2
Просидел Сысой день в лесу, а как стемнело, вышел, и видит, огонек в поле. Сысой на огонек. Пришел к огоньку, а там опять сидят воры, пьют, гуляют.
Схватили воры Сысоя, при себе оставили. А как прикончили все, все запасы, потушили огонь, да на деревню. И Сысою тоже велели.
Вот приходят они к амбару соседа Сысоева хозяина, отвалили от фундамента камень, посылают Сысоя:
- Полезай, - говорят, - ты, Сысой, принеси нам, что есть там.
Послушал Сысой, полез. А в амбаре-то покойник и много всего для похорон приготовлено. Все вынес Сысой и хотел уж вылезать, а они говорят:
- Захвати, - говорят, - ты и на свой карман что.
И не успел Сысой обернуться, подвалили воры камень, и остался Сысой в амбаре один с покойником. Думал, думал, как быть, и надумал: взял Сысой покойника, обхватил его и стал с ним в дверях.
Наутро, чуть свет, идет хозяйка, да молитву читает:
- Господи Иисусе…
А Сысой тут-как-тут: как на бабу покойника кинет.
- Вперед не суйся! - да драла в лес.
Тут баба с перепугу так под покойником замертво и пала.
3
Просидел Сысой день в лесу, а как стемнело, вышел и видит, огонек в поле. Сысой на огонек. Пришел к огоньку, а там сидят воры, пьют, гуляют.
А один вор был ушедши за дровами, кричит:
- Эй, ребята, вон тот самый наш!
Схватили воры Сысоя, при себе оставили. Пьют-гуляют. А была у них пустая бочка. Взяли они Сысоя и забили в эту самую бочку, а сами, как прикончили все, все запасы, потушили огонь и ушли себе подобру-поздорову.
Ну и натерпелся Сысой страхов, в бочке-то сидючи, - ни жив, ни мертв, и голова от винного духа, что вареная картошка, того и гляди, рассыпется.
И приходит волк к бочке глодать кости, а Сысой - со смёткой, давай ковырять в бочке дырку. Проковырял Сысой дырку - цап за хвост волка.
Волк с перепугу к березе. Трах бочку о березу - и разлетелась бочка на мелкие куски.
Тут Сысой лежать и остался, да так до сей поры и лежит - не почешешься!
1908 г.
Разбойники
1
Жил-был человек тихий и работящий. Изба его стояла на пустом месте, и кругом на много верст жилья никакого. У Никиты было два сына, - в зыбке и годовой, да дочь трех лет девчонка.
Как-то Никита, поужинав, как спать ложиться, говорит хозяйке:
- Я завтра, Аграфена, помру, положи меня под образа и трое суток кади.
Ночь проспал Никита хорошо, ни на что не жаловался, а к утру, смотрят, чуть теплый - помер.
Аграфена сейчас его под образа на лавку и кадить принялась. Двое суток кадила, а на третьи запамятовала: и то сделай, и другое, - с ребятами и не то забудешь, да и подумать надо, нынче и птица думает.
Ходит девчонка по избе, говорит матери:
- Маменька, отец-то ожил, сел.
- Что ты, глупая, сел! Помер, ведь.
А сама в горницу - там сидит Никита на лавке, зубы бруском точит. Схватила Аграфена девчонку, да скорее на печку, окрестилась.
Сидят на печке, не пикнут.
Наточил Никита зубы, встал с лавки и прямо к зыбке. Ухватил ребенка, - съел. Поймал другого, - по полу ползал, - и того съел. Схватил из зыбки пеленки, - и пеленки съел. Стал печь грызть.
- Господи! - замолилась Аграфена угодникам: - принеси какого крещеного, спаси нас!
И отворились тут двери, входит святой Егорий. Поднял святой Егорий копье, ударил копьем по голове мертвеца.
- Провались ты сквозь пол, сквозь землю в предвечную муку, окаянный!
Мертвец присел, - только зубом скрипнул - и провалился. А святой пастырь пошел из избы.
