Все по–другому станет теперь… Завтра же она купит зеленую бумагу и обернёт учебники, как у Ивановой.
- Ты думаешь, я натрепался тебе? - тихо проговорил сзади Кожух.
Рая приподняла голову, но не обернулась. О чем это он?
- Пожалуйста, я хоть сейчас могу.
- Что ты можешь?
- Ну, о чем мы договаривались?
- Ни о чем я не договаривалась с тобой.
- Не притворяйся. Позавчера.
- Я не притворяюсь. На баяне, что ли?
- Могу хоть сейчас. Пожалуйста.
Рая фыркнула.
- Не нуждаюсь. Учи кого‑нибудь другого.
Он обошёл скамейку, встал перед ней, потом сел рядом, на самый краешек - чтобы не помять отутюженные брюки. Рая отодвинулась.
- Случилось что? - прошептал он. - Не бойся, скажи.
Рая глянула на него через плечо.
- С чего ты взял?
Но и ей сделалось не по себе: а что могло случиться?
- Ну, может, рассказала кому? Может, матери рассказала? Ты учти, ты сама пошла, я не тащил тебя.
Она больно закусила губу. Зачем он пристаёт к ней!
- Рая! - произнёс он и придвинулся ближе. Парикмахерской несло от него. - Узнал кто‑нибудь, да? Ты говорила кому‑нибудь?
- Отстань от меня! - И порывисто пересела на другую скамейку. Кожух - за ней, но уже не на краешек скамьи, уже как попало - забыл о брюках.
- Учти, - зло прошептал он, - тебе никто не поверит. Меня во дворе все знают, и отца, а ты… Ты уж помолчи. Все видят, как мамаша твоя…
Рая резко обернулась.
- Это не твоё дело, ясно тебе? Не твоё дело, ты у себя смотри!
- На мою смотрят, можешь не волноваться. Моя у всех на виду, а вот твоя - неизвестно. А яблочко от яблони недалеко падает, это каждый знает. Так что тебе лучше язык за зубами держать. И с Никой ты водишься, а уж Ника, будь спокойна, всем известна.
- Дурак ты, дурак, дурак! - крикнула Рая, вскочила и, плача, быстро пошла к дому.
Смеркалось. Накидка, которую она так заботливо расправляла на подушках три часа назад, смялась вся и была мокрой от слез. Ну и пусть, теперь все равно! Иванова не станет даже разговаривать с нею…
Кто‑то стучал в дверь. Мать… На ходу поправляя волосы, Рая побежала открывать.
- Что‑нибудь произошло? - степенно поинтересовалась мать. Не одна… ОН стоял за её спиной, держа перед собой руки в белоснежных манжетах, - боялся задеть примус или кухонный шкаф.
- Ничего, - ответила Рая. - Лежала. - И пошла в свою комнату. Быстро поправила постель, потрогала опухшие глаза и сразу вернулась. Иначе, знала, мать пожалует сюда с допросом. Присев у тумбочки, делала вид, будто ищет что‑то.
Мать шуршала бумагой - покупки выкладывала.
- Садись, - сказала ЕМУ. И вдруг дотронулась до Раиного плеча. - На минутку.
- Сейчас…
- Ну, кто так разговаривает с матерью? И даже с дядей Лёшей не поздоровалась. Не стыдно?
Рая взяла какую‑то книгу и, направляясь в свою комнату, буркнула:
- Здравствуйте.
Мать прикрыла за собой дверь.
- Ты что позоришь меня! - гневно прошептала она. - Сколько раз я тебе…
- Я не позорю…
- Тише говори! Чего ревела?
- Я не ревела.
- Я что, слепая, по–твоему? Сейчас же говори, что произошло.
- Ничего не произошло. Поцапались…
- Как поцапались?. С кем?
- Поругались.
- Так и надо говорить - поругались. С кем?
- Ты не знаешь - с нашего класса.
- Ну и нечего реветь. Уроки сделала?
- Сделала.
- Ешь и можешь гулять идти.
- Я не хочу гулять.
Мать удивленно вскинула брови.
- Как не хочешь?
- Не хочу…
- Ну, как хочешь. Будешь в этой комнате, со взрослыми нечего торчать.
Ушла, а Рая села у окна. Света не зажигала. Среди листьев темнела слива - та единственная, что уцелела на дереве.
- Поссорилась с кем‑то, - вполголоса объясняла мать в другой комнате. - Ты ведь знаешь - у них сейчас такой возраст. Вот подожди, обзаведёшься своим…
Он тихо ответил что‑то, мать засмеялась и, наверное, погрозила пальцем.
