- По науке выбирать вас, таксистов, надо, - забасил детина, - целее будем.
Майрам вновь вошел в роль итальянца: одна рука - на баранке, вторая выставлена навстречу ветерку. Ветви деревьев, выстроившихся по обе стороны дороги, казалось, опрокидывались на кузов машины. "Крошка" стремительно приближалась к выросшим в степи домам.
Отчаянный вопль вырвал Майрама из грез. Руки его инстинктивно вцепились в баранку, ноги сами нажали на тормоза. Он покосился на девушку. Испуганная и трепещущая, вся изогнувшись, она прильнула к самой двери. Щитом выставила перед собой ладонь. Мини-юбка встопорщилась, оголив колени - сознание зафиксировало это, хотя внимание было приковано к тому, что делали руки и ноги, приводя в действие тормоза, прижимая "Крошку" к самой обочине дороги. К визгу шин присоединился хохот детины. Майрам оглянулся и все понял: из кошелки бабки вытянул шею гусь и, нацелившись в яркие бусинки на шее девушки, клюнул…
Торговка затолкала голову гуся в корзину, а учительница для верности накрыла ее мешковиной. Детина развеселился не на шутку. Девушка провела ладонью по шее, упрекнула торговку:
- Чего же гусей в такси возите?
- Впервой что ль гусыня тебя щиплет? - насмешливо спросила торговка.
Девушка опасливо покосилась на корзинку, и по ее лицу нетрудно было догадаться, что до сегодняшнего случая она знать не знала, что гуси могут щипаться.
- Она его только за столом чуяла, - залился смехом детина, - когда гусь на тарелочке, в стриптизном виде! - и оборвал свой хохот: - Скотинку-то на базар, бабуль? Почем отдашь?
- "Бабуль", - обидевшись, передразнила она его, - у меня муженек помоложе тебя будет…
- Хо-хо-хо, - забасил детина, - как попался он тебе? Чем заарканила?
Девушка заметила взгляд Майрама, цепляющийся за ее колени, торопливо прикрыла их юбкой и зло посмотрела на него.
Майрам лишь на минуту отвернулся, а когда вновь поднял голову, то увидел вблизи себя встречную "Волгу", мчащуюся на такой скорости, будто она не подвластна всевышнему. Он крутанул баранку вправо… Поздно!
Глухой удар потряс "Крошку". Она вильнула в сторону. Руки вцепились в взбесившийся руль, ноги вжались в тормоза. "Крошка" с трудом устояла, не перевернулась. Майрам не успел вылезть из своей машины, как на него коршуном налетел собственник встречной "Волги".
- Глаза у тебя есть? - сунул он ладонь к его лицу, не догадываясь, что нос является гордостью Майрама и задеть его никому не рекомендуется даже ненароком. - И кто тебя посадил на такси? Кто тебе доверил руль?!
Майрам терпеливо выслушал его, выполз из "Крошки", обошел ее в сопровождении детины, охающей торговки и очкарика - девушка и учительница не вышли из машины, потрогал развороченный бок, зачем-то понюхал отвалившуюся жестянку: убедился, что дело плачевно. А над ухом жужжал торжествующий при виде его страданий собственник:
- Видал?! А что еще с моей натворил?! Пойди посмотри! Что делать? Они направились к машине собственника, возле которой стояла насмерть перепуганная молодуха и растерянно рассматривала изуродованную свою гордость, свею любовь, свое богатство - личную "Волгу"… Собственник махнул рукой на видневшийся вдали поселок и приказал молодухе:
- Беги к поселку. Звони в ГАИ.
- Откуда, милый? - растерянно спросила она.
- А я знаю?! - вскипел он. - Из магазина, аптеки, школы… Что там у них еще есть?! Пусть гаишники быстро направляются сюда да лишат прав этого голубчика!
- Бегу, милый! - молодуха засеменила к поселку. Майраму было не до женских прелестей, но привычка есть привычка - заставила посмотреть ей вслед: он не только оценил ее мелькающие ножки, но и убедился, что и у красавиц при определенных обстоятельствах может быть повышенная скорость передвижения. Майрам прошелся по трассе, присел на корточки, высматривая следы шин, и присвистнул: сомнения не было - "Крошку" занесло на противоположную сторону дороги. Виноват он, Майрам! Следовало действовать, пока не заявятся гаишники. Но как избежать заслуженной кары? Размышлять мешал собственник, который внимательно наблюдал за его реакцией и злорадствовал:
- Ремонт моей рубчиков в пятьсот обойдется! Да столько же на свою ухлопаешь!
