Через несколько дней, ранним утром, Харитон Игнатьевич подошел к воротам нищенского деревянного дсма, стоявшего в пустынной улице одного из предместий города, называвшегося Солдатской слободкой. Рядом с домом, на обширном пустыре, обнесенном плетнем, высился недостроенный деревянный дом на каменном фундаменте. Широкие окна дома, еще без рам, были завешены рогожами, на крыше высились одни стропила. Груды накатанных бревен и квадратами сложенный кирпич загромождали почти всю улицу. Низенький покосившийся домик и строившийся дом-щеголь принадлежали начальнику хозяйственного отделения казенной палаты, Андрею Аристарховичу Второву. Войдя во двор, Харитон Игнатьевич прошел сначала в людскую, и через несколько минут чистенько одетая горничная ввела его в кабинет Андрея Аристарховича. Присев на плетеный стул, Харитон Игнатьевич с любопытством осмотрел письменный стол, заваленный бумагами и уставленный различными дорогими безделушками и серебряными и бронзовыми пресспапье в форме легавых собак, бегущих лошадей, изящных женских ножек и т. п. Стены кабинета были увешаны картинами, выражавшими вкус и наклонности Андрея Аристарховича. Широкое маслившееся лицо Харитона Игнатьевича сложилось в сладострастную улыбку при взгляде на обнаженную нимфу, готовившуюся спуститься в прозрачные струи ручья. Он до того увлекся созерцанием роскошных девственных форм нимфы, что не слыхал, как из соседней комнаты, дверь в которую была завешена шелковой портьерой, вошел в кабинет Андрей Аристархович, низенький толстый человек, казавшийся еще толще от широкого, халата, свободно охватывавшего его выхоленное тело.
- Харитон Игнатьевич, добро пожаловать! - приветливо встретил его Андрей Аристархович, протянув ему два пальца. - Вот, как нельзя кстати подошел ты ко мне… Правду пословица-то говорит, что на ловца и зверь бежит! А я только что на днях собирался ехать к тебе, - говорил он, опустившись в кресло и предложив ему стул напротив себя.
- Нешто дельце какое встретилось для меня? - спросил Харитон Игнатьевич, заворачивая полы своего суконного длиннополого сюртука и осторожно присаживаясь на кончик стула.
- С постройкой замучился, только что одно закупишь - другое требуется. Не рад, что и затеял: деньги так и тают! - пожаловался ему Андрей Аристархович.
- Эфто точно-с, на мелочи эфти невидимо деньги идут. А я, признаться, шедши к вам, осмотреть обновку-то вашу полюбопытствовал.
- Что ж, как находишь?
- Отлично, хорошо… краса!
- Дом будет хороший, правда твоя… Средств не жалею. Все по возможности делаю в современном вкусе: и ванна у меня будет и звонки электрические… И самый наружный вид…
- Патрет касательно наружи, если взять, - прервал Харитон Игнатьевич.
- То есть, как это портрет? Чей? - с удивлением спросил Андрей Аристархович.
- Картина, говорю-с, - поправился сконфузившийся Харитон Игнатьевич, откашливаясь в руку, - первеющее, можно сказать, сооружение в городе…
- Да, да… мне и то завидуют многие.
- А что бы вам от меня потребовалось, что изволили собираться пожаловать ко мне? - спросил Харитон Игнатьевич, когда разговор пресекся.
- У тебя, я слышал, все можно достать, - ответил Андрей Аристархович. - Остряки: говорят даже, что и птичье молоко есть… а-а? Правда это? - усмехнувшись, спросил он.
- Хе-хе-хе-е… Придумают же чего сказать: птичье молоко…
- Что ж, нет, его, а-а?
- Не-е-ет-с… Эфтаких мануфактур еще не пытались закупать, - смеясь, ответил он. - А остальное прочее, кому чего требуется, милости просим, по силе возможности завсегда можем снабдить.
- Кровельное железо есть у тебя, а?
- Как не быть, целые сараи навалены. Года два тому назад, когда здания упраздненных этапов с аукциону продавали, так мы запаслись им. И хорошее железо, плотное и нисколько не мятое, потому мы бережно с эфтими вещами обращаемся,
- О-отлично! Ну, а болты к ставням, гвозди, скобы для дверей, конечно не комнатных, - те я из Екатеринбурга выписываю, - а так, для людских пристроек, тоже найдутся, а?
