Вельчанинов ясно видел, что еще минута, и этот господин может решиться на что-нибудь в десять раз еще нелепее; он взял его поскорее за руку и, не обращая внимания на всеобщее недоумение, вывел на балкон и даже сошел с ним несколько шагов в сад, в котором уже почти совсем стемнело.
- Понимаете ли, что вы должны сейчас же, сию же минуту со мною уехать! - проговорил Павел Павлович.
- Нет, не понимаю…
- Помните ли, - продолжал Павел Павлович своим исступленным шепотом, - помните, как вы потребовали от меня тогда, чтобы я сказал вам всё, всё-с, откровенно-с, "самое последнее слово…", помните ли-с? Ну, так пришло время сказать это слово-с… поедемте-с!
Вельчанинов подумал, взглянул еще раз на Павла Павловича и согласился уехать.
Внезапно возвещенный их отъезд взволновал родителей и возмутил всех девиц ужасно.
- Хотя бы по другой чашке чаю… - жалобно простонала m-me Захлебинина.
- Ну уж ты, чего взволновался? - с строгим и недовольным тоном обратился старик к ухмылявшемуся и отмалчивавшемуся Павлу Павловичу.
- Павел Павлович, зачем вы увозите Алексея Ивановича? - жалобно заворковали девицы, в то же время ожесточенно на него посматривая. Надя же так злобно на него поглядела, что он весь покривился, но - не сдался.
- А ведь и в самом деле Павел Павлович - спасибо ему - напомнил мне о чрезвычайно важном деле, которое я мог упустить, - смеялся Вельчанинов, пожимая руку хозяину, откланиваясь хозяйке и девицам и как бы особенно перед всеми ими Катерине Федосеевне, что было опять всеми замечено.
- Мы вам благодарны за посещение и вам всегда рады, все, - веско заключил Захлебинин.
- Ах, мы так рады… - с чувством подхватила мать семейства.
- Приезжайте, Алексей Иванович! приезжайте! - слышались многочисленные голоса с балкона, когда он уже уселся с Павлом Павловичем в коляску; чуть ли не было одного голоска, проговорившего потише других: "Приезжайте, милый, милый Алексей Иванович!"
"Это рыженькая!" - подумал Вельчанинов.
XIII
На чьем краю больше
Он мог подумать о рыженькой, а между тем досада и раскаяние давно уже томили его душу. Да и во весь этот день, казалось бы так забавно проведенный, - тоска почти не оставляла его. Перед тем как петь романс, он уже не знал, куда от нее деваться; может, оттого и пропел с таким увлечением.
"И я мог так унизиться… оторваться от всего!" - начал было он упрекать себя, но поспешно прервал свои мысли. Да и унизительно показалось ему плакаться; гораздо приятнее было на кого-нибудь поскорей рассердиться.
- Дур-рак! - злобно прошептал он, накосившись на сидевшего с ним рядом в коляске и примолкшего Павла Павловича.
Павел Павлович упорно молчал, может быть сосредоточиваясь и приготовляясь. С нетерпеливым жестом снимал он иногда с себя шляпу и вытирал себе лоб платком.
- Потеет! - злобился Вельчанинов.
Однажды только Павел Павлович отнесся с вопросом к кучеру: "Будет гроза или нет?"
- И-и какая! Непременно будет; весь день парило. - Действительно, небо темнело и вспыхивали отдаленные молнии. В город въехали уже в половине одиннадцатого.
- Я ведь к вам-с, - предупредительно обратился Павел Павлович к Вельчанинову уже неподалеку от дома.
- Понимаю; но я вас уведомляю, что чувствую себя серьезно нездоровым…
- Не засижусь, не засижусь!
Когда стали входить в ворота, Павел Павлович забежал на минутку в дворницкую к Мавре.
- Чего вы туда забегали? - строго спросил Вельчанинов, когда тот догнал его и вошли в комнаты.
- Ничего-с, так-с… извозчик-с…
- Я вам пить не дам!
Ответа не последовало. Вельчанинов зажег свечи, а Павел Павлович тотчас же уселся в кресло. Вельчанинов нахмуренно остановился перед ним.
