- Откуда у вас четвертый?
- А если я вас возьму в дилижанс и довезу до Фриски? И револьвер дам?
- Спасибо, Билль. Но я откажусь.
- Почему?
- Я не хочу стрелять в бывших товарищей. Если бы даже со вчерашнего дня я и переменил о них мнение, все-таки мне бы не хотелось поднимать на них руку. Это пахнет предательством…
- Пожалуй, вы правы, Дэк. Вы гораздо лучше, чем я думал.
- Предупредить я могу… это долг совести, но пристать к какой-либо стороне считаю неудобным. Я предпочту оставаться нейтральным в этом деле и не спеша продолжать путь до Фриски…
- В таком случае я возвращу ваш револьвер… Без револьвера неудобно?
- Как будто бы не совсем.
Минут через десять приехала почта, то есть небольшая тележка с несколькими десятками писем и посылок.
- Что так поздно, Джо? - обратился Билль к заспанному мальчику лет четырнадцати, который привез почту и начал ее укладывать в фургон.
- Дорога скверная, Старый Билль!
- А может быть, нам и спать хотелось, Джо?
- Хотелось, Старый Билль.
- И мы вздремнули. А, Джо?
- Вздремнули, Старый Билль!
- И лошади вздремнули?
- Очень может быть, Старый Билль!
- В следующий раз выспитесь хорошенько дома, Джо, перед тем как везти почту. Слышите?
- Слышу, Старый Билль.
- И хорошо слышите, Джо?
- Хорошо, Старый Билль. А вот посылочка лично вам, Старый Билль. Отец велел передать!
И мальчик подал Биллю корзинку с персиками.
- Это для кого же?
- Для вас, Старый Билль. Мать сказала: "Старый Билль любит персики".
- Поблагодарите, Джо, отца и мать. Персики отличные. Каков урожай, - сказал Билль, пробуя один крупный свежий персик, - в вашем саду?
- Отличный.
- Кушайте, джентльмены, персики… Попробуйте и вы, Джо. После сна приятно съесть персики… Дэк! Полакомьтесь да возьмите себе на дорогу! - говорил Билль, поставив корзину на сиденье.
Все стали есть персики и похваливали, пока Билль запрягал лошадей.
- А что на свете нового, Джо? - спросил Билль.
- Перемирие заключено.
- С этого следовало начать, Джо! Слышите, джентльмены? Конец войне и рабству!.. Ура! - радостно воскликнул Старый Билль.
- Ура! - повторили все.
- А еще что нового, Джо, у вас?
- Одного молодца повесили.
- За что?
- Пять лошадей увел.
- Лошадей-то вернули?..
- Вернули! Двадцать миль гнались за конокрадом. Нагнали, привезли к нам и ночью вздернули. Так и надо! Не кради лошадей! - энергично прибавил мальчик, внезапно оживляясь.
- Здесь за конокрадство строго! - шепнул по-русски Дунаев Чайкину.
- А еще что нового, Джо?
- Больше ничего, Старый Билль.
- Ну так до свидания, Джо. Кланяйтесь всем, да вперед не опаздывайте! Прощайте, Дэк! Еще раз спасибо вам!
И старый Билль крепко пожал руку Дэка.
- Револьвер получили?
- Вот он.
- И зарядов Дун дал?
- Дал.
- Возьмите и провизии.
И Билль отдал Дэку небольшой окорок, сухарей, бутылку рома и с десяток персиков.
Дунаев и Чайкин, в свою очередь, крепко пожимали руку Дэка и благодарили его.
А Дэк сказал Чайкину дрогнувшим голосом:
- Будьте счастливы, Чайк.
- Дай бог и вам счастия! - задушевно ответил Чайкин.
Все было готово. Дунаев и Чайкин сели в дилижанс. Билль взобрался на козлы.
- Будьте настороже, Билль, под Сакраменто, у Старого дуба… Желаю, чтобы игра разыгралась вничью, если встретитесь с агентами! - говорил Дэк. - Прощайте, джентльмены! Спасибо вам, Чайк!
- Надеюсь услыхать о вас хорошие вести, Дэк! Еще раз спасибо! - сказал Билль.
