22
Полине Пучковой за сорок. Крепкая, как мастер спорта, плечистая, с лицом, уже изрезанным морщинами, она легкой походкой шла по теплице, ласково прикасалась к листьям растений, поправляя их вьющиеся плети.
Здесь действительно не видно ни крошки торфа или навозного перегноя, не было и земли.
- По-моему, самая интересная работа у агрономов, - говорила Пучкова Наде. - В наших условиях, когда зависимость от природы сведена на нет, она исключительно эффективна. Почти все здесь мы выстроили сами: не один воскресник отработали! Идея обогрева, предложенная Груздевым, одобрена на Пленуме ЦК. Ведь горячую воду из цехов надо охлаждать, прежде чем снова пустить в оборот. Это стоит дорого, а мы берем ее, как тепловые отходы, обогреваемся бесплатно и возвращаем на завод холодненькую. Экономия средств и взаимовыгода! У наших рабочих самые дешевые огурцы и помидоры в любое время года! Если вы наладите нам автоматику, то стоимость еще снизится.
- Наладим, - с неожиданной для себя уверенностью пообещала Надя. - Я уже была в КИПе, и мы придумали название: "мать-кормилица". Надо реле времени установить, чтобы прибор чувствовал, когда приходит пора выполнять задание. Пусть сам включает насосы, поднимает уровень питательной влаги в гравии и отключает.
Увлекшись, они уселись на скамью возле бетонного стеллажа-корыта, из которого поднималась к стеклянному потолку зеленая завеса из огуречных плетей. Пучкова слушала Надю с большим вниманием, взгляд ее повеселевших глаз был сосредоточен и остер.
- Сделать бы нам еще автоматическое проветривание теплиц, чтобы стекла открывались и закрывались тоже по приказу автомата.
- Отдыхаете? - спросил Алексей Груздев, вместе с новым главным инженером Барковым обходивший теплицы. - А как идут дела?
- Не подведем, Алексей Матвеевич! - задорно сказала Надя. - Обсуждаем, как лучше провести местную автоматику.
Мужчины, продолжая разговор, пошли дальше.
- Более чем странно! - громко говорил Груздев. - Щелгунов сообщил мне по телефону, что Карягина срочно вызвали на комиссию Совета Министров по текущим делам. Хитер Петр Георгиевич! Потом при случае похвалится: был в нефтяном районе, а что на завод не заехал, постарается забыть.
- Живет одной жизнью с коллективом, в любое время суток найдешь его в цехе, - сказала Пучкова, задумчиво глядя вслед директору. - Сколько женщин готовы разделить с ним и горе и радость, а он нефтехимией увлекся, как девушкой. - Лицо Полины порозовело, похорошело, и Надя поняла, что она любит Груздева, и смутное чувство не то ревности, не то досады шевельнулось в ее душе. - Он радуется, когда его товарищи по работе растут, - словно оправдывая свой порыв, продолжала Полина. - Вот я… Он заставил меня поступить в Тимирязевскую академию и все сделал для того, чтобы я ее окончила, - а потом вернулась сюда.
- И вы вернулись ради Алексея Матвеевича?..
- Нет. Не подумайте чего-нибудь! Впрочем, ради него я поехала бы даже в Антарктику. Он во мне такое горячее, сердечное участие принял, и я его обожаю. Да, именно обожаю! - с вызовом повторила Полина давно изгнанное из обихода словечко.
- Что же Алексей Матвеевич сделал для вас? - спросила Надя через несколько дней, снова обходя вместе с агрономом Полиной ее тропически влажные владения.
Вместо того чтобы валяться на песочке у реки, плавать и опять блаженно млеть на солнышке, она часами пропадала в мастерских цеха КИП, наблюдала за пультами в операторных: искала решение задачи своего проекта.
Пучкова оказалась заказчиком толковым, но нетерпеливым, критиковала, подсказывала, назначала сроки.
- Вы совсем не даете нам времени подумать! - упрекнула ее Надя.
- Нельзя ждать: детки мои требуют.
- Детки ваши совсем не плохо себя чувствуют, - заметила девушка, любуясь необыкновенно мощными огуречными листьями.
