Василий поставил чемодан на обочину дороги, залюбовался уютным видом поляны. Плечистый, покатогрудый, он выглядел сейчас беспечным отпускником, и только бледный цвет лица - примета городского домоседства - чуть-чуть гасил эту веселость. Над выразительным с горбинкой носом и у глазниц еще заметны были розовые вмятинки - следы от очков (читал дорогой по привычке), но острые глаза его живо и цепко вбирали в себя зелень, солнце и всю поляну. Миротворческая тишина ее как-то сразу успокоила, отдалила недавние заботы. В косом потоке солнечных лучей мелкие цветки на липах походили на золотистую мошкарку, танцующую воедино с пчелами, и тихий тонкострунный звон их как бы лился с высоты на землю вместе с невидимым медом. Василий вдохнул еще раз жадно, во все легкие этот живительный воздух и мысленно воскликнул: "Экзотика!.."
Людей вокруг не видно, разошлись небось по домам, кончив свои дела. Но крайнее окно в конторе настежь, оттуда доносился стукоток костяшек на счетах.
Он подошел, в распахе створок увидел знакомый профиль: прямой удлиненный нос, упрямо сжатые губы, надо лбом прядь волос цвета гороховой соломы. Клонясь над бумагами, Илья сосредоточенно хмурился, откидывал косточки на счетах, не замечая подошедшего.
- Кха! - кашлянул Василий так, что тот вздрогнул и подскочил.
- Ва-ав, ва-ва-а-а! Кого я вижу-то, кле-ен зелен!
Так, через окно, и схватились, вытягивая друг друга. Василию было удобнее снизу, подогнув ноги, он попытался всей тяжестью тела сдернуть друга с подоконника. Но тот уперся ногами - не сдвинуть. Из распахнутого ворота Ильи мелькнула полосатая тельняшка, и Василий воскликнул, смеясь:
- Дает матрос запаса! Сколько лет прошло, как на сушу списали?
- Не могу отвыкнуть, - признался Илья.
- Прочно, вижу, пришвартовался к своей пристани!
- Да и ты тоже. Сменил морскую службу на столичную, вот и хвастаешь, кто я - фон барон…
Поострили, как водится. Оглядывая Илью - худощавого, но крепкого, с волевым лицом комендора, - Василий заметил:
- Смотри, седина у тебя пробивается. Это что же так, от лесной-то привольной жизни?
- Мне-то уж простительно, клен зелен. На моей-то шее десять тысяч гектарчиков, обегай-ка их! А ты вот кресло протираешь, да и то…
- Ну, ну, подначивай давай. Говорят, пожарнику легко живется: стой себе на каланче да позевывай. Да многие ли идут на ту каланчу?
- Я бы тоже не пошел.
- Ну вот, чужая жена все кажется красивее своей.
- А что, неправда?
- Правды две: одна с лица, другая с изнанки.
Илья сунул в стол бумаги (весь день мотался по лесу, а теперь наверстывал, просматривая отчеты), накинул замок на дверь и повел Василия домой. По дороге, увидев молодого механизатора в комбинезоне, остановился и подозвал:
- Витек, не в службу, а в дружбу. Гость, вишь, дорогой ко мне нагрянул. Слетай на мотоцикле к Парфенычу, а? Тройку свеженьких карасиков, только всего.
- Будет сделано! - обрадовался парень.
Василий усмешливо взглянул на Илью и покачал головой: вот, дескать, какой ты повелитель - "по щучьему велению, по моему хотению". А тот догадливо пояснил:
- Думаешь, эксплуатирую? Да этого парня хлебом не корми - дай прокатиться на мотоцикле. Свой мечтает заиметь… А насчет рыбки у нас просто, клен зелен. Есть отсюда недалеко озерко небольшое, старик там рыбалит. В любое время на поджарку…
Войдя на терраску, Василий обратил внимание на газовую плитку, где кипело в кастрюле, жарилась, скворчала на сковородке яичница.
- А что, и у тебя здесь газ?
- Думал, тайга у нас необжитая? - хохотнул Илья. - Уж не привез ли ты нам хлебца или сухарика от голодухи спасать?
На пороге появилась хозяйка в пестро-яблочном халате. Василий не сразу узнал в ней ту, которую он помнил, - тоненькую, как тростинка.
