Палило солнце. Влажные испарения поднимались от густых зарослей ветел и топольника, опутанных внизу колючей ежевикой. На расчищенной площадке над отлогим взвозом, где грудились под брезентами бочки, мешки и ящики, собралась большая толпа: всем интересно было увидеть, как вышка поплывет через Каму. А Нади нет!
Ахмадша со своими парнями толкался среди местных жителей, посматривал на катера и моторки, пролетавшие по глади реки, ждал, не мелькнет ли светлокудрая девушка. Но когда вышка, отчалив от правого берега на двух сплоченных баржах, показалась над водной ширью, Ахмадша забыл и о Наде. Вот это зрелище! Джабар Самедов теперь уже не прежний сорвиголова, а инженер высокой квалификации, и лишь его строгий и точный математический расчет помог этой махине сойти с высот крутого правобережья и послушно забраться на баржи.
Женщины, собравшиеся на берегу, кричали!
- Упадет! Упадет!
- Бултыхнется в воду!
- Опрокинет баржи и трактористов утопит!
- Страх-то какой!
Но вышка плыла да плыла к новому месту работы. Неторопливо сошла она на пойму левого берега и величаво двинулась мимо заросших ериков, мимо кряжистых ветел и тополевых рощ к плоскогорью, где между деревней Скворцы и заводской стройкой зеленели поля. Вместе с вышкой переправились голуби, жившие на ней; шумели тракторы, натягивая тросы, а птицы то кружились в вышине, то спокойно влетали в свои гнезда.
Ахмадша снова обернулся к реке и посмотрел вдаль, где на берегу, под темной лесистой кручей, белела пристань и виднелись маленькие постройки: там была Надя.
25
Почему до сих пор расходились их пути-дороги? Как могли они жить в разлуке, если дальнейшая жизнь в одиночку теперь казалась немыслимой.
Поздно вечером на вышке, установленной на буровой площадке, загорелись огни. Ахмадша стоял посреди помоста, задрав голову, следил за пробным движением талевого блока.
- Майна! Вира! - кричал он и громко свистел, вспоминая, что голос его тонет в шуме моторов.
Занятый делом, он не заметил появления Джабара Самедова, пока тот не тряхнул его, ударив по плечу в знак дружеского расположения.
- Нравится тебе наша красотка?
Ахмадша, не поняв, о ком речь, смутился.
- Тьфу ты! - рассердился Джабар Самедов. - Отец - герой, брат - орленок. Ты-то в кого уродился, девка красная? Нравится тебе буровая? Ведь с того берега ради тебя перетащили.
- Конечно, нравится.
- То-то, желанный! Ох, если бы тебе хоть малость моей былой прыти, настоящий сердцеед получился бы! - В избытке чувств Самедов еще раз ударил молодого бурмастера по плечу. - Действуй! А я сейчас еду на завод к Груздеву. Мне Дина Ивановна посылочку велела передать для дочки. Надюша-то Дронова здесь теперь работать будет. Хороша девка, да что-то долго невестится. - Он еще раз почти с осуждением оглядел Ахмадшу. - Эх вы-ы, молодежь! Будь моя воля, я вас с Надеждой давно бы сосватал и окрутил.
Он уже ушел с буровой, а потрясенный Ахмадша все не мог опомниться: угадает человек сказать такое - словно в лицо выстрелил!
"Почему он так странно смотрел на меня? - думал Ахмадша, в сотый раз перебирая слова Джабара Самедова. - Или слышал что-нибудь… Кто может помешать нашему счастью, если мы полюбили друг друга? Почему друг друга? Это я полюбил, а она? Я же ничего не знаю и могу опоздать. Надо встретиться и сказать ей, что я люблю ее. Вот даже Самедов говорит: долго невестится. Значит, раздумывает, выбирает…"
Джабар в это время с Груздевым, Барковым, Дроновым и Надей ходил по нефтеперерабатывающему заводу, который вместе с химическим комбинатом и общей ТЭЦ занимал около тысячи гектаров, не считая растущего города и очистных сооружений.