- Во Фриски зайдите ко мне, Дэк… Быть может, устроимся с местом. Я открываю мясную.
И Дунаев сказал свой адрес.
- Прощайте, Дэк! - крикнул Чайкин, снимая шляпу.
В ответ и Дэк взмахнул своей, когда Билль взял вожжи, и фургон покатился.
Глава XX
1
Несмотря на тревожные вести, сообщенные Дэком о готовящемся нападении, Чайкин на этот раз менее беспокоился, почти уверенный, что Старый Билль как-нибудь да проведет снова агентов и встречи с ними не будет и, следовательно, не придется обагрять своих рук кровью.
Эта уверенность в мудрость Билля поддерживалась и спокойствием, с которым тот принял известие, сообщенное Дэком… Спокойствие это чувствовалось Чайкиным и в покойной позе Старого Билля, и в его могучей широкой спине, и в тех неторопливых окриках, которыми он по временам понукал левую дышловую лукавую лошадь.
Все это не омрачило того хорошего настроения, в котором находился Чайкин по случаю поступка Дэка, свидетельствующего, что он, Чайкин, не ошибся в своей вере в Дэка.
"Совесть небось заговорила и повернула человека!" - думал Чайкин, вспоминая вчерашний день, когда Дэк мужественно ожидал, что его вздернут на дерево.
И Чайкин, душевно умиленный, радовался за "человека". Ему теперь этот Дэк казался близким, и будущая его судьба заботила русского молодого матроса.
- А ты, Дунаев, дай место! - обратился Чайкин.
- Кому? Тебе?
- Нет, Дэку.
- Отчего не дать!
- Не побоишься его взять?
- Чего бояться? Здесь, брат, если будешь всего бояться, так никакого дела не сделаешь. Был бы только человек пригоден к делу, а чем он занимался прежде, - этого не касаются. Тут ведь люди нужны, и большого выбора не приходится делать. Возьму. Попробую его. Если подойдет, оставлю.
- То-то. Надо вызволить человека.
- Он сам себя может вызволить, если захочет. Работай только. Только вряд ли он пойдет ко мне.
- Отчего ты так думаешь?
- Не пойдет он на "мясное" место.
- Почему?
- Джентльменист очень. Видел, руки у него какие господские… тонкие такие да длинные… Ему по какой-нибудь другой части надо заняться: либо в контору, либо по чистой торговле… Деликатного он воспитания человек… Это сразу оказывает… А впрочем, нужда прижмет, так не станет разбирать местов. Здесь, братец ты мой, не то, что в России: барин - так он ни за что не возьмет простой должности. Здесь люди умней, никакой работой не гнушаются, - понимают, что никакая работа не может замарать человека.
- Это что и говорить!
- Здесь, в Америке, сегодня ты, скажем, миллионщик, а завтра ты за два доллара в день улицы из брандспойта поливаешь. И никто за это не обессудит. Напротив, похвалит. В Сан-Францисках был один такой поливальщик из миллионщиков…
- Разорился?
- Да. А была у него и контора, и свой дом, и лошади - одним словом, богач форменный… Но в несколько дней лопнул. Дело большое, на которое рассчитывал, сорвалось, и все его богатство улыбнулось… И он дочиста отдал все, что у него было, до последней плошки, потому гордый и честный человек был, и сам определился в поливальщики. Так все на него с уважением смотрели… На этот счет в Америке умны, очень умны!
- Что ж, этот миллионщик так и не поправился? - спросил Чайкин, заинтересованный судьбой этого миллионера.
- Опять поправился… Поливал, поливал улицы, да и выдумал какую-то машину новую… Люди дали под эту машину денег, и он разбогател, и опять дом, и контора…
- Ишь ты!..
- А то, братец ты мой, и в возчиках у нас был довольно-таки даже странный человек из немцев!
- А чем странный?
- Да всем. Сразу обозначил, что не такой, как все… И с первого раза видно: к тяжелой работе не привык… И старался изо всех сил, чтобы, значит, не оконфузить себя… И как, бывало, идем с обозом, он сейчас из кармана книжку - и читает. И на привалах поест, да за книжку… И вином не занимался, и в карты ни боже ни!.. Из себя был такой щуплый, длинноногий, в очках и молодой, годов тридцати… И никогда не ругался, тихий такой да простой… И кто же, ты думаешь, оказался этот немец?
