Одной из вершин творчества Короленко является рассказ "Река играет" (1891). В этом произведении с новой силой поставлен вопрос о потенциальных возможностях русского крестьянина. Не случайно рассказ был назван "Река играет". Короленко этим как бы хотел сказать, что и душа и сила русского крестьянина в нужную минуту тоже способны "взыграть".
Герой этого рассказа - ветлужский паромщик Тюлин - в изображении Короленко не похож на тех "шоколадных мужичков", которыми народническая литература, по выражению Горького, "густо населила нищие и грязные деревни". Тюлин сохраняет массу живых черт человека, взятого из жизни. Но главное в его образе - способность освободиться от апатии, совершить подвиг. Во время бури вырастает другой Тюлин - энергичный, смышленый, сильный, знающий, что нужно делать.
В 1918 году А. М. Горький писал о Тюлине: "…правда, сказанная образом Тюлина, - огромная правда, ибо в этой фигуре нам дан исторически верный тип великорусса - того человека, который ныне сорвался с крепких цепей мертвой старины и получил возможность строить жизнь по своей воле".
Своеобразное развитие образ протестанта находит в рассказах Короленко "За иконой", "Птицы небесные", "Ушел!". Два первых из них были опубликованы в конце 80-х годов; "Ушел!" при жизни писателя в печати не появлялся, хотя именно этот рассказ логически завершает тему рассказов "За иконой" и "Птицы небесные". Все эти рассказы объединены образом Андрея Ивановича - сапожника городской окраины, вдохновенного обличителя неправды буржуазного мира, человека, болезненно реагирующего на инстинкты собственничества, на ханжество, пошлость, ложь "постылой действительности". Буйный демократизм Андрея Ивановича проявляется уже в колоритных сценах рассказа "За иконой" - в столкновении с купцом, торговцами, духовенством. "Работник он был примерный, - рассказывает о нем Короленко, - пользовался нераздельно доверием заказчиков… трудился с утра до вечера, с "давальцами" обращался очень почтительно. Только когда на время "снимал хомут", как сам он выражался, тогда сразу становился другим человеком. В нем проявлялся строптивый демократизм и наклонность к отрицанию. "Давальцев" он начиная рассматривать как своих личных врагов, духовенство обвинял в стяжательстве и в чревоугодии, полицию - в том, что она слишком величается над народом… Но больше всего доставалось купцам".
В "Птицах небесных" образ Андрея Ивановича приобретает еще большую художественную завершенность. Столкновения нижегородского сапожника с лицами "духовного прозвания" выясняют его органическую близость к народу. В известном смысле Андрей Иванович становится разоблачителем паразитического существования нетрудовых элементов общества, защитником народной правды. Однако в этих двух рассказах Андрей Иванович не только протестант и обличитель, но и мелкий буржуа, создающий себе иллюзию, что на деньги, "заработанные шилом", он сам сможет приобрести положение и обеспечить себе безбедную старость. Поэтому он неизменно смиряется перед доводами своей жены, Матрены Степановны, зовущей его к смирению и поддерживающей в нем наклонности домовитого хозяина.
В рассказе "Ушел!" Андрей Иванович появляется уже в совершенно новом освещении. Матрена Степановна получает наследство, и Андрей Иванович становится обладателем богатого дома в большом приволжском селе. Казалось бы то, к чему стремился Андрей Иванович, случайно решилось само по себе, причем в масштабах, о которых он не мог и предполагать. Однако отсюда и возникает самый острый конфликт Андрея Ивановича с буржуазным миром. Тридцать лет не покладая рук, недосыпая и недоедая, работал Андрей Иванович, лелея мысль, что и он когда-нибудь выбьется в люди и покончит с окаянной бедностью. "Что вы думаете, - говорит он, - работал тридцать лет, с младых ногтей сами знаете как - недосыпал, недоедал… Кто может супротив меня сработать! Что сапог, что башмак, что калоши!.. Прошивные, выворотные, по старой вере, дратва в палец… Или рантовые - шва не найдешь, или на шпильке узором… Французский каблук присадишь… Все могу… в наилучшем виде". Но вот прошла жизнь и ничего ему не дала, кроме горького разочарования. Оказывается, не надо было любить труд, достигать мастерства, работать как лошадь. "Да, вот, работал, изводился, - говорит Андрей Иванович. - Думал - хибарочку. И вдруг, умирает старый дурак… извольте!.. Дом". Этот дом, доставшийся от богатого трактирщика, Андрей Иванович воспринимает как синоним наглого торжества торгашества, осмеяния подвига его трудовой жизни. Живая душа труженика в нем одерживает верх над стремлениями собственника, и маленькие удобства жизни, полученные из рук богатого родственника, не могут заслонить от него вопиющей неправды буржуазного мира. Настоящим драматизмом проникнуто то место рассказа, когда Андрей Иванович выбрасывает из окна вещи, приобретенные после получения наследства. "Андрей Иванович поднялся, - пишет Короленко. - Казалось, первое дыхание близкой грозы оказывало на него свое электрическое действие. Лицо его побледнело, глаза блуждали… Он упорно посмотрел на меня, как бы намереваясь спросить о чем-то, но затем двинулся к дому. Через минуту в верхнем этаже распахнулось окно… Раму сильно двинуло ветром, зазвенело разбитое стекло… Матрена Степановна оглянулась и замерла: в окне мелькнула дикая фигура супруга, и вдруг новенькая шляпа "цилиндровой формы" полетела вниз, в уличную пыль, за ней последовала белая - китайской соломы, за ними, беспомощно взмахнув на ветру рукавами, точно человек, падающий в пропасть, полетела модная разлетайка… Андрей Иванович опять появился в окне, и целая туча мелких предметов опять полетела на улицу".
