6
Катер осторожно пробирался среди торчавших из воды верхушек кустарника, стоявшие в воде деревья обозначали путь старой Воложки. Здесь тоже ощущалось дыхание гибнущего на корню леса: тонкий, терпкий запах, похожий на аромат свежего сена. От этого запаха, от горьковатого курения костров на берегу кружилась голова, смутной печалью сжималось сердце.
- Как в тайге! - сказал пожилой капитан катера, щуря на солнце зоркие глаза. - Дымком, говорю, пахнет, как в тайге… Вот, бывало, у нас на Лене…
Новый берег надвигался песчаной грядой, на которой теснились кудрявые липы с густыми кронами, тронутыми осенней прожелтью. Выше на горах, по всему казанскому левобережью, радостно и свежо зеленел сосновый бор, над ним поднимались, словно сизые тучи, могучие столетние великаны. Местами липы расступались, давая выход на берег соснам, змеистые корни которых сбегали к самой воде.
Среди деревьев виднелись крохотные дачки на курьих ножках - сваях, сушились сети, натянутые на колья; нанизанная рядками, вялилась рыба. Женщины, дети, гологрудые мужчины, загорелые, как пираты, суетились у костров и лодок, и от всего этого веяло праздничной полнотой жизни. Девушка в красном платье, черноволосая, тоненькая, похожая на Хаят, помахала вслед катеру бронзовой рукой. Подобрав подол, она вошла в воду и громко рассмеялась, когда набежавшая волна хлестнула ее по коленям.
Купающиеся ребятишки с победными воплями устремились наперерез катеру. Тугие валы взметнулись крутыми гребнями, и детвора с отчаянной лихостью начала, как стая гусей, нырять сквозь них, вскидывая руками и ногами. Вот они, прирожденные волгари!
Молодежь плясала под соснами на светлом песке, пела песни. Красота и прохлада реки, детский смех и женские голоса - все опять напоминало о том, чего навсегда лишился Ахмадша.
Валерка, выпросивший катер у отца, известного архитектора, которого он называл "папахен", лениво развалясь на палубе у патефона, проигрывал дико завывавшие пластинки, а его приятели и их подружки прыгали, кривлялись, точно дикари. Кто они, эти накрашенные девушки и развязные молодые люди в пестрых кофтах? Студенты, служащие или просто лодыри, такие же, как Валерка, папенькины детки? О своей подруге, хрупкой, маленькой, с полудетским лицом, но ярко подведенными глазами и "стильной" стрижкой, Валерка сказал:
- Моя постоянная. Бабеттой зовут.
Не невеста, не жена, а "постоянная". Значит, есть еще и непостоянные, и обоих устраивает такое положение - веселы, беззаботны.
"Может, мне тоже завести любовницу?" - Ахмадша попробовал вообразить, как он пошел бы с ней по этому берегу… Молодая женщина, уже знающая, что такое разгульная жизнь, идет по солнцепеку к воде, босая, в коротком платье, легкая, красивая, доступная. Но ведь она не станет хозяйкой его души?.. Не согреет взаимной нежностью. Нет, даже мысленно не хотел Ахмадша растрачивать себя! Сидел на свернутом канате и, равнодушный к веселью Валеркиной компании, смотрел вдаль: катер выходил на просторы Куйбышевского моря.
"Железно!" - услышал он возглас Валерки и ощутил неловкость: зачем влез в компанию молодых людей, которые живут за счет родителей, а может быть, и темных делишек, поэтому не работают и на работу смотрят как на обузу. Валерка до сих пор числится студентом: поступил в Грозненский нефтяной институт, показалось трудно, неинтересно, перешел в строительный, тоже не понравилось, теперь определился в художественный. Почему? Звание художника нравится? А как насчет таланта? О живописи он сказал: "Реализм свое отжил. Я имею полное право на любую фантазию. Пренебрежение к деталям, которые только отвлекают от главного, дает возможность каждому увидеть в моих картинах то, что ему хочется".