Виноват Майрам. Это хорошо понимал собственник, это дошло и до пассажиров.
- Убедился? - кричал во весь голос собственник. - Поле вой ты гнал. Куда спешил? Мог и нас угробить, и сам с копыт!
Собственник уже представлял себе сцену похорон и то, как ежемесячно с Майрама станут удерживать энную сумму. Таксист ни разу не видел, чтоб так радовались аварии. Майрама так и подмывало отбрить его. Но как? Переть против фактов: И тут его осенило… Перво-наперво надо было усыпить бдительность недруга.
Майрам вздохнул, проникновенно и кротко произнес, глядя в небо:
- Живы остались - это главное, - покачав головой, направился к своей машине.
- Если бы я не вывернул, всем нам точно - каюк! - догоняя его, тараторил собственник, одновременно обращаясь и к детине, и к очкарику.
- Ой, ой, ой, что было?! - крестилась торговка. - Чудом остались живы, чудом!
У Майрама всегда есть про запас бутылочка. Естественно, коньяка. Армянского. Извлек он его из тайничка. А следом и лимончик. Выловил из багажника две рюмочки. Наполнил обе. Обратите внимание - обе! Одну подал собственнику, вторую поднял сам, объявил тост:
- Выпьем за то, что живы остались! А собственник - с рюмкой в руках! - все исповедовался:
- У меня не было аварий. И по своей вине никогда не влип бы!.. Вижу мчишься - аж внутри оборвалось.
Майрам чокнулся, дружески посоветовал:
- Пей. Коньяк успокаивает.
- Хорошее средство, - очень даже к месту поддакнул детина.
- Да-да, надо успокоиться, - согласился пострадавший и опрокинул коньяк в рот. - Легко пошла!
Еще бы! Даровая. Первоклассный коньячок, армянский. Успокаивающий и одновременно бодрящий. Как было отказаться?! Майрам соболезнующе проследил, как он глотнул коньяк, и, когда рюмка опорожнилась, скорбно улыбнулся. - Хорошо! - провозгласил собственник и вдруг увидел, что таксист переливает коньяк из своей рюмки опять в бутылку. - А сам чего? - и посоветовал: - Выпей.
Бедняжка, он еще не подозревал, какую шутку сыграл Майрам с ним. Тут на его глазах таксист внезапно преобразился. Это уже не был наивный паренек - пред очи пострадавшего предстал хозяин, сердитый, обремененный бесчисленными заботами о большой семье. - В дороге не пью, - коротко обрезал Майрам недруга и, пряча бутылку и рюмки в багажник, тоскливо зевнул. - Скорее бы ГАИ прибыла!
- Прав могут лишить, - напомнил собственник, не догадываясь о коварстве таксиста, - не боишься?
Майрам опять деликатно зевнул и, не глядя на него, процедил сквозь зубы:
- А чего бояться? Приедут - определят, кто из нас был пьян.
Собственник сперва остолбенел, затем пальцем ткнул сперва на багажник "Крошки", в котором исчезла бутылка, потом Себе в рот, затем вскинул вверх руки, показал на таксиста Поочередно детине, очкарику, торговке, замахнулся на Майрама, схватился за голову, стал бить в отчаянии руками о бедра, соорудил комбинацию из трех пальцев, - и все это без единого слова, жадно ловя воздух… Закончилась эта чертовщина тем, что он безнадежно махнул рукой и отправился на своей машине восвояси. Метрах в тридцати от печального места голос его, наконец, прорезался, и он прокричал в окошко фразу, которую Майрам, естественно, не слышал из-за шума мотора. Впрочем, она была ясна и без слов. Таксист соболезнующе смотрел вслед машине, которая, виляя из стороны в сторону, рывками двигалась по трассе, пытаясь догнать длинноногую молодуху.
