Кое-где на грудах тряпок с полузакрытыми глазами лежали китайцы. Старик с искусственной рукой растянулся на низкой кушетке, недалеко от двери.
Подслеповатый китаец, неслышно ступая, указал Вуду свободное место на нарах. Немного погодя он принес трубку и несколько кубиков опия. Агент лег, и китаец, сунув ему в зубы мундштук, принялся вмазывать опий в трубку.
Еще внимательными и острыми глазами Вуд видел, как пожилой китаец подошел к старику.
- Как дела, Ляо-Тянь? - спросил старик, не выпуская изо рта мундштука трубки.
- Плуохо деала, сяньшэн Панафу, - отвечал Ляо-Тянь певуче.
"Панафу - это Панаев", - догадался Вуд.
Легкий, приторный дым поплыл вокруг него. Он неожиданно почувствовал страшную усталость, подумал: "Нельзя дышать, усну", - в то же мгновение машинально вдохнул дым и на секунду задохся.
Китаец равнодушно вмазывал кубик за кубиком в трубку. Пол и потолок закружились, сплющились, зеленый свет вспыхнул и погас.
Слово "система", вычерченное красными буквами на блестящей стальной пластинке, ударило ему в лоб, и лоб раскололся от удара.
Комната вытянулась в длинный, узкий коридор, вымощенный квадратными плитами.
Высокий патер в рясе с опущенным капюшоном читал "Deus Magnus", и бледные лица прижимались к решетчатым отверстиям в двери. Вуд узнал Борстальскую тюрьму Оборонской системы молчания, в которой он сидел несколько лет в молодости.
Патер прервал молитву и сказал, отбрасывая капюшон:
- Тысяча двести восемьдесят две камеры ночного разъединения, четырнадцать карцеров и шесть камер приговоренных к смерти. Молчанье содействует нравственному воспитанию.
Потом он закрылся капюшоном и превратился в небольшой зеленый фонарь на носке ботинка Вуда.
Китаец подошел и сбросил фонарь вниз.
- Благодарю вас, сэр, - сказал Вуд, приподнимаясь. Каждая стена курильни проломилась под тупым углом, восьмисторонняя зала возникла под серым светом, падавшим сверху.
Семь коридоров отходили от стен в глубину. Усталый надсмотрщик на низкой скамейке возле камеры заснул над Библией.
- Ба, Черри Гиль! - вскричал Вуд, - Пенсильванская тюрьма!
Привычной рукой он ощупал на груди бляху с номером. Бляха приблизилась к глазам.
- Четыре тысячи триста двадцать два, - сказал Вуд.
- Здесь, - ответил он самому себе.
- На прогулку, - сказал надсмотрщик через отверстие в двери. Шулер снял с гвоздя вязаную маску с прорезами для глаз и отправился обычным путем, по длинному коридору, залитому серым бетоном, на арестантский дворик.
- Знаю, - сказал Вуд, - маска и серый бетон: Сен-Жильская тюрьма.
Надсмотрщик положил руку на его плечо и спросил певуче:
- Пеарвый раз?
Вуд обернулся. Коридор раскинулся крестом, окруженным пятью стенами. Дверь справа отворилась. Вуд зажег спичку: под ногами были трехгранные брусья острыми концами вверх. Он бросился назад. Дверь захлопнулась, и свет погас.
- Черт возьми, - сказал Вуд, приподнимаясь, - это Регенсдорфская система.
Ляо-Тянь вошел в комнату и присел на низенький табурет возле двери.
- Что-нибудь одно, нет, что-нибудь одно, - сказал Вуд, - или я…
Потолок упал на него и рассыпался кусками извести. Он сидел на нарах и озабоченно чистил платье. На нем была полосатая куртка каторжника с жестяными пуговицами. Верхняя пуговица превратилась в глаз. Глаз смотрел на Вуда. Рядом с ним возник второй; морщинистый лоб прорезался над ними. Небритый подбородок выдвинулся вперед. Лицо смотрело на Вуда.
- "Довольно, черт возьми, - сказало лицо, и чья-то рука схватила агента за шиворот. - Я думаю, что вам порядочная чертовщина снится".
Серый свет прыгнул вверх и расплющился. Вуд открыл глаза.