- Кто?
- Ученым немцем. Он всякую науку произошел и был в своей земле при хорошем месте. Студентов обучал, профессором прозывался и книжки разные сочинял… А очутился в возчиках. И очень был рад, что его приняли в возчики.
- И долго этот немец был возчиком?
- Нет… Только обоз привел до Францисок.
- А потом куда делся?.. Не слыхал?
- Потом он в добровольцы поступил солдатом в войска американские… Против южан драться захотел… Что с ним стало - бог его знает. А хороший был человек этот немец, надо правду сказать. Прост. Форсу не задавал оттого, что все знает… Бывало, на привале бросит книжку читать, да и давай рассказывать: отчего дождь идет, откуда гром берется, откуда облака, и почему реки текут, и как это солнце заходит… И любопытно так рассказывал. Многие слушали его. Он хорошо по-аглицки говорил… Да и на многих других языках. Дошлый на все немец был…
Дунаев замолчал и некоторое время спустя затянул вполголоса своим низким сипловатым баритоном "Не белы снеги".
- Не забыл русских песен? - весело спросил Чайкин.
- А ты думал, как? - ответил Дунаев и затянул громче.
- Я думал было, что ты совсем американцем стал… забыл! - шутя промолвил Чайкин и стал подтягивать своим мягким тенорком.
Через несколько времени песня лилась громко. Голоса слились и звучали красиво, хотя и дрожали от тряски фургона.
Старый Билль слушал с видимым наслаждением русскую песню. Его загорелое грубое лицо понемногу теряло свое суровое выражение, и глаза светились мягко, так мягко.
Он нарочно попридержал лошадей, и когда они пошли шагом, голоса певцов не так вздрагивали…
Они кончили "Не белы снеги" и начали другую - заунывную, жалобную песню.
И Старый Билль под впечатлением грустной русской песни и сам будто бы загрустил… Но это была жуткая и вместе приятная грусть.
Когда певцы смолкли, Билль пустил лошадей рысью и, оборотившись к пассажирам, произнес:
- Какие чудные песни, и как хорошо вы их пели, Дун и Чайк!
- На привале вечером мы вам еще споем, Билль, если вам понравилось! - сказал Дунаев.
- Очень поблагодарю вас. Я люблю пение… А эти песни хватают за душу… Давно со мной этого не было, джентльмены… Видно, раскисать стал совсем Старый Билль! - улыбнулся старик. - Однако еще не раскис до того, чтобы дать себя захватить врасплох… Этот разбойник, которого я охотно бы повесил, напрасно рассчитывает на деньги, господа.
- То-то, и я так полагаю, Билль.
- Полагаете?
- И даже уверен, Билль!
- А на каком основании, позвольте у вас спросить, Чайк?
Чайкин объяснил.
- Однако вы умеете хорошо замечать, Чайк! Даже заметили, как я покрикиваю на эту ленивицу, - указав своим грязным корявым пальцем назад, по направлению к левой рыжей лошади, проговорил Билль и рассмеялся громким добродушным смехом… - И спину мою рассмотрели… Что ж на спине написано было, Чайк?
- А то, что вы спокойны.
- И вы ведь верно все приметили, Чайк. Я спокоен. Мы не встретимся с агентами… Разумеется, мы бы не осрамились, если б и встретились с ними. Быть может, и прогнали бы их, уложив двух-трех молодцов, но раз мы предупреждены, я не хочу подвергать и вас и себя риску быть пристреленными этими подлецами. Лучше еще поживем, джентльмены…
- Правильно сказано, Билль! - заметил Дунаев. - Но как же это мы не встретим агентов, Билль… Это довольно мудрено!..
- И вы, Чайк, думаете, что мудрено?
- Я думаю, все обладится! - с каким-то убежденным спокойствием сказал Чайкин.
Билль опять усмехнулся…
- Странные вы люди, русские! Чайк всему верит, думает, что все "обладится", а Дун легкомыслен, как ребенок… С вами, джентльмены, очень приятно иметь личные дела, но я не подал бы голоса ни за вас, Дун, ни за вас, Чайк, если бы вы балллотировались в президенты республики…
- А я подал бы за вас свой голос, Билль! - сказал весело Дунаев.