- Я вам тоже обещал сказать и мое "последнее" слово, - начал он с внутренним, еще подавляемым раздражением, - вот оно, это слово: считаю по совести, что все дела между нами обоюдно покончены, так что нам не об чем даже и говорить; слышите - не об чем; а потому не лучше ли вам сейчас уйти, а я за вами дверь запру.
- Поквитаемтесь, Алексей Иванович! - проговорил Павел Павлович, но как-то особенно кротко смотря ему в глаза.
- По-кви-таемтесь? - удивился ужасно Вельчанинов. - Странное слово вы выговорили! В чем же "поквитаемтесь"? Ба! Да это уж не то ли ваше "последнее слово", которое вы мне давеча обещали… открыть?
- Оно самое-с.
- Не в чем нам более сквитываться, мы - давно сквитались! - гордо произнес Вельчанинов.
- Неужели вы так думаете-с? - проникнутым голосом проговорил Павел Павлович, как-то странно сложив перед собою руки, пальцы в пальцы, и держа их перед грудью. Вельчанинов не ответил ему и пошел шагать по комнате. "Лиза? Лиза?" - стонало в его сердце.
- А впрочем, чем же вы хотели сквитаться? - нахмуренно обратился он к нему после довольно продолжительного молчания. Тот всё это время провожал его по комнате глазами, держа перед собою по-прежнему сложенные руки.
- Не ездите туда более-с, - почти прошептал он умоляющим голосом и вдруг встал со стула.
- Как? Так вы только про это? - Вельчанинов злобно рассмеялся. - Однако ж дивили вы меня целый день сегодня! - начал было он ядовито, но вдруг всё лицо его изменилось: - Слушайте меня, - грустно и с глубоким откровенным чувством проговорил он, - я считаю, что никогда и ничем я не унижал себя так, как сегодня, - во-первых, согласившись ехать с вами, и потом - тем, что было там… Это было так мелочно, так жалко… я опоганил и оподлил себя, связавшись… и позабыв… Ну да что! - спохватился он вдруг, - слушайте: вы напали на меня сегодня невзначай, на раздраженного и больного… ну да нечего оправдываться! Туда я более не поеду и уверяю вас, что не имею никаких там интересов, - заключил он решительно.
- Неужели, неужели? - не скрывая своего радостного волнения, вскричал Павел Павлович. Вельчанинов с презрением посмотрел, на него и опять пошел расхаживать по комнате.
- Вы, кажется, во что бы то ни стало решились быть счастливым? - не утерпел он наконец не заметить.
- Да-с, - тихо и наивно подтвердил Павел Павлович. "Что мне в том, - думал Вельчанинов, - что он шут и зол только по глупости? Я его все-таки не могу не ненавидеть, - хотя бы он и не стоил того!"
- Я "вечный муж-с"! - проговорил Павел Павлович с приниженно-покорною усмешкой над самим собой. - Я это словечко давно уже знал от вас, Алексей Иванович, еще когда вы жили с нами там-с. Я много ваших слов тогда запомнил, в тот год. В прошлый раз, когда вы сказали здесь "вечный муж", я и сообразил-с.
Мавра вошла с бутылкой шампанского и с двумя стаканами.
- Простите, Алексей Иванович, вы знаете, что без этого я не могу-с. Не сочтите за дерзость; посмотрите как на постороннего и вас не стоящего-с…
- Да… - с отвращением позволил Вельчанинов, - но уверяю вас, что я чувствую себя нездоровым…
- Скоро, скоро, сейчас, в одну минуту! - захлопотал Павел Павлович. - Всего один только стаканчик, потому что горло…
Он с жадностию и залпом выпил стакан и сел, - чуть не с нежностью посматривая на Вельчанинова. Мавра ушла.
- Экая мерзость! - шептал Вельчанинов.
- Это только подружки-с, - бодро проговорил вдруг Павел Павлович, совершенно оживившись.
- Как! Что? Ах да, вы всё про то…
- Только подружки-с! И притом так еще молодо; из грациозности куражимся, вот-с! Даже прелестно. А там - там вы знаете: рабом ее стану; увидит почет, общество… совершенно перевоспитается-с.
"Однако ж ему надо браслет отдать!" - нахмурился Вельчанинов, ощупывая футляр в кармане своего пальто.
