- Для советского человека - позор! Ты должен пример показывать, а сам по чужим бабам шляешься. У тебя же дитенок есть, маломысленный ты человек! Ты ж себе душу чернилом вымазал, беспутный! Слышь, секретарь, чтобы этого больше не было. Ни-ни!
Бригадира строительной бригады он отчитал за то, что тот колхозными досками замостил полы в своем доме; заведующую птицефермой уличил в растранжиривании яиц.
К вечеру Терентий Петрович, возвращаясь домой, заходил к хорошим друзьям, которых у него было множество, добавлял внутрь до окончательной своей нормы, целовал напоследок Костю Клюева и, выписывая кривую, прожигался помаленьку домой, где его ожидала жена - тихая и работящая, такая же скромная, как и муж ее в трезвом виде. Терентий Петрович старался идти по линии телеграфных столбов или вдоль радиолинии. При этом он останавливался у каждого столба, стоял некоторое время, прислонившись спиной, затем нацеливался на следующий столб, мотал головой, еще раз нацеливался и говорил: "Дойду. Точно дойду. Ну, Тереша, смелее!" - и решительно направлялся к следующему столбу. Шел, конечно, не по прямой, но цели достигал и давал себе короткий отдых. Так, короткими перебежками он и добирался до дому.
Утром Терентий Петрович вставал как ни в чем не бывало и отправлялся на работу точно к назначенному времени. Не подумайте, чтобы он выпил и на следующий день! Нет! Такого никогда не случалось. Не скоро выпьет теперь Терентий Петрович: может быть, даже через год. Но после этого дня в правлении появился Герасим Корешков и зашептал счетоводу, что-де принес деньги за "студень", а то все равно доймут - раз Терентий на обходе сказал, то доймут.
Егор Порукин, проходя мимо трактора в поле, спросил Терентия Петровича:
- Что же это ты на меня наорал вчера?
- Выпил, Егор Макарыч, выпил… Ничего не помню. Если не так, поправь меня, - скромненько отвечал Терентий Петрович.
Фельдшер, Семен Васильевич, вечером следующего дня принес серого пушистого котенка. Немного посидел, пока Терентий Петрович мылся после работы, а потом все-таки сказал:
- Зря, Терентий Петрович, вчера говорил. Ой, зря!
- Это о чем я говорил? О мухах - помню, а больше, убей, не догадаюсь.
- Ты-то забыл! А народ болтать будет.
- Ну так то ж народ, ему на роток не накинешь платок. А я-то при чем? Забыл, Семен Васильевич, - вздыхал Терентий Петрович. - Если чего неправду наговорил, то меня же люди осудят, а если правду сказал, то колхозники и до меня небось знали. Тут и обижаться нечего. Мало ли чего выпивший человек скажет? Хорошо скажет - слушай, нехорошо скажет - пропущай мимо уха. Да-а-а… А котеночек хороший… Ишь ты, мяконький какой… Кс-кс-кс! Ишь ты!.. Это кто же - кот?
- Кот.
- Ко-от! Смотри-ка, какой ласковый… Кот?
- Кот, - в сердцах ответил фельдшер.
- Да-а… Кот, значит. Может, вы со мной, Семен Васильич, борща покушаете? С баранинкой борщочек-то.
- Спасибо. Поужинал.
- А я вот только собираюсь покушать… Ишь ты, лезет на стол уже - умный кот. Кс-кс-кс!
Одним словом, у Терентия Петровича в обычной жизни хитринка была довольна тонкая. Но однажды случилось так, что ни хитринка, ни спокойствие не спасли его от нарушения правил агротехники: хоть чуть-чуть, а нарушил.
Было это в первый день весеннего сева. С утра Терентий Петрович притащил ящичек с разными мелкими запасными деталями к тракторным сеялкам. В ящичке были шплинты, болтики для сошников, жестяные задвижки к высевающим аппаратам, гаечные ключики разных размеров, кусочки проволоки, нарезанные по стандарту, заклепки, запасной чистик, масленка, три-четыре напильника и другие вещи, необходимые для работы прицепщика на сеялках. Все это лежало не как-нибудь, а в соответствующих клеточках - отделениях, на которые разделен ящичек. Все трактористы знали, что Терентий Петрович очень любит порядок, и никто из них никогда не лез самовольно в его маленький склад. Если же Косте требовался, скажем, маленький гаечный ключик (большие-то у него были, а маленькие постоянно терялись), то он говорил:
- Терентий Петрович, разрешите "девять на двенадцать"?
