Катерина послушала; четыре ночи одна она будет ждать, а потом и свадьба.
И наступила первая ночь, и слышит Катерина, как сквозь сон где-то далеко кличет:
- Ку-ку! - кто-то кличет.
На вторую ночь, только что заснула она, и опять слышит, окликает:
- Где ты? - окликает кто-то.
На третью ночь в глубоком сне, будто на ухо, сказал кто-то:
- Брат на сестре женится! - сказал кто-то.
А на четвертую ночь, не успела она глаз закрыть, кто-то как крикнет:
- Просела! - крикнул кто-то.
И провалилась Катерина сквозь землю.
2
Страшно было Катерине в потемках, темь там осенняя. Потом стало светать, совсем посветлело. Шла Катерина лесом по сырому бору, долго шла без дороги. И видит Катерина, стоит в лесу избушка, не простая: на курьих ножках, на веретенной пятке. Вошла Катерина в избушку. А в избушке три горницы. Первая горница - скакухи да жага-люхи, лягушки да ящерицы, вторая горница - ползает-бродит слизень: одна голова о семи горлах, третья горница - сидит девушка, вышивает в пяльцах.
Увидала девушка Катерину.
- Что́ ты! - говорит, - куда зашла? - и рассказала Катерине о избушке: избушка Бабы-Яги, а вернется Баба-Яга, худу быть.
Рассказала Катерина, как провалилась сквозь землю, как попала она в избушку.
- Как бы так от Яги схорониться! - просит Катерина.
А как схорониться? Жалко стало Алёне Катерину. Положила Алёна пяльцы, порылась в сундучке у Бабы-Яги, достала тоненькую хворостинку, пощекотала Катерину под ла́лаки-горлышко, и обернула Катерину в иголку, а иголку заколола себе в ворот и села опять вышивать в пяльцах.
А Баба-Яга уж едет, помелом машет.
- Фу-фу-фу! Русским духом пахнет! Пообедала я на свадьбе, поужинаю дома!
А в избушке нет никого, все свои, не заметна Бабе-Яге Катерина.
Пошарила Баба-Яга за печкой, заглянула под лавку - нет никого! - и завалилась спать. И спала Баба-Яга по-ягиному без просыпу до белой зари. Белой зарей поднялась Баба-яга, разбудила Алёну, подняла всех скакух, всех жагалюх, села на ступу да в путь на ведьмину свадьбу.
Скрылась Баба-Яга, простыл ее след. Достала Алёна из сундучка ягиную хворостинку, вынула из ворота иголку, поводила хворостинкой по иголке, и стала из иголки Катерина.
Просит Катерина вывести ее на дорогу: вернется Баба-Яга, худу быть.
А Алёна и сама рада.
- Три года живу я у Яги в избушке, - говорила Алёна, - насмотрелась я у Яги чудес всяких. Только уйти не могла, одной трудно, одной не уйти.
Трудно уйти от Бабы-Яги. Как тут уйдешь? Заметит слизень, сын Бабы-Яги, семигорлый, и такой крик подымет, под землей услышит Баба-Яга его голос. Как тут уйдешь?
Намесила Алёна сухомесу, замазала все горла слизню, достала из сундучка волшебную щетку, кремень, огниво, взяла за руку Катерину.
- Пойдем, сестрица!
И пошли. Побежали сестры лесом по сырому бору, не оглянулись.
А слизень лизал да лизал себе горла, да одно горло и пролизал.
- Ой, маманя, - кричит семигорлый, - девки ушли!
Баба-Яга свахой сидела на ведьминой свадьбе, Баба-Яга признала голос, насторожилась.
А слизень пролизал себе и второе горло.
- Ой, маманя, - кричит семигорлый, - девки ушли!
И опять Баба-Яга слышит, будто сын кличет, только неясно, в шуму невнятно.
А слизень пролизал себе последнее седьмое горло да как крикнет:
- Ой, маманя, девки ушли!
Баба-Яга на ступу, Баба-Яга домой.
