Марлевый жгут выскальзывал из негнущихся пальцев. Гринчук молчал. Был он коротконогим и толстеньким. Савельевна прижала сумку к себе и с виноватым бормотанием, опираясь одной рукой о стенку, заковыляла к воротам.
- Увижу ещё - штраф! - пригрозил вслед участковый. Подозрительно оглядел Раю и важно зашагал дальше.
Через некоторое время Савельевна выглянула из ворот, затем робко пробралась на прежнее место, но открыть сумку долго не решалась.
Неторопливо вышла со двора Ника - в том же, что и вчера, темно–бордовом платье. Вокруг тонкой шеи дымилась капроновая косынка.
- Скучаешь? - бросила она Рае и опытным взглядом окинула улицу. Небрежно зачерпнула в сумке горсть семечек: Савельевна приходилась ей то ли тётей, то ли двоюродной бабушкой.
Немного семечек Ника отсыпала Рае. От неё хорошо пахло духами, губы были накрашены, и она не грызла семечки, а расщепляла их тонкими пальцами.
- На качелях хочешь? - предложила вдруг.
Рая ушам своим не верила. Ника приглашает её в парк?
- С тобой?
Ника не ответила. Насмешливо глядела она на мужчину, чтЬ проходил мимо.
- Я сейчас, - быстро прошептала Рая. - Переоденусь только. - И замолкла вопросительно.
Ника отпустила её благосклонным кивком. Рая влетела в дом, скинула сарафан, быстро и бережно надела новое платье. Взгляд задержался на флакончике духов. Не сразу решилась - может, духи эти дорогие? - но все же взяла. Намочив палец, коснулась одной щеки, другой… Когда она предстала перед Никой, та с ног до головы окинула её взглядом, улыбнулась и не сказала ни слова.
Парк располагался между улицей Ленина и Ригласом, который почти пересыхал летом. Я говорю: располагался, хотя он и поныне существует, однако, на мой теперешний взгляд, вовсе не парк это, а так - скверик. А вот тогда был парк. Чаща. Лес. Среди диких кустов сирени устраивали мы свои "штабы" и не по аллеям ходили, а осторожно пробирались по диким тропам. Рос тут "чай–молочай", темно–коричневые, величиной с горошину плоды которого состояли в основном из косточки. Сладкая, немного терпкая мякоть ровно покрывала её тонким слоем, но нам было достаточно, и весь сентябрь мы с удовольствием паслись на терпеливых деревцах. Рая - тоже, но сейчас она даже не взглянула на них, а вот Ника вдруг смешно подпрыгнула на своих тонких ногах и нагнула ветку. Осторожно, боясь размазать губы, клала в рот созревшие горошины.
- А ты не любишь?
- Так… - пожала плечами Рая. Она стояла с чуть оттопыренными руками - чтобы не помять ненароком платья.
Возле Зеленого театра было многолюдно и шумно. Молодые мужчины внимательно смотрели на Нику, а она не замечала их.
- Нехорошо что‑то, - пожаловалась она. - Шампанского переборщила вчера.
Рая на Новый год тоже пробовала шампанское - мать налила ей полбокала перед тем, как выпроводить её спать.
- Оно пенится, - сказала Рая и поморщилась. - В нем газа много.
Когда спустились к Ригласу, вспыхнули огни. Оркестр на танцплощадке уже играл, но ещё не танцевали. Уверенно лавируя, Ника пробиралась к городку аттракционов.
- Кататься, девочки? - браво спросили сзади. Двое ребят в белых рубашках с закатанными рукавами пристроились за ними. Рае они показались симпатичными, но Ника скользнула по ним холодным взглядом и отвернулась.
Подошла их очередь, и они быстро направились к освободившейся лодочке. Ника расположилась в центре. Сразу же стала она раскачивать.
Слева от них пролетали двое мужчин. Рая ужаснулась: неужели и они будут так? Впервые каталась она на настоящих качелях.
Крашеные Никины волосы развевались.
- Браво, девочки! - крикнули с той лодки. И - через секунду, проносясь обратно: - Вы и танцуете так?
Толстое, замершее в улыбочке лицо с усиками… Сидел, скрестив на груди руки, а его молчаливый товарищ раскачивал.