На скоростном лифте инженеры поднялись на "этажерку" только что смонтированной установки.
Отсюда, с высоты шестидесяти пяти метров, открывалась грандиозная, поистине фантастическая картина. Блестели, отливая краснотой, зеркальные разливы могучей Камы, излучина ее протоки Вилюги и озера, светлеющие в темных берегах. На западе небо размытой голубизны еще розовело по краю над черными хребтами береговых гор, а на гигантском мысу, с трех сторон окруженном рекою, сияла россыпь огней - строился город, целые созвездия мерцали внизу, на территории заводов. Глянув в эту светящуюся пропасть, Надя невольно отступила от края, крепче схватилась руками за железные перила. Прохладный ветер с верховьев дохнул ей в лицо, чистый, как ключевая вода, и тут же опахнуло дыханием разогретой нефти. На стройке химкомбината повсюду полыхали голубые вспышки электросварки.
- Величественное зрелище! - воскликнул Барков.
Джабар Самедов, прислонясь к поручням, с дерзкой радостью смотрел на землю: высота не кружила ему головы.
- Хочешь, по перилам пробегу? - шутливо спросил он Надю, заметив ее робость.
- Что вы! Зачем?
- Просто так. Видала - канатоходцы в цирке бегают?
- То цирк, а здесь завод. И высоко…
- Пожалуй, высоконько. - И Самедов повернулся к Груздеву. - Что ты в такой большой посудине варить будешь, Алексей Матвеевич?
- Это первая в стране опытно-промышленная установка по очистке парафинов. - Груздев кивнул дежурному инженеру, и тот принес плоский флакон с желтовато-прозрачным, в прожилочках студнем. - Вот красивый предмет стольких огорчений - жидкий парафин! Дизельное топливо, в котором он находился, застывало при минус девяти градусах, а теперь мы дизельку от него избавили, и она выдерживает до семидесяти градусов мороза. Что же касается самого жидкого парафина, то его из рук рвут металлурги. Он им нужен для смазки при непрерывном литье стали.
- Смотри, Дмитрий Степанович, как твой сосед развертывается! - подзадорил Джабар Самедов Дронова. - О нем повсюду молва гремит. Нынче в Казани заговорили о какой-то новой кислоте. Я послушал и говорю: "Знаю, где колокола отливают". И точно: мне Федченко сейчас все уши прожужжал об уксусной установке да ацетатном шелке. Я думаю, это происходит с товарищами от большого эгоизма. Им охота, чтобы все на них удивлялись, шумели бы о них на каждом шагу. - Самедов прямо-таки с наслаждением следил, как вытянулось, напряглось лицо Груздева. - А разве нет? Ну что ты на меня уставился, Алеша? Многие, кому ты не даешь покоя, единодушно так утверждают.
- Ты это серьезно? - Груздев вспомнил старую склонность Самедова к пустому зубоскальству. - Разве можно назвать эгоизмом стремление принести пользу народу? И кто будет думать о покое, когда новаторская работа зовет, торопит?
- Работы и без того у каждого невпроворот! Не гляди на меня, Алеша, так свирепо! Хоть я и тяжеленек, но боюсь: хватит у тебя силенки, чтобы меня с этой вышечки скинуть.
Груздев рассмеялся, сразу все превратив в шутку, а Надя по-прежнему стояла, придерживаясь рукой за перила, и задумчиво смотрела на разлив Камы возле устья Вилюги. Тихо и пустынно там, а здесь в любое время суток кипит работа.
Молчание Нади странно встревожило Груздева, заставило подойти к ней.
- Как вы находите, наш город не хуже Новокуйбышева будет?
- Наверное, - сказала Надя с таким безучастием, что Самедов неожиданно возмутился:
- Слушай, мы перед тобой великие горизонты открываем… Это все наше, кровное, выстраданное, а ты глядишь; точно сонная. Вот заезжал я сегодня к своим бригадам и видел, как Ахмадша Низамов принимал буровую. Хоть картину с него пиши! Пинжак (Самедов так и говорил по-прежнему: "пинжак") затерт, в мазуте, а в лице у человека вдохновение. Во-он его вышка светится. - Самедов показал на юго-восток, в даль темных полей, где блестела одинокая звездочка, взглянул на Надю и поразился: так дивно изменилась девушка, смотревшая теперь в ту сторону.