Рассказ остался неоконченным. Короленко оборвал его на драматическом моменте ухода Андрея Ивановича "искать правду", не показав дальнейшей судьбы своего "строптивого демократа". К какой правде придет Андрей Иванович - Короленко не говорит. Наивный и немного смешной Андрей Иванович, разумеется, еще не тот человек, который сможет подняться до осознанного протеста, до активной борьбы. Но в нем Короленко сумел показать живую, мятущуюся душу простого русского человека, ищущего "широких формул, обнимающих жизнь и зовущих к жизни" и не согласного ни с моралью, ни с законами буржуазного общества.
IV
В 1896 году Короленко переезжает в Петербург, а с 1900 года живет в Полтаве. С неослабевающим интересом он продолжает следить за жизнью страны, отзываясь на все значительные события эпохи. Он участвует в организации защиты крестьян на судебных процессах в Харькове и Полтаве, созданных полицией в связи с так называемыми "аграрными беспорядками" на Украине, и выступает в печати с требованием судить не крестьян, а полицию, подавившую кровавыми расправами движение деревенской бедноты.
В 1902 году Короленко выступает с протестом против отмены выборов Горького в члены Академии наук. Как почетный академик по разряду изящной словесности Короленко принимал участие в избрании Горького, однако выборы были отменены по указанию царя Николая. В газете появилось сообщение об их отмене, причем объявлялось это от имени Академии наук. Получалось, что сами академики, в числе которых был и Короленко, отменяли решение без какого-либо обсуждения на заседании Академии. Такая ложь не могла не оскорбить писателя. "Мне кажется, - писал он А. Н. Веселовскому, - что, участвуя в выборах, я имел право быть приглашенным также к обсуждению вопроса об их отмене, если эта отмена должна быть произведена от имени Академии. Тогда я имел бы возможность осуществить свое неотъемлемое право на заявление особого к этому предмету мнения". В апреле 1902 года Короленко приезжает в Петербург специально для того, чтобы добиться гласного обсуждения вопроса об отмене выборов Горького, и, испробовав все средства, которыми он располагал, 25 июля 1902 года подал заявление об уходе из Академии наук. В этом заявлении Короленко писал: "Ввиду всего изложенного, то есть, что оглашенным от имени Академии объявлением затронут вопрос, очень существенный для русской литературы и жизни; что ему придан характер коллективного акта; что моя совесть, как писателя, не может примириться с молчаливым признанием принадлежности мне взгляда, противоположного моему действительному убеждению; что, наконец, я не нахожу выхода из этого положения в пределах деятельности Академии, - я вижу себя вынужденным сложить с себя нравственную ответственность за "объявление", оглашенное от имени Академии, в единственной доступной мне форме, то есть вместе с званием почетного академика".
Выступление Короленко с протестом против исключения Горького из состава почетных академиков, его открытая борьба с бесцеремонным произволом властей, отменивших избрание всенародно признанного писателя, наконец, его заявление и демонстративный уход из Академии наук - все это свидетельствует о том, как глубоко понимал Короленко общественную роль А. М. Горького, значение его как художника.
Подобное заявление подал и А. П. Чехов, к которому Короленко в мае 1902 года ездил в Ялту для обсуждения вопроса о совместных действиях в связи с репрессиями против Горького.