Сидит этот "художник" на мешке с сетями, разбросив длинные ноги, обтянутые узкими брючками, с самодовольной ухмылкой изъясняется обрывками фраз:
- Были в заграничной поездке. Сногсшибательно. Пиккадилли… Трафальгарская площадь. Вечерами - море огней. И девочки стоят на перекрестках, как статуи. К мужчинам сами не пристают: запрещено. Стоят по ранжиру: в центре красотки-шик, подальше - обноски, а на окраинах - шваль дешевая.
"Только это ты и высмотрел там!" - брезгливо подумал Ахмадша.
- А в кабаре "Ночная мельница"… - продолжал Валерка, захлебываясь от удовольствия. - Еще в Театре принца Уэльского представления. Называются "шоу". Какая натура! Железно!
"Будет тебе! - хочется крикнуть комсомольцу Низамову. - Кто тебя выпустил за границу? И кто тебя водил по этим "шоу"?"
- Студентам там лафа - на лекции ходить не обязательно, - продолжает свои воспоминания Валерка. - Везде газоны столетней давности. И, пожалуйста, ходи, где хочешь, ложись, где хочешь. В парках по ночам такое творится!..
Ахмадша вздыхает с облегчением, когда снова заводят патефон. Валерка, подрагивая бедрами, танцует, шаркая ногами по палубе, тесно и грубо обняв свою даму.
Голубая равнина моря, созданного советскими людьми, величаво расстилается вокруг, сливаясь вдали с небом, и только похожее на черный поплавок судно, затерянное на водном просторе, подчеркивает линию горизонта. Чайки кричат, и ветер дышит влагой и запахом рыбы.
7
- Ты все хандришь, друг любезный? Вот еще Печорин нашелся! - Валерка без церемонии оттолкнул ноги Ахмадши и присел рядом. - Смотри, какую стерлядку капитан раздобыл. Рыбаки тут у острова сети забросили… За сутки, помимо всего прочего, ловят килограммов по пятьдесят красной рыбы. На нее сейчас запрет, они и сбывают по дешевке нашему брату. Так что мы решили рыбалкой себя не утруждать. Смысла нет возиться: капитан из готовой рыбки нам уху сварганит. Смотри, килограмма по два будут.
Валерка легко перегнулся и выбросил из ведра на палубу трех больших стерлядей. Зеленовато-серые, остромордые, похожие на акул со своими угловатыми, стремительно скошенными плавниками, они еще бились, блестя светлыми щитками, которыми были усажены грани их боков и хребтины.
- А это для навара! - хвастался Валерка, вываливая судака, хищно растопырившего широкие плавники.
Ахмадша снова посмотрел изучающим взглядом на долговязого, плечистого парня в клетчатой кофте. Видно, очень сильный, но рыбку предпочитает готовую. Отдыхать приехал… От чего отдыхать? На весенней сессии провалился и сейчас еще не приступил к занятиям. Видно, до старости в студентах ходить будет.
Собирая стерлядей обратно в ведро, Валерка сказал:
- Сразу видно: скоростная рыбка - на реактивный самолет смахивает! Капитан говорит: осетр и стерлядь ходят по стрежню, по самому дну.
Бабетта, Валеркина "постоянная", брезгливо скривила накрашенный кукольный ротик:
- Вся рыба теперь нефтью пахнет!
- Что вы знаете о нефти? - возмутился Ахмадша. - Может, химзаводы и суда загрязняют реку… При чем тут нефть?
- При том, что всю природу волжскую погубили! Даже в Жигулях нефтяные вышки. Да еще моря устраивают. Все пляжи затопили.
Низамов сам жалел, что исчезла под водой красавица пойма с ее богатейшими сенокосами и зелеными островами (и Надя о том сокрушалась); с трудом подавив раздражение, сказал:
- Зато какие гидростанции построили, сколько предприятий будет работать на их энергии! Да и для колхозов… Люди создают чудеса, а вы только брюзжите. - Он ощутил холодок в груди от своей непривычной резкости и оттого еще с большим вызовом посмотрел на случайных спутников.
Как не похожи они на его друзей - нефтяников!
Обратно в Казань катер шел рано утром. Измотавшиеся стиляги (на необитаемом островке они совсем распоясались и голые прыгали и горланили как сумасшедшие) спали в кубрике. Ахмадша коротал время на палубе опять один. Утро было солнечное, но прохладное, казалось, даже Волга озябла и ежилась, покрытая мелкой синей рябью.
