Василий обернулся: из-за кустов, будто привидения, вышли двое подростков с нарукавниками, на которых броско выделялись надписи: "Зеленый патруль".
- Что делаю? А вот смотрю на чудо лесное.
- А вы не трогайте его, это памятник, - наставительно сказал мальчишка повыше ростом и постарше, с быстрыми серыми глазами и россыпью веснушек по щекам.
- Знаю, знаю, даже и не подхожу к нему.
Увидев Егора, ребята воскликнули в один голос:
- Вот он, наш сменщик!
- Я с дядей Васей, это наш гость из Москвы, - не без гордости пояснил Егор. И спросил в свою очередь: - А вы обход делаете, да?
- Заканчиваем, - с важным видом ответил старший.
Поговорили с ними, наказали зайти в Сорочий верх - посмотреть, не заскочит ли туда какая-нибудь машина, вроде той, что задержали утром. Егор во всех подробностях сообщил об этом случае, и ребята пообещали наблюдать за Сорочьим верхом.
Потом Василий с Егором прилегли в тени у березы.
- Кажется, не облака плывут, а земля и мы вместе с нею, - проговорил задумчиво Егор, рассматривая над собою забавные барашки. - И куда это они все бегут и бегут?
- "Тучки небесные, вечные странники", - вспомнил вслух Василий, разглядывая их, лежа на мягкой траве. - Далеко им плыть, Егорушка, далеко. Может, сотни, а может, тысячи километров. Прольются - и конец этим облакам, другие тогда народятся.
- Откуда же они берутся?
- Видел пар над чайником или кастрюлей, когда вода кипит? Ну вот, так и от земли, от рек, морей и океанов. Они ведь тоже нагреваются. А высоко над землей испарения собираются в облака, и гоняет их ветер из стороны в сторону.
- А зимой как же? - находчиво спросил Егор. - Зимой-то земля холодная, под снегом, а все равно облака?
- Не везде она холодная, - терпеливо пояснял Василий. - У нас зима, а в Африке, к примеру, все время лето. А сколько незамерзающих озер, морей да океанов!
- И так всегда было?
- Всегда, доказывают ученые, как земля появилась с морями да реками, Так и будет, пока вода на земле, пока небо над нами да лес кругом.
Егор помолчал, задумавшись о чем-то своем, потом снова заговорил:
- А на Луне, рассказывали нам в школе, ни воды и ни воздуха. Может, на Марсе их найдут или на другой какой-нибудь планете, а на Луне почему-то нет… Дядя Вася, - приподнялся он, расширив глаза, - а вдруг и на Земле исчезнут вода и воздух? Погибнут тогда люди, да?
Василий усмехнулся этой прямой по-детски наивности, но с ответом не спешил. Ну что сказать на это мальчишке, каким бы он ни был наивным? Отговориться просто? Да нет, не такие теперь дети пошли, чтобы отделаться от них легоньким да туманным словечком.
- Сразу, конечно, не исчезнут, - заговорил он, пытаясь разъяснить попроще, попонятней. - А если и случится, допустим, через какие-то миллионы лет, так люди к тому времени найдут, наверно, планеты, похожие на Землю. Для того и запускают спутники с ракетами.
- Может, и меня, как подрасту, в космонавты возьмут, - мечтательно вздохнул Егор.
- Ну вот, опять ты изменяешь себе, - упрекнул Василий. - А кто же лес будет растить?
И мальчишка тотчас же спохватился:
- А я бы деревья сажал на других планетах. Сел бы в ракету, мешок желудей с собой - и давай их сажать.