Приехала Баба-Яга в избушку, вошла в свои горницы: целы скакухи, целы жагалюхи, цел слизень семигорлыи, стоят пяльцы, а Алёны нет-как-нет, - да опять в ступу, взмахнула помелом, да в погоню.
Бежали сестры. Бегут сестры лесом, все лесом, не передохнут, не присядут. Бежали, бежали, оглянулись, а Баба-Яга тут и есть.
- А-а! Проклятые, попали мне теперь! Тут бросили сестры волшебную щетку - и стала чаща.
Запуталась Баба-Яга в чаще. И долго Баба-Яга пробиралась сквозь чащу, насилу-то выбралась и ветром пустилась в погоню. И нагнала сестер.
- А-а! Проклятые, попали мне теперь!
Тут бросили сестры волшебный кремень - и стала гора.
Крута гора, высока перед Бабой-Ягой. Уж карабкалась Баба-Яга, карабкалась, насилу-то взобралась на гору и вихрем помчалась в погоню. И нагнала сестер.
- А-а! Проклятые, попали мне теперь!
Тут бросили сестры волшебное огниво - и закипела пламень-река.
Кипит река. С одного конца зайдет Баба-Яга - пышет огонь, с другого конца зайдет - пышет огонь. И повернула Баба-Яга домой в избушку.
Бежали сестры. Бегут сестры лесом, все лесом, не передохнут, не присядут. Бежали, бежали и добежали до той дыры самой, в которую Катерина провалилась. И вышли сестры на свет белый.
3
Вышли сестры на свет белый. Опять на земле, опять они на дороге.
Призналась Алёна Катерине, ведь, и она полюбила своего брата, и провалилась сквозь землю и попала к Бабе-Яге.
- Пойдем ко мне, - зовет Катерина, - ты выйдешь за моего брата.
- А ты поди за моего, сестрица!
И они пошли по дороге, Алёна да Катерина, сестры.
Алёна вышла за Катеринина брата, Катерина вышла за Алёнина брата. И стали все вместе жить, добра наживать.
1911 г.
Подружки
1
Жили-были две подруги, одна другой под стать, Анюшка и Варушка. Анюшка у матери жила, Варушка одна через три версты от Анюшки: родители у Варушки померли.
Дня друг без друга прожить не могли подруги: один день Варушка у Анюшки сидит, угощаются, на другой день Анюшка к Варушке пойдет, подругу почествовать. Так и гостились.
- Без тебя мне, Анюшка, свет не мил.
- От тебя, Варушка, никуда не пойду.
Станут подруги прощаться, стоят-стоят, насилу разойдутся. А назавтра опять сошлись: либо Анюшка к Варушке, либо Варушка к Анюшке. Так и жили.
- Без тебя, Анюшка, я жизни решусь.
- От тебя, Варушка, никуда не пойду.
Стали сватать Анюшку. Уперлась - в жизнь ни за кого не выйдет Анюшка, да мать настояла, старуха. И выдали замуж Анюшку за Андрея. Похорохорилась, пофыркала девка, а потом и свыклась: попался ей муж хороший, ладный.
2
Уехал Андрей в город. Осталась одна Анюшка. И задумала Анюшка подругу проведать: со свадьбы не видалась с Варушкой, соскучилась без подруги.
Вышла Анюша из дому, идет по дороге, а встречу ей девка с пирогом-именинами.
- Куда пошла, Анюшка?
- В гости к Варушке.
- Не ходи ты к Варушке, не будет ладу.
- Ну, вот еще, не впервой гостимся.
И пошла Анюшка дальше, а встречу ей баба с полосканьем: на речке белье полоскала, домой несет.
- Куда ты, Анюшка?
- В гости к Варушке.
- А не ходить бы тебе к Варушке, будет худо.
- Что ты! Мне ли от нее худо!
И пошла Анюшка дальше. Едет мужик с сеном.
- Куда ты, Анюшка?
- В гости к Варушке.
- Не ходи ты к Варушке, Варушка людей ест.
