведчиков.
* * *
Наш ГАЗ-51 стремительно бежит по трассе.
- Смотрите, одни наши "медведи" да "буйволы" теперь здесь работают, так любовно называет Степан тяжеловозы Ярославского и Минского заводов, то и дело встречающиеся нам, - Добротные машины.
Навстречу едет "ярославец", груженный тяжелым бульдозером, крепко привязанным тросом к кузову машины. Вслед, покачиваясь, приближается вторая машина.
Впереди у обочины - красный флажок, дорога перегорожена. Мы направляемся в объезд. На этом участке трасса проходит по болоту, оттаивающему неглубоко. Здесь, в зоне вечной мерзлоты, дорожники делают на таких болотах галечные насыпи. Самосвалы ссыпают подвезенный грунт прямо на срубленный лес и кусты. Тяжелые катки укатывают дорогу.
В первые годы, прокладывая дорогу на болотах, снимали мох и рыли кюветы. Все это летом таяло, превращаясь в жижу и грязь. Не пройти, не проехать. Никакого количества грунта для засыпки этой грязи не хватало. Сейчас кусты и мох на полотне будущей трассы не трогают, в особенности на заболоченных местах. Более того, устилают полотно мелким лесом. Сверху все засыпают грунтом с помощью самосвалов, ровняют. Дорога, промерзнув, отлично служит и зиму и лето.
Трасса идет вдоль берега реки, прижимаясь к крутому увалу. Впереди стоит человек и машет красным флажком.
- Не успели проскочить! Опять взрывают, трассу расширяют. - Степан останавливает машину.
Быстро образуется колонна автомобилей.
Впереди взметнулось облако пыли: одно, второе, третье… Донеслись глухие взрывы. Гулко перекатывается эхо среди гор. По привычке разведчика считаю взрывы. Насчитываю восемь, и всё затихает.
Осторожно едем по заваленной грунтом трассе. Дорожники отвозят взорванную породу и сваливают ее в русло реки..
Проехав "прижим", стараемся наверстать потерянное время. У речки, среди тополей, мелькают добротные постройки. Около гаража виднеются несколько бульдозеров, грейдер, снегоочистители и самосвалы. Вся эта техника теперь на вооружении дорожников.
- Километр в сторону, и мы на месте, - говорит Степан.
* * *
- А, Иннокентий Иванович! Сколько лет, Сколько зим! Давай, раздевайся. Это моя жена, Верочка. А вот местные уроженцы Павлик и Наташа! Скоро в школу пойдут, - смущенно суетясь, встречает меня Мика.
Суетливость не идет к его высокой фигуре, к затянутой ремнем гимнастерке, на которой пестреет колодка с орденскими лентами. Награды он получил за ряд открытий и успешную геологическую разведку во время войны.
- Знаю, ругать меня приехал, но я дело уже исправил. Вчера меня по телефону так прочесал Сергей Дмитриевич… Я рабочих снял с этого злополучного ручья и послал туда старшего геолога района, чтобы привел все в порядок и передал горнякам. Виноват, не утерпел. Под носом металл, план побочной добычи нужно выполнять, а соседи мои никак разведку закончить не могут. Ну, и согрешил я малость. Урвал металл. Завтра поедем по разведочным участкам, я тебе покажу свои работы. Кстати, выберем для нового района место. Проедем по местам, где когда-то бродили вместе. Придется ехать верхом, начинается распутица. Лошади у меня хорошие…
* * *
Лошади, шлепая копытами по мокрому снегу, идут тяжело, часто оступаясь и проваливаясь.
- Да, весенняя дорожка, черт бы ее драл! - цедит сквозь зубы Мика.
Впереди показывается линия шурфов, пересекающих долину. На площадках снег стаял. Виднеются ряды аккуратно сложенных усеченных пирамидок земли - "проходок", как их называют разведчики. В каждую пирамидку воткнуты две хорошо обтесанные бирки, на которых карандашом указано, с какой глубины вынута порода.
Двое шурфовщиков в измазанных глиной телогрейках с помощью воротка выгружают бадьями из шурфа взорванную породу и аккуратно укладывают ее в проходки.
- Смотрите! Сам Александр Егоров, наш старый знакомый, шествует! - кричит Асов.
Широкое лицо Егорова сияет.
- Давненько мы с Вами, Иннокентий Иванович, не виделись, - говорит он, здороваясь.
- Ну, как у тебя дела? Как живешь?
- Целый день на ногах, - жалуется Егоров, - а ноги-то начинают капризничать. Ревматизм… Сколько ведь по тайге прошагали.
- Это дело поправимое, - ободряю я его, - Закончится зимняя шурфовка, выхлопочем тебе путевку на наш курорт "Талая" - и ревматизм как рукой снимет.
Осмотрев шурфовочные работы, подходим к разведочному участку.
С десяток низких, таежного типа бараков, без крыш, срубленных из неошкуренной лиственницы, разбросаны среди пней на опушке леса.
- Смотрите, Иннокентий Иванович, место подходящее для района. Лесок-то стоит какой, сам просится на постройку.
- Да, место для района хорошее, - соглашаюсь я с Микой.
* * *
Закончив все дела на разведке, мы прощаемся с Александром.
Едем вниз по ручью. На галечных косах снег растаял, и под копытами лошадей хлюпает вода. Северная весна в полном разгаре. Воздух чист и так прозрачен, что горы с почерневшими южными склонами как будто совсем рядом, а до них не один, десяток километров. Запах тающего снега перемешивается с горьковатым запахом тальника. Словно комочки снега, белеют на деревьях куропатки. Опьяненные теплом и светом, не шелохнувшись, сидят они на ветках, подпускают к себе совсем близко.