Аграфена-то думала, простой человек, и ну кликать. Не откликается. И напал на нее страх, думает: придет Никита, съест!
Слезла Аграфена с печки да с девчонкой бежать. До росстаней добежала, передохнула. Пошли лесом.
2
Долго шли они лесом и видят: идут навстречу старичок и старушка, кланяются низко.
- Заходите, - говорят, - к нам пообедать.
Аграфена сначала на попятный: чего-то все страх берет.
А потом согласилась, - голод-то не тетка, согласишься, - да и старичок и старушка очень уж ласковые.
Привели их старички в дом. Дом на столбах стоит, высокий, преогромный. Посадили их за стол, щей налили, белого хлеба принесли, говядину.
Смотрит Аграфена: человечьи руки и ноги вареные в миске, - и не стала есть. Думает себе: попали к разбойникам! Девчонка ест, - очень проголодалась.
- Отдыхайте, - говорят, - с дороги, с пути, тут вам будет тепленько! - да горницу и заперли.
Уложила Аграфена девчонку, сама спать не может, все слушает. Разметалась девчонка, спит сладко.
Вот вечер стал. И понаехало народу - шум, гром, хлопотня, говор, - сорок воров, сорок разбойников, сорок подорожников. Один хвастает, что убил стольких-то, другой хвастает, что ограбил стольких-то, - все хвастают, все делов наделали.
- Мы и никуда не ходили, не ездили, а две тетерки к нам сами прилетели! - говорят старичок да старушка, смеются, старые, хихикают.
Тут разбойники повскакали: всем охота тетерок посмотреть.
А старичок со старушкой шасть в горницу. Нащупали девчонку, схватили и потащили девчонку в кухню, люлюкают, старые.
Топится в кухне печка и чугун кипит. В чугун и пихнули девчонку. Закричала девчонка по-худому и недолго кричала, умертвилась. Вынесли ее старики на тарелке, - сели ужинать. Пили, ели, похваливали. Наелись досыта и спать улеглись.
Вот как спать улеглись, да захрапел весь дом, поднялась Аграфена, схватилась за железные рамы, выломала рамы, спустилась на землю, и уж не помнит, как шла.
3
Наутро пришла Аграфена в город, заявила будочнику. Будочник Аграфену на извозчика и в самую главную часть, и там сдал ее самому их главному будочнику. Аграфена и этому все рассказала.
- Не врешь ли? - усумнился главный: - нынче велено строго: прямо без всяких разговоров подкатим бочку пороха под разбойный дом, зажжем порох и разлетится дом на пять частей огнем и пылью, и пеплу не останется.
Отпустил главный будочник Аграфену на все четыре стороны с миром. Снарядились будочники все, сколько было из всех пяти частей, и поскакали по горячему следу на то место, где жили старичок со старухой.
Подступили они к разбойному дому. Выкатили бочку. И уж спичку чиркнули, чтобы порох зажечь, да разбойники как посыпят из окон золото. Да так дождем все кругом и засыпали.
И вернулись будочники к себе в город во все свои пять частей, без разбойников. И следов разбойничьих никаких не осталось, да и где их отыщешь под золотом! - чисто.
1909 г.
Жулики
1
Ходил вор Васька по Петербургу. Было ему на роду написано и Богом указано воровать. Начал Васька сызмала и хорошо ему воровство далось, развернулся и пошел вовсю: где лавку пошарит, где магазин почистит, и капиталами не брезговал.
Ваську Неменяева все сыщики уважали.
Идет Васька по Миллионной, несут покойника, а за гробом человек десять молодцов, с дубинами, бьют в гробу покойника.
- Что такое, за что бьете? - остановил Васька.
- Должен много, за то его так и провожают, - ответили вору.
- Оставьте, - сказал Васька, - не троньте покойника, я за все заплачу.
Обратил народ внимание, бросили дубинки, пошли за Васькой.
И всех до одного рассчитал Васька, как следует, - вся публика осталась довольна.
