А уж на работе - просо ли полоть, картошку ли окучивать, подавать ли зерно на веялку - ни одна из девушек соперничать с Самсоновой даже и не пыталась. Недаром ее комсомольское звено считалось одним из лучших не только по колхозу, но и по району.
- Вот, привела суслика. Хорош? - сказала она, указывая Ивану Григорьевичу на Аникеева. И сама уставилась на своего спутника с любопытством.
- Ничего, - серьезно ответил Торопчин, здороваясь с Аникеевым за руку. - На суслика не походит. Ну что же, проходите, садитесь.
- Да мы на минутку, - сказала Дуся, однако первая прошла к столу и села. Тут же начала листать лежащую на столе книгу. Листая, заговорила: - Чего придумал - уезжать. С учету, видишь ли, сними его. Как бы не так!
- Куда, Петя, собрался? - спросил Торопчин.
- Дело у меня такое, Иван Григорьевич, - неторопливо и обстоятельно заговорил Аникеев, широколицый, очень худой, с задумчивыми глазами и путаной копной белокурых волос комсомолец. - Опять в Тимирязевку подавать хочу.
- Ну что ж, хорошее дело! - сказал Торопчин. - По крайней мере свой агроном у нас будет.
- Из него агроном - как из репы скворечня! Ездил уж в прошлом году, - возразила Самсонова.
- В прошлом году я, верно, провалился, - ничуть не обижаясь на насмешку Самсоновой, подтвердил Аникеев. - И нынче не попаду, если не подготовлюсь как следует. Вот смотрите - по алгебре хромаю, по физике тоже, и химия у меня…
- Вон как, сразу на три ноги захромал, - заливисто расхохоталась Дуся. - Как же ты на одной ноге в Москву прискачешь?
- Подожди, Самсонова, - остановил Дусю Торопчин. - Петя молодец! Это - по-моему. Раз задумал - надо добиваться.
- А кто же спорит? - сразу согласилась Дуся. - Да, может, мы все ему завидуем.
- Так в чем же дело?
- А в том, что через месяц посевная! И если все мои комсомольцы начнут разбегаться… Вот отсеемся, тогда и поезжай. Сама лепешек напеку на дорогу. Было бы только из чего. А сейчас - лучше ты меня не беспокой. Я и так ужасно нервная.
- Угу, - Торопчин искоса, с улыбкой взглянул на сердитое лицо Самсоновой. - А ведь, пожалуй, Петя, она права. Сейчас нам каждый человек, знаешь, как дорог.
- Слышал?.. Я хоть и шучу над тобой, а в работе тебя ни на кого не променяю. - Теперь Дуся уже успела сменить гнев на милость и смотрела на Аникеева ласково. - Уж если Петр идет за сеялкой, следить не надо. Тихо́й парень, но уж работник замечательный.
- Ну что ж, на сев я, пожалуй, останусь, - согласился Аникеев, чем очень обрадовал Дусю. Она даже волосы ему, и без того путаные, взъерошила.
- Эх ты, грамотей!
- Но только скажите вы ей, Иван Григорьевич, пожалуйста, чтобы сейчас Самсонова меня не беспокоила. Я пока за физику сяду.
- Правильно, - поддержал Торопчин.
- Не буду, не буду. Нужен ты мне очень! У меня, кроме тебя, физика, двадцать семь душ. Ведь я чего от них, чертей, добиваюсь? - Дуся порывисто повернулась к Торопчину. - Чтобы каждый комсомолец мне на бумажке написал, что он обязуется сделать. А как не сделает - я ему эту самую бумажку на лоб налеплю!
- И пишут?
- Как бы не так! Ну, с девчатами-то я совладаю. А уж с парнями… прямо горе мне горькое. Вот на Бубенцова теперь надеюсь. У Федора Васильевича агитация-то подоходчивей моей. Он еще и председателем не стал, а уж завхоз Кочетков сегодня с утра помчал к нему советоваться.
- Так. Хорошо. - Иван Григорьевич, очень довольный, встал, запахнул дубленку. Поднялись и комсомольцы.
- Ну, а какие разговоры по селу?.. Насчет Бубенцова…
- Не одинаковые, - на лице Самсоновой появилась озабоченность. - Все-таки многие за Шаталова стоят. У Данилыча в колхозе одной родни - не сосчитаешь.
