Сборы неожиданно были прерваны приездом Груздева, Дины Ивановны и Зарифы.
- Это Ахмадша, мама.
Дина Ивановна пытливо посмотрела в лицо дочери.
- Я его хорошо знаю! Мы с Яруллой Низамовичем старую дружбу бережем.
Немножко стесненная приездом матери, Надя вела себя сдержанно, но чем ровнее звучал ее голос, тем ярче светились глаза. Даже подоспевший Витька поддался ее очарованию и не знал, чем услужить.
- Все влюблены! - капризно сказала Юлия, насторожив своим тоном Груздева, и с досады пнула босой ногой подвернувшегося Каштанчика.
- Ты с ним потише! - посоветовал Витька. - А то он не посмотрит, что ты накрашенная, так тяпнет, только держись!
- Убирайся отсюда, - вспылила Юлия. - Сам крутится, да еще паршивую собачонку с бородавкой привел. Может, это у нее злокачественное…
"Сама ты злокачественная", - хотел сказать Витька, но воздержался - такая многолюдность и суетня здесь неспроста: видно, затевается поездка по реке…
- Сейчас достану моторный ботик. И тебя возьмем с Каштанчиком. Ничего, что с бородавкой. В жизни всякое бывает, - сказал Груздев обрадованному Витьке.
32
Груздев сел за штурвал, рядом уселись Зарифа и Юрий. Витька с Каштанчиком пристроились на широкой корме, за Юлией, Ахмадшой и Надей.
Словно белые крылья, взметнулись по обе стороны катера вспененные волны; сдвинулся с места домик с верандой, на которой стояла Дина Ивановна в ярком платье, побежал лес над каменистым мысом и заводью. Небо вдали сливалось с серебристой голубизной воды, а все вокруг, подернутое легчайшей утренней дымкой, было пронизано светом солнца.
Круча правого берега за рукавом протоки отвесно спускалась в реку, дальше - изумрудная лощина, посреди которой полоса особенно густой и зеленой травы выделяла путь родника. Там золотые колонны сосен подпирали хвойную крышу, там - дремучая еловая чаща, прошитая кое-где белыми стежками берез. А вот - оползень; оторвалась и опрокинулась громадная краюха берега, образовав нагромождение земли, древесных стволов и узловатых корней. На узкой береговой кайме - лодки, костры, палатки; женщины в сарафанах, полуголые дети и рыбаки: веселый праздничный набег на природу.
- И сюда докатилась большая вода Куйбышевского моря, - сказала Зарифа, глядя на тополя, видневшиеся вдоль всего побережья.
Они умирали, стоя в реке; вершины их уже пожелтели, и тонкий аромат увядания, напоминавший запах скошенной травы, смешивался с речной свежестью.
Не поворачивая головы, Ахмадша видел смирно лежавшие руки Нади, а легкий край цветастого платья, развеваясь по ветру, забрасывался на его колени.
И еще он видел возле своего лица прядку прихотливо вьющихся ее волос - так близко сидела она.
Груздев вел катер, мастерски управляя на крутых волнах, поднимаемых встречными судами. Витька, привязав Каштанчика к спасательному кругу на корме, умудрился пролезть к рулю и, засматривая вперед через широкое стекло, защищавшее пассажиров от ветра, спросил директора завода:
- Ты, наверно, и пароход сможешь вести?
- Конечно. Только подучиться немножко - и поведу.
- А самолет?
- Самолет не смогу: кабина летчика для меня тесновата.
- Да, ты там, наверно, не уместился бы, - согласился Витька, почтительно оглядывая крутое плечо Груздева и его большие руки, в которых колесо штурвала казалось игрушечным. - Чего ты такой хмуристый? Сегодня выходной! Смотри, на берегу даже пляшут спозаранку.
- Хмуристый я, сынок, от заботу.
- Плюнь на нее, легче будет. Мой папанька, когда на рыбалку едет, всегда так говорит.
Груздев рассеянно улыбнулся. Надя тихонько запела:
Волга-реченька широка
бьет волною в берега…
Мальчик, угадывая его желание послушать песню, обернулся:
- Пуще пой!
Надя вопросительно-ласково взглянула на Ахмадшу и запела громче, но не в полную силу: о своем голосе она была не очень высокого мнения.