- Еще чего скажешь!
И пошла Анюшка дальше, дошла до Варушки. И видит Анюшка, у крыльца отъеденная ножка лежит ребячья, - глазам не верит Анюшка. Вошла на крыльцо, а тут рука лежит, - не хочет верить Анюшка. В сени зашла, а в сенях тулова да головы человечьи. Хочешь, не хочешь - поверишь.
- Иди, иди в избу! - отворила дверь, кричит ей Варушка, - не ходи, не ходи! - машет руками.
И зовет и не зовет подругу.
Не в толку́, не в уме вошла Анюшка в избу. Сидит Варушка под окном, - когда-то тут сиживали вместе подруги.
- Садись и ты, Анюшка! - а сама так смотрит… неладно.
И, как прежде, сидели под окном подруги. Сколько вечеров тут прошло под окошком, ягоды ели, попевали песни! Теперь молча сидели.
- Я, Варушка, домой пойду, - спохватилась Анюшка, - не по-старому ты, не по-прежнему что-то.
- Не ходи, Анюшка! - оставляет Варушка, а сама так смотрит… неладно.
И опять сидели подруги, как прежде. Сколько вечеров тут прошло под окошком, ягоды ели, попевали песни! Теперь молча сидели.
Поднялась Анюшка, хочет домой. Не хочет Варушка отпускать без ужина подругу.
- Поужинаешь, тогда и пойдешь! - собрала на стол Варушка, принесла рыбник, - рыбник из перстов состряпан человечьих, угощает пирогом подругу.
Анюшка рыбник не съела, за пазуху запихала. И не заметила Варушка.
- Что, съела рыбник?
- А там, у сердца, - показала Анюшка, будто все съела, и домой хочет, - прощай, Варушка.
А Варушка молчит, так смотрит…
- Отпусти меня, Варушка! - просит Анюшка: чует, неладно.
Молчит Варушка, так смотрит… неладно, а потом за руку как схватит Анюшку, за локоть и выше под мышку.
- Нет уж, пришла, так и будем вместе! - и начала ее есть, да всю, всю-то Анюшку и съела.
3
Ночью из города вернулся Андрей, хватился - нет жены. Послал к матери, нет ее и у матери.
- К Варушке ушла, - говорят Андрею, - видели! Всю ночь прождал Андрей, - не вернулась домой Анюшка. И чуть свет вышел Андрей и прямо к Варушке. Глядь, у крыльца отъеденная ножка лежит ребячья, на крыльце рука, в сени вошел, а там тулова да головы человечьи. Андрей назад домой, созвал старшин, объявил.
Народу сошлось все село, всем селом пошли к Варушке, кто с чем.
Окружил народ избу, приколотили железные рамы к окнам, забили дверь. А Варушка по горнице скачет, ой, как скачет! Поскакала там, поскакала и затихла. Посмотрели в окно, лежит, затихла. Тут натащили хворосту, принесли огня, подпалили хворост, - занялся огонь, да и сожгли избу.
1911 г.
Красная сосенка
Жил-был богатый мужик, и было у мужика три дочери: умные две, а третья дурочка. Собрался отец в город на ярмарку, старшие и говорят:
- Купи, - говорят, - тятя, нам по калошам.
- А мне купи сосенку! - дурочка просит.
Поехал отец в город, побывал на ярмарке, и вернулся домой с покупками, привез, что велели: старшим умным - калоши, младшей дурочке - сосенку. Сам смеется:
- Куда ты, - говорит, - ее денешь, печку топить?
А дурочка взяла сосенку, снесла сосенку на огород, там и посадила. Днюет и ночует дурочка около своего деревца. Сосенка растет, дурочка растет.
Износили умные сестры свои новые калоши, повесили осьметки на огороде воробьев да сорок пугать, а у дурочки сосенка выросла высокая, стройная, не простая: постучишься - дверка раскроется, в домик войдешь - сундуки стоят, в сундуках наряды - да такие, как у царицы самой. Только про это никто не знает, одна дурочка знает.