Когда совсем стемнело, Рая вышла из дома. На площадке ярко горела лампа - мужчины вворачивали её, когда садились за домино. Ивановой не было. Все, как дети, теснились рядышком на скамейке, сложив впереди себя руки лодочкой, - в "кольцо налицо" играли. Даже Кожух - из‑за Жанны. Рая постояла и тихо пошла обратно.
Она сидела в палисаднике на скамейке, сколоченной ещё отцом, и слушала пластинки. Мать ставила их одну за одной. Она обожала цыганские песни и под настроение пела их, перевирая мотив.
Скоро Жанну и Шурика позвали домой - значит, ровно девять. Ни минутой дольше не позволяли им пробыть на улице. Рая посидела ещё немного и тоже пошла.
На столе, среди закуски, возвышалась продолговатая и узкая - не наша - бутылка.
- Раиса, садись ужинать, - размеренно проговорила мать. Это она хотела казаться трезвой. - Руки мыла?
- Они чистые.
- Руки моют перед едой. Что тебе дать? Шпроты будешь?
Она всего положила Рае и снова завела "Очи черные".
- Раисе не нравится, как поёт её мама, - скорбно проговорила она. Потом медленно повернула голову к НЕМУ. - Между прочим, у неё безукоризненный слух. Но голос… - Она вздохнула и закатила глаза. - Голос у неё в маму.
Патефон умолк. Мать глядела перед собой повлажневшими глазами. Рая покосилась на бутылку - и половины не выпито. ОН ещё налил ей вина, а себе - из графина - водки.
- Выпей сам, - попросила мать. - Мне ещё укладывать ребёнка.
- Я сама лягу, - огрызнулась Рая.
- Как ты разговариваешь с мамой? - удивилась мать. И - ему: - Ты бы рассказал ей что‑нибудь серьёзное. Между прочим, Раиса, дядя Лёша во втором институте учится.
- Ты уже говорила.
- У неё с математикой трудно, - пожаловалась мать. - Ты бы помог ей с математикой.
Рая доела и сразу же ушла. Не успела, однако, разобрать постель, как явилась мать. Осведомилась:
- Ты все приготовила в школу? - Голос плыл, как на старой пластинке. - Уроки сделала? - Не думай, дескать, что я что‑то забыла.
- Сделала…
Рая легла, и она поправила на ней одеяло.
- Ты не хочешь сказать маме спокойной ночи?
- Спокойной ночи.
Мать коснулась лба накрашенными губами, а затем вытерла это место.
- Спи. Кастрюля под кроватью.
Рая ждала этих слов. Ещё давно, когда ОН только появился у них, мать однажды поставила ей на ночь кастрюлю, в которой обычно лежали прищепки и кусищи хозяйственного мыла. Волнуясь, объяснила нетерпеливым шепотом, что им с дядей Лёшей ещё надо поговорить и будет неудобно, если она пойдёт на ведро.
- Не буду я в кастрюлю…
- Тогда терпи. Ты уже большая девочка.
Она окинула взглядом комнату, будто не спешила к НЕМУ и проверяла, все ли в порядке, потушила свет и медленно вышла.
Рая лежала на спине. Как славно было ей вчера в это время! А может, так делается специально: день хороший, день плохой? Тогда завтрашний должен быть хорошим… Она закрыла глаза. В той комнате приглушённо смеялась мать.
Приснилось ей, будто она играет на пианино, а рядом, с баяном на коленях, дожидается своей очереди Иванова. Раины руки летают, а вместо платья на ней ситцевый халатик.
СУББОТА
Иванова хорошо улыбнулась ей.
- Ты вчера так быстро - я и опомниться не успела.
Оправдывалась… Иванова - сама Иванова! - оправдывалась перед ней.
- Я в кино спешила, - вспомнила Рая.
На большой перемене вышли из класса вместе. "Только не тарахти, как сорока, - мысленно наказывала она себе. - Ничего особенного не произошло. Две девочки познакомились - это вполне естественно".
После уроков, как всегда по субботам, Харитон делал политинформацию. Вид у него был такой, словно это он подстроил события о которых рассказывал. Тепа, придвинувшись, зашептала что‑то, но Рая строго показала глазами на Харитона: слушай. А у самой замирало дыхание: неужели вместе с Ивановой пойдут домой?
Вместе… Набравшись духа, о завтрашнем дне заговорила Рая.
- На море идём. Весь двор. Хочешь с нами?
- На какое море? - удивилась Иванова, и так мило вышло у неё это.
- Светопольское. Водохранилище у нас так называют. Но там и пляж есть, и навесы… И место специальное, если кто плавать не умеет, - прибавила она на всякий случай.
Иванова нерешительно молчала.
- А вы одни пойдёте?
- Как одни?
- Без взрослых?