- Ловко! - подморгнув Майраму, хохотнул детина.
- А как же мы? - заволновалась торговка. - На чем доедем?
- Довезу, - оборвал ее таксист, - садитесь…
Очкарик с явным интересом поглядывал на Майрама.
…Таксист резко надавил на тормоза - ему прямо в глаза злорадно смеялось красное око светофора. Вчера еще его здесь не было. Ну и орудовцы! Ну и сноровка! Строителям за ними не угнаться. Дом еще без стекол, а шоферам уже предупреждение: будьте настороже! Уж как контролируют каждый шаг водителей! Чем таксист не сын царя, того самого, последнего? У дитяти кровь не свертывалась, от царапин мог отдать концы, - вот царь и приставил к нему с десяток нянь да дядюшек. Сделай царевич шаг, - все его под руки подхватывают: не упал бы! Сберегли-таки. Царевича сберегли, а трон тю-тю. За что судьба его такой напастью наградила? За прегрешения всех Романовых?
Светофоров все больше и больше - и аварий больше, потому как водительские права суют кому попало - вот за баранкой, сплошь и рядом видишь пижонов.
Майрам глянул на часы. Так и есть: вместо двенадцати минут - его нормы от Беслана до Орджоникидзе - двадцать пять минут. И еще сколько потеряешь. "Быстрее из Беслана до города добраться, чем в самом городе две улицы пересечь. И все из-за светофоров. Теперь и этот новенький будет из души жилы тянуть… Ну, вот, наконец-то!"
Очкарик крутил головой по сторонам, выпуклые глаза всматривались в здания, площади, памятники…
…Чтобы вызвать всеобщее внимание к себе, женщине достаточно взбить прическу высотой в полметра, мужчине - в летнюю жару напялить на себя желтый галстук шириной в те же полметра. Ну, а таксист становится героем дня, когда попадает в аварию…
Майрам двигался по улицам города на тишайшей скорости, потому как кузов "Крошки" от малейшего толчка мог развалиться. Правое крыло свешивалось до самой земли, точь-в-точь как подбитое крыло петуха. Майрам даже подумал, не поэтому и крыло машины так назвали. Он ехал, и все - взрослые и дети, спешащие и вольношатающиеся, пешеходы и обуздавшие транспорт, - в общем, все, кому в этот час посчастливилось оказаться на его пути, пялили глаза на "Крошку" и на таксиста. В них любопытство, сочувствие и злорадство: "Носит их, словно бешеных, по улицам! Попался, наконец, голубчик!" И радуются, небось, такие, что не с ними случилось. Строг народ к лихачам. Попробуй найди человека, который не пользуется транспортом и кому хочется угодить в дорожное происшествие?! Лихачу совершить аварию при таком интенсивном движении - раз чихнуть. Один человек зазевается, а пострадать могут десятки. Знает это народ и глазеет на разбитую машину, приценивается к пробоинам, стремясь угадать, чем завершилась авария…
…Майрам доставил очкарика к гостинице. Детина подал ему чемодан. Рассчитываясь, очкарик кивнул на развороченный бок машины и спросил таксиста:
- А как же насчет теории вероятности?
- А как же насчет рацпредложений? - отпарировал Майрам.
…У базара сошла торговка. Когда проезжали улицу Кирова, девушка кивнула на переулок: - Мне сюда.
- Ремонт улицы, - не согласился таксист. - Отвезем граждан и с той стороны подъедем к вашему дому.
Детина понимающе осклабился. Удивительно проницательный тип! Таких надо почаще бить. Вылезая из машины, он обдал Майрама басом:
- А здорово ты с этим хлюпиком… Про аварии-то… Ха-ха-ха! - и заговорщически кивнул на девушку: - Прыг-скок!
Таких надо каждый день бить…
Майрам возвратился на улицу Кирова и как ни в чем не бывало свернул в тот самый переулок, на который десять минут назад указывала ему девушка.
- Туда нельзя, улица перерыта, - напомнила она Майраму, и он не понял, насмешка или веселость прозвучали в ее голосе.
- Была на ремонте, - согласился он, - три года назад.