Катер бежал по главному фарватеру навстречу теплоходам, высоко вздымавшимся над водой. Вчерашний берег тонул в сероватой дымке, и леса на нем стояли черной, неровно зубчатой стеной, за которой вставало солнце.
На палубе снова завыл патефон, появились бутылки и закуски.
- Слушай, Иосиф Прекрасный! - заговорил Валерка, подсаживаясь к Ахмадше. - Ты что, обет целомудрия дал? Хочешь, я уступлю тебе свою Бабетту? Будь другом, поухаживай. Ты все равно уедешь, а у меня будет предлог развязаться с ней. Социальный уровень, понимаешь, не тот.
Ахмадша сжал кулаки:
- Ну и подлец ты!
- Подлец… - равнодушно согласился Валерка, щуря бесстыдные глаза на проплывшие белые стены Казанского кремля. - Вот бы где ресторанчик-то открыть! - с ухмылкой промолвил он, однако настороженно покосился на Ахмадшу.
- Какие же вы мерзавцы! - сказал тот, задыхаясь от нахлынувшего гнева. - Вы самые настоящие бандиты!
- Бандиты… - по-прежнему миролюбиво подтвердил Валерка. - Но мы аккуратно, так кое-где… Когда на выпивку не хватает… Папахен мой не резиновый. Только по части проповедей неиссякаемый кладезь, к чему я отношусь снисходительно: у всякого свои недостатки!
Валерка придвинулся к Ахмадше и, дохнув на него винным перегаром, продолжал с почти простодушным цинизмом, уверенный в своей неотразимости:
- Не вздумай жаловаться. Отрекусь. Где надо, я пай-мальчик, подающий надежды. На многих произвожу впечатление. А ты мне всегда нравился. Такие в хорошей компании дорого стоят: для девочек приманка и вообще. Оставайся в Казани. Папахен по моей просьбе определит тебя на хорошее местечко. Отшлифуешься и будешь такой же столичный лев, как я. За чертом ехать в какую-то дыру…
Больше Валерка ничего не мог сказать: буровой мастер сунул руку в стоявший рядом пожарный ящик и влепил в рот столичного "льва" целую пригоршню песка. Не успел тот отплеваться, как Ахмадша поднял его, потряс и с силой, дав разрядку накопившейся ярости, бросил о палубу.
- Убью! - пригрозил он обезумевшему от стыда и злобы Валерке и, не обращая внимания на его всполошенных, растерявшихся собутыльников, пошел к трапу.
8
На битумной установке появилось еще несколько громадных "кубов", замурованных в кожухи из огнеупорного кирпича. В шутку их называли "самоварами", и это было действительно похоже, когда они глухо клокотали, сбрасывая клубы белого пара по отводным трубам.
Надя стояла рядом с Пучковой возле карты, напоминавшей пересохший мелкий пруд, и следила за тем, как из "самовара" шел готовый битум. Он лился из широкого горла в канаву, а из канавы - в две смежные карты, и все, что встречалось на его пути - осенние листья, щепки, соломинки, - мгновенно вспыхивало, а лужи дождевой воды закипали и испарялись, усиливая клокотание черной массы. Сероватый, с кислинкой дым поднимался над нею, постепенно окутывая окрестность.
- По-своему красивое зрелище этот кипящий битум! - заметила Надя, очень тоненькая в плотно облегающем ее свитере.
- И адский труд колоть его, когда он застынет, - напомнила Полина Пучкова. Все говорят, что открытые битумные карты - позор для завода, но мы пока не может избавиться от них.
- Вот бы окунуться здесь! - совсем как в прошлый раз Федченко, сказал Юрий Тризна, подходя к подругам. - Сварился бы сразу, точно царь из сказки про Конька-Горбунка. А может, стал бы красавцем…
- Зачем тебе быть красавцем. Ты и так хорош, - сказала Полина.
Юрий, непроизвольно повернувшись, посмотрел на Надю.
- Хочешь понравиться царевне? - Полина усмехнулась. - Заколдована наша царевна Несмеяна.
- Не надо так шутить! - попросила Надя, продолжая грустно и зачарованно глядеть на бурлящее черное озеро.