- Ну, это другой разговор, с этим еще можно согласиться…
Они умолкли, разглядывая быстро меняющиеся облака. Уголком глаза Василий видел мечтательно-задумчивое лицо мальчишки, выражение которого менялось, словно небо с облаками: то просветлеет, улыбнувшись ясностью, то тень на него наплывет. "И дети умеют по-своему задумываться…"
Как бы разбуженный мальчишеской мечтою, Василий мысленно охватил это триединое понятие - Земля - Человек - Вселенная - и спросил себя: "А вечны ли они?" Тут даже ему, человеку взрослому и понимающему, жутковато показалось, озноб по телу пробежал. Неужто наша, давным-давно обжитая планета со всеми ее красотами, - вот с этим зеленым лесом, полным птичьих песен и суетных забот, с весело голубеющим небом и облаками, с морями, реками и горами, с полями и садами, со всеми городами на ней и, главное, с разумным ее обитателем, хозяином, можно сказать, - неужто все это сорвется вдруг куда-нибудь в бездонное царство тьмы и холода, померкнет, смолкнет, кончится? "Вечно ли все это?" - повторил он про себя. Конечно, жизнь человека по отношению к жизни Земли настолько коротка, что можно ее и не заметить, как, допустим, мгновенную искорку. Наверное, также коротка и жизнь какой-то одной планеты, например, Земли по отношению ко всем планетам и звездам, то есть к Вселенной. Но если соединить эти мгновения, эти звенышки в одно целое, в одну цепь, то цепь эта, то есть жизнь, окажется не только длинной, но и бесконечной. Иначе говоря, перед нами - Вечность. И назначение разума человека, наверное, в том, чтобы продлить жизнь себе подобных, то есть всего человечества, - продлить на своей планете, а затем, перешагнув ее, и на другой, на третьей, на пятой, десятой и так до бесконечности.
Но как, как продлить жизнь Человека здесь, на обжитой им планете, продлить, стало быть, и жизнь его планеты? "Надо беречь природу, - пришел он к простому выводу, как бы столкнувшись с ней лицом к лицу. - Беречь, чтобы не погубить ее и вместе с нею самого себя. Одна у человека кормилица - земная природа, и нет ей замены. И пусть об этом помнят все до единого, все от малого до старого. Житель города и деревни, министр и дворник, ученый и школьник. Будут зеленеть леса, будут чистыми реки, моря, океаны, будет чистым воздух - и жизнь тогда, как она есть на Земле, протянется долго-долго".
Раскрыв книгу, захваченную на свободные минуты, Василий полистал-полистал, нашел созвучное своим раздумьям:
…Чтобы себя и мир спасти,
Нам нужно, не теряя годы,
Забыть все культы
И ввести
Непогрешимый
Культ природы.
Взглянул на лежавшего рядом маленького человека и пристыдил себя: "Чтобы беречь природу, надо знать ее и чувствовать. А я?.. Я знаю ее, наверно, не больше вот этого мальчишки. А хватаюсь за диссертацию…" Теперь он, казалось, готов был взять обратно свое хвалебное словцо о каких-то там проблемах прогресса и окружающей среды. "Будущим летом непременно приеду сюда на весь отпуск. И сына привезу, пусть поучит его вот этот мальчишка", - снова обернулся в сторону Егора.
Потом перевел взгляд на высокую вершину дуба, как бы впившуюся в небо, смотрел, прищурив глаза, думая о том, что ничего, видно, нет мудрее природы. Надо же вытянуть из земли такую вот махину, придать ей форму, почти железную твердость, наделить таким долголетием! И если есть вот эта поляна с яркими, как бы смеющимися цветами и ягодами, и родничок целительной подземной воды, и тень прохладная от дерева - свидетеля веков, и небо из голубого газа, которым жив, не замечая того, человек, - стало быть, есть Жизнь. И что еще может быть чудеснее этого!
Само собою прихлынуло к нему такое чувство, так легко при этом стало, что, казалось, взлетел бы над этим дубом и выше, оглядывая весь диковинно созданный мир. И тогда он улыбнулся неизвестно чему, уносясь в прозрачно-бездумные, как небо над головою, дали…
Из этого состояния его вывел звонкий треск мотоцикла. На узкой тропке из-за деревьев показался Илья. Остановился, смахивая пот с лица, и весело воскликнул:
- Ва-ав, ва-ва, куда забрались-то! Ну, и где же ваша ягода лесная, дайте на язык.
Егор протянул было руку к бидону, но Василий шутя отстранил ее:
- Не заработал твой папка.
- Это почему же? - также в шутку удивился Илья. - Как забочусь, клен зелен, как лес сберегаю - и ягодку не заслужил? - И рассмеялся, схватив Василия поперек, уложил в один момент. - Ну как, спортсмен хоккейный?