- Знакомься, - отступил на шаг Илья, - царица Дарьяла и этого дома.
Василий галантно подхватил ее руку, трижды приложился губами, а хозяйка, смеясь, подставила щеку. Под щедрое согласие супруга "Ра-азрешаю!" гость звучно поцеловал и в щеку.
- Тама-ара! Ты ли это? И верно, царица, не узнал бы, встреться на дороге.
- Еще бы, лет двадцать не виделись, - рассмеялась "царица", выказывая ямочки на полных щеках. - Почему один явился, без семейства? - И, обернувшись к Илье, спросила: - Как, дорогой супруг, на это смотришь?
- Пожалуй, не надо бы принимать, - отвечал хозяин. - Разве только для первого раза.
- Ну, если так, то с уговором: дать телеграмму - и чтобы жена явилась.
- А я развелся с ней, - оправдался Василий.
- На время отпуска?
Рассмеялись. Тамара подошла к плите, и Василий, оглядев ее, снова воскликнул:
- Тама-ара! Что дальше-то с тобою будет?
- А ничего, такой и останусь, - отозвалась она со смехом.
- В жизни, Вася, так оно и бывает, - резонно вставил Илья. - Вытягивает из тебя последние соки, а сама…
Пока хозяйка готовила ужин, Илья водил гостя по комнатам, знакомил его со своим бытом. Вот кухня, дескать, зал просторный, спальня с детской… Окна только поменьше городских. Зато воздух какой-то особенный, легкий: из открытых окон так и веяло вечерней свежестью зелени, от стен, оклеенных цветочными обоями, - сухим сосновым духом.
- Экзотика! - позавидовал Василий. - На все лето бы сюда.
- А что тебе мешает?
- Известно что, работа да забота. Отдохну вот с недельку, а там за диссертацию.
Хозяин, выставляя посуду на стол, обратился к жене, показавшейся на пороге:
- Тамара, слышишь, что говорит? На неделю всего приехал.
- Пусть обратно едет, сейчас же, - принимая серьезный вид, откликнулась хозяйка.
- Во-во, я тоже так думаю, клен зелен.
- На этом спасибо окажите, - отшутился Василий.
Илья пожал плечами, иронически заметил:
- Да и правда, что с таких спросить. Оне-с люди ученые, не то что мы, темнота лесная.
- А что же вы-то к нам? - встрепенулся Василий. - Или, правда, за тыщи верст живете, в тайге дремучей? Подумаешь - две сотни от столицы!
Тут и хозяева пристыженно смолкли. Правда, в столице Илья бывал, когда надо было купить, к примеру, колбасы копченой, апельсинов да прочих деликатесов, или что-то из модной одежки-обувки. Намотавшись с непривычки по шумным улицам, по магазинам, ночевать там не оставался, хотя и было где - у жениной родни. А друг его жил за городом, и так выходило, что съездить к нему не хватало времени. И у Василия так же получалось: буднями работа, по выходным дела семейные или прогулка на природу поблизости, а в отпуск - на юг или еще куда-то по путевке. А там за кандидатскую взялся. И пошло, завертелось без просвета. Словом, люди стали чрезмерно занятые, и потому расстояние да нехватка времени нередко разлучают их, несмотря на дружбу давнюю, нерасторжимую.
- Я думал, ты уж докторскую одолел, - шутя поддел Илья товарища.
- Попытайся! - отпарировал Василий.
- Где уж нам уж выйти замуж… - усмехнулся Илья. - А тема-то какая твоей диссертации?
- Тема? - переспросил Василий. И рассмеялся: - Натощак не выговоришь.
- А все-таки?
- "Влияние промышленных и бытовых отходов на окружающую природу и совершенствование системы очистных сооружений".
- Ух ты, клен зелен! - воскликнул Илья, рассмеявшись в свою очередь. - Дай бог, чтобы дошло до кого-то!
- Хочу показать, как город уживается с природой, - не понял шутки Василий.
- А сам-то хорошо знаешь, как она - уживается?
- Похожу тут у вас, посмотрю, как и что.
- Давай, давай. В наше время это модно - наблюдать природу. Вроде все ее нынче любят, только как. Одни на травку выползают - цветочков порвать, костерчик разложить, чтобы дым под небеса. Этим что там деревца или травка, зверюшка или птаха - плевать им на все такое. А другие… другие только ахают да возмущаются.