Он приподнялся и сел на нарах, бледный, с осунувшимся лицом, с горящими, глазами.
- Ага! - вскричал он, взмахивая рукой. - Вот в чем дело. Очень рад видеть вас, сэр! Как нравится вам Регенсдорфская система? Вы не находите ли, черт возьми, что мир вышел из повиновения богу?
Панаев отступил на два шага и посмотрел на него с удивлением.
Вуд соскочил с нар, положил ему руку на плечо и продолжал, сверкая глазами:
- Все гибнет, сэр! Мир вышел из повиновения богу! Но я нашел наконец способ, которым можно в несколько лет вернуть мне власть, а миру покорность. Нет ничего проще, сэр! Стоит только организовать мир по тюремной системе города Регенсдорфа.
Панаев взглянул на Ляо-Тяня. Китаец подошел к Вуду и стал легонько похлопывать его по плечу.
- Нитчеаго, нитчеаго, это пеарвый раз тоалька. Сейчас проайдет. Нитчеаго, бывает.
- Одну минуту внимания, сэр! - продолжал агент. - Как могут они сомневаться в том, что я - бог?! Вы представляете себе, сэр, организацию мира по тюремной системе? Надсмотрщики у дверей, свет сверху, прогулки по мощеным плитам, Библия - и человечество снова в моей власти. Точность, покорность, молчанье - время времени и пространство пространства.
Взгляд его упал на левую руку Панаева. Он вздрогнул и остановился: "Панаев"…
- Нитчеаго, - повторил Ляо-Тянь, - вот и проашло! Здаоров будешь! Коари дальше! Нитчеаго!
Вуд поднес руку к лицу и задумался. Еще минута, и агент сменил строителя мира по Регенсдорфской системе.
- Однако, - сказал он, пытаясь улыбнуться, - как сильно подействовал на меня опиум. Я, кажется, обеспокоил вас, простите.
- Нет, ничего, - отвечал Панаев, - вы меня даже заинтересовали. Организовать мир по тюремной системе? Странная мысль!
Вуд рассмеялся.
- Вот уж не знаю, что забрело мне в голову. Как вы говорите - мир по тюремной системе? Да, в самом деле престранная мысль.
Взгляд его упал на газету, лежавшую в изголовье кушетки.
Он прочел почти машинально: "Большое сражение у Вердена. Атака германцев в районе Вердена (фронт сорок километров) принимает размеры крупного боя с возрастающим напряжением. Бомбардировка ведется из орудий крупного калибра".
Он обернулся. Панаев подозвал Ляо-Тяня, расплатился с ним, кивнул Вуду головой и вышел из комнаты. Агент бросился за ним.
Подслеповатый китаец вновь отворил дверь. Вуд бросил ему мелкую монету, перешел дворик и исчез за воротами.
8
"Февраля 12. Провел ночь в доме № 112 по Обводному каналу. Вышел в семь утра, пошел по Лиговке, свернул на Невский, вошел в подъезд дома № 106. Вышел через полчаса переодетый - фетровая шляпа, черное пальто с черным воротником, в руке трость.
Февраля 13. С одиннадцати часов утра целый день не выходил из дома № 106 по Невскому. Ночь провел там же.
Февраля 14. Вышел в двенадцать дня - черное пальто, шляпа, трость, с портфелем, дошел пешком до Морской, вернулся к Казанскому собору. Кого-то ждал; через полчаса поехал на извозчике через Дворцовый мост. Зашел в Азиатский музей. Оставался там до трех с половиной; вышел с туго набитым портфелем. Вернулся в дом № 106 и там оставался до ночи. В двенадцать часов пешком пошел в клуб - Владимирский, 12. В клубе играл и много выиграл. Сведения о том, что он - шулер, по-видимому, ложны. Ничего не заметил.
Февраля 15. Вчера ночью вышел из дома № 106, одетый в солдатскую шинель без ремня, в черной форменной фуражке. Прошел до Знаменской площади, свернул на Калашниковский проспект, прошел в курильню. Пробыл до утра. Утром вышел с китайцем; оживленно говорили. Дошли вдвоем до Суворовского; китаец вернулся. Прошел до Греческого; ворота № 47. Оставался до утра.
Февраля 16. Весь день у № 106. Не приходил.
Февраля 17. То же.
