- Нет. Он был невозмутим и сдержан, как всегда.
- В нем нет ничего человеческого! - с негодованием воскликнула Джулия.
- Такие люди редкость в наш ребяческий век, - согласился Дик. - Он древний римлянин, который одевается на Сэвил-роу.
- Тогда место ему в Африке, а не в Англии.
- Думаю, так и есть. Здесь он словно орел, которого заперли в клетку с канарейками.
Джулия задумчиво посмотрела на мужа.
- Мне кажется, ты единственный друг, который его не бросил.
- Я бы так не сказал. На самом деле я просто его единственный друг. Неудивительно, что едва у Алека начались неприятности, большинство знакомых от него отвернулись.
- По-моему, так важно, что хоть кто-то верит в него, несмотря ни на что.
- Может быть, это прозвучит безнравственно, но я своего мнения об Алеке не изменю, что бы он ни сотворил. Он всегда был ко мне добр, так что пусть хоть Священным Писанием в футбол играет - я это перенесу.
Джулия, охваченная, как обычно, внезапным порывом чувств, ответила со слезами на глазах:
- Ах, Дик, мне начинает казаться, что ты ангел!..
- Не надо так говорить, - тут же возразил он. - Я сразу чувствую себя таким старым. Лучше быть юным грешником, чем престарелым херувимом.
Джулия с улыбкой протянула руку, и Дик крепко ее сжал.
- Должна сказать, что при всей симпатии к тебе я все же горю от возмущения.
- Это еще отчего? - воскликнул он.
- Меня воспитывали в убеждении, что человек должен трудиться, а ты предаешься возмутительному безделью.
- Боже правый, да в мире нет ничего изнурительнее, чем иметь жену-американку! - воскликнул он. - Тут требуется энергия уличного торговца и терпение посла при Оттоманской Порте.
- Вот ведь глупое создание! - рассмеялась она.
Впрочем, ее мысли тут же обратились к Люси. Бледное, меланхоличное лицо девушки все еще стояло перед глазами, а сердце болезненно сжималось от тоскливой безысходности в ее прекрасных глазах.
- Выходит, нет никаких сомнений, что все эти рассказы о Маккензи правдивы? - задумчиво спросила она.
Дик бросил на жену быстрый взгляд, пытаясь понять, что у той на уме.
- Вот что я думаю, - начал он. - Всякий, кто знает Алека, как я, не сомневается, что он не мог действовать из низких побуждений. Обвинять его в трусости смешно - он храбрейший человек в мире, - а в слабоволии и того смешнее. Но я вот что думаю: Алек не из тех, кто привык к полумерам, и еще он с крайней серьезностью исповедует принцип "цель оправдывает средства". Пожалуй, временами он бывает чересчур суров и чуть ли не безжалостен. Пытаясь прочесть письма Макиннери в "Дейли мейл" между строк, я подумал, не мог ли Алек, столкнувшись с такой необходимостью, сознательно пожертвовать Джорджем Аллертоном как самым бесполезным? И в таких небольших предприятиях есть просто пушечное мясо. Если Алек понял, что от Джорджа нет никакого толка, то избавился бы от него, даже несмотря на Люси.
- Почему же он сам об этом не расскажет?
- Разве было бы лучше? Британская публика сентиментальна, ей не понять, что на войне иногда приходится быть бесчеловечным. И что бы подумала Люси, признайся он ей, что Джордж был для него просто пешкой, которую можно хладнокровно пожертвовать в борьбе за преимущество?
- Какой ужас! - содрогнулась Джулия.
- Говоря о публике - время показало, что молчал Алек правильно. Всеобщее возмущение спало за недостатком фактов, и хотя репутация его несколько пострадала, ничего конкретного так и не выяснилось. Общественное мнение переменчиво, и люди понемногу начинают забывать, в чем дело, а когда забудут - сочтут, что были к нему несправедливы. Ставлю десять к одному, что когда объявят о его экспедиции во владения бельгийского короля, реакция будет вполне благосклонная.
После ленча подали кофе, и они закурили. Некоторое время оба сидели молча.