- Конечно, одни! - засмеялась Рая, но тут же сообразила, что без взрослых Иванову могут не пустить. - С нами Вадька Конь идёт… Вадик Коннов. Из семнадцатой квартиры. Он в десятом классе учится, ему даже курить разрешают.
- Я не знаю… Как мама.
- Ты скажи ей - весь двор идёт. Там как на море настоящем, вот увидишь. И катера, и спасатели, и радио даже… - Осеклась, спохватившись, что опять трещит, как сорока. Прибавила безразлично: - В общем, сама решай. Сбор в девять, на площадке. Ты это… Выйдешь сегодня? - выговорила она, поправляя воротничок.
- Сегодня музыка, - грустно ответила Иванова. - А на море постараюсь…
Они стояли с портфелями в руках у её дома - две девочки, две подруги… Так, во всяком случае, решила соседка Валентина Потаповна, моя двоюродная бабушка, которая, склонив набок голову, проходила мимо. Все пело внутри у Раи, но виду не подавала, и сколько усилий потребовалось ей, чтобы не помчаться сломя голову, а степенно пройти через весь двор. Она понравилась Ивановой; конечно, понравилась - иначе разве был бы её голос грустным, разве ждала бы она Раю у парты, когда Харитон отпустил их!
Прямиком направилась к зеркалу, но остановилась и круто повернулась к зеркалу спиной.
- А фигушки не хочешь? - сказала себе. - Ты ужасная кокетка, Раечка, тебе бы только в зеркало смотреться.
Погляди лучше, что делается в квартире. Убери кровать, перемой посуду, а потом посмотрим на твоё поведение.
Деловито начала застилать постель, но не выдержала, засмеялась, закружилась с подушкой по комнате. К зеркалу подлетела. На неё глядела, вжавшись подбородком в подушку, рыжая счастливая рожица, и даже дырочка между зубами казалась прелестной.
Вволю полюбовалась собой, потом строго сказала: хватит валять дурака! Дел - непочатый край. Проворно убрала все, поела, отнесла матери щи (как везло ей сегодня! - даже щи были, несмотря на сентябрь, её любимые, зеленые) и села за уроки. Прямо, положив локти на стол, как учили их в первом классе.
Не получалась задачка по алгебре. Рая отложила было тетрадь - спишет завтра у Майки, но сейчас же упрямо сжала ладонями виски.
От задачки оторвала Зина: пришла на море проситься. Рая обрадовалась, что можно передохнуть, и тотчас осудила себя за эту нечаянную радость.
- Ты сама скажи матери, а так она не пустит, - плаксиво тянула Зина. Губы и подбородок её были в шоколаде.
- Вытрись! - грубовато сказала Рая. В голове гудело - с непривычки: никогда не занималась столько - и она решила, что для пользы дела можно развеяться. Дыню достала.
- Садись!
Зина, точно зверёк какой, проворно вскарабкалась на стул. Не так дыни хотелось ей, как посидеть с Раей, и Рае это было приятно, хотя понимала, конечно, что Зина - червяк, только перешла в третий класс. Тоже ещё, подружка!
- А мамаша опять врала, -прошепелявила она, и глаза её, поднятые от дыни, заблестели. - Говорит, тётям делают специальный укол в больнице.
Как‑то, месяц или два назад, хвастала она, что её матери сделали укол и скоро у неё появится братик. Рая тогда объяснила ей, откуда берутся дети. Зина слушала, разинув щербатый рот. Не верила, и Рая, взяв с неё слово, что не проболтается, показала половинку открытки, которую подарила ей Тепа. Другую половинку Тепа потеряла, но и так все было понятно.
Брала её Рая и в Глухой переулок, куда мы тайно шастали смотреть заспиртованного зародыша. Женская больница помещалась тут. Мы протискивались между железных прутьев и, скрытые зарослями сирени, подкрадывались к окнам. Под ногами скрипели битое стекло и ржавые крышки из‑под консервных банок, темнели кучки засохшего кала. На подоконнике стояла банка с зародышем. У зародыша была большая голая голова и скрюченное тельце. Между белыми занавесками можно было подглядеть, как раздеваются женщины. Мы прыскали и зажимали рот потными ладонями.
И ещё кое–чему научила Рая свою маленькую соседку: притвориться спящей и подождать, когда лягут родители. То же самое советовала ей когда‑то Ника, но Рае подслушивать было нечего: отец уже не жил с ними, а ИМ мать ещё не обзавелась.
- И ночью я слушала, - расширив глаза, прошептала Зина. - Даже два раза слушала и не слышала ничего.
- И хорошо, что не слышала, - с неудовольствием сказала Рая. - Ешь вон!
