Майрам не побежал вместе с таксистами навстречу пассажирам. Волкодав и его учил ловить "королей" на перроне, тыкаясь то в одну кучку людей, то в другую, звонко предлагая свои услуги. Сноровка у него подкреплялась настырностью, нагловатой убежденностью, что в душе каждому человеку хочется прокатиться на такси, надо его только слегка подтолкнуть. Настоящее имя Волкодава - Савкудз, но его забыли. Кличка так и прилипла к нему. Как-то даже Николай Николаевич Стуков - начальник автотранспортной колонны, - выступая перед коллективом, провозгласил: "Каждый из вас должен брать пример с нашего передовика, товарища Волкодава!" А Волкодав и не обижался, шутливо твердя: "Савкудз в переводе с осетинского означает черная собака. Так что какая разница: Савкудз или Волкодав".
Но настоящую славу Волкодаву добыл Илья, открывший в нем способность спать во всякой обстановке, а главное по какому-то неведомому внутреннему сигналу просыпаться точно в нужный момент. Волкодав сам спокойно принимал все ахи и охи, но Илья гордился талантом друга бурно и восторженно и демонстрировал его любому: и знакомому, и случайному прохожему.
Что касается Майрама, то он слышал кое-что похлеще. И не такие чудачества у людей прорываются. Как-то он месяц пробыл в военных лагерях. Дали им там нагрузочку еще ту. Одних марш-бросков с десяток было, так что Майрам даже дремал на ходу: голова клонилась вниз, веки так и норовили захлопнуться… Но больше, чем вечное желание поспать, Майрама мучила его борода. Есть счастливцы, что бреются через день, а то и раз в неделю. А волосы Майрама так и прут без всяких тормозов. Хоть в день дважды за помазок берись! А подполковник что? Какие ему объяснения дашь? Однажды сказал - брейся, второй раз повторил, а на третий совсем рассвирепел: "Ты меня компрометируешь!" Что делать? Стал Майрам подыматься ни свет ни заря. Холодной водой намылится и водит на ощупь безопаской по щекам. Их лагерь неподалеку от аэродрома располагался. Чуть начнет рассветать, летчики над ними измываются, раскаты реактивных истребителей до костей пробирают. Все дрожит. Палатку чуть воздушной волной не сносит. А братва ничего - спит. Начал Майрам под этот аккомпанемент бриться, да тут отрывается от подушки голова одного чудика и жалобно так произносит: "Перестань скрипеть лезвием, спать не даешь". Самолеты в ста метрах над ним проносятся, гром и грохот обрушиваются на него - не слышит, а скрип лезвия спать ему не дает?! Майрам поведал об этом случае брату Сослану, тот пояснил: "Вся штука в психологии…"
Майрам усмехнулся. Знакомый маневр: когда трудно объяснить поведение людей, вспоминают психологию. Век у нас такой - психологический. Ну что ж, Майрам воспользуется этим, будет бить по психологии людей. Ты, Волкодав, беги, толкайся на перроне, хватай за рукава людей, уговаривай, доказывай им полезность такси и неудобства трамвайчиков. А он, Майрам, человек гордый, ему бегать по ступенькам грешно. И не он к "королям", а они сами к нему бегут.
Майрам не спеша полез в карман куртки. У него оставалось минуты три - этого было достаточно.
…Толпа двигалась по мосту. Впереди шла девушка в светлом пальто и высоких - по самое колено - чулках-сапожках на платформе. Через плечо была перекинута кожаная дорожная сумка с хлястиками и бляхой. Она шла быстро, напористо, насколько ей позволяли толстые подошвы. По сторонам не смотрела.
"Она бы!" - радостное (предчувствие волнующего знакомства охватило Майрама, и он напряженно замер в ожидании. Пройдет или не пройдет? Такие девушки всегда приводят, его в смятение. Как встретит таких таинственных, словно сошедших с небес сказочных созданий, тонких до хрупкости, с белеющими невинными коленками, - теряется и не смеет взглянуть им в глаза… Это оттого, что такой девушки у него никогда не было. Может быть, сегодня посчастливится? "Не пройди! - кричал он, конечно, мысленно. - Моя машина целиком и полностью к твоим услугам! Да что машина?!"