Но Василий свалил-таки его с себя, стараясь придавить его к земле. Егор понял шутку взрослых, запрыгал, подбадривая отца:
- Папка, папка, вырывайся!
Илья отер покрасневшее лицо, коричневую от загара шею и шумно выдохнул:
- Ух, как прижаривает, клен зелен! И работа на ум не идет.
- А что, много ее у тебя?
- Спрашивай у больного здоровья. Не знаешь иной раз, за что хвататься.
От шуток перешли к деловому разговору. Наглядевшись утром на работу лесорубов, Василий припомнил разговор с Николаем Матвеевичем и спросил:
- Посмотрел я, сколько сучьев после валки остается - прямо горы!
- После валки… Посмотрел бы ты, сколько вообще отходов пропадает.
- Так кто же виноват-то? - встрепенулся Василий. - Открыли бы завод перерабатывающий, получали бы спирт древесный и все такое.
Илья поворошил слежавшиеся под картузом волосы, усмехнулся.
- Э-э, клен зелен, думаешь, не дебатировали мы такую проблему? Так дебатировали, что оскомину набили. Завод, говоришь, открыть… Да ведь есть он у нас, клен зелен, давно уже действует!
- Ну, а в чем же дело? Почему же пропадают дрова, хворост и все такое?
- А потому, что надо что-то дооборудовать, нужны какие-то добавочные механизмы, лишние хлопоты. Конечно, древесный спирт изготовлять - тут дело сложное, особый завод нужен, особая технология. Тут, клен зелен, и сырья для него от наших лесов маловато, межобластной, может, надо строить. А плитка, например, да прочие поделки - эти особых забот не требуют. Да как у нас выходит? Один из последнего старается, другому лишь бы день прошел. Если бы все заботились да берегли народное добро - ого, клен зелен, не то бы у нас было! Не только дерево - сучки и пни не пропадали бы.
Илья взглянул на часы и спохватился, поднимаясь:
- Ша, ребятки, некогда мне, клен зелен. Прокатил бы вас по лесу, да спешу, ждет меня лесоустроитель.
И с тем уехал, оставив двоих на попечение друг друга…
Было жарко, парить стало пуще прежнего, и Егор разомлел, улегся на траве под березой. Через минуту он уже спал безмятежно, свернувшись калачиком и сладко посапывая, приоткрыв малиново-алый рот. И Василий начал засыпать, не в силах побороть вязкую, словно разогретая смола, дремоту…
Долго бы, наверное, он проспал, если бы не разбудил первый громок. Приподнявшись, Василий встряхнул тяжелой от сонной духоты головой и легонько потолкал Егора: пора, мол, искать убежище от грозы. Не успели размяться после сна, как послышались за овражным чапыжником, в стороне Высокой макуши хриплые голоса и звуки музыки. Глянув в ту сторону, завидели тянувшийся кверху дым.
- Дядя Вася, кто-то костер разжигает, - беспокойно заметил Егор. - Пойдемте скорей!
Они перебежали поляну и остановились как вкопанные. Под старым дубом, который сберегали все, как глаз во лбу, возле самой ограды… разгорался костер. Вокруг него расположились полураздетые великовозрастные молодцы, чуть поодаль лежали пузатые рюкзаки, а на столбике ограды висела, надрываясь, черная коробка транзистора. Пришельцы, обступив костер и неестественно кривляясь друг перед другом, подвывали транзисторному хрипу:
Я не верю судьбе,
Я не верю судьбе…
Что-то дикое и жуткое было в этой хрипоте и завыванье голосов, сдобренных гоготом и вскриками. Казалось, морские пираты далеких времен высадились с разбитого судна и, очутившись на суше, вот в этом лесу, справляют свое разбойное пиршество.
- Туристы, наверно, - догадался Егор. - Смотрите, дядя Вася, ограду ломают… дуб еще сожгут… Давайте их разгоним!
- Постой здесь, я один, - приказал Василий мальчишке и метнулся к дубу, продираясь сквозь густой чапыжник.