Песню подхватила Зарифа; приятным баритоном поддержал окончательно расстроенный Юрий. Ну, хорошо: ревновать не имеет права, но ведь не слепой он! Юлия тоже нервничала: забыв развязные ухватки, точно девочка-школьница, теребила концы косынки.
Пробежав еще километров десять, катер стал разворачиваться в обратный путь. Солнце поднялось уже высоко и теперь сияло над левым берегом, поэтому деревья, повернутые к реке теневой стороной, казались черными в сизоватой дымке. Зато на правобережье все ярко золотело: и стены новых домиков, и стволы сосен, и скалы, и берег, усыпанный народом.
- Какая дивная прогулка! Какая красавица наша Кама! Спасибо вам, Алексей Матвеевич, - сказала Надя, тоже светясь от солнца и счастья.
Он кивнул не оборачиваясь, боясь прочесть по выражению ее лица, что она влюблена в Ахмадшу, но это даже в ее ликующем голосе чувствовалось. Конечно, им хорошо, чудесно, что и говорить!
На берегу залаяла собака. Каштан вскочил, вывернув голову из ремешка и приподняв вислые уши, а тут суденышко качнуло волной от баржи-самоходки, и щенок ухнул в пенистый бурун под бортом.
Груздев убавил ход, сделал один круг, другой, но Каштанчика не было видно.
- Нырнул прямо на дно! - сказала Юлия с нервным смешком.
Витька, поводя отсыревшими глазами, крепился, однако губы его предательски вздрагивали и кривились: вот-вот даст реву!
- Вон твой Каштанчик! - обрадованно закричал Груздев, увидев голову вынырнувшего щенка, подрулил, и все облегченно вздохнули, когда Юрий, которого Ахмадша держал за ноги, выловил и втащил на катер мокрую собачонку.
33
Протока за островом не зря звалась Вилюгой: она то и дело виляла из стороны в сторону, окаймленная таким густым затопленным ивняком, что пристать к берегу было невозможно.
- Отмели уже залило, а когда построят Нижнекамскую ГЭС, то вся пойма будет затоплена, - сказал Груздев.
- Жалко! - от души вырвалось у Нади. - Вся красота, созданная природой, исчезнет, и эти берега, и пастбища, и сенокосы.
- Наденька соловьев жалеет, - недобро усмехнувшись, заметила Юлия.
- Еще бы! Просто до слез! - Надя посмотрела на Ахмадшу, не сводившего с нее взгляда, и от тревожно-радостного волнения на ее глаза и впрямь навернулись слезы.
- На сушу! - потребовала Зарифа. - Хочу хоть на минуточку почувствовать себя Робинзоном на необитаемом острове.
Но остров оказался обитаемым. Вдали, на привольной его равнине, паслись лошади, а в кустах возле большого озера, берега которого захватили рыболовы, курились серебряные дымки костров.
В воздухе звенело пение птиц, цветущие майские травы, казалось, изнемогали от собственного благоухания.
Груздев принес из катера корзину, помог Наде и Зарифе расстелить ковер и скатерть. Юрий с Витькой уже натаскали сушняку, развели огонь и прилаживали над ним чайник с водой. Только Юлия сидела праздно, обвив гибкими руками колени так, что ее остренький подбородок почти лежал на них, да Ахмадша, задумавшись, стоял в стороне - смотрел на дальнюю левобережную гору с чуть видневшейся у ее подножия деревней Скворцы. Странное впечатление производил этот высящийся над поймой одинокий холм, с восточной стороны заросший мелким леском, а на западе точно срезанный ударом гигантской лопаты. Через весь срез тянулись две полосы: светло-серая сверху - известняки, и красная снизу - глина; так складывались породы и там, где бурились скважины.
Но не о работе думал Ахмадша, глядя на эту гору, похожую на богатую юрту. Ветер, с шелковым шелестом тянувший по цветущему разнотравью, доносил запах костров, ржание стреноженных коней, бряцавших боталами, и Ахмадше представились кочевые орды, которые лавиной катились когда-то с востока, вплавь брали водные препятствия, поднимая своей громадой уровень рек и озер. Может быть, среди них были и предки Ахмадши, сметавшие с лица земли встречные села и городища. Целые народы уничтожались огнем и мечом, а потом набегали новые полчища и уничтожали победителей. Кто только не побывал здесь: скифы, половцы, булгары, печенеги, мордва, татары, башкиры, русские!.. Сколько бессмысленных жестокостей, сколько крови видела древняя земля, истерзанная вечной враждой!