Февраля 18. То же. Справлялся у дворника: не проживает.
Февраля 19. Справлялся о местожительстве. Дали ответ: выехал в 1915 году.
Февраля 20. Потерял след.
Февраля 21. В двенадцать часов ночи встретился у Владимирского клуба. У входа говорил с высоким в пенсне, белокурым, лет тридцати пяти - сорока. Кольца на руках. Играл всю ночь. Много выиграл. Шулер? Вернулся в семь часов утра.
Февраля 22. Провел весь день в № 106, кв. № 27, 2-й этаж, слева третье окно.
В девять часов вечера вышел в солдатской шинели и меховой шапке с ушами. На трамвае поехал на Васильевский. Слез у 7-й линии; прошел пешком до Среднего проспекта. Вошел в дом № 64. Игорный притон. Оставался до трех ночи.
Февраля 28. Ночь провел в клубе на Владимирском.
Марта 7. Ночь провел в клубе на Владимирском. Бывает здесь еженедельно.
Марта 8. В два часа дня поехал в министерство по иностранным делам. Провел там два часа. Вернулся и не выходил до ночи".
9
В то время как англиканская церковь во главе с архиепископом Честером молила бога о ниспослании победы над проклятыми немцами, католическая церковь, папа Бенедикт и кардиналы молили бога о поражении нечестивых поборников лютеранской ереси, а лютеранская церковь молила бога о том, чтобы ненавистные союзники были повержены в прах, - агент английской разведки Стивэн Вуд, считавший себя самим господом богом, шаг за шагом выслеживал владельца документа, необходимого правительству Британии.
Восьмого марта он шел по Обводному каналу, следя за номерами домов.
"Девяносто два, девяносто четыре, девяносто шесть, девяносто восемь".
"Чайное заведение для извозчиков. Доступно ломовым. Юдель Гамбер и К", - прочел Вуд.
В чайной стоял сизый туман. Хозяин - рыжий парень с плутовской рожей сидел за прилавком и пил чай с блюдечка. Рядом с ним хрипел граммофон.
- Что прикажете?
- Мне нужно Скривела, - сказал агент, - он здесь сейчас?
- А вам, позвольте узнать, по какому делу?
- Это вас не касается.
- Как это не касается? - сказал с обидой рыжий парень, выставляя вперед огромную челюсть, - если я и есть самый Скривел?
- Пустое, - сказал Вуд, - Я знаю Скривела. Вы - не Скривел.
- Я Ваську могу позвать, конечно, - сказал рыжий, пряча челюсть. И, обернувшись к двери, которая вела в соседнюю комнату, он крикнул:
- Васька, поди сюда, тебе господин просит.
Скривел вошел в фуражке, лихо надвинутой на ухо. Увидев агента, он сбросил фуражку и протянул ему грязную руку, с гордостью поглядывая вокруг.
- У меня к вам дело, любезный Скривел, - сказал Вуд, не давая ему руки.
Оборванец провел его в соседнюю комнату, почти пустую.
- С вашего ко мне обращенья, не угодно ли-с супле афирон - пивца или, может, беленькой потребуется?
- Дело у меня к вам вот какое, - продолжал Вуд, - хотите вы заработать сотню-другую?
- Коман ву портреву - со всем нашим удовольствием!
- Вы умеете править авто?
- Править машиной? - переспросил Скривел. - Вам шофер нужен?
- Мне нужен хороший шофер, - сказал Вуд, - такой, чтобы он мог на ходу подбить извозчика и проехать дальше.
- Мм, - промычал с одобрением оборванец, - понимаем! Могу такого шофера достать.
- Кроме того, мне нужен извозчик. Вам извозчиком не приходилось быть?
- Мы, конечно, взломщики, - отвечал Скривел, почесав за ухом, - но, конечно, в случае чего можно и извозчиком. Пожалуйста вам и извозчик.
Вуд вытащил портсигар, закурил, предложил папиросу оборванцу.
- Поговорим.
Они говорили около часу. Агент разложил на столе лист бумаги, начертил несколько линий карандашом и передал бумагу Скривелу вместе с деньгами.
Скривел сложил бумагу, сунул деньги в карман, снова содрал фуражку с взлохмаченной головы и раскланялся.
У моста, недалеко от заведения Юделя Гамбера, Вуд сел в трамвай и поехал к Литейному проспекту.
