О публикации второй части "Записок" в журнале "Россия" Булгаков так же красочно (и точно!) описывает в повести "Тайному другу".
"Запискам на манжетах" Булгаков придавал довольно большое значение и как литературному произведению, и как возможности просуществовать на вырученный мизерный гонорар какое-то время. Об этом свидетельствуют его дневниковые записи и письма.
Ведя переговоры с акционерным обществом "Накануне" об издании "Записок" в полном объеме, Булгаков, согласившись в целом на кабальные условия договора (от 19 апреля 1923 г.), в то же время выступил против пункта десятого, предусматривавшего право редакции сокращать текст книги по требованию цензуры. Булгаков в связи с этим писал П. А. Садыкеру 20 апреля 1923 г.: "На безоговорочное сокращение согласиться не могу. Этот § 10 необходимо исключить или переработать совместно. Во всем остальном договор вполне приемлем мною". На чем все-таки сошлись, пока не выяснено, но полный текст "Записок" (не менее четырех листов) Булгаков передал издательству. И. С. Раабен прекрасно запомнила эту ситуацию и описала ее так: "Когда "Записки на манжетах" были закончены (надо полагать, речь идет о полном тексте.- В. Л.), он долго не мог их напечатать. Он приходил в отчаяние, рассказывал, что не принял никто. Потом пришел и сказал, что продал в издательство "Накануне" в Берлин".
Отдав полный текст "Записок" в "Накануне" (печально, что этот текст до сих пор не найден; к сожалению, не сохранились и его копии), Булгаков с нетерпением ждал их выхода и расстраивался по поводу задержки. Это хорошо видно из его дневниковых записей. 25 июля 1923 г.: "Дела литературные вялы. Книжка в Берлине до сих пор не вышла, пробиваюсь фельетонами в "Накануне"". 27 августа: "Книжки "Записки на манжетах" до сих пор нет". Через несколько дней, 31 августа, сообщает Ю. Л. Слезкину: "Печатание наших книг вызывает во мне раздражение, до сих пор их нет. Наконец Потехин (Ю. Н. Потехин, сотрудник газеты "Накануне", один из лидеров сменовеховцев.- В. Л.) сообщил, что на днях их ждет. По слухам, они уже готовы (первыми выйдут твоя и моя). Интересно, впустят ли их (то есть разрешат ли их ввезти в Россию.- В. Л.). За свою я весьма и весьма беспокоюсь… Корректуры они мне, конечно, и не подумали прислать…" (см.: Б у л г а к о в М. Дневник. Письма. 1914-1940. М., 1997. С. 52, 126). Из дальнейших дневниковых записей видно, что дела с "Записками" обстояли скверно. 18 октября 1923 г.: "О "Записках на манжетах" ни слуху ни духу. По-видимому, кончено". 25 февраля 1924 г.: ""Записки на манжетах" похоронены".
По-видимому уже не надеясь на выход "Записок" в "Накануне", Булгаков стал вести переговоры с другими издательствами. Сохранилось его письмо сотруднику издательства "Недра" П. Н. Зайцеву от 25 мая 1924 г., в котором писатель не только выражает отношение к "Запискам", но и ярко раскрывает свою "житейскую" ситуацию:
"Оставляю Вам "Записки на манжетах" и убедительно прошу поскорее выяснить их судьбу.
В III части есть отрывок уже печатавшийся. Надеюсь, что это не смутит Николая Семеновича (Клестова-Ангарского Н. С., редактора издательства "Недра".- В. Л.). При чтении III-ей части придется переходить от напечатанных отрывков к писанным на машинке, следя за нумерацией глав.
Я был бы очень рад, если бы "Манжеты" подошли. Мне они лично нравятся.
Было бы очень хорошо, если бы Ник. Сем. срочно устроил у себя чтение "Манжет". Я сам бы прочитал их, и судьба их моментально бы выяснилась.