Юрка смутился, вынул из нагрудного кармана красивую голубую расческу, протянул Полине.
- Из своего полипропилена. Но это проба, баловство, а вот сделали из него детали для турбобуров вместо стальных - тут перспектива бо-ольшая! Уже получили отличные отзывы от буровиков. - Юрка умолчал только, что испытания проводились в бригаде Ахмадши Низамова, хотя Надя и без него знала о том.
- Попробуйте сломать гребенку! - предложил он Пучковой. - Что вы так нерешительно? Не бойтесь: гнется, но не ломается. Выпрямите, и след от изгиба исчезнет совсем. Правда, чудо?
Подошедший Груздев, увидев голубую гребенку в руках Пучковой, улыбнулся Юрию:
- Демонстрируешь? Я в Совете Министров тоже хвастался. Насчет комбинированной пока молчат, но зато дали разрешение на строительство установки уксусной кислоты.
Надя посмотрела на него отчужденно. Полина, почувствовав этот холодок, жалея Груздева и все-таки немножко ревнуя, спросила:
- Еще не надоело вам драться с консерваторами?
"Вот он счастлив. Веселый. Энергичный, - подумала Надя. - Успехи в работе - глубоко личное дело для него. Теперь ему уксусная кислота потребовалась. Столько лишних хлопот!.. А не выполнит цех план по кислоте, и всех работников завода лишат премии".
Груздев, тоже заметивший рассеянную отчужденность любимой девушки и огорченный ею, повернулся к Полине.
- Есть за что драться: сырье для парашютного шелка, который имеет еще свойство пропускать ультрафиолетовые лучи. В рубашке из ацетатного шелка можно загорать.
- Вам это очень нужно? - с неожиданной придирчивостью спросила Надя. - Вы как будто не охотник загорать!
- Конечно, я могу обойтись без такой рубашки. Но вообще… - Преодолев недоумение и даже обиду, Груздев пояснил серьезно: - Мы отстали по химии. Теперь надо наращивать темпы и создавать свои, отечественные методы. Вон как по дизельному топливу вперед вырвались.
- Дизелька? - с капризной усмешечкой передразнила Надя.
- Дизелька, - совсем сбитый с толку, повторил Груздев свое любимое словечко и, подойдя к перилам, окинул взглядом установки, исходящие паром и дымом. - Не очень красиво, но зато тут будущие асфальтовые дороги. - Потом он, натянуто улыбаясь, обратился к молодым людям: - Что вы здесь прогуливаетесь, в таком угаре?
- Мы только на минуточку остановились, но засмотрелись: величественно! - Пучкова кивнула на дымящиеся черные озера.
- Да, пожалуй!..
- А кроме уксусной, что будет строиться нынче на заводе? - спросила Надя, по-женски проницательно угадавшая душевную сумятицу Груздева и польщенная силой своей власти над ним.
- Добьемся разрешения на промышленную установку по полипропилену.
Заметив, как Полина слушает Груздева с гордостью соратника, Надя устыдилась своей нервозной взбалмошности и, радуясь тому, что подружилась с этими людьми, спросила весело:
- Чем же мы еще можем удивить мир?
- Тем, что возьмем да и отправимся сейчас в клуб есть мороженое, - тоже сразу развеселился Груздев.
- В самом деле! - Наде не хотелось домой, где ее никто не ждал, и ей стало приятно, что он готов участвовать даже в таком маленьком развлечении. - Поехали есть мороженое!
9
В новом цехе каталитического реформинга, который называли еще цехом платформинга - потому что здесь шел процесс получения высокооктанового бензина на платиновом катализаторе, собирались поднимать колонну весом около двухсот тонн.
Груздев, окруженный приехавшими из Казани кинооператорами, ходил по площадке, знакомил их с инженерами, сварщиками, такелажниками.
Разговаривая с гостями, он в то же время озабоченно следил за подготовкой к трудной операции. Слишком свежа была в памяти авария, когда недавно при подъеме очередной колонны оборвался один из канатов-растяжек. При виде того, как колонна медленно, но неотвратимо начала валиться на работавшую полипропиленовую установку, у Груздева сердце захолонуло от испуга, мгновенно перешедшего в готовность к действию.