- Сколько требуется, предоставить можем!
- Хорошо, право хорошо, что ты зашел ко мне. Я тебе, Харитон Игнатьевич, списочек дам нужных мне вещей, и ты уж одолжи меня ими; да, кстати, скажи мне: дорого ты возьмешь с меня за весь этот хлам, а?
- Сочтемся, хе-хе-хе… что вы это утруждаетесь!;
- Однакож?
- Полноте-с! Совсем это пустой-разговор вы затеяли! Свои люди-то, все друг о друге, а бог за всех!
- Нет, ты скажи. Не даром же, наконец, ты дашь мне, да я и не возьму!
- Сколь положите, всем будем довольны… Признаться, ведь и мне до вас, Андрей Аристархович, просьбица есть: помогите и вы мне соорудиться!
- Тоже строишься, что ли? - спросил Второв.
- Строюсь, да на другой манер! - ответил Харитон Игнатьевич, бесцельно, передвигаясь с одного стула на другой. - Затеял, признаться, теперича дело, да уж не знаю, как и быть с ним, ровно и не рад. Хлопот, беготни, езды не оберешься… Всю душу вымотал, - с тоской в голосе говорил он. - Завод ведь я кожевенный сооружаю, Андрей Аристархович, выругайте вы меня на склоне лет моих!
- За что же ругать? Дело хорошее! У нас во всей губернии нет такого завода. Смешно сказать, из Сибири везут сырые шкуры в Россию, и потом уж мы получаем оттуда выделанные кожи, готовые сапоги и платим за все это втридорога!
- И я вот тоже смекаю, что надоть бы ему пойти, что на мель не сяду. А в ину пору, как пораздумаешься, такая тоска изнимет, что руки бы на себя наложил! - жаловался Харитон Игнатьевич каким-то особенным певучим голосом.
- Пустяки! Дело затеял ты хорошее, не сомневайся! Завод пойдет у тебя, и бойко пойдет, только энергии нужно поболее, энергии! - ободрил его Андрей Аристархович.
- Не покладаю ровно рук, во всем свой глаз.
- Где же строить его хочешь?
- За эфтим к вам и пришел: пособите вы мне, обладьте дельце! Сунулся было с первоначатия на Т-е строить его, так крестьяне не допустили. "Ты, говорят, у нас своими кожами всю воду отравишь".
- Это правда, согласись, ведь шкуры снимают с больного и здорового скота, - заметил Второв.
- Как неправда, правда, - согласился Харитон Игнатьевич. - Вот я и наметил теперь местечко, доложу вам, в X-ой волости здешнего округа. Волость эта всего верстах в шестидесяти от города, в лесах и в болотах, в такой это трущобе, что не доведи господи. Есть озеро там, большое озеро, да бросовое, по пословице: велика Федора, да дура! Святым зовется. Лежит оно в удалении от жилых мест. От города будет, пожалуй, верст сто, может - и более.
- Я что-то слыхал про это озеро или читал где об нем, что ли… дай бог память! - приложив палец ко лбу и почесывая его, прервал Андрей Аристархович. - Ну, ну, продолжай! - произнес, наконец, он.
- Статься может, что в бумаге читали, - подхватил Харитон Игнатьевич, - потому ныне я был в этой волости, так мужики сказывали мне, что их собирали в волость на сходбище и спрашивали: не надо ли им это озеро в аренду, что бумага получена из палаты и что озеро отбирают в казну. Ну, так мужики-то от него, скажу вам, руками и ногами открещивались. Бог, говорят, о ним, кому надо это пустоплесье? Кабы рыба была в нем какая-нибудь, так можно бы еще, а то в нем, говорят, кроме червя да пиявки, ничего нет… Разве, говорят, кому леших топить потребуется.
- Ха-ха-ха! Это в Святом-то озере леших топить?
- Да ведь у них, сударь вы мой, что ни лужа, то и святое место. Старца, сказывают, на нем какого-то, светлого ликом, видели, ну так со страху и озеро-то назвали Святым!
- Удивительно! Сколько еще суеверия в нашем народе, - с сожалением в голосе произнес Андрей Аристархович.