Себе я ничего не желаю, кроме смерти. Так хороши мои дела!
P. S. Буду Вам звонить и сам зайду сегодня и завтра".
Буквально через несколько дней Булгаков вновь пишет П. Н. Зайцеву: "Дорогой Петр Никанорович, все, как полагается, приходит сразу: лежу с припадком аппендицита… Сообщите, что с "Записками"?"… Но, увы, в "Недрах" с "Записками" ничего не получилось… Зато повезло с альманахом "Возрождение". 2 августа 1924 г. Булгаков записал в дневнике: "Лавочник Ярославцев выпустил, наконец, свой альманах "Возрождение". В нем первая часть "Записок на манжетах", сильно искаженная цензурой".
Составляя в октябре того же года свою автобиографию, Булгаков подвел черту в истории с публикацией "Записок на манжетах". Он писал: "Эту книгу у меня купило издательство "Накануне", обещало выпустить в мае 1923 г. И не выпустило вовсе. Вначале меня это очень волновало (выделено нами.- В. Л.), а потом я стал равнодушен".
Но нельзя не привести еще одну дневниковую запись писателя, относящуюся к "Запискам на манжетах". Оценивая свое участие в сменовеховской газете "Накануне", Булгаков, очень редко ошибавшийся в людях, писал 26 октября 1923 г.: "Мои предчувствия относительно людей никогда меня не обманывают. Никогда. Компания исключительной сволочи группируется вокруг "Накануне". Могу себя поздравить, что я в их среде. О, мне очень туго придется впоследствии, когда нужно будет соскребать накопившуюся грязь со своего имени. Но одно могу сказать с чистым сердцем перед самим собою. Железная необходимость вынудила меня печататься в нем. Не будь "Накануне", никогда бы не увидали света ни "Записки на манжетах", ни многое другое, в чем я могу правдиво сказать литературное слово…"
Это признание писателя знаменательно во многих отношениях, и прежде всего в оценке "Записок на манжетах", о которых он и впоследствии говорил, что в этом сочинении ему удалось "развернуть свои мысли". Будем надеяться, что поиски полного текста "Записок на манжетах" (в настоящее время ведутся поиски архива газеты и издательства "Накануне", где и должен сохраниться текст "Записок") увенчаются успехом и читатель в ближайшие годы сможет познакомиться с этим замечательным произведением в его полном виде.
В. Л о с е в
1
Дата, обозначенная автором в первой публикации "Записок",- "1920-1921" - указывает, что "Записки" были начаты во Владикавказе. В Москву Булгаков приехал (в 20-х числах сентября 1921 года), возможно, с написанной вчерне "кавказской" частью и завершал ее, существенно дорабатывая, в конце года. И. С. Раабен рассказывала, что Булгаков впервые пришел к ней (с просьбой печатать ему на машинке в долг) поздней осенью 1921 года: "Первое, что мы стали с ним печатать, были "Записки на манжетах" (цит. по кн.: Воспоминания о Михаиле Булгакове. М., 1988. С. 128).
"Московская" часть "Записок" писалась, видимо, уже в начале 1922 года, также по следам биографической ситуации - 1 октября 1921 года Булгаков был зачислен на службу в Лито Главполитпросвета (подчинявшееся Лито Наркомпроса), а 23 ноября того же года литературный отдел уже расформирован и Булгаков объявлен в приказе "уволенным с 1/Х11 с. г. с выдачей за 2 недели вперед" . "…Когда "Записки на манжетах" были закончены (то есть продиктованы на машинку.- М. Ч.),-продолжает И. С. Раабен,- он долго не мог их напечатать. Он приходил в отчаяние, рассказывал, что не принял никто. Потом пришел и сказал, что продал в издательство "Накануне", в Берлин" (Там же. С. 129).