2
Сидит Васька у себя на Фонтанке, пьет вино бокал за бокалом. Пьет Васька, попивает и не заметил, как усидел четверть, - и хоть бы что, ни в одном глазе: крепкий. Хозяйка доклад делает: человек какой-то спрашивает, видеть вора хочет.
Велел Васька пустить гостя.
А тот, как стал на пороге, так и стоит, зяблый, щербатый такой, в драном сером кафтанишке, не садится.
- Нельзя ли, - говорит, - мне ночевать, ночлегу нету.
- Чей и откуда? - спрашивает Васька.
- Мы деревенский вор Ванька, воровать в деревне нечего, в Петербург пришли, где денег больше.
- А мы городской вор Васька Неменяев.
Ну, вор на вора не доказчик, признались, выпили и стали друг с другом тайный совет держать: куда воровать идти.
- А что́ тебе тут знакомо? - спросил деревенский вор Ванька приятеля Ваську.
Васька и давай ему рассказывать: у такого-то купца денег много, а у этакого еще боле, в одном месте еще больше, а в этаком и счет потеряешь, перебрал купцов со всех улиц, и с Сенной и с Гостиного, и апраксинских и александровских.
- Не годится купца обижать, - говорит Ванька, - а лучше вот что́: пойдем-ка в царский банк, возьмем денег, сколько надо.
Ладно. Поднялись воры спозаранку, наняли чухонскую телегу и поехали, пока что, с похмелья поразмяться. Ехали почтовым трактом, выбирали, где пристать лучше. За Озерками выпрягли воры лошадь, сами сели под елку, развели огонек, закусили и сидят себе, о воровском деле рассуждают. И вдруг, как зарычит над ними с елки птица - попугай-птица. Васька - за лук: натягивает тугой лук, полагает калену стрелу, пускает в птицу. Не упала птица с елки, обронила железные ключи.
- Ключи нам и нужны, - подхватил ключи Ванька, - а ты нам вовсе не нужна, лети, куда знаешь!
Вечером вернулись воры с находкой на Фонтанку, поужинали и - на работу.
3
В полночь приходят воры к царскому банку: у калитки крепкий караул дежурит.
- Нельзя ли отворить калитку! - подступил к караулу Ванька.
А стражи человек двадцать и на всякого по ста рублей просят. Выдал Ванька деньги. Отворили калитку, впустили воров во двор, калитку опять заперли.
Ладно. Обошли воры круг царского банка, кинули шар на крышу - расправилась из шара резиновая лестница.
Поднялись они по лестнице, взял Ванька мел-камень, обкружил дыру на крыше - и открылся ход.
- Ты подержи бечевку, а я спущусь, - сказал Ванька приятелю и полез в банк.
И в банке Ванька недолго копошился, отпер попугайным ключом шкап, забрал денег, сколько влезло, и опять на крышу. Мел на крыше стер - срослась по-старому крыша чисто. И стали спускаться.
Спустились воры наземь, свернули лестницу в шар, да к калитке. Пропустила их стража. И пошли они себе на Фонтанку, делить деньги.
Васька и говорит:
- В Петербурге я вор первый и все сыщики меня уважают, только до этакого дела я своим умом не дошел бы.
- Пойдем завтра, царь банк пополнит, - сказал Ванька.
И опять снарядились воры на работу. Опять в полночь приходят они к царскому банку. А стража уже другая, ту царь сменил, хитрая, не сдается.
- Без того, - говорят, - мы вас не пустим, по двести рублей надо.
Выдал Ванька деньги. Отворили калитку, впустили воров во двор, калитку опять заперли.
Ладно. Обошли воры круг царского банка, кинули шар на крышу - расправилась из шара резиновая лестница. Поднялись они по лестнице, омелил Ванька круг на крыше - и открылся ход.
- Вчера я, сегодня ты иди, - сказал Ванька и стал спускать приятеля на бечевке в банк.
А уж там догадались и приготовлен был чан с варом.
Ванька бечевку ослабил, Васька туда и попал в этот вар. И сидит по плечи в вару, никак высвободиться не может.