- И я бы подал, - подтвердил Чайкин.
- Благодарю вас, джентльмены, но я пока не имею намерения конкурировать с Линкольном, да живется ему хорошо, этому честному, хорошему президенту. А что касается того, как мы не встретимся с агентами, то об этом я объясню вам на привале, когда будем есть ваше жаркое, Дун! Скоро и станция! Надо подогнать рыжую ленивицу. Эй ты, миссис Лодырница! Приналяг! Вези добросовестно, если не желаешь попробовать бича Старого Билля!
И Билль продолжал вести беседу с лошадьми. Казалось, пение пассажиров привело его совсем в особенное настроение, и суровый Билль сделался добродушен и даже болтлив, к удивлению Чайкина и Дунаева.
Они, вероятно, и не догадывались, что добродушное настроение Билля зависело отчасти от них. И если Билль, наверное, не подал бы голоса за обоих своих пассажиров при выборах в президенты республики, то, тоже наверное, сделал бы для них все, что только было бы в его возможности, - до того понравились ему оба пассажира, и в особенности Чайк, после его защитительной речи. Билль, впрочем, по-прежнему считал ее ни с чем не сообразной галиматьей, но эта галиматья тем не менее окончательно покорила сердце Билля и заставила его менее скептически смотреть на тех людей, которых он возил и встречал на большой дороге между Денвером и Сан-Франциско.
- Послушайте, Чайк! - окликнул Старый Билль Чайкина, повернув к нему голову.
- Что, Билль?
- Вы долго пробудете во Фриски?
- Не знаю. Как выйдет место по письму.
- Во всяком случае, день пробудете?
- Полагаю.
- В таком случае не хотите ли вы и Дун пообедать вместе во Фриски, а?.. И позвольте вас угостить… обедом и бутылкой вина… Если согласны, зайдите ровно в шесть часов в контору дилижансов… Mongomerry-стрит, двадцать. Я буду вас ждать. Идет?
- Идет, Билль!
- Благодарю вас, Билль!
- Очень рад, джентльмены… А вот и станция… Мы там пообедаем в комнате. Небось проголодались, джентльмены?
- Очень, Билль! - отвечал Дунаев.
- А вы, Чайк?
- Я мог бы и потерпеть, если бы нужно было.
- Ооох… Слишком терпеливы вы, Чайк… Как бы вы не провалились здесь с вашим терпением. Пожалуй, вам и жалованья не будут платить, а вы все будете терпеть?
- Зачем не платить жалованья?..
- А затем, что вас только ленивый не надует, вот зачем… Ну да вас переделать невозможно. И не надо. Оставайтесь всегда таким, Чайк… Да хранит вас господь! Ну вот и приехали! - прибавил Билль, заворачивая лошадей в ворота небольшой уединенной ранчи.
2
Через десять минут все трое сидели за небольшим столом, в маленькой полутемной и прохладной комнате.
Красивая молодая мексиканка, жена владельца ранчи, пожилого человека, тоже родом из Мексики, одетая в какую-то легкую яркую ткань, с ленивой грацией подошла к столу, держа в маленькой бронзового цвета руке горшок с молоком и несколько ломтей белого хлеба.
- Вот все, что я могу предложить гостям! - приветливо сказала она певучим голосом на плохом английском языке, ставя молоко на стол. - Больше у меня ничего нет, джентльмены. Соленую свинину вы есть не станете. Ваша, конечно, свежее! - прибавила она, вскидывая свои большие черные сверкающие глаза по очереди на трех гостей и задерживая свой взгляд чуть-чуть дольше на Чайкине.
Билль сказал, что у них все есть, и даже фазаны к жаркому, поблагодарил за молоко и хлеб и предложил хозяевам вместе пообедать.
Но красивая брюнетка отказалась. Отказался и мексиканец.
Пока Дунаев нарезывал ветчину, Билль спрашивал хозяина:
- Проезжие перед нами были, Диего?
- Были, Билль.
- Кто такие?.. Не прикажете ли стаканчик рома, Диего? А синьора пьет?