- А твои комсомольцы как?
- Насчет нас не сомневайся, - беспокойство у девушки сменилось горделивой усмешкой. - Николай, сынок шаталовский, и тот за Бубенцова голосовать будет. Будет! - Дуся хитро сощурила глаза. - А вот за Клавдию…
Самсонова осеклась. Знала она, как и все на селе, про отношения Торопчина и Клавдии.
Однако Иван Григорьевич, по-видимому, не заметил смущения девушки.
- Так вот что, Дуся, и ты, Петр, - сказал он. - Надо, чтобы все комсомольцы приняли в выборах самое живое участие. Это, ребята, для колхоза вопрос политической важности!
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
За день до общего собрания, на котором колхозники должны были обсудить и утвердить кандидатуру Федора Васильевича, к Торопчину на дом пришли трое: жена завхоза Елизавета Кочеткова, заведующий током Михаил Шаталов - двоюродный брат Ивана Даниловича и, что особенно удивило Ивана Григорьевича, - бригадир второй полеводческой бригады, всеми на селе уважаемый работник и член партии, Андриан Кузьмич Брежнев.
Брежнев первый и объяснил цель прихода..
- Вот, товарищ Торопчин, - сказал он, - некоторые колхозники интересуются таким вопросом: могут ли они предложить своего человека?
- Шаталова? - спросил Иван Григорьевич Брежнева.
Но ответила ему Кочеткова:
- Хотя бы! Все-таки мы Ивана Даниловича знаем не год и не два, а, пожалуй, все двадцать. И верим ему не меньше, чем вашему Бубенцову.
Слово "вашему" прозвучало вызовом, и Торопчину не понравилось. Но он и виду не подал. По-прежнему внимательно продолжал смотреть в лицо Кочетковой.
"А красивая женщина Елизавета. Ай да завхоз!" - мелькнула в голове неожиданная мысль.
- Он здесь с нами всю войну ворочал, пока вы на фронте были, - помолчав и не дождавшись ответа Торопчина, продолжала объяснение Елизавета.
И опять Торопчину не понравились слова Кочетковой. Даже не по смыслу, а по тону, каким они были сказаны: получалось, что Шаталов во время войны дело делал, а они, то есть и Торопчин, и Бубенцов, да и все, кто воевал, и муж Елизаветы в том числе, - валяли дурака.
За фронтовиков, как бы разгадав мысли Ивана Григорьевича, заступился Брежнев.
- Неверно ты, Елизавета Дмитриевна, говоришь, - сказал он укоризненно. - Что же, наши люди на фронтах развлекались, что ли? Ведь они кровь свою проливали за то, чтобы к нам опять счастливая жизнь вернулась.
"Счастливая жизнь"? Тоже и Брежнев нехорошо как-то сказал. Без умысла, очевидно, но нехорошо. Конечно, отстояли мы свое право на хорошую жизнь, но много еще трудов положить надо, чтобы добиться настоящего счастья. Не зарубцевались еще боевые раны, да и засуха людям жизнь омрачила.
- А что же вы от меня хотите? - спросил Иван Григорьевич, пробежав пристальным взглядом по лицам пришедших.
- То есть как так? - удивился Михаил Павлович Шаталов. - Ты, товарищ Торопчин, можно сказать, от партии нами руководишь. Ну, к тебе первому мы и пришли посоветоваться.
"Не подкопаешься", - подумал Торопчин. И сказал:
- Это хорошо. Только мой совет все колхозники уже знают. Я секретарь партийной организации. А, коммунисты выдвигают на должность председателя Федора Васильевича Бубенцова.
- Значит, просто поднимай руку? - уже с явным вызовом спросила Елизавета.
- Вы грамотная? - Торопчин взглянул на Кочеткову в упор.
- У нас, слава богу, все грамотные.
- Тогда прочитайте "Примерный устав сельхозартели" и "Положение о выборах". Никто из колхозников права голоса не лишен. Пожалуйста, выдвигайте, агитируйте за своего кандидата. Тем более, Ивана Даниловича Шаталова действительно все у нас хорошо знают.
На этом разговор в тот день закончился, но продолжился на общем собрании колхозников.
