Торопчин это понял. Усмехнулся.
- Ну что же, молчание, говорят, - знак согласия.
- Правильные слова, - собравшись с духом, одобрила Самсонова.
Из-за стола вновь медленно поднялся старый председатель Андрей Никонович.
- Я, а не кто другой будет сдавать хозяйство. И знают все колхозники, сколько моих сил в него вложено. Потому и хочу сдать в надежные руки. Хоть и стар я, а вижу, что сейчас управлять колхозом надо по-иному. Большие задачи ставит перед нами государство. И не каждому они по плечу. Вот почему и предлагаю я партийному собранию - рекомендовать на мою должность… Федора Васильевича Бубенцова.
По глубокому молчанию и по выражению лиц было видно, что предложение Новоселова явилось почти для всех присутствующих неожиданностью.
- Предложить можно и Афоню-дурачка. А вот что колхозники скажут? - сердито выкрикнул Шаталов, опомнившись, наконец, от изумления.
Но это не смутило Новоселова.
- Своих колхозников я знаю не хуже тебя, Иван Данилович, - спокойно возразил он Шаталову. И оттого, что голос старика звучал тихо, его слова приобретали даже большую проникновенность. - Афоню-дурачка я в председатели не предложу. Да и тебе тоже, как и Иван Григорьевич, отвод даю. Хошь обижайся, хошь - нет. А к Федору Васильевичу мы давно присматриваемся. Бубенцовы - фамилия в наших краях знаменитая. И дед и отец не последними людьми на селе были, а главное - нашими людьми. Да и Федор Васильевич до мобилизации разве плохо работал? Ну, а если после войны неладно себя вел… Небось и сам, Федя, не хвалишь свое поведение? - неожиданно, с отцовской строгостью обратился Новоселов к Бубенцову.
- Виноват, Андрей Никонович! - поспешно вскакивая и вытягиваясь, как новобранец перед начальством, отрапортовал застигнутый врасплох вопросом старика Бубенцов. И еще больше смутился.
Кругом засмеялись. Но доброжелательно. А Дуся Самсонова даже в ладоши захлопала.
- Чему радуешься, канарейка? - сердито цыкнул на Самсонову завхоз Кочетков. - Погоди, еще все окажемся в дураках перед колхозниками.
- Ну, а перед обществом я первый за тебя слово скажу. А моему слову народ пока верит, - как бы отвечая Кочеткову, закончил свое выступление Новоселов.
- И все члены партии тебя, Федор Васильевич, поддержат, - обращаясь не так к Бубенцову, как ко всему собранию, уверенно сказал Торопчин.
2
Весть о том, что партийная организация выдвигает на должность председателя колхоза Федора Васильевича Бубенцова, разнеслась по селу в тот же вечер и, нужно сказать, почти для всех явилась неожиданной. Уж очень примечательной и, пожалуй, непонятной была для колхозников личность Бубенцова, а еще больше смущало поведение Федора Васильевича после возвращения с фронта.
- Если бы Федор сейчас такой был, как до войны, самостоятельный, - раздумчиво сказала колхозница Коренкова. - А то будто не ногу на фронте потерял, а голову.
В просторной избе бывшего бригадира, а ныне звеньевой Марьи Николаевны Коренковой собралось все звено. Восемь женщин и девушек сидели вокруг покрытого белой скатертью стола и вручную сортировали на семена просо, отбирая зернышко к зернышку.
- Да. Удивление, - откидываясь от стола и выгибая затекшую спину, отозвалась на слова звеньевой одна из женщин.
- А уж глаза у Федора Васильевича колючие - беда! - воскликнула другая - молодая, глазастая, порывистая в движениях. - От такого и мышь в соломе не спрячется.
- Его, озорника, и в районе боятся.
- Все бы ничего, да винищем сильно балуется. Гляди, пропьет весь колхоз, как в "Светлом пути" Ерошин.
- Да-а…
Некоторое время женщины сидели молча, слышалось только тиканье ходиков да легкое шуршанье.
С печи, посапывая, спустился заспанный семилетний сынишка Марьи Николаевны и, недовольно покосившись на сидящих, зашлепал босыми ногами к двери.
- Валенки надень, Пашка! - крикнула мать.
- Ладно и так, - бормотком отозвался паренек и вышел.
- Тоже еще растет, сахар, - вздохнула Коренкова.
- А вот я вас так спрошу, - вновь вернулась к разговору глазастая. - Поставили бы перед вами двоих - Бубенцова и Ивана Даниловича Шаталова, его ведь на смену Никонычу намечали, и сказали: "Выбирайте, бабоньки, на свой вкус…" Ну-ка, ну-ка!