Девушка шагнула с последней ступеньки моста на асфальт и… ее блестящий сапожок едва не задел бумажку. Но она не заметила ассигнацию, она прошествовала дальше. Майрам, ты - наивный пижон! Такие девушки сходят с небес не для того, чтобы смотреть себе под ноги. Красавицы знают себе цену, они ходят по земле с высоко поднятой головой, им не до бумажки, валяющейся посреди площади.
С моста на площадь хлынула, стуча каблуками, толпа. Теперь не время всматриваться в лица. Нельзя было ни на секунду упускать из вида бумажку. Кто-то обязательно обратит на нее внимание. Такого еще не бывало, чтобы она оставалась незамеченной - в наше время деньгами не разбрасываются. Предчувствуй Майрам, к чему приведет рыбачество, он мог бы еще уйти. Но он ждал, он жаждал поймать "короля"… Мелькали ноги: мужские, женские, детские, полные и тонкие, кривые и стройные, в туфлях, сапогах, босоножках - белых, черных, зеленых, красных, коричневых, синих, на высоких, средних, низких, тонких, толстых каблуках, - и никто не смотрел под ноги, не замечал своего счастья в виде десятирублевки.
Толпа стала редеть. Прошли парень и девушка: он в коричневой дубленке, она в плаще с погончиками-застежками; он, обняв ее за плечи, шептал ей на ушко, она с улыбкой всматривалась в его лицо.
По ступенькам моста деловито спустился мужчина лет под сорок - невысокий, с пролысинами на лбу, в огромных очках с золотой оправой, за которыми поблескивали умные, пытливые глаза. Неизвестно, что ему было тяжелее нести - желтый чемодан или живот, выпиравший из него, как барабан музыканта, идущего на параде духового оркестра. Но он, казалось, не замечал тяжести ни того, ни другого.
Очкарик ступил на асфальт и, прищурившись, оценивающе-запоминающе оглядел привокзальную площадь. Так Петр Первый, наверное, прикидывал место под будущую столицу. Так командир батареи выбирает огневые позиции, заранее предвидя, где, что и как будет, когда разгорится бой…
Майрам хорошо запомнил тот отрешенный его взгляд. У Гагаева тогда мелькнула догадка, что незнакомец смотрит на площадь с толпой людей и машинами, заполнившими ее, но видит нечто другое. Свое. Пошевелить бы Майраму мозгами, прикинуть варианты, попытаться отгадать, отчего у него это выражение, откуда эта привычка видеть больше, чем способно охватить зрение. Смекнуть бы, что перед тобой не простой смертный, - и дать деру от него. А Майрам, бестолочь, кротко ждал, когда взгляд мужчины упрется в бумажку, валявшуюся метрах в пяти от него.
Брови очкарика шмыгнули вверх. В ногах у прохожих валялась десятирублевая ассигнация, и никто ее не подымал?! Чудеса да и только! И тогда еще Майраму было не поздно ретироваться. Но охотничий азарт уже овладел им. Все в таких случаях ведут себя одинаково - отчаянно спешат, и это выглядит забавно. Очкарик же пожал плечами и нехотя, сделав два-три неловких движения, лавируя меж прохожих, остерегаясь, чтоб не сбили его, нагнулся… "Пора!" - скомандовал Майрам себе. Десятирублевка в тот момент, когда очкарик вытянул руку к деньгам, внезапно метнулась из-под его пальцев в сторону и вновь замерла. Не выпрямляясь, человек засеменил ногами и опять потянулся к деньгам. Ассигнация и на сей раз не далась ему в руки - опять в самый последний момент улизнула… Все, теперь он был на крючке.
Знал бы Майрам, кого пытался подцепить на крючок. Но жизнь так полна несуразиц: ловит жертву Майрам, а в конечном итоге сам окажется на крючке. Впрочем, Майрам, видимо, уже попал в орбиту очкарика, а как показали дальнейшие события, избежать столкновения с ним уже было немыслимо. Но пока Майрам сам рыбачил и умело: неторопливо, но сноровисто, обогащенный многомесячным опытом… К удивлению очкарика, бумажка ожила и медленно поползла по земле. Он выпрямился. Не передать выражения его лица. Глаза его, растерянно поблескивая сквозь стекла очков, проследили направление, по которому двигалась бумажка, и уткнулись в стоящего у "Волги" таксиста в короткой кожаной куртке. Он увидел высокого крепкого паренька, серьезно и деловито накручивавшего на кисть левой руки нитку, к которой была привязана десятирублевка. Очкарику накричать бы на одурачившего его таксиста, но парень старательно демонстрировал ему свою ладную фигуру да двигал широкими плечами, напрягая мускулы, чтоб выглядели они еще мощнее. К тому же таксист не улыбался, не смеялся. Он был так занят своим делом, что некогда и поглядеть на незнакомца. Бумажка поползла к его ногам.