- Суеверства этого у мужиков - избави господи сколько, Андрей Аристархович! - качая головой, подтвердил Харитон Игнатьевич. - Насмотрелся я досыта на ихнее невежество! Так вот, говорю, услыхавши это от мужиков, - продолжал он, - я кинулся к писарю, - знакомый он мне: точно ли, спрашиваю, есть бумага из палаты, что озеро берут в казну? "Есть, говорит; у нас уж, говорит, и общественный приговор постановлен крестьянами, что они не хотят озера брать за себя!"
- Вспомнил теперь, верно, верно! Этот приговор на днях вступил в палату, и я читал его, - прервал его Андрей Аристархович. - Только одно мне кажется странным; кажется, ведь это богатое, рыбное озеро. Я сам не знаю местности Т-го округа, никогда не бывал в нем, но слыхал, и слыхал от многих об этом озере, и самому иногда доводилось покупать рыбу на рынке, особенно карасей, - такой крупный карась, так и называется святозерским.
- Это вы смешали, Андрей Аристархович, - ответил, нисколько не смутившись, Харитон Игнатьевич. - Точно, есть такое озеро, Святым же называется, так оно лежит совсем в другой стороне, вниз по Оби, бога-а-атое озеро, первеющее, можно сказать, по Сибири! Это озеро вы и за тысячу рублев не купите: клад - и мужики стерегут его как зеницу ока!
- А-а, ну это дело другого рода… Я и не знал, что их два в одном округе!
- Их и не два по округе-то!
- Как, и еще есть Святое озеро?
- Есть! Это ежели теперича от Т-а по дороге к Т-ре ехать, так, почесть на полпути, лежит озеро, и тоже большое озеро, рыбное, тоже крестьяне-то Святым зовут!
- Однакож сколько Святых-то озер! - с удивлением произнес Второв.
- Говорю вам, сударь, что у мужиков что ни лужа, то и святое место… страсть суеверства сколько между ними!
- Так ты на этом озере и хочешь завод строить?
- На эфтом самом! Крестьяне же и надоумили меня… Бери, говорят, за себя наше-то озеро. Мы, говорят, тебе за зиму завод-то вымахаем, ты и не услышишь… Все же, говорят, хлеб нам дашь этим заработком… Поехал я по ихним словам, осмотрелся… вижу: место самое подходящее к моему планту. Первое дело, удаленное, никому ли в чем препятствия нет. Кругом леса, дубу мужики сулятся надрать мне хошь запруды пруди, потому - им заработок дорог. Правда, что дороги к озеру нет, кругом болото, ну да со временем, бог даст, и дорожку сладим. Подумал я… подумал… перекрестился и порешил взять его за себя. Благословите теперича меня эфтим озерком, ваша милость, Андрей Аристархович, - произнес Харитон Игнатьевич, вставая и кланяясь ему, - отдайте мне его в аренду!
- С готовностью! Это такие пустяки, что даже и просить не о чем! Тебе прошение нужно подать в палату.
- Я, признаться, надеялся на ваше снисхождение ко мне… и сготовил его, получите-с, - произнес он, вынув из кармана вчетверо сложенное прошение на гербовой бумаге. - Только лета, на сколько можно взять его в аренду, я не проставил без вашего наставления.
- Пиши на двенадцать лет.
- Благословите уж на тринадцать.
- Нельзя! Отдать казенную оброчную статью в арендное пользование свыше двенадцати лет может только министерство… Ты возьми теперь озеро на двенадцать лет, а потом войди с ходатайством об отдаче его на более продолжительный срок… Мы даже рады будем этому случаю… Тут, собственно говоря, с моей стороны и услуги нет… Озеро совершенно бездоходное, все равно: если б ты не изъявил желания взять его, так оно лежало бы даром, а теперь все-таки хоть какой-нибудь доход принесет казне.
- Это справедливо-с… Уж много я вам благодарен буду!
- Пустяки-и, не за что! Действительно, мы нынче собираем сведения, где есть озера и рыбные пески, которые бы можно было обратить в оброчные статьи и отдавать в аренду. Всё хлопочем об увеличении государственных доходов, - с иронией произнес Андрей Аристархович. - Только тебе ведь скора этого дела нельзя будет обделать, предваряю, - заметил он.
- Желательно бы поспешить, Андрей Аристархович, потому мне много еще хлопот, время-то дорого, а к весне бы уж соорудить хотелось заводец-то.
