Бывает и так, что шпион невидим, находиться за сотни километров от базы данных, действует опосредованно, через подельников, имеющих официальный доступ к данным, но присутствие, появление "чужого" все же ощущается, поскольку из-за характера изымаемой информации "фильтры", пропускающие её, не дают данным уходить полностью или частично не замеченными. Нелегал, пусть и вынужденно, этим сам как бы подает атакуемой структуре, в которую проник, сигнал о неблагополучии в ней. Он, что называется, проткнул предохранительный экран, о котором не ведал. Это ловушка, за которой последуют и другие.
Один неосторожный, заранее не просчитанный шаг уже обернулся "взрывом хлопушки" при контакте с первой ловушкой. При этом самого "взрыва" можно и не заметить. Он "грохнул" в штабе противника. Так же точно как и проникновение, успешными считаются невидимые и неслышимые "мины"-ловушки, не вызывающие абсолютно никаких подозрений у того, на кого поставлены. А ставят их так и столько, что хотя бы одну все же не удастся ни обойти, ни обезвредить, ни нейтрализовать или переделать в свою пользу. Нелегал об этом хорошо осведомлен.
Обстановка как бы вывернулась наизнанку. Теперь шпион в положении незнайки - не видит преследователей, не знает, что они предпринимают. Территория, включая виртуальную, где приходиться перемещаться, вообще становится сплошным минным полем. В этом случае решающими факторами становятся удача, а также способность сохранить хладнокровие и ясность ума.
Психологический эффект не опознаваемых ловушек ужасен. Упертый ловец нелегалов в состоянии довести будущую жертву до параноидального состояния её же собственными догадками или предположениями. Нелегал, улавливая едва приметные признаки охоты за собой, страшиться контактов, любого незначительного шага, даже если все идет хорошо, особенно если как раз хорошо. Начинает казаться, что все подстроено, что в любой момент предприятие обернется провалом. Здоровый нормальный страх перерастает в патологию. Патология разъедает оборонительный механизм психики и, в конце концов, разлагает его полностью.
Психологический стресс нелегалы способны преодолевать с помощью различных методов, которые каждый мастер подбирает индивидуально и хранит в строжайшей тайне. Годиться все - от курильни опиума и прочих разновидностей пороков, включая грязнейший портовый публичный дом с матросским мордобоем, до концерта скрипичной музыки XVIII века в филармонии и романтической любовницы в шале среди альпийских лугов и рощиц. Существовал шпион, который приезжал в детский приют на автомобиле с багажником, полным гостинцев, и играл в футбол с сиротами, которые его безумно любили…
Но усталость существует даже у металлов. Она накапливается, эта проклятая усталость. Набор ею критической величины - вопрос времени, очень короткого времени.
Шпионаж же редко организуется на краткосрочной основе. Слишком дорого - и не только в денежном выражении - обходиться подготовка проникновения, чтобы превращать удачу мастера в "одноразовый шприц", не говоря уж о стоимости сопутствующих проникновению операций поддержки, чрезвычайных роскошеств "аппарата" в "Центре", который и заказывает, в конечном счете, любую работу. Так что, соответствующие "усилия" растягиваются обычно надолго.
Конечно, случается, что необходимость получить сведения или оказать влияние на ход событий возникла внезапно, носит срочный характер, а свободные инструментальные возможности отсутствуют и только шпион может незамедлительно выполнить требуемое. То есть, цель достигается с помощью сравнительно недолгого проникновения и с набором специальных средств.
Но это совсем не значит, что приготовления для скоростных операций бывают не долгими и не глубокими и что для обеспечения их не привлекаются нелегалы, осуществившие ранее долгосрочные проникновения.
В практике успешного шпионажа абсолютно ничего нет мелкотравчатого. Уже приводилась пословица, частенько использовавшаяся на Алексеевских информационных курсах профессором Йозефом Главой: где дураки спешат, ангелы боятся и шагу ступить. Шпионская операция, какой бы короткой по времени не предполагалась, действительно результативной становится как итог именно длительного планирования и тщательных приготовлений. Только те, кто обдумал и просчитал все заранее, наносят блестящий удар в точно рассчитанное время и с предвиденным успехом.