- Люси хочет повидать его до отъезда, - вдруг объявила Джулия.
Дик раздраженно пожал плечами:
- Наверняка из чисто женского желания устроить сцену. Алека она уже достаточно помучила.
- Не будь так жесток к ней, Дик, - сказала Джулия. В уголках ее глаз заблестели слезы. - Бедная девочка очень несчастна. Сегодня утром у меня сердце кровью обливалось.
- Дорогая, ради тебя я сделаю все, что угодно, - склоняясь к ней, ответил Дик.
Чувства возвышенного и смешного располагались у Джулии по соседству.
- Не понимаю, зачем целовать меня, раз страдает бедняжка Люси? - засмеялась она.
А потом, удобно устроившись в его объятиях, добавила уже серьезно:
- Ты ведь попробуешь это устроить? Она боится ему писать.
- Возможно, мне стоит уйти, чтобы ты могла сообщить радостную новость сама, - отозвался он. - Алек придет к нам сегодня.
- Вот эгоист! - воскликнула она. - В таком случае оставь нас наедине - я ведь буду плакать, не переставая, а ты - только хихикать.
- Благослови тебя Господь. Мы разложим повсюду платки.
- Для таких случаев я ношу их с собой целую сумочку.
Глава XX
Алек пришел вечером. Произошедшие с ним за три месяца отсутствия перемены тронули Джулию до глубины души. На первый взгляд ничего не изменилось: он был все так же собран и невозмутим, все с тем же всегда поражавшим ее налетом уверенности, что остальные подчинятся его приказу. В нем чувствовалась сила, которую всегда ценит слабая женщина. Однако от острого глаза Джулии не укрылось, что Алек держится лишь усилием воли, и наблюдать за этим - настоящая мука. Постоянное напряжение давало о себе знать, а в усталых глазах и нарочито жестком изгибе губ читалась усталость - силы были уже на пределе. Он стал еще суровее, еще немногословнее. Он мучился - Джулия это видела, - и муки только усиливались оттого, что он стремился любой ценой не подавать виду. Ей хотелось подойти к нему и шепнуть, что не надо быть к себе столь строгим. Позволь Маккензи себе хоть малейшую слабость - и ему стало бы гораздо легче. Впрочем, в чем-то он стал мягче: исчез тот легкий трепет, что раньше мешал Джулии вести беседу. Он обратился к ней с неожиданной теплотой.
- Я счастлив принести вам свои поздравления, - сказал Алек, сжимая ее руку и приятно улыбаясь, что бывало с ним редко. - Мне было бы тяжеловато бросить Дика - но теперь, оставляя его в ваших руках, я спокоен. Он отличный товарищ.
- Помолчи, Алек! - тут же воскликнул Дик. - Довольно отеческой строгости, а не то Джулия разрыдается. Она обожает хорошенько поплакать.
Алек пропустил его слова мимо ушей.
- Он был замечательным другом, а теперь станет замечательным мужем.
Впервые в жизни Джулии подумалось, что Алек на самом деле умен и очарователен.
- Не сомневаюсь, - радостно отозвалась она. - Я бы сказала все, что о нем думаю, но боюсь, он тогда станет совершенно невыносим.
- Джулия, избавь мое юное чело от девического румянца и разлей лучше чай, - попросил Дик.
Она с хохотом выполнила его просьбу.
- Вы и правда так скоро отправляетесь в Африку? - спросила Джулия, когда все расселись вокруг чайного столика.
Алек откинул голову. Лицо его засветилось от радости.
- Да. Все уже готово. С моих плеч сняли заботы по закупке припасов и поиску носильщиков - остается лишь поскорее приступить к делу.
- Бога ради, прекращай уже свои жуткие экспедиции! - воскликнул Дик. - Из-за тебя наше существование кажется пресным и повседневным.
- А для меня в них смысл жизни, - ответил Алек. - Тебе не понять, как бодрит каждодневная опасность, какое это чудо - пройти там, где прежде ступали лишь дикие звери.