Море света разлилось внизу: и над Камой, вдоль леса, роились огни; и буровые на обоих берегах светились, точно рождественские елки, но не эта иллюминация, а одна-единственная звездочка заворожила Надежду Дронову.
"Шут их разберет, этих девок!" - подумал Самедов.
26
Чтобы отпраздновать приезд дочери, Дронов пригласил к себе всю честную компанию с Барковым в придачу: надо поближе познакомиться с новым инженером, да и ему не следует оставаться в одиночестве, пока не приехала семья. Тоскливый холодок пустых, еще не обжитых квартир Дронову более чем знаком.
Проезжая по району городской застройки, Дмитрий затормозил машину, обернувшись к Баркову, сказал:
- Смотрите, что у нас делается. Мы теперь как бы в сотворении мира участвуем: создаем здесь и свет и воду, даже горячую, рабочее место для человека, кров над его головой и всяческие увеселения. Господь бог в раю меньше о нем позаботился.
- Да, фантазия у господа бога была небогатая, - согласился Барков, с любопытством выглядывая из машины. - Он даже представить себе не мог, на какие дерзания будет способен созданный им человек. Пустив его в мир голеньким и слабым, бог будто нечаянно вдохнул в него дух противоречия и вечное стремление к лучшему.
- На наше счастье, не было у боженьки таких советчиков, как Карягин. Этот все упростил бы до абсурда, и люди до сих пор находились бы в первобытном состоянии, - сердито пошутил Груздев.
- Не хуже, чем в Светлогорске, получится, - заметил Джабар Самедов, глядя на площадку строительства.
- Славный городок Светлогорск. Я просто влюблена в него, - с подъемом сказала Надя.
- Только ли в городок? - спросил Самедов, но, почувствовав, что перехватил, поправился: - Чем хуже Октябрьский или Салават в Башкирии, а наши татарские нефтяные центры Бугульма и Альметьевск? Да, все Поволжье преобразилось, и в этом первую роль сыграли мы, нефтяники.
А Надя и не заметила оговорки старого друга дома, сосредоточенная на своем: снова и снова до мельчайших подробностей вспоминала встречу в Скворцах, и все сильнее разгоралось в ней странное волнение, охватившее ее, когда она стояла, смешно растрепанная, перед человеком, которого вдруг так выделила и приблизила к сердцу.
"Ну, а дальше? Какой он, этот Ахмадша, теперь? Ведь я не могу, как Юлия, захотеть, чтобы меня просто взяли в полон! Ей безразлично, что у человека за душой, были бы только плечи да брови". Надя встречала девушек, которые даже и от таких требований отказывались, ища мужей с положением в обществе и приличным окладом, но сама она не примирилась бы с отказом от идеальных представлений о своем будущем избраннике.
- Ты постарел, Алексей! - сказал Джабар Самедов, когда электрические лампочки на дроновской даче резко осветили лицо Груздева.
- Это он на нефтепереработке немножко поизносился, - заметил Дронов, расхаживая по низким для его роста комнаткам. - Процесс напряженный: сырье и целевые продукты взрывоопасны. Все время приходится быть начеку; у гидростроителей враг номер один - вода, у нас - огонь, хотя он и первый помощник. Каждый ночной звонок бьет по нервам.
Надя хозяйничала на застекленной веранде, накрывая стол для ужина, принесенного из дома отдыха; смотрела, как за окнами, дробя отражения огней на воде, почти рядом с дачей прошел теплоход и стал разворачиваться, чтобы пришвартоваться к ярко освещенной пристани.
- У вас здесь будто в плавучем ресторане, - говорил Джабар Самедов, расхаживая по домику походкой прирученного медведя, и нет-нет да поглядывал на ледянисто отсвечивавшие среди тарелок бокалы и рюмки.