- Но ты же говорила…
- Мало ли что я говорила. - Кусок вдруг выскользнул из её мокрых от дыни рук. Рая вспыхнула. - Ешь, а то домой пойдёшь!
Зина притихла, и обе ели молча. Спелый сладкий запах стоял в комнате.
- Надо не о глупостях думать, а учиться лучше. - Она поднесла к губам искрящуюся на солнце дольку. - Я нарочно сказала, а ты и уши развесила.
Но видела: не поверила Зина.
Уходя, робко напомнила о море.
- Не знаю, - процедила в ответ Рая. - Может, дождь ещё будет.
Солнце и вправду спряталось за облако. Зина поглядела в окно, жалобно вздохнула и вышла. Рая снова взялась за задачку.
ВОСКРЕСЕНЬЕ
Было девять, все собрались и ждали только Жанну с Шуриком, а Иванова все не выходила. Рая неумолчно болтала, смеялась громче всех и даже не смотрела в ту сторону, откуда должна была появиться Иванова. Вспомнил о ней Вадька Конь.
- Да, а где же новенькая твоя? - На нем были смешные, по щиколотку, штаны, названия которых мы тогда ещё не ведали. - Слетала б за ней.
Рая пожала плечами.
- Что это я полечу?
- Потому что ты знаешь её. Я бы знал - я побежал.
- Пожалуйста, - сказала Рая. - Мне не лень.
Аккуратно поставила на скамейку яркую сумку, которую выпросила у матери, и пошла.
Дверь открыла маленькая женщина с пышными пепельными волосами. На ней переливался жёлтым атласный халат. "Мать", - догадалась Рая и поспешно, чтобы не задерживать, спросила Дину.
- Дина, к тебе! - не повышая голоса, проговорила женщина. Оставив дверь открытой, вернулась к столу, за которым в шелковой пижаме сидел отец Ивановой. Газету читал - на весу, так все было заставлено белой и миниатюрной, почти кукольной посудой.
Из другой комнаты, завязывая пояс ситцевого халатика, поспешно вышла Дина. Чистое лицо по–утреннему светилось, но было печальным. Рая все поняла.
- Дина, недолго, - вполголоса предупредила мать.
Иванова прикрыла за собой дверь. С мольбой глядели карие глаза: совета спрашивали. Рая качнула головой: нет? - и Иванова, не спуская с неё глаз, повторила за ней это грустное движение. А со двора доносились голоса и смех.
- Может, ещё попросишь? - с надеждой проговорила Рая. - Скажи, Вадька Конь идёт. Вадик Коннов… Даже Зину отпустили, а она… - И Рая показала рукой, какой клоп - Зина. - Мы сколько ходили - никогда ничего. И Вадик Коннов, а он в десятом классе. Погодка какая…
Дина смотрела на неё с завистью. И вдруг решилась. Шепнув: "Подожди!", юркнула в комнату.
Рая стояла, не шевелясь, словно малейшее движение могло повредить тому, что свершалось за глухой дерматиновой дверью. "Не ушли бы", - мелькнуло в голове, но тут же подумалось, что она не одна здесь - с Ивановой, а значит, их подождут.
Вместо Дины появилась её мать. Рая растерянно отступила.
- На какое такое море вы идёте?
- На Светопольское… У нас водохранилище так называют.
Мать утомленно смотрела на неё красивыми, как у Дины, глазами. О своих веснушках вспомнила Рая.
- С кем вы идёте?
- Со всеми. Вадька Конь идёт… Вадик Коннов тоесть. Это мы его так называем… Он в десятом классе. Жанна с Шуриком, их папа главный…
- Какой Вадик Коннов? - с досадой перебила мать. - Дина - Вадик Коннов, ты - Вадик Коннов… - и направилась к выходу.
Только сейчас Рая заметила замершую за её спиной Дину. Переглянулись и - за матерью, на цыпочках. Та, однако, не вышла на улицу. Посмотрела на свои отделанные белым мехом тапочки и осталась в парадном. Ладонью прикрыв от солнца глаза, глядела на площадку.
- Ну где же, все дети, ни одного взрослого. - Она повернулась к дочери, и та виновато потупилась. - Нет, Дина, я не могу тебя отпустить. - Атласный халат блеснул на солнце. - Кофе стынет, - напомнила она, прежде чем прикрыть дверь.
Дина не поднимала глаз. Лицо её было розовым.
- Хочешь, я не пойду? - тихо предложила Рая.
Благодарно вскинула подруга глаза.
- Что ты! Я-. - У меня музыка все равно. - И вдруг - горячо и торопливо, шепотом: - Заходи вечером. Когда вернёшься… Обязательно, а?
У Раи перехватило дыхание. Она молчала.