18 июня 1922 года первая часть "Записок" была напечатана в "Накануне". Авторским комментарием к дальнейшим попыткам публикации могут служить страницы повести "Тайному другу": "Дальше заело. ‹…› На выручку пришел "Сочельник". Приехавший из Берлина один из заправил этого органа, человек с желтым портфелем из кожи какого-то тропического гада, прочитав написанное мной, изъявил желание напечатать полностью мое произведение" (Новый мир. 1987, № 8. С. 173).
Человек с желтым портфелем - Павел Абрамович Садыкер, сотрудник редакции "Накануне", приезжавший в Москву "на разведку" (как пишет в своих воспоминаниях об этой газете Э. Миндлин). Соглашение о печатании при первом разговоре с ним достигнуто не было; однако 29 декабря 1922 года заведующая редакцией газеты "Накануне" Е. Кричевская написала Булгакову, что у нее в Ленинграде "был П. Садыкер и говорил, что он виделся с Вами и Катаевым и сговорился с Вами о постоянной работе ‹…› как Вы устроили свои "Записки"? Я говорила о них Садыкеру и советовала взять их для издания в Берлине, если Вы их еще не устроили". 30 декабря 1922 года Булгаков читает "Записки" на "Никитинских субботниках". "Михаил Афанасьевич в своем предварительном слове указывает,- записано в протоколе заседания,- что в этих записках, состоящих из 3-х частей, изображена голодная жизнь поэта где-то на юге. Писатель приехал в Москву с определенным намерением составить себе литературную карьеру. Главы из 3-й части Михаил Афанасьевич и читает" (Отдел рукописей Литературного музея, архив "Никитинских субботников"). Это чтение кратко зафиксировано и в дневнике И. Н. Розанова (где инициалы Булгакова, еще мало известного в московской литературной среде, названы с ошибкой): "30 дек. Субботник Никит. Из повести Булгакова Мих. Як. "Зап. на манжетах"" (ОР ГБЛ, архив И. Н. Розанова). Из протокола явствует, что чтение "Записок" было начато автором с конца - с московской части; продолжено оно было 14 января 1923 года; в протоколе Никитинского субботника отмечено: "Михаил Булгаков. "Записки на манжетах". Часть I и II" (ср. в печатной хронике заседаний: "М. Булгаков - "Записки на манжетах" (окончание)" - альм. "Свиток". № 3. М.; Л., 1924. С. 227).
13 февраля Кричевская пишет Булгакову (из Ленинграда), предлагая ему переиздать "Записки на манжетах" "в том виде, как они печатались в "Накануне", и еще прибавить рассказ. Словом, до листа размером"; Булгаков, в свою очередь, предложил напечатать II часть "Записок", присовокупив рассказ "Чаша жизни" (опубликованный в "Накануне" 31 декабря 1922 г.). 21 февраля Кричевская, получив рукопись и письмо, ответила Булгакову отказом (ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 417). Однако в тот же самый день П. А. Садыкер пишет Булгакову из Берлина на бланке издательства "Накануне": "В настоящее время после выхода первых наших книг выяснилась возможность скорого издания новых книг" и предлагает предоставить им право издания "Записок на манжетах". Оговаривая весьма скромный гонорар, Садыкер обещал "7-8 долларов за печатный лист. Уплата денег при сдаче рукописи. Деньги Вам будут выплачены московской конторой. ‹…› Книжку мы издадим быстро и красиво" (Чудакова М. Жизнеописание Михаила Булгакова. С. 254).
Проект договора об отдельном издании "Записок" "между Акционерным обществом "Накануне" в лице директора-распорядителя Общества П. А. Садыкера, с одной стороны, и Михаилом Афанасьевичем Булгаковым - с другой", датирован 19 апреля 1923 года. В проекте указан объем произведения: "приблизительно 4 1/4 (четыре и одна четверть) печатного листа". Гонорар определялся в 8 долларов за лист, и пунктом 12 отмечалось, что "гонорар за первое издание в размере 34 (тридцать четыре) доллара Булгаков получил сполна" (ИРЛИ, ф. 369, ед. хр. 150). Как вытекает из дальнейшего, в это время рукопись и была передана издательству - следовательно, реальный ее объем составлял не менее 4-х листов (что более чем в два раза превышает объем дошедшей до нас опубликованной части "Записок").