- Ловко, - усмехнулся очкарик и натянуто улыбнулся.
Теперь они играли каждый свою роль. Играли верно. Без осечки. Словно сотни раз прорепетировали сцену. Майрам по опыту знал, что человеку, попавшему в такие сети, нелегко уйти, хоть его никто и не удерживает. Психология! Ему непременно надо показать, что он воспринял шутку, что он не жаден, а стал подымать деньги всего-навсего по той причине, что не любит беспорядка. А кто станет возражать, что валяющиеся деньги на земле - явный беспорядок? (Так Майраму прямо однажды и заявил попавшийся в сети старик).
Очкарик направился к таксисту. Майрам деловито подтянул с земли бумажку и стал отвязывать нитку. Его пассажир - Майрам в этом уже нисколько не сомневался - остановился перед таксистом.
- Шутник, - выдавил из себя очкарик.
Майрам поднял на него глаза, невинным взглядом окинул его бренную фигуру, привычно бросил профессиональную фразу:
- Вам куда?
Улыбка превратилась в гримасу - сердитую и недоуменную. Таксист не дал ему опомниться - распахнул дверцу:
- В город? Садитесь.
И тут юмор, щедро заложенный в очкарика природой, взял верх. Он задорно захохотал, вытер платком вспотевшее лицо и охотно втиснул свой живот в машину, а потом полез и сам. Только усевшись, он вспомнил о чемодане:
- Вещи?!
- Положим и их, - успокоил Майрам его и направил машину к сиротливо торчащему посреди площади чемодану.
Возле него, едва сдерживая улыбку, стояла худая женщина с черной сумкой. Итак, за их игрой наблюдала публика, и, судя по реакции, она достойно оценила таксиста. Женщина упрятала свою улыбку и деловито спросила:
- А мне можно сесть?..
- Половим попутчиков или - в дорогу? - спросил таксист. В поисках пассажиров он подъехал к автобусной остановке.
Так и есть - автобус и на сей раз опоздал, и шансы Майрама повысились. И тут он заметил девушку в белом пальтишке и чулках-сапожках. "Крошка" - как и положено! - остановилась возле нее.
- Есть место в город, - обратился Майрам к ней и не к ней: - Через четверть часа будете обнимать мамашу, папашу, братика, сестренку… Автобус час плетется, да еще когда он прибудет сюда! - присвистнул он.
Девушка смотрела в сторону.
- Не желаете? - уже прямо к ней обратился Майрам.
Она глянула на часы. На крыло машины навалилась огромная кошелка. Неуклюжая коротышка-бабенка была явно из числа базарных торговок:
- Сколь будет до гор ода-то?
- Восемьдесят копеек, - отодвинул таксист ее кошелку.
- Восемьдесят? - задумалась торговка.
Майрама интересовала не она. Он распахнул дверцу перед девушкой в чулках-сапожках:
- Садитесь.
Она смилостивилась над ним, снизошла до такси, сняла себя пальто, аккуратно сложила его и, усевшись, поправила юбку на коленях.
У обшарпанной "Волги" Волкодава толпа. Над нею возвышалась фигура здоровенного детины в соломенной шляпе, отчаянными рывками он пытался открыть левую дверцу, которую давно уж намертво заклинило. Под его неистовым напором машину качало, точно корабль в девятибалльный шторм.
- Эй, эй! - предостерегающе крикнул Волкодав, укладывая чемоданы в багажник, - сломаешь - платить будешь. За ходи справа.
Воспользовавшись оплошностью детины, пассажиры уже заполнили такси. Детина метнулся вправо, потянул за рукав женщину:
- Вылазь! Энто мое место.