За окном послышалось тарахтенье мотоцикла. Выглянув, он метнулся на улицу. И Василий вышел следом, с любопытством рассматривал карасей - этаких ядреных и важных князьков, разодетых в красновато-бронзовые кольчуги. Выпростали их из авоськи, пустили в ведро с водою, и те ожили, зашевелились в непривычной посудине.
- Быстро слетал! - похвалил Илья паренька, у которого от возбуждения блестели крупные горошины на лбу.
- Приехал, а у него в садке, - скороговоркой пояснил Витек. - Да их и руками можно из пруда ловить, они как пьяные.
- Ладно, клен зелен, попробуем, какие они пьяные, - крякнул Илья и, выхватив из ведра самого солидного, подержал на ладони: - Ого, экземплярчик! А вот сейчас мы его…
- Илья Петрович, можно еще покататься? - воспользовался Витек удобным моментом.
- Ладно, валяй, только недолго. Да на асфальт смотри не выезжай.
- Что вы, я по проселочной! - обрадовался парень.
Откуда-то, должно быть, на треск мотоцикла, прибежал мальчишка - шустрый, копия отца.
- Пап, а кто это помчался на мотоцикле? - живо затараторил он, не обратив внимания на Василия.
- Витек поехал.
- А меня он покатает?
- Сам как следует не может.
Завидев карасей в ведре, восторженно ринулся туда руками:
- Пап, откуда такие? Вот так ры-ы-бины!
- Из пруда, откуда. - И пристыдил, кивнув на гостя: - А здороваться кто будет, где твоя вежливость?
- Ой, здравствуйте, я и забыл, - бойко повернулся к приезжему мальчишка.
Тот с улыбкой протянул ему руку:
- Будем знакомы, дядя Вася.
- А меня Егором зовут.
- Здравствуй, здравствуй, Егорка!
- Я Егор, а не Егорка, - с достоинством поправил мальчишка.
Василий усмехнулся и тут же искупил свою оплошку:
- Виноват, исправлюсь, Егор Ильич.
- Это когда я старый буду, тогда и зовите меня - Егор Ильич.
- Извини, брат Егор, быть по-твоему!
И когда мальчишка скрылся в доме, Илья улыбнулся ему вслед:
- Видел, клен зелен, какие растут? От горшка два вершка, а взрослым правят мозги.
Пока жарилась рыба, Василий выкладывал гостинцы из объемистого, желтой кожи, польского чемодана (купил перед поездкой в ГУМе) и все оправдывался:
- Чем, думаю, угостить дорогих моих периферийников, каким деликатесом? Взял пару батонов самых белых, да высмеял меня хозяин - своих, мол, вдоволь. И сладостей небось у вас навалом, хотя наши, говорят, авторитетней… Захватил вот кой-чего, не обессудьте… Колбаски сухой, первого качества… И вот этого у вас небось не водится, - заметил Василий, выставляя аккуратные стеклянные баночки с паюсной икрой.
- О-о, - воскликнула Тамара, - на таких-то гостинцах разориться можно!
- Польстил нам гостек, польсти-ил! - поддержал ее хозяин.
Бережно, по чайной ложечке положила хозяйка каждому на ломтик, и все посматривали на эти масляные черные икринки, смаковали их, придерживая на языке бегучие, как ртутинки, соленые зерна.
- Хорош деликатес, да мал на вес, - пошутил Илья, растягивая удовольствие.
- На граммы, на граммы считаем икорку-то, - подхватил Василий.
- Да-а, клен зелен! Как бы не пришло такое время, когда не только паюсной икры, а хека с килькой, может, не попробуешь. Куда сейчас кое-кто отходы производства и всякую подобную всячину сбрасывает? В овраги да в реки! А реки куда? В моря да в океаны! Будет ли от этого рыба?
- Между прочим, послушайте, что говорят на этот счет поэты, - вспомнил Василий из книги, от которой не отрывался всю дорогу. И, подняв глаза в потолок, прочитал нараспев:
Омулька-а
Из Байка-ала
При еде и закуске-е
В наше время не ста-ало
Да-аже…
Даже в Иркутске-е!