Тот открывал свой ящик-склад, безошибочно, не глядя, брал с определенного места нужный ключ и подавал со словами:
- Утеряешь - не обижайся..
- Ну что вы, дядя Терентий!
- То-то же! Должен ты понимать, что мы через какой-нибудь копеечный шплинт можем полдня стоять в самое горячее время. А без такого ключика и вовсе беда. (Дать такое наставление Терентий Петрович считал необходимым.)
Но Костя Клюев, такой старательный и честный парень, все-таки терял ключики не держались в его крупных руках мелкие вещи. Так случилось и в тот день.
Терентий Петрович привинчивал свой ящик к раме сеялки. Костя ладил что-то у трактора. Агрегат с двумя сеялками стоял уже полдня в ожидании того, когда подсохнет почва и можно будет сеять. В поле было тихо, безветренно. В чистом, прозрачном воздухе черной точкой висел жаворонок и беспрестанно звенел. В другое время в конце весны и летом - его не видно в мареве, а сейчас - вот он! - смотри, пожалуйста, и слушай.
- Во-он! Видишь? - показал Терентий Петрович пальцем на жаворонка.
- Во-он! - подтвердил Костя. - И птица же! Краха, а не птица!
- Кажись, дунь на нее - и пропала. А ни один человек не обидит такую птичку. Ласковая птичка, веселая! - восхищался Терентий Петрович. - Ты только подумай: какую ни возьми птицу - она поет либо вечером, либо утром или, скажем, соловей, - ночью. А эта - только днем, когда человек работает. Жаворонка - птичка такая, что ей цены нету. Человек целый день работает под ее песню. Вот, допустим, мы с тобой сеем. Ничего нам трактором не слыхать. И вот мы с тобой, скажем, уморились и стали на заправку или на обед, а она, жавороночка, тебе песенку и сочинит. И на душе от этого весело, и аппетит к работе повышается. Точно, Костя! Такая птичка - незаменимая в сельском хозяйстве. И она понимает, что человек ее любит. Если напал на нее коршун, то она куда, думаешь, бросается? Либо в сеялку, либо прямо за пазуху, под ватник. Отличная птичка!
- Вот кукушка - тоже днем, ну какая-то она… не особенная.
- Кукушка - дрянь, лентяй птица. От нее в трудовой жизни никакой помощи, а так - чепуха птица… А эта - слышь? И сколько у нее ладов разных в голосе!
Они постояли некоторое время, прислушиваясь к жаворонку, и снова принялись за свое дело, но чуть не каждые десять минут Терентий Петрович отходил на несколько шагов от агрегата, пробовал ногами и руками почву.
- Не годится - сырая… Да когда же ты, матушка, поспеешь? - разговаривал он с землей. - Свой срок любишь. Ну, ладно…
- Может, попробуем? - нерешительно спрашивав Костя.
- Здоро́во! Попробуем! Не видишь, что ли? Тут у самого все нутро дрожит - сеять скорее, а раз нельзя, значит, нельзя.
Уже дважды приезжал бригадир полеводческой бригады, как из-под земли вырастал на своем мотоцикле бригадир тракторного отряда, уже заезжал и директор МТС - волнение в поле нарастало по мере подсыхания почвы, но каждый из них, подходя к сеялкам, говорил вопросительно:
- Сыровато, Терентий Петрович?
- Нельзя, - отвечал тот. - Будьте покойны, часу не упустим. - При этом он брал горсть земли, сжимал ее в своем маленьком кулачке, с силой бросал на пашню и говорил: - Видишь, не рассыпается? Вы не судите по дороге. Дорога, она высыхает много раньше. По дороге кати, куда хочешь, а сеять - сыро. По нашей земле посей так, то и никакого урожая не будет. Заклекнет пашня черепком, хоть блины пеки. Так и называется наша почва - обыкновенный чернозем суглинистого механического состава.