Разгулявшаяся ватага, не обращая на него внимания, знай продолжала свое. Рядом валялись опорожненные бутылки, на разостланных по траве газетах - консервные банки, остатки хлеба с колбасой. Но больше всего бросилось ему в глаза не это, - из горящего костра торчали поломанные жерди ограды и аншлаг, минуту назад предупреждавший о неприкосновенности дуба. Чернявый длинноволосый парень подбивал их ближе к огню и, глядя на Василия выпуклыми глазами, смыргая копчиковым носом, подыгрывал по-своему ватаге - гогочущей, ухающей, воющей:
А нам все равно,
что дверь, что окно…
Блаженно-приторное выражение его мелкого личика, обрамленного бакенбардами с Иисусовой бородкой, так и взорвало изнутри Василия. Не видя ничего, кроме этого "христосика" в облезлых, стянутых на коленях джинсах, в попугайски крикливой распашонке, из которой выглядывала латунная крестулька на красном шнурке, не удержался:
- Вид у тебя, молодой человек, божий, а хамить-то зачем?
- Пардон, пардон, как вы сказали? - вздернулся чернявый.
- Хамить, говорю, не надо. Святое дерево, ровесник Куликовской битвы, а вы руку на него подняли!
- Ах, святое дерево… - притворно ухмыльнулся "христосик". - А мы, пардон-с, и не заметили.
- И это не заметили? - выдернул Василий из костра жердину с прибитым к ней обгорелым куском аншлага.
Но тут приподнял голову другой, лежавший на траве неподалеку, - с усами, как у старого моржа, и не по возрасту растолстевший.
- Э-э, что вам, дядя? - спросил он сонным голосом, оттопырив пухлые губы.
- Во-первых, не намного-то я старше, чтобы дядей называть…
- …Во-вторых, оне-с повелевают нам погасить огонек-с, - перебил, хихикнув, чернявый.
- Вы что - лесник? - снова прошлепал губами "морж".
- Такой же, как вы, только совесть имею, - отпарировал Василий.
- А может, дядя выпить захотел? - подсказал третий, с волосами до плеч, уложенными по моде шекспировской эпохи.
- Н-ну, если выпить, так, пожалуйста, мы народ гостеприимный. - И с этими словами "морж" лениво обернулся к сидевшей у его изголовья девице, подстриженной под лысуху, только что вынырнувшую из воды, и раскрашенной так, словно собиралась играть клоунаду: - Э-эм-ма… налей, пожалуйста, сердитому незнакомцу… может, он подобреет.
Привычным жестом курильщика девица откинула руку с дымящейся папиросой, придерживая ее в двух пальцах, шевельнула было массивными, как гаубицы, ногами в кургузых шортах и капризно протянула:
- Эр-рик, налей ты сам… я уста-ала…
"Не дай бог, кому в жены достанется", - мимолетно подумал Василий. Ее наигранные манеры будто масла подлили в огонь, набухла рука, сжимая дымящуюся жердину.
- Молодые люди, я не шучу с вами. Погасите костер и давайте отсюда по-хорошему.
- В противном случае - милиция? - дремотно зевнул "морж".
- Я и сам потушу.
И тогда другие, лежавшие в тени на траве, скорчились, хватаясь за животы:
- Ох-ха-ха-ха!
- Страшный какой, дяденька!
- Вот напугал!
- Го-го-го!
Этот издевательский гогот толкнул Василия с последней грани терпимости, и дальнейшее произошло в какие-то секунды. Он помнил только, как полетели из-под дубины головешки от костра, как ухнул, обдав всех паром и дымом, опрокинутый в жар чайник и как надвинулась потом, обступая его, ватага.
- Дядя Вася! - раздался за кустами приглушенно-испуганный голос.
Это вырвалось у Егора, когда тот, онемелый, с расширенными глазами, увидел в руках "дикарей" сверкнувшие ножи. Закрыв глаза от ужаса, он хотел крикнуть во весь голос, на весь лес, но язык будто ссохся во рту, и его никто не расслышал, потому что одновременно грянул близко раскатистый гром. Сорвавшись с места, он понесся так, будто гналась за ним толпа пиратов. Над лесом разрывалось небо, деревья, как подкошенные, казалось, валились ему на голову, а он бежал во все свои детские ноги, испуганно вжимая голову в плечи. Так и выскочил на дорогу в полубеспамятстве, выскочил и остолбенел, не зная, куда дальше бежать, кому кричать. Ни ребят-патрулей, ни отца или кого-то рядом. "К дяде Коле, к дяде Коле скорей!" - ударила в голову догадка. Скорее, скорее туда, на лесосеку, там люди, там дядя Коля…
- Дядя Коля-а! - закричал он, задыхаясь от быстрого бега и порывистого ветра. - Дядя Коля-а!