- Смотри, Мика, куропатки!
- А ну их! Далеко за ними лезть по глубокому снегу.
И мы проезжаем мимо.
- Что-то не узнаю прежнего страстного охотника. Где былой пыл?
- Стареть, видно, начинаю, - усмехается Мика. - А не заехать ли нам в Антагачан? Это новый оленеводческий совхоз на самой границе Улахан-Чистая. Наши соседи богаты мясом. Это почти по дороге.
- Деловые связи с соседями, богатыми мясом, необходимо поддерживать, - соглашаюсь я.
По берегам ручья, вдоль которого мы едем, вот уже несколько километров тянется прочная высокая изгородь. Это кораль - загон для оленей. Осенью пастухи загоняют сюда оленьи стада. Здесь их подсчитывают, часть отбирают на убой, изолируют больных животных, лечат.
Въезжаем в большой поселок с фундаментально построенными жилыми зданиями, складами и конторой.
В небольшой квартире директора мы долго слушаем рассказ об организации совхоза. Директор рисует нам перспективы оленеводства на Улахане.
- Антагачан - молодой совхоз. Он существует только два года. Но мы уже крепко стоим на ногах. В тайге пасется более десяти тысяч наших оленей. За один год стада увеличились на три тысячи голов. Это результат заботливого ухода пастухов. Горняки получают от нас тонны свежего мяса. Десятки оленьих упряжек везут ваши грузы к местам новых разведок. Впрочем, с геологами беда, - добродушно усмехается он. - Вы забираетесь в такие трущобы, что туда и на оленях не проберешься…
В дверь стучат. Входит молодой эвен.
- Заведующий стадом Слепцов, наш лучший оленевод, - представляет его директор.
Что-то очень знакомое в лице эвена. Я вспоминаю урасу на Улаханском плоскогорье, охоту на горных баранов.
- Вот так встреча! Как поживаешь, Петя?
- Да живу хорошо! - широко улыбается Петр. - Женился вот. Семья здесь, квартиру совхоз дал. Только я дома редко бываю, все на пастбищах, со стадом.
- Такая уж, брат, служба.
- Да я и не жалуюсь! Я свое дело люблю.
- А я ведь тебя по делу вызвал, - говорит директор.
- А что случилось?
- Двадцать оленей потерялось. Отбились от стада, где-нибудь в тайге бродят. Придется, брат, тебя на поиски послать. Ты следопыт природный - быстро найдешь.
- Найдем! Куда им в тайге деться!.. А я недавно Данилу видел, вашего бывшего каюра, вас вспоминал, Иннокентий Иванович, - обращается он ко мне. - Данила сейчас председатель Кыгыл-Балыхтахского колхоза.
Мы сердечно прощаемся с Петром.
- У нас проблема - корма, - жалуется перед расставанием директор. - Особенно сложно разработать маршруты для стад. Два стада на одно пастбище не погонишь. Вот и надо спланировать так, чтобы пути не перекрещивались и стада не шли друг за другом. Тут все приходится учитывать. Хорошо, что помощники опытные есть. На Петра я могу во всем положиться. Он Улахан-Чистай, как свою ладонь, знает.
* * *
- Наконец-то добрались до дому! - восклицает Мика, увидев постройки, мелькнувшие среди леса.
Здесь здания посолиднее и повыше, чем на участках. Построены они из обтесанного леса, с крышами, покрытыми финской стружкой.
Подъезжаем к конторе и направляемся в кабинет старшего геолога. Он только что вернулся со злосчастного ключа, где ликвидировал "партизанские работы" разведчиков Асова.
- Константин Васильевич… - представляется мне геолог.
- Получай пробы, - перебивает его Мика, выкладывая из рюкзака на стол запечатанный пакет - Надо поскорее их обработать.
- Здравствуй, Верочка! - нежным голосом здоровается Мика с женой. Она не отвечает (не может простить ему историю с чужим ключом).
- Ну как вы, Константин Васильевич, съездили? - обращаюсь я к старшему геологу. - Прекратили там "эксплуатационные работы"?
Мика делает вид, что чрезвычайно заинтересовался лежащим на столе планом.
- Дело это мы уладим, Иннокентий Иванович. На наше счастье, выложенные проходки у непромытых шурфов сохранились. Можно подсчитать запасы.
- Действительно, счастье… - говорю я.
С улицы доносятся удары по рельсу. Это сигнал к обеду.
- Ну, товарищи, пошли все ко мне обедать, - приглашает Мика, как ни в чем не бывало.
После обеда мы с ним ходим по складам, мастерским, по подсобному хозяйству. Осматриваем новые буровые станки, сборка которых уже закончена.
Мика жалуется:
- Не хватает летнего обмундирования для рабочих: сапог и ботинок. Да и со взрывчатыми веществами дела плохи. Не завезли в достаточном количестве.
Я молча достаю свою записную книжку. В ней записано все, что Мика получил от снабженцев управления: продукты, промтовары, материалы и инструмент.
- Летним обмундированием ты снабжен на полный списочный состав. Аммонитом тебе еще придется поделиться с соседним районом. А листовое железо, часть дефицитных продуктов и спирт, который ты забрал на свои склады, возвратишь немедленно на своей машине в управление.
- Да машина же потерпела аварию, пришлось здесь ее разгрузить, - слабо протестует Мика.
- Знаю я эти поломки машин, которые везут дефицитные продукты или спирт!.. Все надо возвратить. И немедленно.
Лицо Мики вытягивается. Он пытается переменить тему разговора.
От его самоуверенности не осталось и следа.