Пункт 10 договора гласил: "Если по требованию цензуры потребуются сокращения книги, то Булгаков не будет возражать против них и А. О. "Накануне" вправе их произвести"; 20 апреля Булгаков пишет П. А. Садыкеру: "На безоговорочное сокращение согласиться не могу. Этот § 10 необходимо исключить или переработать совместно. Во всем остальном договор вполне приемлем мною" (черновик записки сохранился в коллекции Э. Циппельзона в ОР ГБЛ, ф. 477). Не позже 1 августа вышел в свет альманах "Возрождение" (в этот день Булгаков делает на книге надпись: "Из б-ки М. А. Булгакова") с первой частью "Записок",- по-видимому, с существенными (хотя и меньшими, чем в "Накануне") сокращениями в тексте.
31 августа 1923 года, отвечая на вопрос Слезкина о "берлинских книгах", Булгаков пишет: "Печатание наших книг вызывает во мне раздражение: до сих пор их нет. Наконец Потехин (писатель Ю. Н. Потехин, один из редакторов "Накануне", в 1923 году вернулся в Россию.- М. Ч.) сообщил, что на днях их ждет. По слухам, они уже готовы (первыми выйдут твоя и моя). Интересно, выпустят ли их. За свою я весьма и весьма беспокоюсь. Корректуры они мне, конечно, и не подумали прислать". Некоторый свет на дальнейшее развитие событий бросает неоконченная повесть 1929 года: "Три месяца я ждал выхода рукописи и понял, что она не выйдет. Причина мне стала известна, над повестью повис нехороший цензурный знак. Они долго с кем-то шушукались и в Москве и в Берлине" (Новый мир. 1987. № 8. С. 173).
1 января 1924 года в № 1 (1024) газеты "Бакинский рабочий" были напечатаны последние шесть глав первой части "Записок" с датировкой "Москва, 1923 год" и подзаголовком "Отрывки". В главке 9 "История с великими писателями" после заголовка газетной статьи: "Опять Пушкин!" следовал фрагмент из нее (возможно, купированный в предыдущих публикациях: "Столичные литераторы, укрывшиеся в местном подотделе искусств, сделали новую объективную попытку развратить публику, преподнеся ей своего кумира Пушкина. Мало того, что они позволили себе изобразить этого кумира в виде помещика-крепостника (каким, положим, он и был) с бакенбардами… и т. д.".
Весной 1924 года Булгаков попытался напечатать "Записки" в сборниках "Недра", где в начале 1924 года вышла его первая повесть - "Дьяволиада". Свидетельством этой попытки служит письмо Булгакова от 26 мая 1924 года секретарю "Недр" П. Н. Зайцеву: "Оставляю Вам "Записки на манжетах" и убедительную просьбу поскорее выяснить их судьбу. В III-й части есть отрывок уже печатавшийся. Надеюсь, что это не смутит Николая Семеновича (Ангарского.- М. Ч.). При чтении III-й части придется переходить от напечатанных отрывков к писанным на машине, следя за нумерацией глав. Я был бы очень рад, если бы "Манжеты" подошли. Мне они лично нравятся" (Памир. 1987. № 8. С. 92). Булгаков упоминает в письме только о публикации фрагмента "московской" части,- видимо, из чисто практических соображений, не желая "смутить" Ангарского большим объемом уже печатавшегося или же считая публикацию в "Возрождении" слишком урезанной.
В архиве писателя сохранилась вырезка публикации из журнала "Россия" со следами работы автора: выброшена (отрезана) начальная главка ("Московская бездна. Дювлам"), а остальные - пронумерованы (от 1-й до 11-й), причем нумерация поправлялась несколько раз. Это - свидетельства попыток автора издать полный текст "Записок" весной 1923-го и весной 1924 года.