- Вы вот говорите-с, что вот я решился быть счастливым? Мне надо жениться, Алексей Иванович, - конфиденциально и почти трогательно продолжал Павел Павлович, - иначе что же из меня выйдет? Сами видите-с! - указал он на бутылку. - А это лишь одна сотая - качеств-с. Я совсем не могу без женитьбы-с и - без новой веры-с; уверую и воскресну-с.
- Да мне-то для чего вы это сообщаете? - чуть не фыркнул со смеха Вельчанинов. Дико, впрочем, всё это казалось ему.
- Да скажите же мне наконец, - вскричал он, - для чего вы меня туда таскали? Я-то на что вам там надобился?
- Чтобы испытать-с… - как-то вдруг смутился Павел Павлович.
- Что испытать?
- Эффект-с… Я, вот видите ли, Алексей Иванович, всего только неделю как… там ищу-с (он конфузился всё более и более). Вчера встретил вас и подумал: "Я ведь никогда еще ее не видал в постороннем, так сказать, обществе-с, то есть мужском-с, кроме моего-с…" Глупая мысль-с, сам теперь чувствую; излишняя-с. Слишком уж захотелось-с, от скверного моего характера-с… - Он вдруг поднял голову и покраснел.
"Неужели он всю правду говорит?" - дивился Вельчанинов до столбняка.
- Ну и что ж? - спросил он.
Павел Павлович сладко и как-то хитро улыбнулся.
- Одно лишь прелестное детство-с! Всё подружки-с! Простите меня только за мое глупое поведение сегодня перед вами, Алексей Иванович; никогда не буду-с; да и более никогда этого не будет.
- Да и меня там не будет, - усмехнулся Вельчанинов.
- Я отчасти на этот счет и говорю-с.
Вельчанинов немножко покоробился.
- Однако ж ведь не один я на свете, - раздражительно заметил он.
Павел Павлович опять покраснел.
- Мне это грустно слышать, Алексей Иванович, и я так, поверьте, уважаю Надежду Федосеевну…
- Извините, извините, я ничего не хотел, - мне вот только странно немного, что вы так преувеличенно оценили мои средства… - и… так искренно на меня понадеялись…
- Именно потому и понадеялся-с, что это было после всего-с… что уже было-с.
- Стало быть, вы и теперь считаете меня, коли так, за благороднейшего человека? - остановился вдруг Вельчанинов. Он бы сам в другую минуту ужаснулся наивности своего внезапного вопроса.
- Всегда и считал-с, - опустил глаза Павел Павлович.
- Ну да, разумеется… я не про то, то есть не в том смысле, - я хотел только сказать, что, несмотря ни на какие… предубеждения…
- Да-с, несмотря и на предубеждения-с.
- А когда в Петербург ехали? - не мог уже сдержаться Вельчанинов, сам чувствуя всю чудовищность своего любопытства.
- И когда в Петербург ехал, за наиблагороднейшего человека считал вас-с. Я всегда уважал вас, Алексей Иванович, - Павел Павлович поднял глаза и ясно, уже нисколько не конфузясь, глядел на своего противника. Вельчанинов вдруг струсил: ему решительно не хотелось, чтобы что-нибудь случилось или чтобы что-нибудь перешло за черту, тем более что сам вызвал.
- Я вас любил, Алексей Иванович, - произнес Павел Павлович, как бы вдруг решившись, - и весь тот год в Т. любил-с. Вы не заметили-с, - продолжал он немного вздрагивавшим голосом, к решительному ужасу Вельчанинова, - я стоял слишком мелко в сравнении с вами-с, чтобы дать вам заметить. Да и не нужно, может быть, было-с. И во все эти девять лет я об вас запомнил-с, потому что я такого года не знал в моей жизни, как тот. (Глаза Павла Павловича как-то особенно заблистали). Я многие ваши слова и изречения запомнил-с, ваши мысли-с. Я об вас как об пылком к доброму чувству и образованном человеке всегда вспоминал-с, высокообразованном-с и с мыслями-с. "Великие мысли происходят не столько от великого ума, сколько от великого чувства-с" - вы сами это сказали, может, забыли, а я запомнил-с. Я на вас всегда как на человека с великим чувством, стало быть, и рассчитывал-с… а стало быть, и верил-с - несмотря ни на что-с… - Подбородок его вдруг затрясся. Вельчанинов был в совершенном испуге; этот неожиданный тон надо было прекратить во что бы ни стало.