Вопрос оказался каверзным. Все женщины прекратили работу, переглядывались, однако ни одна первой высказаться не хотела…
Более решительными в этом вопросе оказались комсомольцы. Когда Дуся Самсонова возвратилась с партийного собрания домой, она застала в своей избушке, прилепившейся на самом краю крутого, густо усаженного кустарником берега реки, целое сборище.
Тесная горенка, еле освещаемая крохотной керосиновой лампочкой-"одуванчиком", была буквально забита молодежью. Пришли подружки Самсоновой из ее комсомольского звена - сестры Таисия и Груня Аникеевы - и их брат Петр. Был тут и невысокий тихий, задумчивый паренек Павел Гнедых - учетчик первой бригады. И не по годам басовитый младший конюх Никита Кочетков, и статный, горбоносый, цыганского склада комбайнер Андрей Рощупкин, и воспитательницы детского сада Наташа Горбачева и Нюра Присыпкина, и еще до десятка парней и девушек, которых в полумраке и рассмотреть было трудно.
Пришел к секретарю комсомольской организации и сын Ивана Даниловича Шаталова - Николай, в недавнем прошлом гвардии старшина, считавшийся одним из самых молодцеватых бойцов в части.
Николай Шаталов, заслышавший, очевидно, через оконце торопливое поскрипывание по снегу Дусиных шагов, даже вышел встретить девушку.
- Ой, кто это? - испуганно воскликнула Дуся, когда в сенцах дорогу ей преградила высокая фигура.
- Все я же, Дарья Степановна.
Хотя в темноте Дуся не могла видеть лица Николая, по его голосу догадалась, что парень чем-то возбужден. Спросила неласково:
- Чего выскочил?.. Небось за папашу своего волнуешься?
- А что мне папаша… Эх, Дарьюшка, и почему ты какая-то со мной неласковая?
- Пусти! - девушка резко высвободила плечи из рук Николая. - Нехорошо. Тут такие дела намечаются, а у тебя в голове только глупости!
- Глупости?.. И не совестно вам, Дарья Степановна, так говорить!
- Ну, ну. - Дусе, по-видимому, действительно стало немного совестно, и она сказала ласковее: - Уж и обиделся! Торопливые вы парни очень. Не о том, Коленька, сейчас голова болит, честное слово!.. Стой, куда наладился?
Дуся схватила направившегося было к выходу из сеней Николая за руку и, безошибочно протянув в темноте другую руку прямо к скобе, распахнула дверь в избу.
- Встать! Равнение на дверь! Сам командующий сводным мужским и женским комсомольским отрядом колхоза "Заря" пожаловал! - выкрикнул Андрей Рощупкин, вскакивая с лавки и вытягиваясь.
- Эк ведь сколько вас сюда набилось! - удивленно протянула Дуся, быстрым взглядом окидывая горенку, изо всех углов которой к ней повернулись такие разные, но все молодые и приветливые лица.
- В тесноте, в темноте, без вина, без чаю, а все-таки не скучаем!
- Мы, Дуся, тебя битых два часа ждем.
- Ну, чем кончилось собрание?
- Как Никоныч? Отказался?
- Да тише вы, грачи! Рассказывай, Самсонова, все по порядку.
Дуся, как бы подогревая любопытство комсомольцев, неспешно скинула тонкий шерстяной платок, стянула полушубок, аккуратно повесила то и другое на вешалочку, степенно подошла к столу, присела на услужливо пододвинутый ей табурет и, закинув руки, стала поправлять свернутые в жгут легкие, светлые и пушистые, как облачко, волосы.
- Да говори ты, Дуська! Вот, ей-богу! - крикнул кто-то, не выдержав.
- Ишь ты, какой любопытный. А если собрание было закрытое? - отозвалась Самсонова.
- Ну да!
- Для кого закрытое, а для нас - не секрет!
- Ладно уж. Здесь все свои? - Дуся еще раз оглядела комсомольцев, теперь уже тесно сгрудившихся вокруг стола. - Только на лампу, ребята, не дышите, а то в темноте окажемся… Да, дела в колхозе нашем, просто сказать, удивительные! Новоселов отказался окончательно.
- Так, так… Это мы и без тебя знали.
- А кого вместо него наметили, тоже знаете?
- Шаталова, конечно. Кого же еще?
- А я думаю - Брежнева Андриана Кузьмича.
- Ничего подобного. Кочетков Сергей Кузьмич своей жене сказал, что сам Торопчин в председатели метит. А Елизавета… - с жаром заговорила Таисия Аникеева, но не закончила.
- Ты, Таисия, чужие глупости не повторяй и своих не выдумывай, - сердито, блеснув живыми и прозрачными, как дождевые капли, глазами, перебила Аникееву Дуся. - Иван Григорьевич наш партийный руководитель. Был и останется. А председателем колхоза будет…
Дуся выдержала для большей значительности паузу и отчеканила:
- Федор Васильевич Бубенцов!