Майрам вдруг оробел. Слов не стало. Знал: надо забросать словами, а не мог. Давнее, почти позабытое чувство охватило его. Не знал, чего в нем больше - доверия, нежности, отчаянной робости? Точно во сне видел счастье. Не что-то конкретное, а большое, голубое, всеохватывающее счастье. И еще - взял бы он на руки это неземное создание и отнес бы… Куда? Сам не знал точно, но далеко-далеко от того, что окружало его, что было в нем, с чем Майрам не мог распрощаться, но что ненавидел в себе. Отнес бы туда, где никого нет, где бы она никогда не услышала ни одного грубого слова, где все - и земля, и камни, и небо, и дождь, и снег - ласкали бы ее. Где были бы только она и он. Майрам чувствовал в себе силу, которая помогла бы заменить ей всех и вся! Она жила в нем! Он все мог! Ради нее, этой незнакомки. Все! Все забыть! Всех забыть!
Майрам боялся выдать себя. Ему и хотелось, чтобы она поняла его состояние, и в то же время он пытался скрыть его. Парень упорно отворачивался в сторону. "Нет! Нет!" - сопротивлялось в нем где-то в подсознании прошлое. Оно взывало к нему, оно напоминало о себе, предостерегало, умоляло Майрама не поддаваться этому чувству. "Все, все они одинаковые!" - кричало оно ему…
- Куда бы нам сегодня вечерком сходить? - услышал Майрам свой голос. И честное слово, вопрос вырвался помимо его желания. Голос выбросил из него совсем не те слова, что были в нем, совсем не то, что жило в нем, что его грело, что Майрам хотел бы высказать этой девушке… Он опять вошел в роль. В роль этого проклятого актера, который никогда ни в чем не сомневался и шел к цели напрямик. Майрам попытался остановиться, но слова были сказаны, итальянец вытеснил его, изничтожил… Но зато как он сам ожил, как взбодрился!
- Что-о?! - услышал Майрам и почувствовал, как у нее даже дыхание перехватило от негодования.
Ему стало стыдно, он хотел поскорее возвратиться на исходные позиции, заново начать разговор. Майрам чувствовал, с какой невероятной силой ненавидит себя. Но что он мог сделать, если в нем жили два человека, и один из них всегда брал верх?
- Не мешает нам в кино сходить… - он не знал, куда во дят таких девушек. - В ресторан заглянем…
Она вся съежилась, резко прервала его:
- Вот мой дом…
Майрам тонул. Но кто когда-нибудь позволял воде безропотно утащить себя на дно? Он лично таких не знает. Не умеет плавать, а колошматит руками по воде. Вот и Майрам начал беспорядочную стрельбу ладонями по морю.
- Начнем знакомство с дома, - правой рукой по морю бух! - Подъезд? - В ответ молчание - голова его опять ушла под воду, Майрам пытался вытянуть ее и шлепнул в отчаянии по воде левой рукой: - Квартира? - Еще один захлеб. - Теле фон? - шепнул он, наглотавшись вволю соленой водицы…
- Остановитесь, - приказала девушка, и Майрам понял, что она не из тех, кого можно ослушаться.
- Я видел: вас не встречали на вокзале, - в нем клокотала кровь, и он не желал уходить на дно, не сделав еще одной попытки вынырнуть. - А должны были?
Девушка вышла из машины. Майрам подал ей сумку, но не отпустил ручку:
- Меня зовут Майрамом… Запомните: Майрам… Номер моей "Крошки" 21–38 СЕГ…
Наконец, она вырвала сумку и быстро выпалила ему в лицо:
- Я запомнила другое… - и едко спросила: - Быть злым - это приятно?
И пошла к дому. Он смотрел ей вслед, пока она не исчезла в подъезде. И еще подождал несколько минут, но она так и не выглянула из окна, хотя он все держал на прицеле - с первого до пятого этажа… Чего в нем было больше: ненависти к себе или презрения? Он ясно представлял себе, какое оставил у нее представление о себе. "Но ведь я не такой!" - кричало все в нем. Но этого-то ей неизвестно. И никому не известно. Майрам совершенно другой, нежели выглядит. Но кто об этом догадается? И найдется ли та, кто это оценит?