- Листья что! Главное - огурцы такие вкусные и душистые, будто растут в открытом грунте. - Полина потянула унизанную огурчиками плеть из мокрой гальки вместе с белыми, словно отмытыми корешками. - Ни порошинки земли! Посажу обратно, и растение даже ничего не почувствует. Или вот эти красавицы… - и так же легко Пучкова вытащила из гравия розу с густомахровыми полураскрытыми бутонами.
Надя ахнула от сожаления, а Полина улыбнулась и спокойно посадила куст обратно.
- Завтра распустится вовсю, но попробуйте-ка потревожить ее в грунте во время цветения!
Девушка потянулась к цветку - понюхать - и испуганно отшатнулась: в нежных лепестках барахталась пчела.
- На тридцатиметровые взрывоопасные "самовары" влезать не боишься, а пчелы испугалась! Клинский огурец требует опыления, поэтому здесь у нас пчелы. Ставим по одному улью на каждую теплицу. - Полина легонько тряхнула цветок, помогая пчеле выбраться. - Все-таки вялые они тут: сильно истощаются от нашего жаркого и влажного климата. Мы для них зеленые ветки приносим. Вон букеты в бочках с водой: орешник, береза, ива. Пчелы берут с них белковый корм для своей детки. Зимой голые метлы привозим; стоя в воде, они выкидывают листья, и пчелкам легче дышать.
23
Зачерпнув ладонью гравий из стеллажа и пропуская его меж пальцев, Надя вспомнила, что ничего не сказала Юлии о своей встрече с Ахмадшой в Скворцах. Отчего не сказала? Странно встревоженная, она присела на скамейку у прозрачной стены теплицы и, глядя на широкие, как лопухи, листья, снова требовательно, даже капризно, спросила:
- Так что же сделал для вас Алексей Матвеевич?
- Разговор не для рабочей обстановки, - возразила Пучкова, однако села рядом и задумалась, деловитая в косынке и халате-спецовке с подвернутыми рукавами и большими карманами, набитыми всякой всячиной: и ножницы оттуда выглядывали, и концы шпагатов, и какие-то бумажные пакетики.
На строгом лице ее с прямым носом и кругленьким подбородком блестели, как роса, капельки пота. Вероятно, в юности она выглядела очень хорошенькой.
- Я уже сказала вам, что училась в Тимирязевской… - нерешительно заговорила Полина, но вдруг круто повернулась и спросила: - Что вы думаете о любви? Какое у вас представление о ней?
Надины представления о любви были пока довольно смутны. Правда, она знала дружную жизнь своих и теперь еще влюбленных родителей, жизнь Семена Тризны с его Танечкой, а главное, помнила наставления матери: Дина Ивановна начала подготавливать дочку к вступлению в жизнь, едва она вышла из подростков.
- Истинная любовь бывает в жизни только раз, - говорила она ей, а позже в различных вариациях подтверждала вывод, сделанный из собственного опыта.
Но многое в окружающей среде свидетельствовало об ином… Стремление юного существа разобраться в сложной житейской путанице приводило к новым разговорам, и мать всему находила объяснение: пережитки в сознании людей, плохое воспитание.
До сих пор Надя никем по-настоящему не увлекалась, встреча с Ахмадшой впервые растревожила и взволновала ее. Может быть, сердце ждало именно его.
- Любовь, вероятно, самое красивое и сильное чувство, а в нашем обществе она должна быть еще прекрасней, потому что у нас нет узкого, личного счастья, - заговорила Надя, по-прежнему вглядываясь в зеленый сумрак, где желтели звездочки цветов и слышно было смутное жужжание пчел. - Советский человек находит радость в работе, и у него непременно должна возникнуть потребность разделить эту радость с дорогим существом. Не знаю, что лучше - труд по душе или взаимная любовь? Но если они сливаются, то, наверное, это и есть настоящее счастье.
Полина глянула искоса, нетерпеливым движением сжала руки.
- Но ведь и раньше говорилось: "Горе и радость - все пополам".