После того как от лица парторганизации и правления колхоза с предложением кандидатуры Бубенцова выступил старый председатель Андрей Никонович Новоселов, слово взяла Елизавета Кочеткова. И если Новоселов сказал коротко и скупо, то Кочеткова, как отметил про себя Торопчин, выступила красочно, умно и дельно. Неплохо был подвешен язык у этой женщины. Она даже не хвалила Ивана Даниловича, а просто напомнила колхозникам некоторые этапы из его биографии. Сведенная в один короткий рассказ и очищенная от изъянов, жизнь Шаталова предстала перед его односельчанами как сплошной подвиг. И даже людям, прожившим бок о бок с Иваном Даниловичем много лет и знавшим его не только по усам да по зычному голосу, в какой-то момент показалось: "Смотри, какого человека мы не ценим!".
Да и сам Шаталов, сидевший за столом президиума, растроганно высморкался и, наверное, подумал про себя: "Вон, оказывается, какой он - я".
Но не вся речь Кочетковой прошла гладко. В самый патетический момент, когда Елизавета назвала внушительную сумму, внесенную Шаталовым на постройку танка, из зала звонко прозвучал дерзкий вопрос Дуси Самсоновой:
- А откуда он взял такие деньги?
По веселому оживлению, возникшему в помещении клуба, где происходило собрание, Кочеткова поняла, что реплика звеньевой попала в самую цель. Тем более что сразу же раздался и другой возглас: "С яблони натряс". И третий: "А яблоню от дяди унаследовал. Знаем!"
"Комсомол режет!" - с удовлетворением подумал Иван Григорьевич.
Кочеткова смутилась, но, когда Торопчин успокоил народ, ответ у Елизаветы был уже готов.
- А хоть бы и так, - сказала она, дерзко оглядывая собравшихся своими светлыми, широко расставленными глазами. - Разве эти деньги краденые?.. Сумел нажить - и не пожалел отдать на хорошее дело. А не пропил, как некоторые поступают. Хорошо свое, а то и колхозное пропьют!
Это был уже выпад против Бубенцова. Даже не камешек в его огород, а целый булыжник, направленный ловкой рукой.
Первым это понял сам Федор Васильевич. Обидно ему стало.
- Ну, погоди, заноза! Я тебе этого не прощу, - зло и вместе с тем горестно прошептала Дуся Самсонова. Девушке больших усилий стоило удержать себя на месте. И, может быть, она незамедлительно ринулась бы в бой, но вовремя встретила предостерегающий взгляд Торопчина.
Сразу же после Кочетковой выступил Семен Брежнев, брат бригадира Андриана Кузьмича, тоже поддержавший кандидатуру Шаталова.
Но его выступление к речи Кочетковой ничего не прибавило, даже, пожалуй, ослабило впечатление. В сущности Брежнев повторил то же самое, что сказала Елизавета, но говорил хуже. Все время ежился и повторял к месту и не к месту полюбившееся ему выражение: "сказать - не соврать".
- Иван Данилович, сказать - не соврать, человек на всю область знаменитый!
Тут уж, конечно, Семен Брежнев перестарался, что ему и поспешила сообщить Дуся Самсонова:
- Ну и говори, а не ври!
Но выступить самой Дусе не пришлось и после Брежнева, потому что в ходе обсуждений произошел неожиданный и крутой поворот.
Слова попросил сам Шаталов. Не глупый был человек Иван Данилович и не стал дожидаться, чтобы его противники, а таких на собрании, он знал, было немало, обозленные словами Кочетковой, отыгрались на нем.
И другое знал Шаталов. Недаром ведь он после партийного собрания очень внимательно прислушивался, правда, чужими ушами, к тому, что говорилось на селе.
Большинство колхозников стояло за Бубенцова, и вся парторганизация и комсомольцы тоже. Значит, за Шаталова будет подано от силы десятка два, три голосов. Зачем же допускать такой конфуз? Уж лучше проявить благородство.
Так он и сделал. Сказал очень коротко, хотя обычно поговорить на народе любил.
- Я, товарищи, человек чем известный?.. Тем, что всегда стоял и буду стоять за колхоз. А каждый колхоз силен тогда, когда люди в нем думают и поступают согласно. Верно я говорю?