А жил неподалеку от деревни князь. Отец у него помер, и задумал князь жениться. Сколько стран, сколько государств он объехал, а нигде не мог найти себе по сердцу. И стал князь собирать народ со всех сел и со всех деревень:
"Авось, - думает, - найдется, придет ко мне моя суженая!"
Выпросились у отца умные сестры, разрядились идти на пир к князю.
- И меня возьмите! - дурочка просится.
- Куда тебе, народ пугать! - не взяли ее сестры, одни ушли.
Пошла дурочка на огород к своей сосенке, постучалась в сосенку - раскрылась дверка и очутилась дурочка в домике. Убралась там, оделась - узнать нельзя, царевна настоящая. А как вышла из домика и затворилась дверка, откуда ни возьмись тройка - заливаются, звенят колокольчики. Села дурочка и поехала на пир к князю.
Много красавиц собралось у князя на пиру, на вечере, и одна была всех краше - дурочка. Князь не отходил от нее, угощал ее, а выведать не мог, кто такая она. И никто не узнал дурочку, сестры не признали сестру, а сама о себе она никому не открыла.
Вот и придумал князь: как идти дурочке домой, велел он порог вишневым клеем вымазать, а сам пошел до сеней провожать. Ступила дурочка на порог, туфельку и оставила.
А на другой день пустились княжие слуги по деревням разузнавать, кто потерял туфельку у князя на вечере. Заехали и на дурочкин двор. Спросили умных сестер, дошла очередь спросить и дурочку - сидела дурочка на печке рваная, сажей испачканная.
- Твоя туфелька? - смеются ей княжие слуги, и сестры смеются и отец.
- Моя, - говорит дурочка, а сама с печки да на огород.
Обрядилась дурочка у своей сосенки, убралась, как царевна, вернулась в дом. И все диву дались: уж такая красавица - сосенка красная!
Тут приехал сам князь, свадьбу сыграли и стала дурочка княгинею, и стали они жить-поживать да добра наживать, князь молодой с княгинею.
1910 г.
Кумушка
Жила-была старушка Кондратьевна, смолоду была Кондратьевна приметлива да говорлива, а под старость, хоть глазом и ослабела, а еще зорче видела, и хоть один зуб торчит, а и сам говорун речистый не переговорит ее шамканья. И была у Кондратьевны кумушка, - с одной ложки ели и пили, подружка. Старые старухи на печи лежат, старые старухи охают, а подружки сойдутся вечерок посидеть, до петухов сидят, да и век бы сидеть, разговаривать.
Подружка кумушка и померла.
И осталась на свете жить одна Кондратьевна.
Богомольная была Кондратьевна, к службам очень любила ходить. Все приметит Кондратьевна, все высмотрит: и кто как стоит, и кто зевнет, и кто кашлянет, и на ком что наряд какой, - ничего не упустит старуха. А порассказать-то уж и некому, нет больше кумушки, да и самой послушать нечего, не заговорит больше кумушка.
Без кумушки скучно Кондратьевне, ляжет старуха на печку, время спать - не спится, и лежит так, тараканьи шкурки считает.
Лежит так Кондратьевна, шкурки тараканьи считает, не спится старухе, вспоминается кумушка. И слышит раз Кондратьевна, среди ночи звон в церкви гудит. Встала с печки да в церковь. А церковь - полна покойников: в саванах стоят покойники и все одинаковые, не видно лица, не разберешь, кто Иван и кто Марья, кто нынче помер, кто летось. И как ни всматривается Кондратьевна, - все одинаковые, стоят в своих саванах.
А кумушка знакомая, подружка Кондратьевны, сняла с себя саван и говорит:
- Нынче мы молимся, упокойники, а не вы, уходи, да чтобы не слышал никто, не сказывай!