Однако комсомольцы отнеслись к такому поразительному сообщению не так, как ожидала Самсонова. Почти никто из ребят даже не удивился. Наоборот, все восприняли известие как естественное, но до сих пор никому не пришедшее в голову решение.
- Мать честна́я! А ведь действительно, - первым отозвался Андрей Рощупкин, - Федор Васильевич человек, я бы сказал… До войны его тракторная бригада как-никак первенство по всему району держала. Это мысль!
- Вот только беда… - нерешительно начал было брат жены Бубенцова Петр Аникеев, но его сразу перебили:
- Ну и что?
- А ты не каркай!
- Мало ли… Просто человек был не при деле да еще увечье получил.
- Ничего, ничего, - решительно подвел итог коротенькому обсуждению Рощупкин. - Иван Григорьевич Торопчин теперь не даст Бубенцову баловаться. Оба они фронтовики, да и друзья немалые. Сговорятся!
- Обязательно! - убедительным баском подтвердил и Никита Кочетков, чем привлек к себе внимание прислушивавшейся к словам комсомольцев Самсоновой.
- Что я тебя попрошу, Никитушка, - сказала Дуся, - добеги, пожалуйста, до конюшни и расскажи бате. Знаешь ведь, как он волнуется. А я тебя за это, когда вырастешь большой, знаешь как расцелую!
Эти последние слова Дуси очень развеселили комсомольцев.
В свои семнадцать лет Никита Кочетков вытянулся чуть не на голову выше остальных. Да и разговаривал преимущественно басом, иногда только соскальзывая на петушиный тембр. Вот и сейчас, как назло, отвечая Дусе, Никита "ударил по верхам", что безусловно смазало значительность слов:
- Это еще - захочу ли я с тобой целоваться!
3
Отец Дуси - старый конюх Степан Александрович Самсонов, почти все свое время проводивший на конюшне, обрадовался приходу Никиты и искренне удивился принесенному комсомольцем известию:
- Фе-е-дора? - протянул он нараспев. Подумал, пожевал губами и закончил несколько неожиданно: - Этот даст!
- Неужели? - заинтересовался Никита.
Конюхи стояли в полумраке, посредине конюшни. Кругом хрустко жевали рубленую ржаную солому лошади, отфыркивая пыль.
- Верное слово, - подтвердил Самсонов. - Еще дед у Бубенцова - ох, и крутой был старик! - перед урядником шапки не ломал. А уж Федор!.. Ай, да и хватит кто-нибудь с ним горюшка! Но и блинов, надо полагать, колхозники покушают… факт! Наш Иван Григорьевич чепушка какого-нибудь на такое место не допустит. Торопчин, брат, голова - глянет на человека и сквозь шапку выяснит все его размышления. Без аршина смерит. Я тебе такой случай расскажу. Вышли мы как-то с Иваном Григорьевичем из конюшни. Осенью это было, дождь только что прошел, слякоть по земле. Он, значит, вышел, остановился и смотрит этак вниз. Ну и я смотрю. "Красота, говорит, какая, Степан Александрович!" А мне удивительно: где она, красота, когда прямо под ногами лужа? Так и Торопчину сказал. А он смеется. "Вот, говорит, смотрим мы с тобой оба вниз. Но только ты видишь лужу, а мне нравится, как в луже звезды играют!" Понял загадку?
Старый конюх искоса, как петух, уставился на Никиту Кочеткова.
- Так сказать, точка зрения, - догадался Никита.
- Именно. Это я к чему вспомнил? Вот все мы здесь на селе, почитай, каждый день наблюдаем Бубенцова. И знаем его не первый год. И не таким, как он сейчас себя показывает. А вот в нутро ему заглянуть никто, кроме Ивана Григорьевича, не догадался…
4
Мрачнее осенней тучи вернулся домой в тот вечер с партийного собрания Иван Данилович Шаталов. Вместе с ним зашел покурить и перекинуться словечком и завхоз Павел Тарасович Кочетков.
- Ах, молодцы! Ко времени пришли. Только-только я устряпалась. Петуха заколола для такого раза. Ну как, Иван Данилович, поздравить тебя, что ли? - приветливо встретила вошедших жена Шаталова - невысокая, начавшая полнеть, но легкая в движениях женщина. Она была уверена в приятном известии.
- Я вот тебе поздравлю! - зло скосился на жену Иван Данилович.
Он кинул на руки подошедшей дочери Клавдии полушубок и шапку и, прогнав с табуретки кота, грузно подсел к столу.
- Неожиданность получилась, Прасковья Ивановна. Сказать, так не поверишь, - заговорил Кочетков. По всему видно было, что в доме он свой человек. - Федьку Бубенцова хотим поставить председателем.