- То совсем другое. Я читала в журнале "Америка", как одна большая дружная семья открыла магазин, или о враче, который купил себе частную практику, или о разбогатевших фермерах. У них жены - помощницы мужей, и детей много. Будто бы хорошо, но все, все сосредоточено только на благополучии собственной семьи. Я не хотела бы такой ограниченной жизни. Ни за что! Даже во сне!
Полина невесело рассмеялась. Надя посмотрела на нее удивленно, но продолжала с горячностью:
- Вы сами спрашиваете! У меня нет своего опыта, и я говорю о том, что вижу у других, по книгам сужу. Мне, например, непонятен идеал счастья, который Гончаров увидел в союзе Ольги и Штольца. Я не верю в него. Мне кажется, Ольга была бы счастливее даже с безвольным ленивцем Обломовым. Тут она, по крайней мере, боролась бы за человека, чтобы он не опускался. А со Штольцем? Одни возвышенные разговоры!
- А для себя чего ты хочешь?
- Хочу любви такой, которая окрыляла бы меня и дома и в обществе. Но чтобы прежде всего я чувствовала себя духовно богатым человеком, а уж потом женой и матерью. Мне кажется, без этого нельзя сохранить сердечную привязанность и по-настоящему воспитать своих детей.
- Все совместить трудно. Есть масса мелочей, из которых складывается быт.
- Быт - да. Но его надо наладить силами коллектива, государства. А пока многое зависит от нас самих. У меня уже есть живой пример.
- Кто это? - насмешливо и ласково спросила Полина.
- Москвичка Мария Пушкарева. Помните, в "Огоньке" был снимок: коридор в квартире, вереница калош вдоль стены - от самых маленьких до больших, и мальчик, несущий на место свои калошки. Подпись: "Нас у мамы много". Полная квартира ребят (их около дюжины), но образцовый порядок. А мама моложавая, миловидная, работает инженером, как и ее муж, и нянек никогда не было. Я написала этой женщине и получила от нее письмо. Теперь знаю, в чем секрет.
- В чем же?
- В том, что Мария Пушкарева работает на производстве, в том, что она никогда не ссорится с мужем, и дети их уважают. Для счастья надо не только любить, но и гордиться любимым человеком. И конечно, любовь должна быть одна на всю жизнь!
- Раз и навсегда данная? Вроде нержавеющей стали? - Пучкова угрюмо усмехнулась, но сразу плотно сжала губы, и только в прищуре глаз затаилась едкая, болезненная усмешечка. - Вот так напичкают нашу сестру всякими ортодоксальными истинами, а потом мы столкнемся с действительностью - и ай-ай, как больно! Ну, а если попадется негодяй, ты тоже будешь любить его до могилы?
- Почему негодяй? - возмутилась Надя. - Я никогда не полюблю такого! - Ей представился Ахмадша, снова обретенный друг детства, и сердце ее радостно забилось. - Мне кажется, я не ошибусь в выборе.
- Дай бог! Но имей в виду: когда начинаешь строить семью только с розовыми надеждами, то очень трудно потом переживать разочарования. Иные и так смотрят: если чувство дается раз и навсегда, зачем его беречь? Никуда оно не денется. Значит, можно топтать его и о стенку бросать. Мое! Вечное! А глядь, и не осталось ничего. Я по-другому поступала: в хорошее верила, как и ты. Оно и было смолоду…
- Любовь?