- Говоришь ты всегда верно, Иван Данилович, - похвалила Шаталова сидящая в первом ряду Марья Николаевна Коренкова.
- И поступаю так! - сердито откликнулся на похвалу Шаталов. - Вот и сейчас. Раз партийная организация выдвигает на должность председателя Федора Васильевича Бубенцова, я, как старый член партии, тоже буду голосовать за него. И вас всех призываю! Большое спасибо вам, товарищи колхозники, за честь, но кандидатуру мою, пожалуйста, снимите. Каменным преткновением я быть не хочу.
Красиво сказал Иван Данилович. И себя не обидел, и к единству призвал. Шаталову долго и шумно аплодировали.
А если кто и раскусил Ивана Даниловича, тот промолчал. Правда, после слов Шаталова и выступил только один человек - Иван Григорьевич Торопчин. Но и тот поступил вежливо, не стал обижать старика, хотя и намекнул:
- Я считаю, что товарищ Шаталов поступает правильно. Колхоз действительно крепок сплоченностью, и я думаю, что именно сегодня, при голосовании, это бы и подтвердилось. Одна из кандидатур отпала бы сама собой… Еще я хочу сказать вам о Федоре Васильевиче Бубенцове. Начну с плохого, с того, чем Елизавета Кочеткова закончила… После возвращения с фронта Федор Васильевич вел себя плохо, не как коммунист. И мы пока ему этого не простили. Вы согласны, товарищи?
- Согласны, - прозвучал чей-то голос. И хотя голос был одинокий, даже, может быть, именно поэтому возглас прозвучал как общий ответ. Во всяком случае каждому показалось, что сказал это слово он сам.
- Но нельзя, товарищи, судить человека за то, что он споткнулся. Наоборот, если сам Федор Васильевич забыл, как хорошо он жил и работал до войны, за что свою кровь пролил, так мы должны ему это напомнить! Не верю я, что по душе самому Федору Васильевичу Бубенцову пустая и легкая жизнь. Не верю! Хорошо он может работать, и хочет работать, и будет работать. А мы ему в этом должны помочь. Так или нет?
- Так! - на этот раз единым коротким возгласом подтвердили все собравшиеся.
ГЛАВА ПЯТАЯ
1
Долго, бесконечно долго тянулась для колхозников Тамбовщины, да и многих других областей метелистая и жестокая зима на стыке тысяча девятьсот сорок шестого и сорок седьмого годов. Казалось людям, что не будет ей конца.
Уже к февралю начали истощаться хлебные и продовольственные запасы. Пошли в пищу людям и тощий фуражный овес, и отруби, и колючая мякина, и даже давным-давно забытая лебеда.
"Беда на селе, коль лебеда на столе", - вспомнилась старинная поговорка.
А тут еще вскоре после нового года кончились и корма. Не уродила земля ни травы, ни соломы. Пришлось колхозникам "Зари", чтобы сохранить скот, оголить год назад поставленный крытый соломой ток. Обнажились ребра стропил и на многих ригах и сараях колхозников, да и на некоторых домах.
Но люди выстояли.
И не успели еще сбежать говорливыми ручьями по полям, шумными потоками по оврагам да низинам невиданно обильные снега, как на полях и в селах начался последний этап подготовки к севу.
Новый председатель колхоза "Заря" Федор Васильевич Бубенцов наметил общий выход бригад в поле на понедельник четырнадцатого апреля.
- А не рановато, Федор Васильевич?.. Земля еще не отошла будто, - сказал старый председатель Андрей Никонович.
- И инвентарь не весь еще отремонтировали. Железо-то только вчера ты привез, - поддакнул Новоселову лучший бригадир колхоза Андриан Кузьмич Брежнев, хотя в его бригаде все, начиная с сеялок и культиваторов и кончая граблями и даже колышками для разметки участков, было в полной готовности.
- А с семенами как? - спросила звеньевая Самсонова.
- Надо бы сначала о продовольственной ссуде позаботиться. Оголодали ведь люди. Другой бы и вышел пахарь, да ноги не тянут, - сказал бригадир третьей бригады Александр Камынин.
- Не знаю, как другие, а я при такой спешке за бригаду отвечать не могу! - прислушавшись к словам и сразу оценив обстановку, уверенным басом подытожил бригадир первой, Иван Данилович Шаталов.