Ушла домой Кондратьевна: не будет она мешать покойникам, еще чего доброго и съедят ее, всю-то схряпают вместе с косточками. И целый день крепко держала старуха свой полунощный зарок. Но когда среди ночи опять услышала звон, охота посмотреть покойников отогнала всякие страхи. Встала старуха с печки да скорее в церковь: кто Иван и кто Марья, кто нынче помер, кто летось, - все она высмотрит, до всего дойдет. И опять ее кумушка, подружка знакомая, уходить ей велела.
Три ночи кряду ходила Кондратьевна в церковь, три ночи прогоняла ее домой кумушка. На четвертую ночь Кондратьевна не услышала звону, на четвертую ночь у дверей стал покойник. Молча в саване стоял у дверей покойник, пугал Кондратьевну. И на следующую ночь опять у дверей стоял покойник, пугал Кондратьевну.
"Кто - Иван или Марья? Когда умерший - нынче или летось? Зачем пришел? Что ему надо?" - хочется старухе все разузнать, а как разузнаешь, - не говорит, помалкивает покойник, только пугает.
И домекнулась Кондратьевна. Еще засветло покрыла она стол скатертью, под стол петушка пустила, чтобы в полночь спел петушок, - мало ли что! - сама влезла на печку, легла ночи ждать.
Лежит Кондратьевна на печке, шкурки тараканьи считает, ждет ночи, ждет покойника.
И пришла ночь, стал ночью у дверей покойник. Увидела его Кондратьевна, да скорее с печки, манит к столу.
Уселся покойник за стол и говорит:
- Съем я тебя! И зачем ты повадилась ходить к нам в непоказанный час, терпенья нет моего! - да саван с себя долой.
Тут Кондратьевна так и ахнула: кумушка, подружка ее знакомая, кумушка сидела за столом.
А скатерть и говорит:
- Трут меня и моют и полощут, все терплю, а ты малости такой перетерпеть не могла! - говорит скатерть кумушке.
И запел петушок, и покойница отступилась.
1911 г.
Ворожея
Был такой царь заморский, строгий, за правду стоял, порядок наводил, - нарядчик. Какие были в его государстве воры, жулики, озорники и безобразники, - либо перевелись, либо в другие земли промышлять отошли. Царь был строгий и справедливый, - нарядчик.
Случилось, царь разболелся: и то прикладывают и другое, - из сил выбились, а нет пользы, ничего не помогает.
Вот царица царю и говорит:
- Есть, - говорит, - в нашем государстве, в заморском, старушка одна, ворожея живет. Вот если позвать ее, так она уж скажет, какая у тебя болезнь.
Царь послушал царицу, дал согласие. Пошли за старухой. Позвали старуху. И пришла к царю старуха, ворожея самая.
- Здравствуй, дитятко, ваше царское величество! - говорит старуха, а сама и глянуть на царя боится: очень уж все царя боялись.
Ласково поздоровался царь со старухой, выслал вон приближенных своих царских слуг, остался один со старухой.
- А что, - говорит, - бабушка, знаешь ты: смерть мне или житье будет?
Старуха ни жива, ни мертва.
- Что ж, скажи, бабушка!
А старуха царю:
- Где уж мне знать Господню тайность про это, - да в ноги царю, - станешь, дитятко, ворожить, коли нечего в рот положить
Жалко стало царю старуху.
- Коли не знаешь, бабушка, - сказал царь, - а спросят тебя, скажи: смерть будет царю. От смерти-то, бабушка, никому не уйти, правда?
- Правда, дитятко, правда.
Простилась старуха, пошла от царя.
Тут ее, старую, и затормошили, - все на старуху, все хотят знать, что будет царю.
- Что будет царю: житье или смерть? - все хотят знать. - Утром помрет! - одно твердила старуха, что велел ей сам царь говорить, и до утра, кто о ни спросил, всем и каждому это одно, о смерти, - утром помрет!
И до утра все повторяли за старухой про царя старухино царское слово:
- У гром помрет.
Наутро царь и помер.
И как узнали, что правда, царь помер: сбылось, значит, слово, - и вознесли старуху, да так, что на вековечный хлеб попала.
1910 г.