Заготовленное заранее средство, в особенности если это натренированный испытанный нелегал, можно намного быстрее и эффективнее задействовать, чем любой другой инструмент, подвернувшийся, что называется, в спешке под руку. Внезапные и краткосрочные операции не оставляют времени системе безопасности объекта разведывательного интереса адекватно отреагировать на проникновение и, тем более, организовать отпор ему именно потому, что к возможности такого рода проникновения готовились. Стремительное проникновение вообще можно провести так, что заранее изученный механизм противника по обнаружению проникновения, идентификации и выявлению шпиона окажется специально выведенным из рабочего состоянии, поскольку о его официальном профилактическом ремонте "позаботится", например, обретающийся "на месте" нелегал-долгожитель. И шпион, осуществивший налет, исчезнет задолго до того, как контрразведывательные меры сработают. В таких случаях все, что останется сделать противнику - это провести расследование служебного преступления внутри собственной конторы. То есть попытаться погнаться за агентом-долгожителем.
Упертые нелегалы, со своей стороны, также имеют набор средств психологического изматывания шпионов за шпионами.
Контрразведчики, обеспечивающие безопасность объектов возможного проникновения и взлома хранилищ данных, как и шпионы, лишены отдыха. Расслабление бдительности ведет к атрофии и утере навыка. Отсиженная коленка опасна. Шпионы за шпионами, которые не бдят ежесекундно и ежесекундно же не готовы к заранее разработанным ответным действиям на любую угрозу и в любом месте, опаснее для системы безопасности, чем шпионы противника.
А напряжение, в особенности постоянное - источник депрессии.
Общепринятое определение депрессии - подавленное психическое состояние, душевное угнетение, при котором окружающее представляется в мрачном виде. Такие настроения кончаются одним - тем, что на жаргоне называется "пофигизм".
Имеющие более или менее регулярные контакты с охраной на автостоянках, при входах на предприятия и учреждения, в том числе и закрытые или секретные, примечали, вероятно, смену внимания и настроений у людей на вахте. Иногда они кажутся сонными, что вообще-то недопустимо, а иногда возбужденными попусту, даже если на лицах профессионально ничего не выражено. Примелькавшихся им людей проверяют едва-едва. Или начинаются необоснованные придирки. Существует и остальная гамма состояний и настроя. Такие явления не случайны, какими бы случайными ни оказались конкретные поводы для конкретного настроя охранных агентов. Кстати говоря, некоторые состояния провоцируются при определенных условиях, например, в дни выплат, праздники основания "родной части", получения очередного чина, скажем, "отцом-командиром" или при необходимости помянуть "того парня". При отслеженном и просчитанном уровне внутренней и внешней культуры членов службы безопасности соответствующий подогрев в их среде "авторитетов" с упором на "боевое товарищество" и бахвальство, на "личные услуги" в разрез с профессионализмом и профессиональной этикой дает ощутимый эффект в разложении оборонительной системы вплоть до её неэффективности.
В службах безопасности действует закон депрессивной тенденции.
Охранная система расслабляется и процесс набирания вялости идет с убыстрением, если нужда в готовности к действию не кажется её операторам ежесекундной и здоровое напряжение не бывает постоянным. В основе этого процесса - общепринятое заблуждение, внушаемое силовиками всем и, чаще всего, самим себе, что охранные службы всесильны, всемогущи и всезнающи, что они "видят все" и обладают постоянной способностью контролировать кризисную ситуацию или проникновение.
Этого заблуждения начисто лишены нелегалы, профессиональные шпионы по найму. В отличие от неискушенных они-то знают, что "адекватная" реакция в подавляющем большинстве случаев - показушный грохот, с которым захлопываются, образно говоря, ворота обворованного уже склада. Характерные примеры: десант 375 следователей ФБР, высадившийся в Найроби после взрывов у посольств США в Кении и Танзании, глухие намеки о подготовке которых поступали задолго до террактов, или подобная же, хотя и меньшая по массовости, суета после взрыва в переходе под Тверской улицей в Москве…
После взломов информационных банков или "кражи намерений" агентам безопасности обворованной организации не приходиться даже чесать в затылках, тем более придумывать себе оправдания. Такого рода взломы, в особенности через завербованного предателя, проходят незамеченными, остаются не выявленными и причин для суеты вроде той, которая возникает после взрывов или открытых нападений, нет.
Служба контрразведки представляет собой своеобразную форму страхования, то есть дополнительные расходы финансовых средств и агентурных резервов для обеспечения безопасности определенной структуры. Защита стоит больших денег и требует множества далеко не ординарных по личным качествам людей, подготовка, переподготовка и содержание которых тоже расходы. Но альтернатива таким расходам одна - открытые настежь шпионам и террористам ворота.
Если организация, её персонал и информация, которой этот персонал располагает, представляет ценность как объект шпионажа или открытого нападения, нужна наилучшая, намного лучше, чем существующие системы шпионажа, защита. И более того. Даже если на кон ставятся промышленные, коммерческие и финансовые секреты одной фирмы или одного человека, кто знает, не являются ли они частью и национальной безопасности в целом?