- Не только танцуем! - с силой приседая, отозвалась Ника.
Рая крепко сжимала поручни. Отполированный металл становился под её ладонями тёплым и влажным.
- А что ещё? - и лодки разлетелись.
- Все! - лихо ответила Ника. Косынка на тонкой шее рвалась трепещущими концами то назад, то вперёд.
- Подкалываются, - выговорила Рая.
- Почему мы вас… - И лодка с мужчинами взвилась вверх, унося конец фразы.
- Что? - громко и быстро спросила Ника, когда снова встретились.
- Почему не видели вас?
- Может, хватит? - попросила Рая и сама не расслышала своего голоса.
Едва ли не вниз головой опрокидывались они, а Ника все не унималась. Падали так долго, что Рая переставала вдруг ощущать себя: ноги будто не упирались в дно, а онемевшие пальцы не сжимали поручней. Она больше не разбирала слов - слышала лишь проносящиеся крики да видела широко раскрытыми глазами белый вихрь волос.
Вдруг что‑то глухо стукнулось, лодка завибрировала и рухнула вниз. Волос не было перед Раей. Она вскрикнула.
- Сядь, - послышался утомленный голос. Снова вверх взмывали они. Ника сидела, устало откинувшись на решётчатую спинку. И опять лодка стукнулась и задрожала вся. Рая поняла, что коснулись перекладины и выше уже не будет. С трудом согнула она колени…
Сидеть было не так страшно. Далеко внизу горел четырехугольничек танцплощадки, по ту сторону Ригласа мерцали и роились огни.
Усатый поднялся и делал что‑то, изгибаясь массивным телом. Их лодка притормозила, и теперь они взлетали и падали одновременно.
- Но я с товарищем, - проговорил усатый, и в голосе его прозвучал вопрос.
- У вас симпатичный товарищ, - кокетливо ответила Ника. Больше она не раскачивала.
Когда вылезли из лодки, твёрдый деревянный помост поплыл под Раиными ногами, опрокидываясь - с землёй, танцплощадкой, людьми, дожидающимися своей очереди. Ника обняла её за талию.
Те двое уже ждали их.
- Шустро вы махали, - похвалил усатый, блестя золотыми зубами. На земле он казался ещё грузнее. - Так как насчёт подруги?
- Вы же видите - я с сестрёнкой.
Рая независимо глядела в сторону и чувствовала на себе своё новое платье.
- Сестрёнке спать пора. Мы ей купим мороженого.
- Хочешь мороженое? - живо спросила Ника.
Рая растерялась было, но тут же взяла себя в руки.
- Не откажусь.
Усатый громко засмеялся:
- С сестрёнки будет толк!
Он ушел и через минуту вернулся с четырьмя стаканчиками. В его толстых пальцах они казались игрушечными. Рая с Никой только начинали есть, а он уже отполовинил свой.
Ника отвела Раю в сторону.
- Не подслушивать! - приказала она, полуобернувшись, а затем - тихо и заботливо: - Дойдёшь сама?
- А то, что ли!
- Ну, шлепай.
Подавляя обиду, с опаской вышагивала Рая по тёмной и безлюдной аллее. Справа сиял огнями центральный вход, откуда можно было сразу же попасть на улицу, но она выбрала этот путь. Ничего не боится она. Ничего! Но мороженое на всякий случай ела помедленней, чтоб до самой калитки хватило. Купленное толстяком с усиками, оно как бы охраняло её от притаившихся в тёмных кустах опасностей.
Света на площадке не было. Рая в раздумье остановилась… Раньше двенадцати мать не вернётся.
На скамейке у столика, за которым по вечерам мужчины стучали в домино, светлела газета. Рая провела по ней ладонью и осторожно, боясь помять платье, села.
Кого позовёт сейчас Ника? Конечно, Тамару. Вчетвером отправятся в ресторан пить шампанское, а оттуда - к горбатой Фросе из двадцать третьего номера. Какие потаённые вещи свершаются там? Неужели то, что было у неё с Кожухом? Нет! Конечно же нет - что‑то другое, не изведанное ею, настоящее…
Кто‑то шел от ворот. Не взрослый… Шел устало, немного вразвалочку. Саня? У Раи забилось сердце. Так вдруг захотелось ей, чтобы он увидел её - в новом платье, одиноко, по–взрослому сидящую в такое позднее время. Она тихонько посвистела. Саня некоторое время всматривался в темноту, затем молча подошёл.