- Должен признаться, я и не стремлюсь, - заметил Дик.
Алек вскочил и прошелся по комнате. Он говорил с непривычным возбуждением, усталость как рукой сняло.
- Я уже едва сдерживаю нетерпение, стоит только представить этот бескрайний простор и пленительную свободу. Там ты становишься маленьким, ничтожным… Но в Африке все по-настоящему. Мужчина там - и правда мужчина. Там узнаешь, что значит воля, что значит сила и храбрость. Тебе не понять, каково это - выйти к краю безбрежной равнины и вдохнуть чистый воздух после всех ужасов леса.
- Мне вполне хватает бескрайних равнин Гайд-парка, а Пиккадилли ясным июньским днем пробуждает во мне вполне достаточно чувств.
Однако Джулию взволновали необычные речи Алека.
- Но ради чего терпеть невзгоды и опасности? Чего вы добьетесь, ведь труд вашей жизни уже окончен?
Его темные, серьезные глаза обратились к ней.
- Ничего. Я ничего не добьюсь. Возможно, отыщу новый вид антилопы или какое-нибудь неизвестное растение. Может быть, повезет найти новую реку. Других наград мне не надо. Я люблю чувствовать силу, независимость. А побрякушки от разных царьков и правительств меня не заботят.
- Я всегда говорил, что ты перебираешь с театральностью, - заметил Дик. - Что за мелодрама!
- А как же конец? - чуть ли не шепотом спросила Джулия. - Что в конце?
На губах Алека мелькнула легкая улыбка. Он пожал плечами:
- А в конце смерть. Но я умру с поднятой головой. В свой последний поход я отправлюсь, как отправлялся всегда…
Тут он осекся, не решаясь произнести последние слова, и Джулия сделала это сама:
- Без страха.
- Просто вылитый герой из оперетты, - насмешливо заметил Дик. - "Только бы подняться на борт - и красотка моя".
Джулия на мгновение задумалась, не желая противиться восхищению, которое вызывал Алек. Она вздрогнула. Большинству людей его не понять.
- Разве вы не хотите, чтобы о вас помнили? - спросила она.
- Возможно, обо мне будут помнить, - медленно проговорил Алек. - Возможно, через сотню лет там, где я пока обнаружил лишь пустыню, вырастет цветущий город, и какой-нибудь безвестный скульптор поставит мне в нем памятник. Я буду стоять у здания биржи, служить пристанищем птицам и до скончания века следить за жалкими потугами человеческого рода.
Он рассмеялся, и наступила тишина. Джулия бросила на Дика быстрый взгляд, и тот понял, что она хочет поговорить с Алеком наедине.
- Прошу прощения, но я должен вас ненадолго оставить, - сказал он, встал и вышел.
Молчание затянулось. Алек был погружен в свои мысли. Наконец Джулия заговорила:
- Неужели это все? Мне кажется, что в глубине вашей души таится что-то, о чем вы никогда никому не говорили.
Встретив ее взгляд, Алек вдруг почувствовал в нем сострадание и искреннее стремление помочь - словно узы плоти ослабли и их души встретились. Куда-то ушла сдержанность, которую он считал важнейшим из своих качеств, и Алеку вдруг захотелось поделиться тем, что его удивительная деликатность хранила до сих пор в тайне от всех.
- Полагаю, мы с вами больше никогда не встретимся, и поэтому мне нечего скрывать. Это покажется вам глупым, но я в известной мере - патриот. Только те, кто живет на чужбине, любят Англию по-настоящему. Я горжусь своей страной и очень хочу что-то для нее сделать. В Африке я постоянно помнил о родине и не желал умирать, пока не завершу намеченного.
Голос Алека чуть дрогнул, и он замолчал. Джулии казалось, что сейчас она впервые видит его таким, какой он есть, и она страстно желала, чтобы Люси тоже услышала эти слова - он выговаривал их робко и в то же время с безмерной серьезностью.