У Нахлынула другая волна чувства - жалости к себе и ненависти к ним. Ненависти ко всем, кто не знает, что он, Майрам, Другой, что он не такой бессердечный и безжалостный, каким порой кажется. И ему жаль очкарика, хотя его и стоило проучить за то, что лезет на глаза девушки. И шутил он над ним не потому, что Майрам злой и любит поиграть на нервах людей, а потому что вдруг пришла в голову забавная мысль. А кто из людей может отказаться от остроумной шутки? Майрам такого не знает.
А она? Почему она так строга к нему? Это тоже жестоко! Что ни говорите, а вот так уйти, как она это сделала, - тоже жестоко! И пусть никто не пытается оправдать ее!
- Зря ты так, - раздался за его спиной тихий голос. Учительница смотрела на него из зеркальца. Она умеет быть незаметной. Молчаливая, кроткая, она притаилась за его спиной и была свидетельницей его позора! И этот ее всепонимающий взгляд!
Майрам ждал, когда учительница назовет адрес. Но она Молчала, будто он ее племянник и не однажды бывал у нее дома. Хорош же он в ее глазах - сидит, болван, всматривается в окна здания. "Крошка", словно необъезженный конь, рванулась с места. В зеркальце он видел, как задумчиво она поглядывает по сторонам. Он нетерпеливо оглянулся. Она встретила взгляд спокойно и деловито. Так, будто Майрам давно знал, кто она и какие заботы ее охватили, а она знает все про него, - Понравилась тебе девушка. Понравилась, не возражай. Да только обидел ты ее. Рассердилась она, - голос у нее был ровный, говор чистый…
- Рассердилась? - осмелел Майрам. - Отчего рассердилась? Оттого, что на нее обратил внимание таксист? Очкарику улыбалась, потому что он какая-то шишка. А таксисту - грубить?!
Озадаченная его словами учительница помолчала, но, подумав, убежденно промолвила:
- Нет, напротив, не такая она. Ты отпугнул ее. Злая была у тебя шутка. А такая девушка избегает зла. Ей подавай любовь.
- Любовь? - усмехнулся тот, второй человек в Майраме, его враг номер один. - А что это такое?
- Парень! - возмутилась учительница. - Ты циник. А это нехорошо, - и добавила: - Любовь ни одного человека не обходит. Ни одного… И если тебя обидела одна, ты всех по ней не суди…
- Меня трудно обидеть, - возразил Майрам, подделываясь под итальянского актера.
- В любви и сильный слабым и беззащитным бывает, - парировала она, и гнев затрепетал в ее голосе. - Выходит, ты считаешь, что девушки не бывают искренними? Не способны на большую любовь? А-а, мальчишка! Чего это я тебя стараюсь убедить? - она отвернулась к окну. - Жизнь убедит…
Пусть убедит! Он, Майрам, разве возражает? Пусть жизнь поскорее убедит. Но что-то который уже год убеждает. Вернее, убеждает в другом. Не стоит спорить с учительницей. Что она, старина, знает о сегодняшних девицах? Он обидел девушку? Совсем наоборот - потрафил ее самолюбию, вот, мол, еще один чудик обратил на нее внимание. И девушки, и нравы сейчас совсем другие… И чувства скрытные. Никогда не знаешь, что у девушек за душой. Кажется, что и эта девушка в чулках-сапожках рассердилась. Но, может, только сделала вид? Это раньше Майрам переживал бы, раскаивался, краснел… Сейчас он спокоен. Теперь он знает - это игра. С виду - ангелы, а поглядишь…
Но отчего, как только Майрам увидит такую неземную, в душе трепещет та давнишняя музыка, тот вальс, что кружил ему голову в школе? Отчего охватывает облако чистоты и радости? Будто только что пробил дырочку в скорлупе и прежде, чем выбраться, высунул голову наружу и взглянул на мир: стоит ли вылазить из своего темного и уютного гнездышка. А вокруг солнце ласково щекочет глаза, черемуха отчаянно пьянит запахом, травка манит своей нежной весенней робостью зелени, а рядом воркует мать-наседка… Как тут усидеть в скорлупе?! И ты прешь на этот свет. И плетешь нить своей жизни. И часто делаешь то, чего не хочешь, и хочешь то, до чего не дотянешься…