- А, это ты…
Рая, по–никиному обняв колени, смотрела на него снизу.
- Что так поздно?
- Тренировка… В субботу играем.
- С кем?
Саня неопределённо махнул рукой.
- Так… С ребятами. А ты чего домой не идёшь?
Беспечно пожала она плечами.
- Отдыхаю… - Темнота скрывала веснушки, и это придавало ей смелости. - С Никой в парке шатались - только пришла вот. Два фрайера подкалывались - умора! Мороженое покупали, то, се. - Она утомленно вздохнула и прибавила, помолчав: - В воскресенье на море идём, знаешь? Вадька Конь… Все, в общем. - Но спросить, пойдёт ли он с ними, не решалась.
В двух окнах погас свет, и стало ещё темнее. Из водопроводной колонки в глубине двора звонко ударила в ведро струя.
- Ты иди, - разрешила Рая. - А то устал. Я посижу ещё. - Она вздохнула. - Воздух какой!
Но он не уходил. Что‑то было на уме у него, он мялся и не отваживался сказать. Рая заволновалась.
- А ты… - услышала она наконец, - ты новую эту девчонку знаешь?
Об Ивановой… Рая опустила колени.
- Мы в одном классе с ней. - А голос - вроде бы не её. - Дина Иванова… А что?
- Ничего, - пробурчал Саня и переступил с ноги на ногу, - Пойду я.
Рая быстро встала.
- Обожди! Хочешь, познакомлю? Мы же в одном классе с ней. Дина Иванова… На пианино играет. Хочешь?
- Нет, я так просто.
Он постоял ещё и, бросив "пока", пошёл. Рая неслышно опустилась на скамейку. Сане тоже понравилась Иванова. Тоже! Ночь пройдёт - всего одна ночь! - и она снова увидит её за партой - такую аккуратненькую, с белыми бантиками в волосах.
ПЯТНИЦА
Майка притащил в школу ужа. Девочки визжали, и Рая тоже визжала, хотя ни капельки не боялась. Когда-то - она ещё в школу не ходила - точно такой уж прожил у них все лето. Отец привёз…
Иванова отодвинулась от Майки на край парты. Майка делал вид, что слушает физика, а сам исподволь поглаживал пазуху, где сидел уж. Рае нравилось, как Иванова трусит, - не притворяется, как она, а по–настоящему.
На большой перемене Харитон задержал всех на собрание. Он любил проводить собрания на больших переменах - дождётся в коридоре звонка и сразу же входит, останавливая готовый разлететься класс.
Сегодня он заговорил о вчерашнем случае с карбидом. Но только разошёлся, как дверь приоткрылась и дружок Майки из параллельного класса стал делать ему таинственные знаки. Харитон - к нему, и давай отчитывать: бу–бу–бу, бу–бу–бу… Как наседка. И тут вдруг Иванова вскрикнула и вскочила: Майка подсунул ей ужа. Харитон стремительно обернулся. Лысина его побагровела.
- Вы и в той школе вели себя так?
Отпустив после собрания класс, подозвал Иванову. Рая, хотя и не дежурила сегодня, скользнула к доске и принялась вытирать её, готовая прийти, в случае чего, на помощь. Но Харитон всего–навсего потребовал явиться завтра с родителями. Фи! Можно было соврать, что мать на работе. Или больна. Или уехала в Крутинск, как уезжала, например, моя бабушка. Иванова, паинька, не понимала этого. Молчала, потупившись.
Когда Харитон ушел, Рая, выжимая тряпку, процедила:
- Не обращай внимания! Он вечно у нас…
Печальными глазами посмотрела на неё девочка. Все выложит матери…
На уроке у Раи созрел план, как спасти Иванову. План был прост: явиться к Марии Прокофьевне и сказать, что Эмиль Харитонович перепутал: это она, Рая Шептунова, завизжала на собрании, а вовсе не Иванова.
Директорский кабинет был внизу, но там Марии Прокофьевны не оказалось, и Рая поднялась наверх. За закрытой дверью учительской жужжали голоса. Рая постучала и, не дождавшись ответа, приоткрыла дверь. Учителя, окружив стол Марии Прокофьевны, что‑то наперебой доказывали ей.