- За спинами воинов и государственных мужей, покрывших себя бессмертной славой, есть длинная череда людей, которые строили эту империю по кирпичику. Их имена забыты, о них помнят только ученые, но каждый из них подарил своей стране новую провинцию. Теперь я тоже один из них. Долгие годы я трудился день и ночь, чтобы наконец передать британскому уполномоченному обширные и плодородные земли. Я умру, и Англия забудет о моих проступках и ошибках; меня не заботят издевательства и насмешки, которыми она отплатила за мои страдания - главное, что я добавил к ее короне еще один драгоценный камень. Я не хочу наград - довольно и чести служить родной стране.
Джулия подошла и ласково погладила его по плечу.
- Но почему же вы, такой милый, изо всех сил притворяетесь совершенно невыносимым?
- Не смейтесь надо мной, ведь теперь вы знаете, что в глубине души я сентиментален, как старуха.
- Я и не думала над вами смеяться. Я бы непременно вас поцеловала, но боюсь ввести вас этим в жуткое смущение.
Алек улыбнулся и быстро коснулся губами ее руки.
- Раз я научила вас так мило себя вести, то впредь буду считать себя незаурядной женщиной.
Она усадила его и устроилась рядом.
- Я рада, что вы пришли. Нам нужно поговорить. Вы очень разозлитесь, если я вам кое-что расскажу?
- Едва ли, - улыбнулся он.
- Я хотела поговорить с вами о Люси.
Алек тут же насторожился, его расслабленность мигом улетучилась. Перед ней сидел прежний - хладнокровный и сдержанный - собеседник.
- Лучше не стоит.
Избавиться от Джулии было не так-то просто.
- А как бы вы поступили, приди она к нам сегодня?
Алек бросил на нее стремительный взгляд и ответил, тщательно подбирая слова:
- Я всегда жил по законам общества и даже не думал их нарушать. Окажись здесь Люси, я вел бы себя безукоризненно.
- И все?
Алек промолчал, а лицо его сделалось таким свирепым, что привело хозяйку в ужас. Джулия видела, с каким трудом он держит себя в руках, и искренне желала, чтобы мужественности в нем было поменьше.
- Знай вы, как сильно страдала Люси, вы бы смягчились.
Он снова посмотрел на нее - на этот раз с горечью, со злой обидой на несправедливую судьбу. Она что, думает, что он не страдал? Раз он не плакался всем и вся, она думает, ему все равно? Алек вскочил и бросился в другой конец комнаты. Ему не хотелось, чтобы эта женщина, при всей ее доброте, видела сейчас его лицо. Он не из тех, кто влюбляется в первую встречную красотку. Всю жизнь он знал свой идеал. Алек в ярости обернулся к Джулии.
- Вы не понимаете, что значила для меня любовь. Я словно прожил всю жизнь в тюрьме, а потом вошла Люси и вывела меня оттуда за руку. Впервые я дышал райским воздухом свободы.
Стиснув зубы, он вдруг оборвал свою речь. Нет, он не скажет ей, как мучился, как не желал смириться, когда нахлынула боль. Никто не узнает всю глубину его страданий, его отчаяния. Он не поддастся. Алек чувствовал, что если сейчас перестанет сдерживаться, то просто расплачется горючими слезами. На мгновение он вдруг возненавидел Джулию за то, что та раскрыла его слабость. Она же, видя его крайнее душевное волнение, отвела глаза и не проронила ни слова. С глубоким беспокойством Джулия ощущала, как тяжело даются Алеку попытки овладеть собой. Ей хотелось подойти и утешить, но Джулия знала - он не позволит. Алек будет сражаться в одиночку.
Наконец Алек взял себя в руки и снова заговорил. Теперь голос его дрожал, звучал хрипло и тихо:
- Любовь была моей единственной человеческой слабостью. Эта горькая чаша предназначалась мне - и я выпил ее до самого донышка. Я должен был понимать, что легкая и счастливая жизнь - не для меня. Для меня в этом мире есть другая работа.
Он помолчал и продолжил уже спокойнее:
- Я справился с последним искушением и теперь готов взяться за дело.
- Но разве вам не жаль себя? И подумали ли вы о Люси?