Тамара ойкнула, вспомнив про жаркое, кинулась на терраску. Вернулась оттуда с шипящей сковородкой, полной румяно-золотистых, похожих на оладьи карасей.
Илья даже причмокнул от удовольствия:
- Вот это деликатес! Что там твоя икра, аппетит только дразнить.
- Экзотика! - согласился Василий.
Но только поднесли ко рту, как сморщились все. А Егор бросил кусок обратно, зажал рот и выскочил из-за стола:
- Ой, керосином-то пахнет!
- И правда, - вскинулся Илья. - Где он, этот Витек малахольный? А ну-ка, Егор, позови его!
Скоро перед окнами затрещал мотоцикл, и звонкий голос мальчишки ошеломил катальщика:
- Иди сюда, папка велел. Он тебе покажет!
- А что я, что? - отозвался тот. - Я ничего, он мне сам разрешил.
И с этими словами Витек переступил порог, остановился, не решаясь пачкать пол запыленными кирзами.
- Что, Илья Петрович, я ничего, - повторил он, недоуменно пожимая плечами.
- В чем ты рыбу вез, - оборвал его Илья, - в бензобаке, что ли?
- Как - в чем? В авоське!
- В авоське… А почему же, клен зелен, соляркой она пропахла? На, попробуй вот, - и протянул на вилке кусок.
Но парень только головой тряхнул да осклабился невинно:
- Так я же говорил, они пьяные!
- Кто это - они?
- Караси, кто же еще? Сам Парфеныч сказал. Бросил кто-то и воду бочку из-под солярки, вот и окосела рыба.
- А кто именно, не узнал Парфеныч?
- Небось мелиораторы. Там они болото осушали, вот и сбросили бочку. Или помыть задумали да упустили.
- Стой, стой, - наморщил лоб Илья, припоминая, как недавно "срезался" он с мелиораторами и дело дошло до районных организаций. - А ведь правда, наверно, они сотворили. В отместку, что не дал им озерко спустить. Понимаешь, клен зелен, - повернулся к Василию, объясняя. - Пойму взялись осушать, а там болотце с гулькин нос. Уж как мы бились, доказывали, что ни пользы, ни вреда им от того болотца. Ну ладно, отвоевали кое-как. Так вот же тебе, клен зелен, бочку назло пустили! А потом сами же завопят: где у нас рыба?
- Ну хватит тебе, хватит, успокойся, - перебила хозяйка. - Давайте вот чай пить да телевизор посмотрим.
Ее вмешательство остудило Илью. Тамара включила телевизор, и на экране замелькали, забегали фигурки футболистов.
- Болеешь? - кивнул Василий.
- А ты? - отозвался вопросом Илья.
- Даже сам немного тренируюсь.
- А я и без спорта с утра до ночи, - заметил Илья. И добавил, посуровев: - Болели бы так за природу, как за футбол или хоккей.
- Так ты думаешь, не болеем, - встрепенулся Василий. - А деньги, которые выделены на сохранение природы? А новые очистные сооружения, каких не бывало?
- Похвально, конечно, если твоя водица да на нашу мельницу. Только хотелось бы, клен зелен, чтобы каждый болел за природу.
- Не так-то просто все сразу перестроить. А тут еще обстановочка международная! - воскликнул Василий. - Эх, сесть бы всем деятелям за стол, за мирный разговор. Сколько бы средств освободилось на ту же охрану природы, на все наши нужды!
- Само собою, клен зелен, - кивнул Илья. - Да вся беда, что деятели-то на нашей планете разные: один, как лебедь, рвется к облакам, другой, как щука, в воду. А тут еще маньяки, как мыльные пузыри, выскакивают. Одного похоронили в сорок пятом - другим неймется. Вот и приходится пускаться на лишние расходы. Все это понятно, клен зелен, я ведь тоже газеты читаю да радио слушаю. Хоть и в лесу живу, - добавил он, усмехнувшись.
- Ой, да хватит же вам! - снова перебила Тамара.
Уступили хозяйке, закруглив разговор. Илья зевнул, смежая веки, встал из-за стола.
- Завтра чуть свет подниматься. Сенокос вот подступил, клен зелен, а мы лошадок держим, скотинка у рабочих имеется. Надо же на всю зиму заготовить!