- Вы Стечкина спросите, Стечкина! - требовала немка. - Почему у одних тридцать часов, а у других - двенадцать? Двенадцать! - повторила она, округлив глаза. А в классе хоть бы раз повысила голос! Замечания и те делала по–немецки.
Рая отошла. В коридоре висели портреты писателей и их изречения, она читала изречения и ждала, когда прозвенит звонок на вторую смену. Потом снова заглянула. Лишь двое обрабатывали теперь Марию Прокофьевну - немка и ещё одна. В кресле важно курил Циркуль, а у окна, пристроившись сбоку к маленькому столику, строчил что‑то Харитон. Рая - назад, но было уже поздно: Мария Прокофьевна углядела её. Подняла руку, прося учителей помолчать.
- Ты что? - спросила она. - Заходи, что же ты прячешься там?
Рая заметила краем глаза, как Харитон перестал писать. К ней повернул пучеглазое лицо.
- Я с вами хотела поговорить…
- Со мной? Ну, пожалуйста. Входи, не стой там.
Рая осторожно шагнула, но дверь оставила открытой.
Теперь уже все смотрели на неё. Она молчала.
- Товарищ конфиденциально желает, - выпустив в потолок дым, произнёс Циркуль.
- Я после, - сказала Рая, краснея.
- Да нет уж, обожди. - И, опираясь о стол, тяжело поднялась.
В коридоре Рая торопливо рассказала все. Мария Прокофьевна слушала, поджав губы.
- Так это же, детка, к Эмилю Харитоновичу надо. Эмиль Харитонович вызывал - не я. Позвать его тебе?
Рая отрицательно мотнула опущенной головой.
- А как же быть? Нашкодить - нашкодила, а отвечать боишься? - Она помолчала и вздохнула. - Вот горе моё. Ну обожди тут.
Трудно переступая огромными ногами, пошла в учительскую. Через минуту там забурлила скороговорка Харитона, дверь распахнулась, и он вылетел в коридор.
- Так это же не вы завизжали! Зачем голову морочить, я прекрасно слышал - это не вы завизжали…
Следом за ним поспешно двигалась на помощь Рае Мария Прокофьевна.
- Это все те же штучки! - повернувшись к ней всем корпусом, яростно сказал Харитон и погрозил кому‑то пальцем. - Выставить учителя в дураках, опозорить учителя! Учитель, видите ли, не разобрался.
- Минутку, Эмиль Харитонович, - с одышкой попросила Мария Прокофьевна. - Ты‑то почему кричала? - обратилась она к Рае.
- Не она кричала. Уж её‑то голосок я знаю, слава богу.
- Вы спиной к нам стояли.
- Ваш голос я прекрасно знаю, - не из молчаливых.
- Ну, хорошо, - примирительно сказала Мария Прокофьевна. - Ответь мне, почему ты закричала.
- Ужа увидела.
- Ужа? Какого ужа?
- Врёт она. Никакого ужа не было.
- Был уж, - упрямо сказала Рая.
Мария Прокофьевна терпеливо перевела дыхание.
- Откуда уж взялся?
- Не знаю… Принёс кто‑то.
- Вот так! - победоносно сказал Харитон, и огромный лоб его блеснул. - Я вам говорил, что это за класс.
- Ты дружишь с Ивановой? - спросила Мария Прокофьевна.
- Чего это! - Рая передёрнула плечами. - Мы даже не разговариваем.
Мария Прокофьевна размышляла, глядя на Раю.
- Кто эта Иванова? - спросила она Харитона.
- Из вновь поступивших. Отец военнослужащий. С Урала перевели.
Из учительской выглянул Циркуль.
- На проводе гороно.
Мария Прокофьевна рассеянно посмотрела на него.
- Гороно, - отчётливо повторил Циркуль.
Директор закивала. В нерешительности забегали её глаза. И туда надо было, и тут не закончила.
- Ты вот что… Ты подожди здесь, а мы с Эмилем Харитоновичем посоветуемся.
Они ушли, и их долго не было. Ничего… До победного конца будет ждать она.
Харитон вышел один - стремительный и надутый.