Женщина упиралась, вырывала рукав, возмущалась…
- Майрам, захвати, - расщедрившись, кивнул на детину Волкодав и завел мотор.
Детина оценивающе посмотрел в сторону Майрама, снисходительно хлопнул дверцей, процедил сквозь зубы женщине:
- Ладно, считай, что повезло тебе… Приблизившись к "Крошке", он попытался оттиснуть в сторону торговку, но теперь и она решилась кутнуть:
- Дьявол с ними, с восьмьюдесятью копейками!
- Опоздала, бабка, - оттолкнул ее кошелку детина и, тиснув в середку женщину с черной сумкой, уселся в машину.
Но бабка была давно уже приучена к базарному духу соперничества. Не уступить! Ни за что не уступить! - так и было написано на ее лице, и она визгливо закричала:
- Моя очередь была, моя!
- Раз уступил, теперь - тебе?! - возмутился детина и тут же показал себя эрудитом. - Международный год женщин уже отчалил!
- А мы можем потесниться, - заявила женщина с сумочкой, - если товарищ водитель не возражает…
Вот она и выдала одной фразой свою профессию - и по тону, и по обращению явно учительница.
"Товарищ водитель" молча пожал плечами, решив, что ее худенькую фигурку гаишникам и днем с огнем не заметить. А Увидят, можно и поспорить: десятилетний мальчуган - и тот пошире ее будет…
Учительница скрылась меж детиной и толстячком. Ее седая голова выглядывала между их плечами, сверкая строгими очками…
…"Крошка" мчала во всю прыть. Майраму на этой трассе знакомы каждый поворот, каждая выбоина. Освободите трассу от машин, и Майрам даст сто против одного, что проедет от Беслана до Орджоникидзе с закрытыми глазами. А если будет в духе, то и обратно. Для таксиста хорошее настроение - верное средство от аварий. В душе Майрама духовой оркестр выводил краковяк. Да и как иначе? Все получилось как по маслу. Рядом девушка-красавица, о которой он не в силах был не мечтать. И он фантазировал, поглядывая в зеркальце, в котором отражались ее лоб и глаза. А пухлые губы, подбородок с ямочкой посредине не были видны. Надо при случае незаметно поправить зеркальце. А пока любовался ее глазами. И как он осмелился обратиться к ней? Обычно таких не затрагивал. Смотрят на брата-таксиста свысока. А может, и нет. Вполне вероятно, что Майраму это кажется. Попытаться, что ли? Заговорю! Только дам ей немного привыкнуть к себе.
Майрам вел "Крошку", небрежно положив правую руку на руль, а левую выставив в окошко. Ему казалось, что он похож на актера кино, вот только фамилию его не запомнил. Из итальянцев он. Женщин вокруг него! И все убиваются, страдают по нему. Он тоже так водил машину - одной рукой. Это Майрам у него перенял. И руки у них похожие - загорелые и мускулистые, с крепкими пальцами, а кожа покрыта черными до синевы волосами. Люди не замечают, как часто используют образы из кинофильмов, как подражают Тихонову. И не подозревают, как легко позволили кино войти в их жизнь, в их привычки, будни, мысли… Тот актер сейчас завладел Майрамом. Итальянец не стал бы медлить, смело положил бы руку на плечо девушке…
Майрам зажмурился, представив себе, как он выглядел бы в такой позе. Мечта! На ее белых и тонких плечах смуглая сильная рука настоящего мужчины. Промчаться бы так, в небрежной позе, привычно обнимая девушку с ямочкой на подбородке - одну из роя красавиц, которые убиваются по его любви - мимо Ильи, Волкодава, Володи, Стукова, остальных ребят, - то-то было бы разговоров да завистливых взглядов. Они смотрели бы ему вслед, а он мчался, не замечая, и девушка в чулках-сапожках прижималась бы щекой к небрежно свисавшей с ее плеча волосатой руке, не сводя с Майрама радостных глаз.