В хищении секретов виновен не шпион, а владелец секретов. По мнению охранных экспертов, 70–80 % структур, где происходит утечка секретных данных, просто-напросто подставляются. Возникла и соответствующая наука виктимология, которая исследует причины и признаки такой "добровольной" жертвенности.
Система безопасности информации, то есть её страховки, должна быть не пассивной, а активной. Соответственно напрашивается и вывод: охота на шпионов должна быть упреждающей и ловушки на них следует ставить ещё на подступах к секретам, то есть следует обзаводиться собственными шпионами, которые будут шпионить за потенциальными взломщиками секретов.
Система активной защиты секретов представляет собой нечто, что невозможно ни купить, ни обустроить в спешке или в случае внезапной необходимости. А именно так и бывает. Шпионы по найму знают об этом, как и о законе депрессивной тенденции пассивных, выжидающих нападения охранных систем, а поэтому продолжают браться за свои подряды.
Характерно, что частных шпионов ещё в средние века нанимали в основном торговые и банкирские дома. Не все жители Твери, видимо, знают, что "ходившему за три моря" Афанасию Никитину памятник в их городе на набережной Волги - разведчику. Афанасия подрядил московский филиал английского банкирского дома. Никитин взялся проверить реальность проекта караванов по Волге и Каспию к персам и далее в Индию. Конечным пунктом его "хождения" стал тот же порт, где позже высадились португальцы, конкуренты никитинского работодателя. Возвращаясь через Сомали, Аравию и Турцию, опытный лазутчик сменил идентификацию - перешел в ислам и взял новое имя… Не праздно звучит вопрос: почему "купец", едва вернувшись в 1472 году домой, внезапно умер? Мавр сделал свое дело - слишком многое узнал о маршруте, по которому из Индии пошли товары, обменивавшиеся в Западной Европе на вес золота?
На протяжении истории человечества, начиная с библейских времен, разведывательные и контрразведывательные службы, включая частные, находились и находятся на службе и под контролем, прямым или косвенным, высших классов общества и функционируют только в элитных механизмах финансовой, коммерческой и государственной власти. Но сами шпионы по найму вряд ли относятся к элите и, конечно, никем, кроме самих себя, не защищены, хотя за порог дома их и выносит мощными финансовыми потоками…
3
Ремесло кражи информации, проще сказать - шпионаж, практикуют люди, выбирающие его по душевному складу, что бы там ни плели про идеалы или, наоборот, относительно жажды наживы мастеров плаща и кинжала. Вступивший на стезю разведки понимает, что, кроме всех прочих рисков, это и вероятность втянуться в оперативную мясорубку на уровне террористической разборки. Согласно "шпионской библии", как иной раз называют книгу А. Даллеса "Искусство разведки", непосредственно добыче информации всякий нелегал посвящает только 10 % своего рабочего времени, остальные 90 % ему приходиться затрачивать на "подрывную деятельность".
Не вербовка делает человека разведчиком. Вербовка - следствие призвания. Характера.
Методы, технические приемы, системы шпионажа, цели, ради которых к нему прибегают, одинаковы во всех странах. На Алексеевских курсах это стало очевидным немедленно. Умудренный международным опытом преподавательский сброд повествовал о самолетах-шпионах, кораблях, спутниках и прочей невероятной инструментальной чертовщине, включая и чертовщину в прямом смысле слова, вроде "учения" Блаватской. Но всем своим прошлым опытом и в особенности тем, что, в конце концов, им удалось выжить, этот же сброд свидетельствовал, что люди, выбирающие стезю второй древнейшей профессии, с вавилонских времен неизменно добровольцы, что в услужение тех, кто ими пользуются, они идут сами. За утонченными штучками-дрючками, психотропными и техническими рычагами вмешательства в чужую жизнь, финансы и политику всегда обнаруживается живой, копошащийся человечишка.
А он - предатель, Иуда. Потому что продукт разведывательной системы, построенной на предательстве.
Бывший унтер-офицер французского Иностранного Легиона, бывший частный детектив и в последствии университетский профессор Николай Бахтин называл своих однокашников-легионеров "беспутными монахами военного монастыря". В курсантах Алексеевских информационных курсов имени профессора А. В. Картошова, как мужчинах, так и женщинах, просматривалось нечто общее с этой характеристикой.