31 мая 1924 года Булгаков в письме П. Н. Зайцеву спрашивает среди прочего: "Сообщите, что с "Записками"?"
Напечатать их в "Недрах" также не удалось, и строки в автобиографии (октябрь 1924 г.), подводящие черту под историей с "Накануне", передавали, таким образом, состояние автора в момент, когда исчерпались и другие попытки публикации самого значительного его сочинения двух первых московских лет: он писал, что "Накануне" обещало выпустить книгу "в мае 1923 г. и не выпустило вовсе. Вначале меня это очень волновало, а потом я стал равнодушен" (Писатели. Автобиографии и портреты… С. 56).
В полном виде "Записки на манжетах" не только не были изданы при жизни автора, но и не дошли до наших дней.
Рассказ "Богема" сначала входил, как можно предположить (Архив М. А. Булгакова. С. 36), в состав "Записок"; возможно, фрагмент рассказа, примерно со слов: "Почему же? Почему именно в Тифлис? Убейте, теперь не понимаю", и до конца, помещался в начале 13-й главки "Записок", на месте нынешней строки точек.
Немало цензурных купюр было сделано и в частях печатавшихся . В альманахе "Возрождение" были восстановлены многие обширные изъятия, сделанные в "Накануне", в частности - главы I и XII (поэтому для настоящего издания выбран текст "Возрождения"). В то же время в этой публикации сделаны некоторые купюры по сравнению с текстом "Накануне" - явно по цензурным соображениям . Многочисленные строки точек отмечают, по-видимому, эти изъятия. Но можно предполагать, что в некоторых случаях эта графика используется по художественным соображениям.
2
Автобиографическая основа "Записок" восстанавливается по устным воспоминаниям Т. Н. Кисельгоф, по газетным и журнальным публикациям 1920-1921 годов, а также по материалам архива Лито.
В главе о возвратном тифе (в первой публикации озаглавленной "Возвратный тиф", но полностью замененной точками) получило отражение реальное биографическое обстоятельство: Булгаков заболел возвратным тифом в момент, когда после поражения под Егорлыкской, оказавшегося решающим, началась спешная эвакуация белой армии. Татьяна Николаевна рассказывала: "Приходил очень хороший местный врач, потом главный врач. Он сказал, что у Михаила возвратный тиф: "Если будем отступать - ему нельзя ехать". Однажды утром я вышла и вижу, что город пуст. ‹…› В это время - между белыми и советской властью - в городе были грабежи, ночью ходить было страшно; однажды на пустой улице ингуш схватил меня за руку - я вырвалась, бежала бегом… Во время болезни у него были дикие боли, беспамятство… Потом он часто упрекал меня: "Ты - слабая женщина, не могла меня вывезти!" Но когда мне два врача говорят, что на первой же остановке он умрет,- как же я могла везти? Они мне так и говорили: "Что же вы хотите - довезти его до Казбека и похоронить?"" (ср. реплики больного героя "Записок": "Меня бросят! Бросят!"; "Я требую… немедленно отправить меня в Париж! Не желаю больше оставаться в России…").
Реальным комментарием к "Запискам" служит и корреспонденция Ю. Слезкина "Литература в провинции (письмо из Владикавказа)", дающая прежде всего прототипические детали к главе II "Что мы будем делать?!", повествующей о нем самом. Слезкин описывает, как в прошлом году "заведовал подотделом искусств" в Чернигове до прихода белых (ср. в "Записках": "Я уже заведовал"), как позже добрался до Владикавказа "после кошмарного месячного пути в теплушках ‹…› Через десять дней по приезде я заболел сыпным тифом, но когда встал на ноги - добровольцы грузили арбы и уходили в горы. Вслед за ними пришли советские войска, и я принялся за работу по подотделу искусств" (Вестник литературы. 1921. № 1. С. 14).