- Все, что я совершил, я совершил ради Люси - надо ли вам это объяснять? Я все еще люблю ее всем сердцем.
Голос Маккензи звучал спокойно и отстраненно, без всякой горечи. Он и правда выиграл свое сражение. В глазах Джулии стояли слезы, она не могла говорить. Алек шагнул вперед и пожал ей руку.
- Не плачьте, - сказал он с улыбкой. - Вы должны нести свет тем, кому не выпало столь радостной участи. Будьте всегда счастливы, как ребенок.
- Спасибо, я запаслась платками, - всхлипнула она и рассмеялась.
- Забудьте всю чепуху, что я здесь нес.
Он снова улыбнулся и вышел.
Дик сидел у себя в спальне и читал вечернюю газету. Джулия в слезах бросилась в его объятия.
- Ах, Дик, я так чудесно поплакала, и еще я так счастлива и одновременно в отчаянии. И наверняка у меня до сих пор нос красный.
- Дорогая, я давным-давно понял, что ты плачешь потому, что тебе единственной во всем мире это очень к лицу.
- Не будь таким грубым и бесчувственным. По-моему, Алек Маккензи просто душка. Я хотела его поцеловать, но побоялась, что он умрет от страха.
- И правильно. Он счел бы тебя развязной и бесстыжей.
- Жаль, нельзя выйти замуж и за него тоже! - воскликнула Джулия. - Алек был бы замечательным мужем.
Глава XXI
Для Алека эти дни шли в приготовлениях к экспедиции, а для Люси - в тревожном ожидании. Два последних месяца в ее душе шла борьба. Любовь росла в ее сердце, словно могучее лесное дерево, прочным корням которого не страшны никакие бури. Приличия, стыд, здравый смысл больше ничего не значили. Люси молила, чтобы смерть милосердно избавила ее от жуткой неопределенности. Вялая и испуганная, она презирала себя за слабость. Иногда она негодовала на судьбу, которая принесла ей одни несчастья; ведь она всегда исполняла свой долг, смиренно следовала правилам - однако все, что было ей дорого, обращалось в пыль при первом прикосновении. Иногда Люси тоже думала, что не предназначена для счастливой жизни. Ей полагалось ненавидеть Алека - а она не могла. Его поступок должен был ввергнуть ее в бездну ужаса, но Люси, как ни старалась, не могла поверить в его лживость и трусость. Она твердо вознамерилась сдержать данное Роберту Боулджеру слово, однако тот сам вернул ей свободу.
Как-то раз он зашел к ней и, немного поболтав о пустяках, выпалил:
- Люси, я прошу у тебя разрешения расторгнуть нашу помолвку.
Сердце девушки чуть не выпрыгнуло из груди, и она мелко задрожала. Бобби продолжал:
- Мне стыдно в этом признаться, но я люблю тебя недостаточно, чтобы жениться.
Она молчала. Слезы наворачивались на глаза. Бобби говорил так жестоко, что в благородстве его намерений не оставалось сомнения.
- Раз ты так думаешь, больше и говорить нечего, - ответила она.
Он посмотрел с такой тоской, что у нее уже не осталось сил на очевидное им обоим притворство.
- Я недостойна твоей любви! - воскликнула Люси. - Со мной ты будешь несчастен.
- Дело не во мне, - отозвался он. - Тебе незачем быть несчастной.
- Бобби, ради тебя я пойду на все, что пожелаешь.
- Я не могу жениться на тебе, если ты согласна только из жалости. Думал, что смогу, но нельзя такого от тебя требовать. Давай больше не будем об этом говорить.
- Мне очень жаль, - прошептала она.
- Ты все еще любишь Алека Маккензи.
Бобби надеялся, что она станет протестовать, хотя в глубине души знал - этого не случится.
- Да. И буду любить, несмотря ни на что. Я ничего не могу поделать.
- Это судьба.
Она стремительно поднялась.
- Бобби, неужели нет надежды, что все как-то разъяснится?
Он чуть помолчал. Вопрос был очень тяжелый.