С 1899 по 1904 год появляются рассказы Короленко: "Марусина заимка", "Смиренные", "Мороз", "Огоньки", "Государевы ямщики", "Не страшное", "Мгновение", "Феодалы" и другие. В эти годы Короленко снова возвращается к сибирской теме и создает целый ряд значительных художественных характеристик. По сравнению с первым циклом сибирских рассказов, где внимание писателя было сосредоточено преимущественно на какой-либо одной стороне характера героя, в этих своих произведениях Короленко делает дальнейший шаг на пути реалистического изображения действительности. Во втором цикле сибирских рассказов расширяется диапазон драматического конфликта, образ получает более всестороннее и глубокое освещение. Прославление активного отношения к жизни, призыв к борьбе с социальным гнетом, феодальными репрессиями и полицейским произволом составляют основное содержание и других произведений этого периода деятельности Короленко.
В рассказе "Смиренные" Короленко взволнованно пишет о жизни деревни, в которой могут быть такие факты, как "человек на цепи". Здесь разоблачается обывательское благодушие, общественный индиферентизм, мещанское смирение. С еще большей остротой эта тема развита в рассказе "Не страшное". Герой рассказа Будников, в прошлом человек "с идеями", радикал, превращается в стяжателя. Он отходит от общественных задач, душа его "выдохлась и опустела"; по мысли автора, страшное - в "не страшном", в терпимом отношении к обывательским формам быта, делающим самое существование человека бессмысленным и мерзким. "Да, есть, - пишет Короленко, - в этом обыденном, в этой смиренной и спокойной на вид жизни благодатных уголков свой ужас… специфический, так сказать, не сразу заметный, серый… Где тут, собственно, злодеи, где жертвы, где правая сторона, где неправая?.. И так хочется, чтобы проник в этот туман хоть луч правды живой". "Не страшное" по силе разоблачения буржуазной интеллигенции, яркости типов, по мастерству сюжета может быть отнесен к числу лучших рассказов Короленко. Напечатанный в 1903 году, рассказ говорил о приближении бури, без которой невозможно дальнейшее развитие общества.
В произведениях, появившихся перед революцией 1905 года, Короленко рисует тяжелую жизнь людей подневольного труда, обличает полицейский произвол и крепостнический режим самодержавного строя. Знаменательно при этом, что писатель-гуманист, рассказывая о тяжелой жизни народа, неизменно продолжает верить в его победу.
С предельной ясностью это выражено в миниатюре "Огоньки": "…жизнь течет все в тех же угрюмых берег, - пишет Короленко, - а огни еще далеко. И опять приходится налегать на весла… Но все-таки… все-таки впереди - огни!" Эти слова Короленко в ту пору были восприняты как открытый призыв к борьбе с царизмом и реакцией во имя грядущего освобождения народа.
В момент общественного подъема, в годы, непосредственно предшествующие первой русской революции, усилия Короленко как писателя и общественного деятеля направляются на борьбу с охранителями самодержавия. В революционный год он печатает статью, разоблачающую провокаторскую деятельность попа Гапона и Зубатова, их намерение "запрячь молодое рабочее движение в полицейскую колесницу".
В 1906 году над писателем нависла новая угроза административных репрессий.
В декабре 1905 года полицейский карательный отряд под начальством Филонова учинил кровавую расправу над крестьянами села Сорочинцы Полтавской губернии. Короленко выступил в газете "Полтавщина" с "Открытым письмом", в котором требовал немедленного суда над Филоновым. Через несколько дней после опубликования этого письма Филонов был убит выстрелом из револьвера. Никакой прямой связи между выступлением Короленко и убийством Филонова не было, но черносотенная печать тут же начала дикую травлю писателя, обвиняя его "в подстрекательстве к убийству". Газеты "Киевлянин" и "Полтавский вестник" поместили злопыхательские статейки с прямыми угрозами по адресу Короленко. Прямолинейные, резкие ответы писателя на все провокационные выпады черносотенной печати составили цикл очерков, известных под названием "Сорочинская трагедия".
Не оставляет Короленко разносторонней деятельности и в годы реакции после поражения революции 1905 года. Об его книге "Бытовое явление", которая немедленно подверглась запрету властей, Лев Толстой писал: "Ее надо перепечатать и распространять в миллионах экземпляров. Никакие думские речи, никакие трактаты, никакие драмы, романы не произведут одной тысячной доли того благотворного действия, какое должна произвести эта статья". Материалом для "Бытового явления" послужили реальные факты "правительственной оргии" казней, расстрелов и полицейских издевательств после поражения первой русской революции.