- Да, безоглядная, чистая, радостная. - Машинально зацепив пальцами конец шпагата, свесившийся из кармана спецовки, Полина завязала на нем узелок, другой, третий; и потом все развязывала и завязывала их, подлаживаясь к темпу своего рассказа. - Мы в Воронеже жили. Отец заведовал пунктом "Заготзерно". Свой домик имели с садом и, конечно, с парадным. И "зало" и пианино: мы, пятеро девчонок, все бренчали понемножку. Куры, гуси, утки, амбар во дворе, словом, дом - полная чаша. Зажиточные обыватели нэповских времен. У матери гимназическое образование, большая амбиция и самодурство порядочное. Мне едва шестнадцать исполнилось, а она просватать меня норовила. Жених - правда, перестарок, вдовый бухгалтер бывшей городской управы - приезжал на извозчике, конфеты, букеты подносил. У него тоже свой дом. Мать уже обручение готовила. И в это время встретила я на катке парнишку. Звали его Вася. Рослый, кудрявый, будто баранчик, лицо чистое. Раз поговорили, другой… Я барышня, семилетку кончала, ходила в горжетке с муфтой, в ботинках высоких с меховой опушкой и собой была смазливенькая. - Пучкова быстро-быстро завязала с пяток узелков и тут же, развязывая их, исподлобья взглянула в напряженное лицо Нади. - Все проходит, а красота стирается так, что и мать родная не узнает. Одним словом, полюбили мы с Васей друг друга, в разлуке дышать не могли. На бухгалтера я глядеть не хотела. Пусть он каждый воскресный день в новом костюме, пусть с букетами оранжерейными, с шоколадами! Мне куда дороже, когда Вася принесет пакетик леденцов или сирени где-нибудь наломает. Все бы хорошо, да маменька узнала, навела справки - и на дыбы! Мать у Васи - прачка, отец - алкоголик. Избенка своя на окраине, и в ней хоть шаром покати: голый стол, куча соломы в углу. Ни одной табуретки. А сестер и братьев семь душ. Говорит мне мама, она верующая была: "Прокляну!" - "За что?" - спрашиваю. "С нищим, с голодранцем спуталась! За кудрями погналась! Ничего у него нет, кроме кудрей. И грамоты всего три класса". - "Он молодой, выучится". - "Поженитесь, дети пойдут, не до учения будет". - "Я ему помогу". - "Дура ты, дура! И ему не поможешь, и себя утопишь". - "Тонуть, так вместе". - "Зачем тебе тонуть? Порядочный человек сватается, с большим окладом, с хорошим домом. Как барыня жить будешь". - "Не хочу жить барыней! Дом мы с Васей сами и наживем, если захотим, а таких кудрей твоему бухгалтеру вовек не нажить".
Так с год тянулось. Зимой ходили мы с Васей на каток, на танцы в клуб, летом в городском саду гуляли. И носил он одну и ту же рубашку, и всегда она у него была влажная. Сколько раз я хотела спросить: "Что ты, Вася, потеешь так сильно? Почему у тебя рубашка сырая?" Но стеснялась, а когда привыкла к нему, все-таки спросила. И он мне сказал: "Это потому, Полечка, что у меня только одна рубашка. Я на вокзале грузчиком работаю. Прибегу домой, мама постирает мне ее, сразу утюгом погладит - посушит. Вот она и влажная".
Слезы заблестели на глазах Полины, но она сердито тряхнула головой и снова заговорила, так торопливо бросая слова, точно обжигалась ими.
- Вот какой был у меня ухажер! Любила я его безумно. Пришла к маме, попросила: "У тебя полные сундуки материй всяких… Сшей Васе рубашку, а то у него только одна, сменить нечем". Мать даже позеленела от злости. "Пусть, говорит, он сгниет в грязи вместе со своим родителем-алкоголиком! Он и сам алкоголиком сделается, и дети от него гнилые будут". Но все равно вышла я за Васю, и тогда мать меня из дому выгнала. Начали мы жить в страшной нужде. Да что нам было горевать, когда мы были вместе? Стал учиться Вася, и дети - двое - родились здоровенькие, и вещами мы обзавелись. Все преодолели, а любовь рухнула, выходит, не на всю жизнь нам ее отпустили. - И опять горькая усмешка тронула морщинки возле прижмуренных глаз Полины. - Как я ему помогала, когда он учился! Себя не щадила! Ведь я сильная, грамотная. За любую работу хваталась, чтобы концы с концами свести, детей одеть, накормить, дать мужу возможность спокойно сидеть за учебниками.
- Где же он работал потом? - тихо спросила Надя, потрясенная рассказом Полины.
- Здесь, на заводе. Инженером. Сыновья в школе учились, когда он бросил меня.
- Какая подлость!
- Почему подлость? Не обманывал: разлюбил и ушел. Не могла ведь я принудить его жить со мной!
- К другой ушел?..