- И ты уж захотел? - с сердитым удивлением спросил Кочеткова Иван Данилович.
- Это что же делается-то, а? - расстроенно и растерянно заговорила Прасковья Ивановна. - Ну, не дают хорошим людям ходу, и все тут!
Кочетков не сразу ответил на вопрос Шаталова. Он расправил под ремнем гимнастерку, пригладил расческой свои веселые кудри, тоже подсел к столу и лишь тогда заговорил:
- Видишь ли, Иван Данилович. Конечно, каждый член партии волен иметь свое мнение. Но поскольку большинство голосовало за Бубенцова…
- Ты мне о сознательности не пой! - оборвал Кочеткова Шаталов. - Боишься Торопчина, так и говори.
- Постой!..
- За постой деньги платят. Вот ведь как забрал он вас всех в руки! А Никоныча купил со всеми потрохами. Ай-яй-яй… Я Торопчина давно раскусил. Ласковый, а хватка медвежья. Он и Бубенцова выдвигает потому, что сам управлять хочет. Федька теперь такой: поставь пол-литра - и вяжи его в узелок.
- Что же ты, Иван Данилович, на собрании молчал в таком случае? - не без ехидства спросил Кочетков.
- А что я сам за себя агитировать должен? Ничего, увидим еще, откуда ветер дует. Я людям не меньше Ваньки Торопчина известен. И в райкоме меня встречают всегда, как друга!
Эти слова Шаталова не были простым хвастовством.
Действительно, Иван Данилович являлся примечательной фигурой. Первое, что - бросалось в глаза в его наружности, это привольно раскинувшиеся ветвистые усы. Был он грузен, плечист, коротконог и зычен в разговоре. Вообще у Шаталова была наружность старого служивого, да и повадки тоже.
И биография у Данилыча была довольно почтенная, хотя и не без изъянов. Но ведь и на солнце отметины есть.
Было время, когда он - смолоду батрак - оказался в первых рядах людей, проводивших коллективизацию, и даже, не колеблясь, раскулачил свояка, собственной жены дядю.
Такое поведение односельчане расценили положительно и выбрали Шаталова председателем сельсовета.
Правда, на этой должности он пробыл недолго, но успел оттягать для своей семьи кирпичный пузатый домик с лучшим по селу фруктовым садом. Все того же дяди.
"От живого унаследовал", - шутили на селе.
Шутить шутили, а с председателей сняли.
В колхозе Иван Данилович работал, как сам выражался, "не хуже других прочих". Но и не лучше. А жил богаче, в основном за счет наследия. "Из яблочков приноровился и блины печь и валенки катать". Злые все-таки языки у людей.
А уж то ли не общественник был Иван Данилович! На всех собраниях выступал пространно и, надо сказать, довольно дельно. И "в курсе" всегда был. А как за заем агитировал - и словами, и собственным примером!
Но особенно отличился Шаталов в дни войны, когда близко к Тамбовской области приблизился фронт, когда с угрюмым, неровным завыванием проносились над колхозными полями немецкие бомбардировщики и глухо стонала и подрагивала земля от недалеких разрывов.
С раннего утра и до самой ночи всюду, где проходили работы - на полях, на току, в правлении колхоза, - раздавался унтерский бас Ивана Даниловича. Да и по ночам часто поднимал он народ на прочесывание угодий лесничества, где прятались иногда пробиравшиеся неведомо куда лихие люди и дезертиры. Находились и такие в то накаленное время.
А когда по области проходила кампания по сбору средств на танковую колонну "Тамбовский колхозник", Иван Данилович один из первых снял со сберегательной книжки весьма солидную сумму, собрал у себя в доме все облигации, кольца, брошки и много других ценных вещей.
- Вот помогаю, чем могу. И других призываю. Пока существует советская власть, наше не пропадет!
Эти слова были произнесены с пафосом, даже со слезой и, безусловно, искренне.
Портреты тамбовского колхозника-патриота, говорящего речь и при вручении танков пожимающего руку танкисту - Герою Советского Союза, появились в областной газете, а затем украсили и стену правления колхоза. И в кино "наш Данилыч фигурировал".
Именно тогда колхозная парторганизация избрала Шаталова секретарем. И вот здесь-то он, любивший поучать других, почувствовал себя на своем месте. Редкий день не наведывался Иван Данилович в райком, а уж колхозников прямо замучил собраниями да походами. А какие речи произносил по всякому поводу! Прямо как по газете читал.
И был искренне удивлен, а в душе глубоко обижен тем, что после войны его от этой почетной должности освободили. А избрали Ивана Григорьевича Торопчина.
Попробуй угоди людям после этого. Какого человека не оценили! Сами не знают, чего хотят.