- О чем задумался? - спросил Груздев.
- Думаю о… прошлом. - В глазах Ахмадши, обведенных черной каймой ресниц ("Погибель девушкам, а не глаза!" - отметил Груздев), засветилась застенчивая улыбка.
- Здесь всегда были войны! А если бы люди не враждовали, то и нефть нашли бы, наверное, раньше.
- Несомненно. Каждая война отбрасывает людей назад со ступеней истории. Хотя повседневные помехи в мирное время тоже тормозят развитие общества. - Ахмадша слушал серьезно, но видеть, как Надя смотрела на него, было уже невмоготу Груздеву, и он обернулся к Зарифе. - Помнишь наших противников, когда мы искали нефть в Башкирии? Как они честили Губкина, называя его сумасшедшим и диким фантазером! Даже нас с Иваном Наумовичем в сомнение вводили. Теперь это кажется невозможным, но факт - мы впадали в уныние и начинали сомневаться. А с каким блеском оправдались научные прогнозы Губкина: и нефть нашли в Башкирии и Поволжье, и руду под Курском, и даже алмазы в Сибири! Жаль только, что сам он не дожил до наших дней.
- Зато родился город Губкин на "Курской Магнитке"!
- Да, Зарифа, город Губкин есть. А Безродному и тому же Карягину мы городов не построим, хотя они и умудрились получить звания академиков. Говорили, что не очень хорошо вел себя Безродный и в тридцать седьмом году. На меня он тоже наклепал, и я имел из-за этого неприятности.
Мрачные воспоминания Груздева вскоре рассеялись, и пикник удался на славу.
Домой вернулись уже в сумерках. На даче Дроновых было шумно и людно, но Юрий и Ахмадша не могли остаться дольше: торопились на работу.
Юлия и Надя проводили их до края леса, где начиналась черта города, но там ребята решили проводить девушек обратно; потом снова все вместе по тропинке, то петлявшей среди береговых глыб известняка, где звенели родниковые ручейки, то бежавшей по опушке темной рощи, дошли до плоскогорья.
- Так и будем провожаться до утра! - пошутила Надя.
Ахмадша промолчал - на душе у него было тесно от кипения чувств и невысказанных слов. Юрий и Юлия, словно мстя за тревожно проведенный день, не отступали от него и Нади ни на шаг.
34
На веранде еще сидели за столом Дроновы, Груздев, Зарифа, усатый Федченко, Голохватова - начальник полипропиленовой установки, и Анна Воинова, у которой строительство первой очереди цеха синтез-спирта близилось к концу.
- Шла бы ко мне, красуля! - произнесла глуховатым, грудным голосом Анна, поворачиваясь к Наде. - Почему ты облюбовала полипропилен? Да этот усатый дьявол, - она без церемоний кивнула на Федченко, - этот жадюга тебя загоняет. Запрягут в разработку какого-нибудь нового метода - патенты они точно блины пекут! Застрянешь - и прости-прощай молодость. А у нас процесс отлаженный, красота-а! - Воинова широко повела рукой, в сухощавых пальцах, украшенных дорогими кольцами, дымилась папироса. - Новаторская работа тоже будет, но в меру, по-человечески.
Вдова фронтовика, Анна жила вместе с матерью и сыном Михаилом, только что окончившим десятилетку. Влюбленная в свое производство, преданная семье, она и о себе не забывала.
Вид нарядной женщины, больше похожей на артистку, чем на начальника большого предприятия, встревожил Надю. "Не потому ли отец оправдывал Пучкова? Ведь она одинокая и еще совсем молодая… Может быть, приглянулась ему?"
Но Надя сразу устыдилась этой мысли: мать, глядя на ощетиненного Федченко, смеялась, как беззаботная девчонка, лицо ее так и дышало счастьем. Протиснувшись к ней, Надя легонько сжала в ладонях ее голову, запрокинула назад и поцеловала.