Все эти слова раздались на последнем предпосевном совещании правления колхоза с бригадирами и звеньевыми, созванном Бубенцовым.
И поскольку люди собрались обсудить - как и что, для них странно и, пожалуй, обидно прозвучали ответные слова Федора Васильевича:
- Я полагаю, что совещаться нам нечего. За зиму наговорились досыта. Когда роте дают приказ подняться, тут длинные слова не нужны.
- По-военному, значит? - спросил Андриан Кузьмич Брежнев.
- А тебе еще язык почесать охота?
- И это не мешает, - Брежнева не смутила насмешка, прозвучавшая в вопросе Бубенцова. - Колхоз, Федор Васильевич, никак не рота. Наше дело артельное. Тут не покомандуешь!
- Правильно. Ты все-таки объясни людям, - очень тихо, так, чтобы не слышали остальные, сказал Бубенцову Торопчин. - Это очень важно.
Федор Васильевич недовольно покосился на Торопчина и встал со скамьи.
- Хорошо. Отвечу. Насчет срока я советовался с районным агрономом Викентьевым. И сводка на погоду то же показывает. Вот она, - Бубенцов достал из кармана лист и передал счетоводу. - Повесь, Саватеев, на видном месте. Теперь - инвентарь. Четырнадцатое еще не завтра. А вчера я приказал Балахонову взять на кузню любых людей и сколько ему будет угодно, но весь инвентарь за эти дни привести в боевую готовность.
- Комсомольцы помогать взялись, - добавил Торопчин. - Трое уже работают.
- Семена?.. За то, что семена, будут, отвечаю я сам - Федор Бубенцов! Я там в райсельхозе хорошие слова сказал. Зашевелятся!
- Вот режет! - невольно расплываясь в одобрительной улыбке, пробормотал маленький и, как всегда, взъерошенный бригадир Камынин.
- Ну, а насчет твоих слов, товарищ Шаталов, что ты за бригаду отвечать не хочешь… Не придется тебе отвечать. Сегодня обсудим на правлении, завтра сдашь первую бригаду Коренковой.
Люди расходились из правления колхоза молчаливые и, пожалуй, смущенные. Но, выйдя на улицу, заговорили.
- Это, милок, тебе не Никоныч. Без воды так сполоснет, что и утираться не надо! - забегая вперед Брежнева и заглядывая ему в лицо, говорил Камынин.
- Посмотрим. - По лицу Брежнева трудно было понять, какую оценку он дает поведению нового председателя.
- Тоже разобраться - другого уговорами и с места не сдвинешь, - не унимался Камынин. - А как пуганешь конкретно - будто оживет человек!
- Шаталова-то как урезал, а? - удивлялась бригадирша-доярка Анастасия Новоселова.
- Как вы хотите, бабочки, а мне Федор Васильевич по душе пришелся! - поблескивая своими задорными глазами, говорила звеньевая Дуся Самсонова, - Силен мужик! Как он тогда на общем собрании объяснил: "Я, говорит, ни свата, ни брата не пожалею. А то что это, говорит, за колхоз, когда один пашет, а трое руками машут?" Правильное поведение. Почему я могу спину гнуть, а Елизавета Кочеткова не может?.. Или Николку взять шаталовского, Ивана Даниловича любезного сынка. Ведь уж больше году, как из армии вернулся, а кто его на поле видел, сытого кабана?
Женщины табунком шли по улице, подобрав подолы и обходя лужи и ручьи, в которых ломались на ослепительные осколки солнечные лучи.
- То-то ты и кисет ему вышила, Николке-то! - подкусила Самсонову одна из женщин. - Или это по комсомольской линии?
- Мало что… - не смутилась Дуся. - Потому и хочу, чтобы парень за дело взялся.
Торопчин и Бубенцов после совещания прошли сначала на кузницу, где стосковавшийся по железу Балахонов разбирал груду инвентаря, требующего ремонта. Кузнецу деятельно помогали три комсомольца, в том числе и Петр Аникеев.
- Ну, как дела, Балахоныч? - весело спросил Бубенцов. - Теперь управишься?
- Может быть, если по-дурному торопить не будешь, - ответил Балахонов. - Когда у меня над душой стоят, а не работник.