Что и говорить, полное доверие Терентию Петровичу в трудовой деятельности! Отлично знает он прицепные машины и агротехнику, совсем не хуже участкового агронома.
Так-то оно так, но Костя ключик все-таки потерял. Терентий Петрович заметил это уже тогда, когда тот начал ковырять пашню всеми десятью пальцами и бурчать вполголоса:
- Или чорт нечистый ключами стал питаться? Скажи, как провалился в землю! Сейчас вот держал в руках - и нету… Тьфу! - И ковырял землю уже огромным ключом, потерять который никак невозможно, разве только запахать плугом.
Терентий Петрович подошел вплотную и спросил:
- Я тебя предупреждал?
- Ну вот, честное слово, сейчас держал в руках - и нету! Как в тартарары!
Присев на корточки и переговариваясь, они стали копаться вдвоем.
- Вот тут ты стоял, говорил Терентий Петрович, - вот тут завинчивал, а тут он и должен бы упасть.
- Тут, конечно. Не бывает же у гаечных ключей крыльев, не мог же он улететь! - восклицал Костя, разводя руками.
В этот самый момент и подъехала легковая автомашина, остановившись на дороге против наших сеяльщиков.
Дверца машины открылась не сразу. Видно, из кузова наблюдали за тем, как двое копались в земле. Терентий Петрович тихо, будто боясь, что его услышат из автомашины, сказал:
- Вставай, Костя!
- А ключик?
- Приметь место.
- Думаешь, секретарь райкома?
- Нет. У того машина зеленая, а эта черная. Зеленая часто в поле бывает, а эта - раз в год, в начале сева.
Они поднялись. Костя нагнулся над пускачом трактора, Терентий Петрович заглянул под шестерни сеялки: оба делали вид, что заняты подготовкой агрегата, искоса посматривая на автомашину. Вдруг дверца рывком отворилась, и из машины сперва вылез, сгорбившись, главный районный агроном Чихаев, высокого роста и полный, а за ним - не вышел, а выскочил как угорелый - товарищ Недошлепкин, в то время еще бывший председателем райисполкома и другом-попечителем председателя колхоза Прохора Палыча Самоварова. Чихаев остался около автомашины, а Недошлепкин поправил очки и решительно, как в боевое наступление, двинулся к сеялкам. Но, зайдя на пашню, прилип калошами к влажной почве, и одна калоша у него соскочила с ноги. Не обращая внимания на трудности, он кое-как вдел ногу в калошу и, шлепая, приблизился к Терентию Петровичу.
- По какой причине агрегат находится в преступном простое?
- Сыро, товарищ Недошлепкин. Сеять нельзя. Заметьте, калошки-то липнут. Наши почвы…
- Что это за сырые настроения! Я думаю, немедленно сеять! - уже приказывал Недошлепкин. - Соседний район уже имеет пятнадцать процентов плана, а мы - четыре! Срыв! Полный срыв! Заводи трактор! - крикнул он Косте.
Костя, по неопытности в обращении с начальством, струсил и рванул ремень пускача, и тот застрекотал пулеметной очередью, заглушая крик председателя райисполкома. Было видно, как Недошлепкин открывал по-цыплячьи рот, произнося указания, размахивал руками, но слов его не было слышно. Терентий Петрович спокойно стоял на подножке правой сеялки и ждал, когда замолчит пускач. Наконец пускач успокоился, и трактор запыхтел сосредоточенно, ровно и тихо. Тут-то и посмотрел Костя на Терентия Петровича. Тот отрицательно покачал головой, давая понять, что никакого дела не будет: надо стоять.
- Товарищ Недошлепкин! Нарушение агротехники - это же прямое преступление. Почва не готова - сеять не можем. Мы ждем. Будьте покойны, часу одного…
- Что-о-о-о! Я - преступление? - Недошлепкин рванулся к кабине трактора, снова потерял калошу, поднял ее обеими руками и грозно вопросил: - Как фамилия?
И крупный человек Костя, а стушевался.