Видит Ванька, дело плохо, прикрепил бечевку, полез за Васькой. И так, и сяк, и туда повернет, и сюда повернет, вертел, вертел, - не может снять приятеля. Взял да и снес ему голову. Да с головою на крышу, мел стер, бросил лестницу наземь, спустился.
Отворила стра́жа калитку, вышел Ванька на улицу и прямо на Фонтанку к Васькиной хозяйке.
Схохонулась Маруха:
- Где, - говорит, - мой вор, Васька Неменяев?
- Голова его тут, а его самого нету, поминай как звали! - ответил Ванька.
Достал у Марухи Ванька банку с вареньем, умял варенье, Васькину голову в середку всунул, завязал банку, поставил банку в уголок под образа для сохранности и стал ждать, что́ будет.
А в царском банке о ту пору поднялась тревога: пошел царь банк проверять и видит, в чану с варом, около шкапа, тулово торчит при часах и цепочке. Взяло царя раздумье:
"Что это за вор - одно тулово при часах и цепочке?" велит царь привести к себе старого вора - сидел в петербургской темнице старый вор Самоваров.
Привели Самоварова к царю из темницы. Царь говорит Самоварову:
- Что, старый вор, старинный, можешь ты знать, кто ограбил банк?
- Был вор не простой, - ответил старик, - был вор деревенский. Городской вор глупый, он и в вар попал, - его тулово.
- А как бы деревенского вора найти? - спрашивает царь.
Деревенский вор в Петербурге, - учит старый вор Самоваров, - если он украл деньги, унес он и голову, унес голову, унесет и тулово. Вези ты чан на площадь, прикажи двенадцати генералам караулить тулово, ловить деревенского вора.
4
Как сказал старый вор, так царь и сделал.
Повезли тулово на площадь, погнали двенадцать генералов караул держать, ловить деревенского вора.
Три дня стоит чан на Суворовской площади, - в чану тулово при часах и цепочке, круг чана генералы ходят, караулят тулово.
Три дня Ванька околачивается на Суворовской - подступиться нет возможности.
На четвертый день догадался Ванька: покупает Ванька бочку вина и прямиком на площадь. Подъехал он к тулову да и сковырни бочку наземь, будто нечаянно.
Потекло вино, орет Ванька:
- Пособите, товарищи, поднять, добро пропадет!
Жаль добра, - генералы и давай подымать бочку, всем миром понадсели, да с Божьей помощью и взвалили ее на телегу. Крепко уморились.
Ванька отблагодарить хочет, цедит вина, потчует генералов.
Сначала-то генералы отпирались, ну, а потом согласились, чтобы только подкрепиться и мужика не обидеть. Выпили они по одной - зашумело в голове, просят по другой. Ванька поднес по другой - загудело у них в голове, просят по третьей. А уж после третьей на разные голоса запели, вот как!
Ванька сейчас бочку наземь, чан с туловом на телегу, да и был таков.
А приятель-то Васька сильно облип весь, в вару-то стоя, обмочалилось его тулово, на чем только часы и цепочка держатся, и узнать нельзя, - одна труха.
Приехал Ванька на Фонтанку, вытащил тулово, будто тушу, омелил у тулова шею, вынул из банки голову, приставил голову к тулову.
И срослась голова по-старому.
Взялся Ванька за попугайные ключи, поднес к Васькиным губам.
И ощерился Васька.
- Ну, - говорит, - чуть не захлебнулся, больно сладко.
Тут на радостях Ванька пустился то да сё, и как Васька в вару завяз, и как на Суворовской площади три дня без головы своим туловом народ пугал и как потом все срослось по-старому. За рассказом, за беседою выпили.
Васька, знай, все облизывался.
За выпивкой задремали. И пошел храп на всю Фонтанку улицу.
А на площади, тем временем, поднялась тревога: поехал царь проверять караулы, смотрит, на площади лежат генералы влежку круг бочки, мертвецки пьяны, - нет ни чана, ни тулова.