- Довольно, пожалуйста, Павел Павлович, - пробормотал он, краснея и в раздраженном нетерпении, - и зачем, зачем, - вскричал он вдруг, - зачем привязываетесь вы к больному, раздраженному человеку, чуть не в бреду человеку, и тащите его в эту тьму… тогда как - всё призрак, и мираж, и ложь, и стыд, и неестественность, и - не в меру, - а это главное, это всего стыднее, что не в меру! И всё вздор: оба мы порочные, подпольные, гадкие люди… И хотите, хотите, я сейчас докажу вам, что вы меня не только не любите, а ненавидите, изо всех сил, и что вы лжете, сами не зная того: вы взяли меня и повезли туда вовсе не для смешной этой цели, чтобы невесту испытать (придет же в голову!), - а просто увидели меня вчера и озлились и повезли меня, чтобы мне показать и сказать: "Видишь какая! Моя будет; ну-ка попробуй тут теперь!" Вы вызов мне сделали! Вы, может быть, сами не знали, а это было так, потому что вы всё это чувствовали… А без ненависти такого вызова сделать нельзя; стало быть, вы меня ненавидели! - Он бегал по комнате, выкрикивая это, и всего более мучило и обижало его унизительное сознание, что он сам до такой степени снисходит до Павла Павловича.
- Я помириться с вами желал, Алексей Иванович! - вдруг решительно произнес тот скорым шепотом, и подбородок его снова запрыгал. Неистовая ярость овладела Вельчаниновым, как будто никогда и никто еще не наносил ему подобной обиды!
- Говорю же вам еще раз, - завопил он, - что вы на больного и раздраженного человека… повисли, чтобы вырвать у него какое-нибудь несбыточное слово, в бреду! Мы… да мы люди разных миров, поймите же это, и… и… между нами одна могила легла! - неистово прошептал он - и вдруг опомнился.
- А почем вы знаете, - исказилось вдруг и побледнело лицо Павла Павловича, - почем вы знаете, что значит эта могилка здесь… у меня-с! - вскричал он, подступая к Вельчанинову и с смешным, но ужасным жестом ударяя себя кулаком в сердце. - Я знаю эту здешнюю могилку-с, и мы оба по краям этой могилы стоим, только на моем краю больше, чем на вашем, больше-с… - шептал он как в бреду, всё продолжая себя бить в сердце, - больше-с, больше-с - больше-с… - Вдруг необыкновенный удар в дверной колокольчик заставил очнуться обоих. Позвонили так сильно, что, казалось, кто-то дал себе слово сорвать с первого удара звонок.
- Ко мне так не звонят, - в замешательстве проговорил Вельчанинов.
- Да ведь и не ко мне же-с, - робко прошептал Павел Павлович, тоже очнувшийся и мигом обратившийся в прежнего Павла Павловича. Вельчанинов нахмурился и пошел отворить дверь.
- Господин Вельчанинов, если не ошибаюсь? - послышался молодой, звонкий и необыкновенно самоуверенный голос из передней.
- Чего вам?
- Я имею точное сведение, - продолжал звонкий голос, - что некто Трусоцкий находится в настоящую мину ту у вас. Я должен непременно его сейчас видеть. - Вельчанинову, конечно, было бы приятно - сейчас же выпихнуть хорошим пинком этого самоуверенного господина на лестницу. Но он подумал, посторонился и пропустил его.
- Вот господин Трусоцкий, войдите…
XIV
Сашенька и Наденька
В комнату вошел очень молодой человек, лет девятнадцати, даже, может быть, и несколько менее, - так уж моложаво казалось его красивое, самоуверенно вздернутое лицо. Он был недурно одет, по крайней мере всё на нем хорошо сидело; ростом повыше среднего; черные, густые, разбитые космами волосы и большие, смелые, темные глаза - особенно выдавались в его физиономии. Только нос был немного широк и вздернут кверху; не будь этого, был бы совсем красавчик. Вошел он важно.
- Я, кажется, имею - случай - говорить с господином Трусоцким, - произнес он размеренно и с особенным удовольствием отмечая слово "случай", то есть тем давая знать, что никакой чести и никакого удовольствия в разговоре с господином Трусоцким для него быть не может.