В качестве аналогов Алексеевских выкормышей по понятным причинам можно привести, конечно, не имена, а только типажи легионеров более позднего "разлива", нежели бахтинские коллеги. Среди Алексеевских "беспутных монахов" встречались аристократы, имелся один князь, были крупные воры с кликухами вместо имен. Имелись дезертиры, бродяги, сбежавшие военные и торговые моряки, невозвращенцы, офицеры советской армии, брошенные на произвол судьбы в Конго при Лумумбе, потом в Афганистане, пленные, уведенные моджахедами в Пакистан, один семинарист из Загорска, который переименовали в Сергиев Посад… Способный, хваткий, непредсказуемый, вольный и опасный люд, обреченный на вымирание или размножение где-нибудь вне пределов собственной Родины.
Курсы, как и Легион, хотя и немногих, все же спасали. Странно, конечно, было видеть качественных, стойких профессионалов-наемников, которых обуздали и которые, больше того, позволили себя обуздать. Возможно, конечно, отчасти и "Weisse Sklaven" - белые рабы, как говорил немецкий коллега Дитер Пфлаум, но по вольному выбору и душевной предрасположенности.
На Алексеевских курсах Николас Боткин, бывший "эс-эй", то есть специальный агент ФБР, читавший курс идентификации, в числе существенных признаков, помогающих отделить личину от сути человека, особо выделял прошлый, изначальный жизненный опыт. Тот, который, став неотъемлемой частью личностной истории, "обстругивает" характер при любых переменах, включая искусственные, исключительно на свой, уникальный манер придает стиль и форму каждому последующему опыту, всякому переживанию и на уровне подсознания проявится в любом занятии - от шиномонтажа до политологии. Даже подавленный или тщательно скрываемый, он, этот опыт, "высовывает уши" в решающие моменты.
Человек, считал Боткин (возможно, он и сам побывал наемником), с татуировкой "Legio Patria Nostra" - "Легион наша родина" - инстинктивно уважит просьбу поверженного врага закончить его мучения, не бросит раненого или на осквернение труп подельщика и не позволит завладеть своим оружием. В том же, что касается шпиона по найму, то его опыт прошлого чаще всего сказывается на том, как он осуществляет свои перемещения.
В любой разведке, даже для того, кого мы условно называли наблюдателем, переезд, переход, вообще любое путешествие представляют трудную часть работы, ибо приходиться пересекать зону повышенного риска, в особенности за пределами района, где примелькался. Тем более, если речь идет, скажем, о переходе через государственную или иную какую границу с не устоявшимся режимом и, желательно, без документальных следов да ещё в паре с неизвестным "спутником", чью драгоценную жизнь следует сберечь любой ценой…
Так начинаются мечты о шапке-невидимке.
"Невидимых" шпионов, даже когда они, как говорится, не при исполнении, природа и общество не знают. Люди скрытных занятий навечно покрыты, скажем так, татуировкой неизбывных примет с внутренней стороны кожного покрова. Самые предательские - генетически унаследованный нравственный (или безнравственный) инстинкт, а также врожденные вкус и стиль собственного "внешнего" оформления (походка и остальное в этом духе легко переделывается). Вкус и стиль словно кокили при отливке металлических заготовок придают форму даже неосязаемым индивидуальным особенностям, как, скажем, манера обзаводиться определенными вещами и определенной кампанией (в особенности, противоположного пола). Это тоже улики. Например, обзаведение камерой или авторучкой по вашему собственному вкусу укажет на то, что первая - копировальный инструмент, вторая же окажется одноразовым пистолетом, а дружба преимущественно с партнерами по бильярду или интрижки с секретаршами - представляет собой манеру вербовки агентов-помощников и среди таких и следует расставлять на вас ловушки.
Всякому практикующему одно из древнейших занятий известен закон, который приходится принимать во внимание даже во сне: от улик не отделаться, хотя бы в виде миллиграмма талька под ногтями от резиновых перчаток, которыми листал засекреченное приложение к контракту год назад, или вскользь брошенного взгляда прохожего, когда вылезал из канализационной трубы в позапрошлом месяце. Находят много всякого, если охотятся грамотно и упорно…
Матерый таможенник, скажем, в аэропорту просмотрит на экране монитора содержимое вашего чемодана, а потом некто, получив от него наводку, отправляется на квартиру, которую вы покинули на пару дней, и находит именно то, что вы не решились вывезти в чемодане. Может быть, чемодан и выдал.
На Алексеевских курсах, помнится, удивило поначалу странное предупреждение о том, что нет ничего опаснее безрезультатного обыска у вас в конторе или дома, а также такого же досмотра багажа, скажем, в аэропорту. Именно потому, что нашли что-то. Мастера негласного шмона не оставляют следов. А в редких случаях, когда они остались, будьте уверены, ими прикрыли следы "другого" обыска, вполне удавшегося.