Нежные пальчики ее он явственно ощущал на своей руке, твердо державшей баранку…
…"Крошка" обгоняла одну машину за другой. Дорога бросалась на Майрама, чтоб в последний момент пугливо нырнуть под машину. Он тихо насвистывал. Пассажиры молчали. Они не успеют разговориться. Вот если бы ехали часик-второй… А сейчас не успеют привыкнуть друг к другу - и приехали. Они слушали свист Майрама и не догадывались, что везет их не он, а итальянец, и на шее у него повисла девушка с удивительно тонкими и нежными коленями, и вся она точно из картинки, что шоферы любят цеплять над окошком… Вот она приложила пальчики к губам Майрама…
- В Сочи работники таксопарка по совместительству и гиды, - подал голос очкарик. - Нет, им за это не платят, они сами добровольно пропагандируют исторические места своего края. Едешь, а они обращают твое внимание на достопримечательности.
Майрам посмотрел в зеркальце. Так и есть: лицо очкарика сияло, он явно хотел произвести впечатление на девушку. Ах ты, старый хрыч! И она хороша - косит на него взглядом. Майрам, конечно, знал, что в их городе, старом и милом Владикавказе, побывали и Пушкин, и Лермонтов, и Толстой, и тот, кто написал про графа Монте-Кристо, и еще многие известные люди. Но где они останавливались? Сколько лет прошло, как учительница рассказывала…
Девушка глянула на Майрама. На ее губах играла усмешка. Чему она так? Детина в окошко глядел, но и по затылку видно, что и он ждал… Чего они от Майрама хотят? Ждете? Ну, хорошо же…
Майрам откашлялся, махнул влево расслабленной кистью руки и заговорил неестественным, как у экскурсоводов, голосом:
- Граждане пассажиры, бросьте взгляд на этот перекресток дорог… Он знаменит тем… - и на время умолк…
Очкарик победоносно посмотрел на девушку сквозь золотые очки, мол, видали, проняло… Детина с интересом сверлил Майраму затылок. Учительница терпеливо ждала. Лишь бабенка клевала носом в свою кошелку.
- Так вот, этот перекресток знаменит тем, - продолжил таксист, - что в прошлом году здесь перевернулось такси. Все насмерть. Невредимым остался лишь таксист.
Очкарик ошарашено заморгал глазами. Детина, приняв сообщение всерьез, в скорбной мине вытянул лицо. Девушка недоуменно повернулась к таксисту, но Майрам, сдержав улыбку, смотрел сурово.
- И поворот, что вы видите, еще тот! - продолжал он. - Здесь такси… с четырьмя пассажирами врезалось в кран. Все в лепешку. Живым остался только таксист.
Глаза очкарика с подозрительной лихорадочностью забегали из стороны в сторону. Он попытался было заглянуть таксисту в лицо, но Майрам был непроницаем, ну точь-в-точь Штирлиц в кабинете Мюллера. Пришла его пора. Майрам резко нажал на педали. Завизжали тормоза. Очкарик бульдожьей хваткой вцепился в переднее сиденье. Ага, нашел-таки твою слабинку, старый хрыч! Довольный Майрам моргнул девушке. Она отвернулась. Но моргание заметил детина и, поняв игру, засмеялся, ткнув пальцем в очкарика.
- А сейчас мы приближаемся к самому опасному повороту во всей стране! Здесь что ни день - авария. И вчера такси и самосвал… Лоб в лоб… Все насмерть, живым остался…
- Таксист? - нахмурила брови девушка.
- Шофер самосвала, - парировал Майрам. - И случилось это вот здесь…
Майрам круто завернул "Крошку". Ее стон заставил очкарика пригнуться. Всех шарахнуло в сторону. Торговка мелко закрестилась. Детина глухо хохотнул. Взгляды Майрама и девушки столкнулись в зеркальце. Она не смеялась. Таксист вновь рванул "Крошку", заворачивая за угол… Очкарик стоически пытался скрыть охватившее его беспокойство. Он был явно из числа тех, у кого воображение здорово развито. Другой еще только подумает о том, что может случиться, если вдруг… - а этот уже явственно себе представляет все вплоть до траурных звуков Шопена…
- Я вас всех довезу до места, - пообещал Майрам и добавил: - Не беспокойтесь, моя очередь на аварию еще не наступила. Мне Сослан, брат мой, подсчитал. Сперва он выяснил, сколько в нашем городе машин, затем, сколько аварий происходит в день, разделил количество шоферов на число аварий, и выяснилось, что я могу совершить аварию через шесть месяцев и три дня. А у меня с предыдущего столкновения прошло всего пять месяцев с хвостиком…