Вельчанинов начинал понимать; кажется, и Павлу Павловичу что-то уже мерещилось. В лице его выразилось беспокойство; он, впрочем, себя поддержал.
- Не имея чести вас знать, - осанисто отвечал он, - полагаю, что не могу иметь с вами и никакого дела-с.
- Вы сперва выслушаете, а потом уже скажете ваше мнение, - самоуверенно и назидательно произнес молодой человек и, вынув черепаховый лорнет, висевший у него на шнурке, стал разглядывать в него бутылку шампанского, стоявшую на столе. Спокойно кончив осмотр бутылки, он сложил лорнет и, обращаясь снова к Павлу Павловичу, произнес:
- Александр Лобов.
- А что такое это Александр Лобов-с?
- Это я. Не слыхали?
- Нет-с.
- Впрочем, где же вам знать. Я с важным делом, собственно до вас касающимся; позвольте, однако ж, сесть, я устал…
- Садитесь, - пригласил Вельчанинов, - но молодой человек успел усесться еще и до приглашения. Несмотря на возраставшую боль в груди, Вельчанинов интересовался этим маленьким нахалом. В хорошеньком, детском и румяном его личике померещилось ему какое-то отдаленное сходство с Надей.
- Садитесь и вы, - предложил юноша Павлу Павловичу, указывая ему небрежным кивком головы место напротив.
- Ничего-с, постою.
- Устанете. Вы, господин Вельчанинов, можете, пожалуй, и не уходить.
- Мне и некуда уходить, я у себя.
- Как хотите. Я, признаюсь, даже желаю, чтобы вы присутствовали при моем объяснении с этим господином. Надежда Федосеевна довольно лестно вас мне отрекомендовала.
- Ба! Когда это она успела?
- Да сейчас после вас же, я ведь тоже оттуда. Вот что, господин Трусоцкий, - повернулся он к стоявшему Павлу Павловичу, - мы, то есть я и Надежда Федосеевна, - цедил он сквозь зубы, небрежно разваливаясь в креслах, - давно уже любим друг друга и дали друг другу слово. Вы теперь между нами помеха; я пришел вам предложить, чтобы вы очистили место. Угодно вам будет согласиться на мое предложение?
Павел Павлович даже покачнулся; он побледнел, но ехидная улыбка тотчас же выдавилась на его губах.
- Нет-с, нимало не угодно-с, - отрезал он лаконически.
- Вот как! - повернулся в креслах юноша, заломив нога за ногу.
- Даже не знаю, с кем и говорю-с, - прибавил Павел Павлович, - думаю даже, что не об чем нам и продолжать.
Высказав это, он тоже нашел нужным присесть.
- Я сказал, что устанете, - небрежно заметил юноша, - я имел сейчас случай известить вас, что мое имя Лобов и что я и Надежда Федосеевна, мы дали друг другу слово, - следовательно, вы не можете говорить, как сейчас сказали, что не знаете, с кем имеете дело; и не можете тоже думать, что нам не об чем с вами продолжать разговор: не говоря уже обо мне, - дело касается Надежды Федосеевны, к которой вы так нагло пристаете. А уж одно это составляет достаточную причину для объяснений.
Всё это он процедил сквозь зубы, как фат, чуть-чуть даже удостоивая выговаривать слова; даже опять вынул лорнет и на минутку на что-то направил его, пока говорил.
- Позвольте, молодой человек… - раздражительно воскликнул было Павел Павлович, но "молодой человек" тотчас же осадил его.
- Во всякое другое время я, конечно бы, запретил вам называть меня "молодым человеком", но теперь, сами согласитесь, что моя молодость есть мое главное перед вами преимущество и что вам и очень бы хотелось, например, сегодня, когда вы дарили ваш браслет, быть при этом хоть капельку помоложе.
- Ах ты пескарь! - прошептал Вельчанинов.
- Во всяком случае, милостивый государь, - с достоинством поправился Павел Павлович, - я все-таки не нахожу выставленных вами причин, - причин неприличных и весьма сомнительных, - достаточными, чтобы продолжать об них прение-с. Вижу, что всё это дело детское и пустое; завтра же справлюсь у почтеннейшего Федосея Семеновича, а теперь прошу вас уволить-с.