Афишки на стеклах трамвая советовали покупать шоколад Крафта, кровати Ефима Преловского и венскую мебель братьев Тонет. Негритенок подносил ко рту полные горсти разноцветных леденцов, полнощекая розовая девочка рядом с ним заявляла со смехом, что она умывается только мылом Брокара № 11714.
У Литейного проспекта агент спрыгнул с трамвая и спустя несколько минут звонил у дверей квартиры Свехновицкого.
Он позвонил дважды. Никто не отзывался. Подождав немного, он позвонил в третий раз и пошевелил ручкой.
Наконец кто-то отворил внутренние двери и спросил с тревогой:
- Кто там?
- Могу я увидеть Свехновицкого, Сигизмуида Фелициановича? - спросил Вуд.
- По какому делу?
- Ничего особенно, - сказал агент, - просто я уезжаю и хотел бы увидеть его перед отъездом.
Выходная дверь дернулась на цепочке, и сквозь щель Вуд рассмотрел встревоженное лицо студента.
- Ах, это вы! - сказал он наконец, узнавая Вуда.
- Простите, что осмеливаюсь вторично беспокоить вас, - сказал, кланяясь, агент.
Свехновицкий провел его к себе и предложил садиться.
- Чем могу служить?
- Видите ли, я уезжаю из Петрограда, - начал Вуд, улыбаясь, - очень скоро, дня через два-три. А дело с моим документом так и не разрешилось. Так его никто и не перевел.
- Вы, кажется, собирались обратиться к Панаеву? - спросил Свехновицкий.
- Да, именно к Панаеву; но при всем желании я никак не мог его найти. Разумеется, я и не пытался искать его в игорных притонах, как вы мне изволили указать в прошлый раз. Мне говорили, где он чаще всего бывает, я заходил туда несколько раз, но никогда не находил его там.
Вуд взглянул на Свехновицкого. Студент сидел с бледным лицом и усталыми глазами и, не слушая, смотрел в окно, мимо агента.
- Простите, - сказал Вуд. - Простите, - повторил он немного громче.
Свехновицкий извинился и просил продолжать.
- Именно по поводу этого документа я и зашел к вам вторично, - продолжал Вуд. - Не могли ли бы вы, Сигизмунд Фелицианович, одно одолжение…
- Я к вашим услугам, - отвечал студент, не отводя глаз от окна.
- Один из моих знакомых переписывался с известным востоковедом Френом в Голландии. Он обещал мне послать со своим письмом точную копию моего документа и ручается, что через три-четыре недели я получу точный перевод. Я и сам пытался было сделать эту копию, но, увы, совершенно неудачно.
Он вытащил из бокового кармана точную копию, присланную ему вместе с приказом, и положил рядом с нею квадратный лист бумаги, испещренный какими-то нелепыми очертаниями.
Свехновицкий развернул обе бумаги.
- Да, - сказал он, - это даже и на копию, пожалуй, не похоже. Скорее это грубая подделка вашего документа.
- Именно подделка, - улыбаясь, сказал Вуд, - еще если бы эта подделка сколько-нибудь походила на действительный документ, я бы не осмелился тревожить вас, Сигизмунд Фелицианович.
- Собственно говоря, скопировать ваш документ - пустое дело, - сказал студент, - если бы я…
Он остановился, закусывая губы, и снова посмотрел в окно.
- Если бы я не был так занят последнее время, я бы с удовольствием услужил вам. Впрочем, вот что: зайдите к одному из моих друзей - студенту Ралли; если он свободен, то он не откажется услужить вам.
- Благодарю вас, - вскричал Вуд. - Вы разрешите попросить его адрес?
Свехновицкий написал несколько слов на клочке бумаги.
- Простите, ваша фамилия Ша…
- Шарыгин Григорий Александрович, - подсказал Вуд!
Он с благодарностью принял записку, простился с Свехновицким и спустился вниз по лестнице.
У самого входа стоял человек в скромном черном пальто и барашковой шапке. Вуд поглядел на него: это был, несомненно, полицейский агент.
Вуд припомнил разговор, слышанный им при первой встрече с Свехновицким, легонько свистнул, оглянувшись на окна студента, и, вздернув брови вверх, беззвучно рассмеялся.