- Подойди ко мне, солнышко! - сказала Голохватова и усадила девушку рядом с собой. - Не слушай смутителей: раз решила к нам, передумывать нечего. Спирт - промежуточное звено, а мы полипропилен будем давать.
- Почему же меня никто не приглашает? - с ревнивой досадой спросила Юлия. - Разве вам строители не нужны?
- Строители везде нужны, но хватит о полимерах и катализаторах, - скомандовала Зарифа. - Дина еще начнет о пластовом давлении и режиме скважин, я разворошу заботы о тракторном парке… А слушать кто будет?
Она была навеселе и казалась полнее в пестром сарафане и легкой шерстяной кофточке нараспашку.
- Хочу музыки, веселого безделья, а то уже засушила мозги со своими заботами-работами. Все-таки как хорошо ничего не делать! Хотя бы один такой день в неделю устраивать - свидание с природой, а то ведь раз в году, от отпуска и до отпуска. Вот приехала сюда и сразу распустилась, разленилась. Битый час на озере с удочкой - аж в глазах зарябило. Но отдохнула замечательно. - Зарифа посмотрела на девушек. - Цветете, невесты? Мальчики бегают? Я смотрю: даже Ахмадша Низамов к вам стал заглядывать. Он хороший парень, но мать у него суровой свекровушкой будет и с предрассудками: она против смешанных браков.
- Чепуха! - сказала Воинова. - Пусть выходят хоть за самого султана турецкого!
- И я бы за султана-то. Да что-то сватов не шлет! - Зарифа захохотала, и все расхохотались, не устояв перед заразительностью ее веселья.
- Давно пора вас, ведьмочек, повыдавать замуж! - с ласковой усмешкой посочувствовал Федченко. - Только не вздумайте уезжать далеко. В Турцию, наперед заявляю, не пустим! Вы у нас работники золотые. Так что лучше у себя дома устраивайтесь.
- Счастливая наша молодежь. Какая замечательная жизнь идет ей навстречу! - перестав смеяться, заметила Зарифа.
- Вечно нам говорят: "Счастливые вы, молодые, все у вас впереди". Ну, а что там, впереди? - бросила Юлия, вызывающе прищурясь. - Я уже архитектор, но не замечаю, чтобы стала счастливее: работа столько сил берет, а мне лично не дает ничегошеньки!
- Вот это завернула! - пылко возмутилась Зарифа. - Сразу силы свои пожалела. Можно ли сделать что-нибудь, не тратя сил? Нет, ты сначала отдай народу то, что получила от него, а уж потом предъявляй претензии.
- А что я получила? - почти высокомерно спросила Юлия. - Выполняю чужие решения, как прораб, все однообразно, гладко, скучно. Кому это нужно, чтобы люди и здания, в которых они живут, до тошноты походили друг на друга?
- Неправда, мы все разные! - запротестовала Дина Ивановна. - Что же касается зданий…
- Разработай хороший проект, кто тебе мешает? - перебила Зарифа, туго запахивая кофточку и сама подбираясь. - Устрой, чтобы в доме красиво было и удобно. Придумай хотя бы духовку электрическую, вроде стенного шкафчика, - белье сушить, особенно пеленки детские. Через несколько лет у нас электроэнергию во все дела запрягут. Не зря мы речные поймы уничтожаем!
- У тебя есть конкретные предложения? - спросил Федченко.
- Конкретные? - Юлия неожиданно смутилась, даже скупо покраснела. - Я говорю, что мне приходится работать, как прорабу. А личное во мне задавлено.
- Ну, милушка моя, ты сначала создай что-нибудь да переболей за это дело, тогда и говори. Вон братец твой до чего упорный в работе и от молодежных дел не отстает. А? - Федот Тодосович хитренько покосился на Надю, он был убежден в том, что его молодой приятель имеет у нее успех. - Юрий не жалуется на то, что мы его как личность подавили. Да его ни один черт не задавит! И нас тоже. Вот уж как Алексея Матвеевича ели, а он все свое. Хотя, правду говоря, его съесть трудно, вон какой большой! Глазное - жилка творческая в человеке бьется. Тем он и силен.