- Давно я не был на покосе, - покаянно вздохнул Василий. - С превеликим бы удовольствием!
Илья усмехнулся в ответ:
- Посмотрел бы я, как потеть ты будешь, с удовольствием или без. Наломаешь бока, небось по-другому запоешь.
Он выключил телевизор и предложил Василию:
- Не хочешь на улицу, на свежее сенцо? Крепче нету сна!
- На сене? - обрадовался тот. - Экзотика! Припомню, как в деревне спали…
Они устроились, разворошив копну перед лесхозовским сараем. Лежа под теплым полушубком, Василий вдыхал и не мог надышаться пьянящим ароматом свежего сена: настолько он был сильным, что заглушил запах овчинного полушубка, отогнал куда-то дрему.
Мягкими совиными крыльями опускались над поляной светлые, как бывают только летом, сумерки. Неслышно и низко над землей носилась, смешно кувыркаясь, летучая мышь. Из леса волнами наплывала прохлада, а в небе, не успевшем поглотить дальние отсветы заката, уже пульсировали первые звезды.
Разговорясь, они вспомнили молодость, пожалели, что нет уже родной их деревни, как и многих соседних, - на месте их поднялся, вырос город. Да и те, что уцелели, совсем другими стали: ни лошадей теперь там, ни покосов прежних.
Илья приподнялся, оперся на руку так, что выказалась тельняшка, и снова завелся, повернул разговор на свое.
- Прогресс, конечно, дело заманчивое. И людям облегчение, и комфорты там всякие. Райскую жизнь, одним словом, несет нам этот прогресс. Но тут-то и выходит оборотная сторона. Выкачиваем мы из природы, что только можно, думаем, не будет предела. Ан нет, клен зелен, шалишь, говорит! Даже и атмосфера, как известно, не беспредельна: поднимется человек на семь, на восемь километров - и задыхается. Вот и подумаешь, насколько дороги нам и лес, и вода, и вся природа. Выходит, что у прогресса-то, как у палки, два конца. За один возьмешься - другой тебе по лбу.
- А надо так, чтобы не ударил он по лбу, - отозвался Василий. - Сколько уж мы построили очистных сооружений! А построим еще больше. И таких, что ни пылинки вредной в воздухе не будет, и вода в реках станет не хуже родниковой. На то и средства отпускают.
- Это понятно, клен зелен, понятно, что заботятся у нас о природе. Да жаль, что не все. Вот построили неподалеку от нас химкомбинат, смотрим - сосны стали засыхать да пчелы гибнуть. Откуда, думаем, такая напасть? Вызвали специалистов, сделали анализы, оказалось - воздух комбинат засоряет, не отладили как следует оборудование. Ну, конечно, заставили переустроить разные там пыле- газоуловители, трубу соорудили новую, повыше. И воздух стал чище. Но могли же предусмотреть все это до пуска комбината!
- Ну, и что же ты предлагаешь конкретно?
- Конкретно… - повторил Илья и совсем приподнялся. - Давно я, клен зелен, думку в голове держал, все собирался написать куда повыше… И законы у нас хорошие, и разговоров о природе много, и средства на ее охрану отпускают громадные. Даже общество есть природолюбов. Да только пока дойдет голос до нужной инстанции, смотришь - природе уже вред нанесли… Конечно, человек испокон веков кормился природой. И будет кормиться, пока он жив. Но сейчас, когда мы научились расправляться с природой, как повар с картошкой, - поразумнее бы надо с нею обращаться. Вот над чем должны мы призадуматься! А вы… - Илья как бы с упреком обратился к Василию, - вы народ ученый, с вас и спрос особый. Помогайте, клен зелен!
Он смолк и лег, натягивая на себя полушубок.
Все синее делалось небо, все ярче выделялись в глубине его звезды. Останавливая взгляд на них, Василий рассеянно думал. Ему казалось, будто звезды приближаются, все ниже опускаясь к земле, вот-вот захватят его неотвратимой силой, вместе с копною сена, с поляной и темным лесом вокруг нее, - захватят, оторвут своим притяжением и понесут в никем не измеренную бездну…
- Спишь? - сонно спросил Илья, и Василий вздрогнул, не заметил, как стал задремывать.