- До сих пор меня познабливает, - сказала ему Голохватова, глядя на блоки двух исполинских "стрел", поставленных для подъема. - Я этого черта - вашего бригадира Маховкина, - убила бы за его хваленую интуицию. Все стекла в грануляторной повышибало. Счастье, что удар пришелся на стальные фермы и колонну повело в сторону. Натворили бы дел!
Маховкин, хлопотавший со своими такелажниками возле лежавшей на земле уже собранной и оснащенной колонны, в открытые люки которой то влезали, то выбирались, как трудолюбивые муравьи, монтажники и механики, чутко откликнулся на ядовитую подковырку:
- Канат отказал, а я за заводской брак не ответчик.
- Нет, мы тут за все ответчики, - возразил Груздев, наблюдая, как специалисты из котлонадзора проверяют швы сварки переносными рентгеновскими аппаратами. - Каждую мелочь надо проверять!
Выйдя из здания ТЭЦ, Надя тоже направилась к цеху реформинга, куда шли свободные от вахты инженеры и рабочие и где кинооператоры готовились запечатлеть на пленку подъем колонны.
Теперь девушка была совершенно увлечена своей работой, но, постигая тайны химических процессов и сложность автоматики, с трудом разбиралась в том, что происходило в ее душе.
Восхищаясь достижениями техники, она с особенной остротой ощущала силу горьковских слов: "Человек - это звучит гордо". Но почему же до сих пор никто не раскрыл, что такое любовь гордого существа - человека, почему она так часто унижает его?
Когда в памяти Нади всплывала последняя встреча с Ахмадшой, - его глаза, с отчаянной радостью устремленные на нее, ощущение того, как он держал ее за плечи, - странное спокойствие овладевало ею. Даже воспоминание о вспышке ярости, побудившей ее ударить недавно любимого человека, не вызывало ни боли, ни стыда. Кажется, она хлестнула его по глазам? Ну и пусть! Чтобы не лгал, перекидываясь от одной девушки к другой, словно переметная сума. Расправилась без пощады - и вот, пожалуйста, наступило какое-то умиротворение, хотя никогда не была она ни жестокой, ни мелко мстительной.
Так перечеркнула Надя одну из самых ярких страниц своей жизни. А дальше что? На сердце пусто, и только еще сильнее тяга к работе, к людям, вместе с которыми она делает большое дело.
На днях поступил заказ из Московского ботанического сада - сделать такую же "кормилицу", как на парниках Камского завода, и уже несколько вечеров Мустафа Айнетдинов и Надя допоздна сидят со слесарями. Раньше она представляла себе слесаря сильным рабочим в промазученной спецовке, с молотком или гаечным ключом в мозолистых руках. А в цехе контрольно-измерительных приборов девушки в аккуратных халатах у столов-верстаков орудуют отверточками, щипчиками, маленькими "кусачками". Понятно: тут приходится иметь дело со сверхточными приборами.
Вот все вместе и мудрят, как лучше выполнить московский заказ. Пучкова даже возревновала, заявив, что к ее заказу подходили не так серьезно.
- Ты пойми, что мы стараемся на экспорт, - внушала ей Надя. - Пусть и от камцев будет вклад в строительство Москвы.
Недавно Барков и Федченко передавали опыт по дизельному топливу приезжавшим на завод инженерам из заграницы. Часто наведываются делегации на полипропиленовую установку, и везде так или иначе участвовал Груздев. Этот неугомонный человек с каждым днем сильнее покорял Надю. Особенно доброе чувство вызывало в ней то, что при введении автоматики он переводил людей, оставшихся без работы, в новые, созданные им цехи. Это по-хорошему настраивало и весь коллектив завода.
Вот еще первый в стране цех каталитического реформинга - давняя мечта Груздева, за осуществление которой он долго и яростно боролся. Драгоценный металл - платина (один килограмм на тонну глины), добавляемый в катализатор, активирует процесс переработки вторичного сырья, и при жестком режиме (повышении температуры и давления) вырабатывается высокооктановый бензин - девяносто пять пунктов. За этот бензин завод получил знак качества, единственный в стране.