- Да, работала тут одна… врачиха молодая. Вася с язвой желудка лежал в больнице, а она его лечила. Практиковалась! Когда ни приду, она около него, будто нет других больных. Лицом красивая, молодая, глаза синие, губы накрашенные, и все выворачивала их сердечком… Руки мягонькие, гладенькие. Каждый день она его раздевала, выслушивала, ощупывала этими мягонькими ручками. Ну, и закружила голову моему Василию. Так и увела. Ох, и тяжко мне было! Тоже верила, что у нас с ним навсегда… А оно вон как обернулось! Я только из-за детей старалась побороть горе, чтобы они учение закончили. Но может, и не сладила бы с ним, если бы не Алексей Матвеевич. Он меня тогда, точно брат и друг, поддержал, ободрил, на верный путь вывел. "Поезжай-ка, говорит, Полина; в Москву, в Тимирязевскую академию. Стипендией мы тебя обеспечим, детям поможем. Вернешься потом к нам, отработаешь". Вот я и вернулась, - просто закончила Пучкова. На лице ее не осталось и тени страдания. Твердо, смело, весело смотрели глаза, выражая гордую уверенность в себе. - Стараюсь. Отрабатываю. Хочу, чтобы у наших рабочих и у наших ребят в садиках и яслях в любое время года были самые лучшие, дешевые овощи, а на всех торжествах заводских красовались розы. Чем еще могу я отблагодарить свой коллектив?
24
Равиль, как и Ахмадша, был временно направлен в Камск в распоряжение местной буровой конторы.
- Проведете работу на площадке химкомбината - сразу перебросим вас обратно, - пообещал Джабар Самедов.
Он по-прежнему дружил с Яруллой: вместе гуляли на сабантуях, вместе ездили на бюро обкома.
- Трудновато придется твоим ребятам в Камске, - сказал Джабар бурмастеру после совещания в тресте. - С жильем там туго. Пусть по выходным дням в Светлогорск ездят. Могли бы мы обе бригады рейсовыми автобусами каждый день возить, да шоссе еще не готово.
- Ничего, пусть немного потерпят ради ударной стройки, - заявил Ярулла невозмутимо. - Мы, старшее поколение, вон сколько трудностей преодолели!
Семья временно раскололась. Наджия отнеслась к этому тоже спокойно, а Фатима всплакнула: не хотелось молодушке оставаться одной со своим первенцем.
- Почему бы ей не пойти на работу? - спросил Ахмадша старшего брата перед отъездом. - Все не так скучать будет.
- Смешной ты, право! У нас маленький ребенок.
Не в первый раз уклонился Равиль от вопроса о трудоустройстве жены, а ведь Фатима вместе с ним институт окончила, собиралась "воевать" за большую нефть. В Камске Равилю поручили интересное дело - бурить наклонные скважины в нефтяной пласт под площадкой строительства, и он с ходу принял от монтажников обустроенную точку.
Бригаде Ахмадши предстояло пробурить несколько скважин в приемистые нейтральные пласты для закачки грязной воды с будущего химкомбината. Задание молодому бурмастеру не понравилось, но он не привык возражать, а когда увидел красавицу Каму и прикинул, каким опасным соседом может стать для нее химический завод, то загорелся желанием как можно лучше и скорее провести свою работу.
Буровую вышку для его бригады должны были доставить с правого берега Камы. Узнав об этом, Ахмадша был озадачен, а потом рассердился, решив, что его разыгрывают, но прораб конторы подтвердил по телефону:
- Вышка едет с правого берега.
Нефтяники Татарии уже привыкли к тому, что буровая, закончив работу на одной точке, перекочевывает со всем подсобным хозяйством на другую, и никто из местных жителей не удивлялся, когда вышки, эти королевы татарских просторов, важно шествовали по полям и горам, окруженные свитой грохочущих тракторов. Но как переправится сорокаметровая махина, собранная из стальных блоков, через широкую реку?
На берег Камы Ахмадша выехал с чувством тревожно-радостного ожидания, и причиной этого была не только диковинная переправа.
Встретил ведь Ахмадша Надю в первый день своего приезда, так почему им не встретиться сегодня на причале, находившемся на левом, пойменном берегу, недалеко от Скворцов? А думал он о ней постоянно с того самого памятного дня.