- Клю… Клюев Константин, - выдавил он.
- Запишем! Примем меры! Как фамилия? - круто повернулся Недошлепкин к Терентию Петровичу.
- Климцов, - спокойно ответил Терентий Петрович.
- Приму меры! Пожалеете! Срыва плана не допущу! Вперед! Я полагаю - вперед! - И Недошлепкин поднял вверх калошу, как железнодорожник сигнальный флажок перед отправлением поезда.
Терентий Петрович резко повернулся к Косте и махнул рукой:
- Давай!
Сеялки поползли по сырой почве, накатывая ее катышками, примазывая дисками и оставляя семена незаделанными.
Недошлепкин сел в автомашину и помчался форсировать темпы выполнения плана, а Терентий Петрович, не отъехав и ста метров, велел Косте заглушить трактор и сказал:
- Ну, Костя, давай теперь заделывать семена ногами. Все равно стоять… Да оно, видать, только завтра и годится сеять.
Теперь они оба закрывали семена почвой, набрасывая ее носками сапог. Им стало скучно до невозможности. Сначала работали молча, а потом поругались.
- Ты зачем завел трактор? - со злобой шипел Терентий Петрович.
- А ты зачем махнул рукой, чтобы ехать? - басом, во весь голос кричал Костя.
- Если бы ты не завел, то я бы не махнул.
- А если бы ты не махнул, то я бы не поехал.
- Ты главная фигура - тракторист. Сказал бы: "не поеду!" - и все тут, - наступал Терентий Петрович.
- Я тебя везу, - бубнил Костя, - а ты качество делаешь. Сам так говорил. Кто же главная фигура?
- Ты.
- Нет, ты, - упорствовал Костя.
- Ну сей один, если я главная фигура. Сей!
- Буду и один сеять.
- Ну и сей! Пожалуйста, сей, сделай одолжение!
- А что ж, думаешь, не буду? Вот возьму да и поеду по сырой почве. В случае чего, скажу - Недошлепкин приказал.
- Я тебе поеду по сырой! Во вредители колхозного строя хочешь идти? Иди, иди! Сей по сырой, маломысленный человек. Я тебе! - И Терентий Петрович подскочил к Косте.
Костя дернул головой, шапка его соскочила с головы, и вдруг… Терентий Петрович просветлел! Из-за отворота Костиного треуха выпал ключик "девять на двенадцать". Костя поднял его, отряхнул, дунул на него, вытер о засаленный ватник и, уже улыбаясь, сказал:
- Примите, Терентий Петрович. Сунул по рассеянности за шапку и забыл.
- Да тут отца родного забудешь, - смущенно поддержал Терентий Петрович, будто в утере ключика был повинен не Костя, а кто-то другой.
Несколько минут спустя они уже курили, сидя рядом на ящике сеялки, и Терентий Петрович говорил:
- И что только может человек наговорить сгоряча!.. Как я тебя?
- Вредитель колхозного строя! - И Костя заразительно захохотал.
Терентий Петрович тоже захохотал и сквозь смех, подражая Недошлепкину, взвизгнул:
- Впере-ед! Я полагаю - вперед!
К вечеру они проехали пробный ход, и Терентий Петрович заключил:
- Завтра, часов с одиннадцати, начнем во весь разворот. Ну, Костенька, дожили до посевной. В грязь лицом не ударили. Выдержали.
- Факт.
Посевная прошла отлично. Костя Клюев дал самую большую выработку на трактор. Лучшего качества сева, чем у Терентия Петровича, нигде, конечно, тоже не было. Вскоре после посевной, накануне прополочной, созывалось районное совещание передовиков сельского хозяйства. Правление колхоза выделило делегацию, в которой первым по списку значился Терентий Петрович. Люди были подобраны самые передовые, в этом никто не сомневался, но встал вопрос: кому выступать от лица колхоза? Костя - хорош, но в ораторы не годится. Илья Семенович Раклин второе место занял после Кости, но голос хрипловатый. Терентий Петрович разве? Все согласны, но… рост уж очень мал: станет за трибуной и - каюк! - скрылся из виду. Этого, конечно, никто вслух не говорил, но мысль такая витала у многих. Наконец бригадир Платонов сказал так:
- Думать тут нечего. Если Терентию Петровичу стать сбоку трибуны, то лучшего человека не найти. Голос, как у певчей птицы, тон знает, сказать умеет, лучше него никто не сложит.