- Синьора не пьет, Билль, по-старому! - отвечал мексиканец. - Ей рано еще пить! - прибавил он. - Ваше здоровье, джентльмены!
И мексиканец выцедил ром с наслаждением пьяницы.
- Еще, Диего?
- Можно и еще.
- Не много ли будет, Диего? - вдруг проговорила его жена, и темные ее глаза сверкнули холодным блеском.
- А ты еще здесь? Ты шла бы, Анита, отсюда. Не надо мешать джентльменам! - строго проговорил Диего.
- Синьора нам не мешает… Чайк! угостите синьору персиками, если она отказывается с нами пообедать.
Чайкин встал, чтобы поднести корзину, но мексиканка уже подошла и сама взяла несколько персиков, поблагодарив Чайкина ласковым взглядом, и присела в отдалении.
Диего между тем выпил второй стаканчик.
- Так кто такие проезжали, Диего?
- Фургон с пионерами…
- А еще?
- Верховой.
- Не знаете, кто такой?
- Видал где-то, а не знаю.
- Какой он из себя, Диего?
- Рыжеватый, среднего роста…
- Со шрамом на щеке?..
- Именно…
- А лошадь его вороная?
- Да. Я знаю эту лошадь, - это черная кобыла Джима.
- В котором часу он у вас был, Диего?
- В котором часу?.. В котором часу это было, Анита?.. Еще ты подавала тому джентльмену свинину, хлеб и кофе… И он так торопился ехать.
- Да так часа три тому назад…
- Это верно, синьора?
- Полагаю, что верно! - с достоинством отвечала мексиканка.
После этого Билль принялся есть. Не отставали от него и пассажиры, с особенным удовольствием напавшие на свежий мягкий хлеб, которого они давно не видали. После ветчины принялись за фазанов. Жаркое, приготовленное Дунаевым, оказалось превосходным.
- А что, Диего… Не пора ли и лошадей закладывать? - сказал Билль. - Только хороших дайте под почту.
- Дам лучших, Билль. Пойдем, Анита! - обратился Диего к жене.
- Еще персиков, синьора! - предложил Билль.
Анита отказалась.
- Бери, когда предлагают! - проговорил Диего и толкнул Аниту к столу.
Та вспыхнула и, словно бы извиняясь за грубость мужа и желая показать свою деликатность, взяла один персик. Но Билль заставил взять ее целый десяток. И тогда супруги ушли.
- Слышали, джентльмены… этот подлый товарищ Дэка опередил нас. Он будет в Сакраменто на день раньше нас, и, следовательно, они нас действительно могут встретить у Старого дуба, как предполагает Дэк. Но мы к Старому дубу не поедем.
- А как мы поедем, Билль?
- Я знаю старую, заброшенную дорогу, которая далеко в стороне от большой… Завтра на нее свернем, и, пока молодцы нас будут поджидать у Старого дуба, мы будем подъезжать к Сакраменто. Дорога, правда, скверная, но лучше ехать по скверной, чем по хорошей… Так мудрено или нет не встретиться с агентами? - шутливо промолвил Билль, обращаясь к Дунаеву.
- Не мудрено! Виноват, Билль! Я и забыл об этой дороге. Слышал только, что была дорога.
- А я по ней ездил и знаю ее хорошо! - сказал Билль, отхлебывая от кружки молоко. - Чайк прав, положившись на Билля! Агенты не увидят ни ваших денежек, Чайк, ни денежек Дуна…
Оба супруга вошли в комнату.
- Что, готовы лошади, Диего?
- Сейчас будут готовы.
- Что мы вам должны?
- Ничего, Билль! - отвечал Диего.
- А молоко и хлеб?
- Стоит ли говорить о таких пустяках. Зато вы меня угостили ромом, а Аниту персиками.
- Ну, как хочешь… Спасибо за угощенье… Да вот еще что: сегодня ночью, верно, к вам приедет один верховой на серой лошади. Зовут его Дэк… Не забудете?
- Я ему напомню, Билль! - сказала Анита.
- Так скажите Дэку, верховому на серой лошади, что Старый Билль и его пассажиры кланяются ему и благодарят.