Часть третья
1
Несмотря на явную склонность Нади к Ахмадше, Юрий не мог сразу признать себя побежденным. Наоборот, у него возникла досада на ту нерешительность, которая помешала ему вовремя объясниться с девушкой, а ревнивое беспокойство заставило искать новых встреч и возможностей для задушевных разговоров. Поэтому, пользуясь правами старой дружбы, он предложил Наде прокатиться с ним в Скворцы, посмотреть сейсмическую разведку.
- Это очень интересная и красивая работа.
Выйдя из конторы заводоуправления, Груздев увидел Юрия возле мотоцикла, в коляске которого сидела пассажирка, повязанная голубой косыночкой. Груздев сразу угадал: Надя!
"Все-таки Тризна очень деликатный молодой человек: другой на его месте запросто предложил бы девушке трястись на багажнике", - подумал Груздев, вспоминая, как Юрий на днях хлопотал хотя бы о временном обмене своей "холостяцкой" машины без прицепа.
Молодой нефтяник уселся на нового конька, мотор взревел и… нет никого: умчались в зеленые просторы. Груздев поглядел в ту сторону и вздохнул, поймав себя на мысли о том, что поездка девушки с молодым Тризной мало его волнует, иное дело, если бы вместо Юры оказался Ахмадша.
Надя любила ездить в прицепной коляске - сощуришь глаза, чтобы не видеть ни мотоцикла, ни водителя, и кажется, несешься по воздуху, как ракета. Кто знает, может быть, еще придется летать и в космосе! Девушка посматривала по сторонам, улыбалась от удовольствия солнцу, быстрому ветру и - конечно - буровым вышкам, разбросанным по холмистому нагорью, - ведь на одной из них работает Ахмадша.
Видя веселое лицо своей пассажирки, Юрий тоже радовался поездке, впервые после прогулки по Каме у него отлегло от сердца.
Оставив мотоцикл на меже возле дороги, они прошли по тропинке, проложенной по зеленой пшенице, и как раз подоспели, чтобы увидеть, как бригада подрывников спускала в узкую, только что пробуренную скважину взрывчатку, похожую на куски мыла, нанизанные на шнур. Потом все отошли подальше.
- Огонь! - скомандовал в полевой телефон оператор, сидевший на прогалинке, устланной стеблями затоптанных злаков.
Взрывник нажал рукоятку машинки, и мгновенно, сильным толчком колыхнув почву под ногами, взлетел в голубизну неба черный столб земли и дыма.
- Эффектнее зрелище, правда, Надя? Взрывная волна дошла до купола структуры и, отраженная ею, сразу уловлена сейсмографами разведки. Едва стихнет первый толчок, возникает второй, и, пока хватит энергии взрыва, будут накатывать эти волны от новых отражающих горизонтов. И все они начертятся зигзагами на ленте записывающего прибора. Вот тебе еще одно достижение современной науки. - Юрий понаблюдал за разведчиками, которые снова пошли на свои рабочие точки, обернулся к Наде и взял ее под руку.
- Ты совсем не думаешь обо мне?
- Нет, я очень часто и хорошо думаю о тебе, - ответила она спокойно.
- Но не любишь! - упавшим голосом с трудом произнес он. Смутился и попробовал пошутить: - Как ты относишься к факту моего существования?
- Только по-дружески.
Ей не хотелось видеть его огорченным, но играть с ним она не могла: отрезала - и все.
Однако не так-то просто убить юношеские мечты: хотя и глубоко опечаленный, Юрий смотрел на нее влюбленно.
- Мне кажется, что я и родился с любовью к тебе, - так давно живет во мне это чувство. Ты не даешь никаких надежд, а оно разгорается еще сильнее. Ничего не поделаешь. Об одном прошу: пусть все останется, как было. Я даже жалею, что вызвал тебя на откровенность. Просто немножко разволновался и решил выяснить…
- Ясность всегда лучше, - с невольной жестокостью сказала Надя.
Неожиданно позади них раздался громкий заносчивый голос:
- Мы работаем, а они и в будни гуляют.
Черномазенькая, похожая на татарку Дуня и цветущая, словно маков цвет, Ленка перетаскивали на новое место тяжелую связку проводов, волоча ее прямо по покорно ложившейся пшенице.
- Что же вы зря хлеб портите? - укорила их Надя.