В 1911 году в очерке, иронически названном "В успокоенной деревне", Короленко рассказал о бесчинствах царской полиции. В то время в правительственных газетах нередко можно было встретить выражения: "успокоенная деревня", "тишина в деревне". Царское правительство заверяло, будто после революции 1905 года "деревня успокоилась" и экономическое положение крестьян улучшилось. На самом деле правительство предоставило еще большую возможность деревенским кулакам эксплуатировать бедноту, и "успокоение" было достигнуто путем кровавых расправ жандармов над крестьянами. В годы между двумя революциями Короленко большое внимание уделяет публицистике, которая, как и вся его литературная деятельность, - одно из наиболее ярких проявлений борьбы передовых, прогрессивных сил русского общества против реакции и самодержавного произвола.
Короленко был связан с редакцией журнала "Русское богатство" и не был свободен от некоторых предрассудков народничества. Однако в своем художественном творчестве и публицистике он всегда оставался правдивым писателем-реалистом, непримиримым борцом против рабского строя, врагом покорности, рабской психологии, смирения. В. И. Ленин, давший сокрушительную характеристику народничеству, относил Короленко к числу прогрессивных писателей. Громадное значение Короленко в борьбе народа за свое освобождение раскрыл А. М. Горький, высоко оценивший общественную деятельность и художественное творчество писателя.
Очерки Короленко о кишиневском погроме, Мултанском процессе, его книгу "Бытовое явление" А. М. Горький называл "прекрасными образцами публицистики" в русской литературе. С самого начала своей творческой деятельности Короленко выступил подлинным преемником и замечательным продолжателем революционных традиций гражданской публицистики Чернышевского, Герцена, Добролюбова, Салтыкова-Щедрина. В течение нескольких десятилетий Короленко в своих художественных и публицистических произведениях поднимает голос в защиту угнетенного, ограбленного и лишенного всех прав народа. В его творчестве нашла рельефное и яркое отражение жизнь русского народа во вторую половину XIX и начала XX столетия. В. И. Ленин писал, что в "…эту эпоху, приблизительно отмечаемую годами 1871–1914, "мирный" капитализм создавал условия жизни, весьма и весьма далекие от настоящего "мира" как в военном, так и в общеклассовом смысле. Для 9/10 населения передовых стран, для сотен миллионов населения колоний и отсталых стран эта эпоха была не "миром", а гнетом, мучением, ужасом, который был, пожалуй, тем ужаснее, что казался "ужасом без конца"".
Мужественный, беспощадно честный художник и гражданин, Короленко в своих публицистических очерках и фельетонах вскрывает разнообразные стороны этой чудовищной системы угнетения, открытого грабежа, полицейского произвола и бесчинства. Страшное самодурство властей предержащих, пьянеющих "от сознания своего всемогущества, своей безответственности" - вызывают не только ужас, но и гневный протест писателя. Его жизненным делом, призванием и святым долгом становится борьба с самодержавием. Он пробуждая чувство негодования у передового читателя, показывая, что в стране нет минимальной законности. Разоблачая ряд судебных процессов, Короленко убеждает в том, что царский суд является неправедным орудием правительственной реакции. Глубоко и всесторонне Короленко проник в существо самодержавия, которое Ленин определял как "самовластие чиновников и полиции и бесправие народа" .И не случайно сам писатель, получивший к тому времени широкую известность, находился под судом за свое выступление в газетах по делу Бейлиса. Еще в июле 1916 года, готовясь к этому позорному для самодержавия суду, Короленко писал: "Я не имею надежды выиграть формально: наверное осудят, но и российской Фемиде не удастся опровергнуть сколько-нибудь убедительно, что она выучилась при Муравьеве и при Щегловитове играть краплеными картами". Лишь победа пролетарской революции в Октябре 1917 года освободила Короленко от полицейского следствия и суда.
В пору, когда писатели-декаденты пропагандировали шовинистические и националистические идеи, воспевали культ личности, всячески поносили демократические традиции русской литературы, Короленко решительно встал на сторону прогресса и демократии, примкнув к лагерю передовых писателей. "Почитайте о Глебе Успенском, Гаршине, Салтыкове, о Герцене, - писал Горький одному из своих корреспондентов 28 декабря 1910 года, - посмотрите на ныне живущего Короленко - первого и талантливейшего писателя теперь у нас". Называя Короленко в этом ряду, Горький подчеркивает его прямую связь с русской демократической литературой XIX века.
Во время первой мировой войны Короленко выступает как писатель, тесно связанный с жизнью трудящихся масс. В эту пору он писал о нуждах крестьян, о фактах полицейского произвола, о шовинистическом угаре, распространяемом реакционными кругами. Письма Короленко этих лет полны предчувствия надвигающихся революционных событий.