Он женился перед самой войной, и не очень удачно: женщина попалась пустая, крикливая, вздорная. А тут еще Зарифа овдовела и, став "царицей транспорта", постоянно тревожила при встречах его горячее сердце. Может, оттого по-прежнему остался неровен характером, порою даже сварливым, "сын Старого Баку".
"Почему он заговорил о Низамове? - гадала Надя и с досадой обрывала себя: - Какое мне дело до этого парня? Займусь работой - и всю блажь как рукой снимет! Ведь Юлия тоже влюблена в Ахмадшу!.." Сразу ясно осознав, что творится с нею самою, Надя растерялась, выронила из рук головку сыра, с шумом покатившуюся по полу.
- Что случилось? - спросил отец, выходя из комнаты.
- Ничего особенного…
"Хочу татарского ига, - издеваясь над собственными переживаниями, добавила Надя мысленно. - Глупости! Никакого ига я не желаю. Словно ворона: разинула рот - и сыр уронила!"
Усаживаясь за стол, друзья продолжали обсуждать проект письма в Совет Министров Союза.
- Раз Петр Георгиевич сюда не заехал - значит, у него злые замыслы против нашего завода, хотя на иное он и не способен! Выходит, окопался на старой позиции, - мрачно насупясь, говорил Груздев. - Если бы он отправился на промыслы к Семену, чтобы вместе с Щелгуновым выступить перед рабочими, тогда понятно было бы. А то повернул на полдороге обратно в центр. Да еще Щелгунова, как высокий гость, утащил с собой.
Барков, сразу принявший к сердцу все огорчения Груздева, молча набрасывал на листке обращение к председателю Совета Министров. Дронов в качестве радушного хозяина взялся было разливать вино по рюмкам, но замедлил и сказал с доброй укоризной:
- Ты, Алеша, считаешь: сильнее кошки зверя нет. А на самом деле твой Петр Георгиевич ничтожество.
Груздев сердито мотнул головой.
- А ты большой оптимист, Дмитрий. Я просто поражаюсь, до чего светло ты до сих пор смотришь на жизнь! Дина, что ли, заражает тебя своим романтизмом? Я достаточно насмотрелся на шаблонщиков вроде Карягина и заместителя председателя Госплана Работникова. Это какая-то новая разновидность демагогов - убежденно-лживая и потому очень опасная. Когда такие люди выступают перед вышестоящими товарищами, прямо душа дрожит от возмущения. Ответственное положение обязывает к правдивости, к разумности, а он лезет напролом со своими пустыми шаблонами, будто считает всех глупее себя. И его слушают: он экономист. Будь он технолог, мы бы его разделали!
Джабар Самедов громко захохотал.
- Можно посочувствовать твоей будущей жене, если таковая объявится! Здорово испортила тебе характер комбинированная установка!
- Ничего смешного нет. - Барков сдвинул очки, взглянул исподлобья изучающе на Самедова. - У нас замечательный народ, и правительство - свое, родное, по-настоящему болеющее за все дела! Но развелись чинуши, охотники до хорошо оплачиваемых постов, И вот эти бюрократы громоздят да громоздят, как термиты, свои постройки, иногда совершенно изолированные от интересов государства. Допустим, существует какая-нибудь академия, у нас ведь их несколько, помимо главной Академии наук. Но каждая маленькая тщится быть не хуже большой и плодит вокруг себя научно-исследовательские институты. Сотня институтов - это ей уже мало. Две сотни - тоже не совсем солидно. Глядишь, уже до трехсот институтов в ее ведении. И в каждом диссертанты пасутся: запутывают научные проблемы. И будут пастись до тех пор, пока мы не доберемся до этих "храмов науки".
Джабар Самедов шумно вздохнул, дурашливо-сокрушенно покачал головой:
- Ну, Алексей, не зря говорится: рыбак рыбака видит издалека. Подобрал ты себе упряжку, теперь от вас никому покоя не будет.