Было это еще в те, теперь уже давно ушедшие в прошлое, времена, когда председателем колхоза состоял Прохор Палыч Самоваров. После заседания правления он просмотрел список делегатов, вычеркнул всех бригадиров - за "недисциплинированность" и написал на углу "утвердить". Счетоводу он велел составить речь для Терентия Петровича и самолично ее поправил. Оратора вызвали в правление и председатель изрек:
- Выучишь наизусть. Чтоб без запинки. Перед всем районом отвечаешь за колхоз и за мое руководство.
- Да я сам-то, может, лучше надумаю.
- Но, но! - пристукнул легонько по столу Прохор Палыч. - Бери пример с работников районного масштаба. Они как? Положит листок на трибуну, прочитает во весь голос, а тогда уж смотрит на собрание. А ты что? Хочешь так прямо сразу и глаза лупить на всех? Не полагается. Я, Самоваров, установку тебе дал. Выполняй!
Терентий Петрович взял речь, свернул вчетверо, сунул в боковой карман и вышел. То ли ему не понравилось сочинение счетовода, то ли еще по какой причине, но перед самым отъездом он заявил:
- Речь читать не буду.
Это уж было чересчур, и Прохор Палыч вспылил. Делегаты уговаривали Терентия Петровича, но он упорно отказывался. Ходил задумчивый, иногда шептался о чем-то с Костей, ходил к Евсеичу и тоже шептался с ним, о чем-то секретничал с бригадиром Платоновым. И вдруг столь же неожиданно, будто у него созрело какое-то решение, заявил:
- Ладно. Речь читать буду.
Совещание открыл секретарь райкома Иван Иванович. Он хоть и новый в районе человек, но колхозники успели его полюбить за простоту, ум и прямоту характера. В своей речи он сказал, что у нас есть много таких колхозников, которые овладели машинной техникой, знают агрономию, совсем разучились плохо работать, что это новые люди - строители коммунизма, что это большие люди, что по своему труду они являются вожаками масс. В числе других передовых колхозников он упомянул и прицепщика Терентия Климцова.
Терентий Петрович слушал и вспоминал, как Иван Иванович не раз заезжал к нему на сев и, не дойдя еще несколько метров, уже здоровался:
- Привет Терентию Петровичу! - А подойдя, подавал руку и спрашивал: - Как успехи?
- Двадцать пятый гектар добираем сегодня.
- Вот это да! Мне, Терентий Петрович, у вас, честное слово, нечего делать. Но, знаете, все-таки буду заворачивать. Мы ваш метод - заезды, засыпка семян на ходу, технический уход, часовой график - уже пропагандируем. Завтра к вам заедет корреспондент районной газеты.
Иван Иванович закончил свою короткую простую речь. У Терентия Петровича было радостно на душе. Он аплодировал вместе со всеми и вдруг увидел в президиуме Недошлепкина. Стало почему-то сразу скучно, и возникла жгучая потребность громко, на весь зал сказать о своем неудовольствии.
В перерыве он подошел с Костей к буфету.
- По сто? - сказал Костя.
- Можно, - подтвердил Терентий Петрович, но скука его не прошла. Он угрюмо взял стопку, чокнулся с Костей, но пить не стал - задумался.
Костя опрокинул свою стопку, воткнул вилку в сардельку и недоуменно спросил:
- Ты что ж, Петрович?
Терентий Петрович ничего не ответил. Он оставался в задумчивости и слушал духовой оркестр, исполнявший вальс.
- Что с тобой? - участливо повторил Костя и, нагнувшись к его уху, прошептал: - Ты ж хотел, "как на обходе"… Пей.
- Нет. Не буду пить, Костя.
- И говорить не будешь? - удивился тот.
- Буду.
- Так для смелости и долбани чуть… Сто - ничего не означает, а сил прибудет.