Царь из себя вышел:
- Куда, - говорит, - девалось тулово? На что́, - говорит, - вы поставлены: бочку с вином стеречь? Где тулово? Подать сюда тулово!
Повскакали генералы. А ноги-то уж не держат. Упали генералы царю в ноги.
- Не вино нас винит, винит нас пьянство. Куда хочешь клади нас, а тулово с варом потеряно, увезено с площади, неизвестно кем!
Велел царь казнить генералов строго. И опять потребовал к себе из темницы старого вора Самоварова.
Привели Самоварова из темницы к царю, поставили перед царем.
- Ну, старый, - спрашивает царь, - рассуди наше дело, как словить вора: приезжал вор на площадь, увез чан с туловом.
- А вот как, - учит старый вор Самоваров, - обряди ты своего именного козла в парчовую одежду, да пошли за караул твоих самых верных телохранителей и пускай они ведут козла на серебряной цепочке по Петербургу: если вор в городе, обдерет он козла, как пить даст.
5
Как сказал старый вор, так царь и сделал.
Обрядили в парчу именного козла, повели козла царские телохранители на серебряной цепочке по Петербургу.
Ладно. Ведут козла по Невскому, а вор Ванька навстречу, кланяется:
- Пожалуйте, - говорит, - ко мне на Фонтанку, жена у меня Маруха именинница, охота ей именного козла посмотреть в день ангела, глупая баба, осчастливьте, сделайте милость!
"Уж не это ли сам вор деревенский?" - думают себе телохранители и повернули козла на Фонтанку, да с козлом к Ваньке, будто в гости.
А Ванька и говорит:
- Что это вы скотину-то понапрасну мучаете; поставьте-ка козла в сарай, у нас во дворе сарай теплый.
Упираются телохранители: боятся козла из рук выпустить. Да раздумались:
"Что, в самом деле, скотину понапрасну мучить, козла не убудет, а вор от нас не уйдет, скот надо миловать!"
И поставили телохранители козла в сарай, сарай на замок замкнули, ключ главному на эполету повесили.
Тут давай Ванька угощать гостей: и подарки-то им подносит и вином-то их поит и словами улещает. А как размякли гости, оставил их Ванька на Ваську - пускай зубоскалят, - а сам будто в квасную за папиросами.
И пока зубоскалил приятель с телохранителями, прибежал Ванька к сараю, отпер попугайным ключом теплый сарай, ободрал козла догола, придушил козла да на кухню. И подносит гостям на блюде именную козлятину, вареньем обложена:
- Покушайте, любезные гости, козлятины, самая свежая!
Едят гости именную козлятину, вареньем закусывают, похваливают, а сами себе думают:
"Ну, уж теперь вору не уйти от нас, он самый и есть вор деревенский, попался голубчик!"
Да на радостях и приналегли на козлятину, да на радостях и расхвастались: кто что, да кто как, и о всяких знаках отличия.
Ладно. Пришло время прощаться, расходиться пора, о козле они и не спрашивают, вышли вон на улицу, да на Ванькиных воротах мелом и написали:
Мы тут были, козлятину ели.
Ванька выждал немного, да за ними по их следу, письмо их стер на воротах, да где попало, в местах десяти ту же надпись и написал:
Мы тут были, козлятину ели.
А во дворце, тем временем, поднялась тревога: явились к царю телохранители - козла нет.
Говорят телохранители:
- Мы вора поймали! - и ну хвастать. Царь сейчас в коляску. Выехал царь на Фонтанку. Едет царь по Фонтанке, туда посмотрит, сюда посмотрит, - на одном доме надпись и на другом надпись и на третьем и на десятом и все одно и то же мелом написано:
Мы тут были, козлятину ели.
Повернул царь коляску, махнул рукою:
- Козлятина, - говорит, - козлятина одна!
И пока там новый караул снаряжали ловить деревенского вора, Ванька с Васькой зря на Фонтанке не торчали, глаз не мозолили, а взяли чухонскую телегу, забрали золото, серебро и распростились с Петербургом.