- Передадите родителям Ивановой. - И протянул сложенную бумажку. - А ваша мать чтоб завтра в школе была.
Рая подхватила портфель, сбежала вниз, и только здесь, укрывшись за фикусом, развернула записку. "Уважаемая т. Иванова! Ваш приход в школу необязателен". Ниже красовались подпись и число.
…Влетев в дом, распахнула шкаф, бережно и быстро достала новое платье, но, переодевшись, озадаченно замерла у зеркала. С чего вдруг явится она в этом праздничном одеянии? Не в кино же собралась… А может, как раз в кино? Ну, конечно, в кино! Она так и скажет Ивановой!
Пекло солнце, и она сразу же спарилась в шерстяном платье. Влажными пальцами сжимала записку.
В общей кухне стояли рядком покрытые клеёнкой столы. Дверь Ивановой блестела, обитая новеньким дерматином. Рая растерялась - раньше дерматина не было. Сдвинув брови, постучала, но получилось слишком тихо. Беспомощно огляделась… Звонок! В те времена это была вещь редкая - я имею в виду Светополь - и надо ли удивляться, что Рая не сразу отважилась коснуться таинственной кнопки. В комнате задребезжало, она вытянулась, как солдатик, и приготовила записку.
Дверь открыла Иванова. На ней был ситцевый халат - лёгкий, розовый, с белыми пуговками. Рая протянула записку.
- Велели передать.
И без того удивленное лицо - ясное и серьёзное - стало ещё недоуменней. Неуверенными пальцами взяла записку.
- Матери отдашь, - приказала Рая, - Харитон написал. - И повернувшись, вышла - на простор и солнце.
Это была её минута. У каждого из нас бывает такая - у старых и у молодых, у несчастных и у счастливых тоже. Сейчас, сейчас Иванова пробежит глазами записку, потом медленно перечтёт её - раз, другой и, торжествуя, кинется к матери. Это была её, Раина, минута, и мне так хочется, чтобы длилась она как можно дольше.
- С голоду околеешь, пока дождёшься тебя, - проворчала мать, беря мокрой рукой термос. Другая дежурила на кране. Зелёная струя бурно наполняла кружку. - В квартире прибери.
- Все о’кей будет! - весело отозвалась Рая. - Ты поешь.
Мать завернула кран и внимательно на неё посмотрела.
- Что это с тобой? - Цепким взглядом окинув мелочь на ладони, высыпала в тарелку. - Сто тысяч, что ли, выиграла? Следующий.
Рая засмеялась.
- Нормальная! - и выхватила из ящика горсть конфет. - Пока!
В дверях едва не столкнулась с Никиным отцом. Мрачный, с помятым лицом - трезвый. Ника говорила как‑то, что, когда отец не пьян, она боится его.
- Здрасте, дядя Ваня! - громко сказала Рая.
Он буркнул что‑то и угрюмо прошагал мимо. Повеселеет сейчас.
Дома Рая проворно убрала все, перемыла посуду, но ей этого показалось мало, и она затеяла мыть пол. Босиком, в старой материнской юбке, подол подоткнут. Полоская тряпку, услышала музыку. Медленно выпрямилась. Радио у соседей? (Как хорошо я вижу её сейчас! Замерла над ведром с мокрыми руками, взгляд устремлен в пространство, а с невыжатой тряпки капает на босые ноги вода…)
Уроков оказалось немного, и сделались они мигом. Ещё не было шести, а она уже вышла. На что надеялась она? Конечно же застать Иванову, которая наверняка караулит её, чтобы поблагодарить за записку. Но на площадке был лишь Кожух. Крупные тесные зубы засверкали в выжидательной улыбке.
- Привет…
- Здорово, - снисходительно ответила Рая. Воображает, что ему снова удастся затащить её на свой мерзкий чердак!
- Ты что? - насторожённо спросил он.
- Ничего! Такая, как всегда. А где остальные?
- Тебе кто нужен?
- Все. Только не ты.
Какой глупый вид у него!
- Ты чего? - ещё больше обеспокоился он.
Рая усмехнулась. Прошла мимо и села на скамейку спиной к нему. Нисколечко не боялась она его. Никогда больше не будет того, что он хочет, - ни с кем и никогда.