Уже и лошадь с повозкой завиднелись в конце лесосеки, а в горле у него сперло от сухости, крик не получался.
- Дядя Коля-а! - машет он руками на бегу, падая и снова вскакивая. - Дядя Коля-а-а!
Споткнувшись обо что-то, не видное в траве, Егор кувыркнулся со всего маху чуть не под ноги лошади…
Из-за деревьев со стороны лесосеки показался Николай Матвеевич. Подойдя к повозке, он увидел пластом лежавшего мальчишку, потряс за плечо:
- О-о, да это Его-орка! Откуда ты, озорник, или разыгрываешь дядю Колю?
Мальчишка только рот раскрывал, заглатывая воздух, - слова вымолвить не мог.
- Ты что же это, грозы испугался? Или заблудился, отца потерял? Ну, ну, не бойся. И гроза скоро пройдет, и домой доберешься.
Помог ему подняться, ласково потрепал, как мужчину, по плечу.
- Там… Крюков верх… дядю Ва-асю… - выдавил Егор бессвязно.
Николай Матвеевич только плечами пожал, ничего не понимая.
- Да что такое, говори же толком!
Скороговоркой, проглатывая слова, Егор объяснил, что случилось там, возле старого дуба в Крюковом верху.
- Много их там! - раскинул руки. - И с ножами к нему… Скорее, дядя Коля… убьют его!..
Снова близко прогрохотал над лесом гром, стукнулись о траву первые крупные капли. Николай Матвеевич понял наконец и засуетился, подсадил в повозку мальчишку. Прыгая по корневищам и валежинам, повозка затарахтела, замелькала колесами.
Дождь опустился горохом, и только сейчас Егор вспомнил про новую панаму, которую обронил, когда бежал по лесу. Крупные капли ударяли его по открытой голове, но что там дождь, если спасать надо дядю Васю… Вдруг повозку подкинуло так, что он язык прикусил, едва удержался, расцарапав руку о грядку. Дядя Коля гикнул, стегнул с досады лошадь, и та понеслась еще быстрее.
Тем временем, пока Егор бежал к леснику за подмогой, Илья катил на мотоцикле по направлению к Крюкову верху. И не один, а с лесоустроителем из областного управления. Вздумалось тому приезжему взглянуть на легендарный дуб с его громким названием, вот и торопились успеть до грозы.
На поляне перед овражком мотоцикл чихнул и смолк. Тут-то и донеслись до них крики со стороны дуба, так что Илья даже замер, не снимая рук с руля. И, опомнясь, кинулся на крики, забыв о своем спутнике.
Первым, кого он увидел, был человек с окровавленной головой и в порванной рубашке, отбивавшийся от нападающих. Не сразу узнал он в этом человеке Василия, а только выскочив на пригорок, когда уже оказался рядом. Ближний к нему, с моржовыми усами, лягнулся было ногой. Илья успел схватить ее и дернуть к себе так, что тот ахнулся затылком о землю. Но тут подскочили к нему двое. Первого Илья рванул одной рукой за гриву, другого тычком в подбородок отбросил в дымящийся костер. И тогда чернявый, метнувшись к нему коброй, выхватил нож. Илья пригнулся, резким ударом ноги угодил ему ниже локтя, и нож взлетел, сверкая рыбой. Успел схватить за красный шнурок с крестом, но тот оборвался.
- Братцы, полундра! - крикнул чернявый, увидев на Илье тельняшку.
- Ай, - взвизгнула толстобедрая девица.
Илья схватил увесистую головешку, а тут и лесоустроитель подскочил на подмогу. Чернявый, дрыгая ногами в облезлых джинсах, раком пополз в кусты, и другие бросились как зайцы кто куда.
- Что, лохмачи-христосики, в лесу вам тесно?..
И вдруг стало тихо, только слышался треск в кустах от убегавших. Илья обернулся, увидел лежавшего без движения Василия: с виска его стекала алая струйка, не успел, наверное, увернуться.