- Ну, недели две-три все-таки пройдет, но не более! Мы зачислим озеро в оброчную статью, пропечатаем в губернских ведомостях объявление о вызове желающих на торги; желающих, конечно, не явится, - можешь быть уверен в этом, потому что ведомости, кроме редактора их, никто не читает; а одновременно с тем, единственно для того, чтоб соблюсти узаконенные формы, мы пошлем предписание X-му волостному правлению о вызове крестьян на торги… Оно бы, собственно говоря, по закону-то следовало бы и самые торги произвести в волостном правлении, ну, да раз крестьяне представили приговор, что озеро им не нужно, то греха не будет, если для выигрыша времени мы избегнем излишней формальности и обделаем это дело по-домашнему, в палате…
- Не требовалось бы и публикации-то слать в волость, Андрей Аристархович; потому ведь опчественный приговор у всех в видимости, - заметил Харитон Игнатьевич.
- Закон, братец, велит, обойти его нельзя… у нас ведь на все закон есть, каждый шаг предписан.
- Хе-хе-е… это точно-с, что шагать-то велят по мерке.
- Формальность тормозит дело во всем, а избежать ее нельзя: у нас за преступления по должности так не судят, как судят за несоблюдение форм!
- Справедливо-с… Так уж мы, значит, в полной надежде будем на вашу милость…
- Будь спокоен - озеро твое… Ты только попроси волостного писаря, чтоб он поскорее прислал ответ на наше предписание о вызове крестьян на торги, тогда мы назначим день для торгов… положим за озеро арендной платы рублей тридцать в год.
- Многонько-с! Обидно как будто, Андрей Аристархович! - прервал его Харитон Игнатьевич.
- Ну, двадцать пять, что ли…
- И это бы… того-с… ведь озеро-то совсем бросовое…
- Ну… ну, двадцать… уж двадцать-то не обидно…Ты прибавишь на торгах рубль или два, и озеро останется за тобой; потом в день переторжки внесешь вперед за все время арендных лет плату. Мы постановим журнал, предпишем земской полиции о вводе тебя в арендное владение озером… и делу конец… владей!
- Дай вам господи за ваше благодетельство! - дрогнувшим от радости голосом произнес Харитон Игнатьевич. - Чем только служить вам! Стало быть, уж я теперича в покое буду?
- Совершенно! Да, вот еще что… хорошо, что вспомнил, - суетливо прервал его Второв. - Ты знаешь секретаря палаты, Максима Ивановича Неряхина?
- Знаем-с… По малости тоже знакомы…
- Сходи к нему, попроси и его… на всякий случай оно не помешает, чтобы ускорить это дело.
- С большим даже одолжением… заявимся…
- У него же, кстати, недавно корова пала, человек он небогатый, детей полон дом, один-то ребенок грудной даже… ты весьма будешь полезен ему…
- Касательно пользы понимаем-с… Завсегды, можно сказать, с, готовностью… Так списочек-то о вещах обещали выдать мне, пожалуйте-с… Заодно уж насчет пользы-то, - сказал Харитон Игнатьевич.
- А-а, да… да, из головы вон! Спасибо, что надоумил! - произнес Второв, суетливо перебирая бумаги на столе, разыскивая заранее приготовленный список. - Ну, так что же ты с меня возьмешь за этот хлам, а? - спросил он, подавая ему список.
- Полноте-с! О чем разговор… - ответил Харитон Игнатьевич, бережно складывая его и опуская в карман.
- Ни… ни… говори, говори! Служба службой, а дружба дружбой!
- Хе-хе!.. Да что же с вас взять-то? Гривенничек с листа не обидно покажется? - спросил он, пытливо посмотрев на Второва.
- Гривенн-и-ик?.. Что ты… что ты, дорогой друг мой! - с изумлением произнес Второв, отступая от него и расставив ладони рук, как бы защищаясь от нападения Харитона Игнатьевича. - С меня в лавках девяносто копеек за лист просили. Ведь это будет с моей стороны взятка с тебя… Я этого не люблю! - строго произнес он. - Не-е-т… ты бери, что стоит тебе, а так я… ни-и-ни… Избави бог… Это не в моих правилах!
- В таком случае… положьте для круглого счету пятиалтынничек, хе… хе…
- И… это дешево… но-о… уж если ты желаешь, изволь.
- Доставим-с!
- Пришлю лошадей!
- Предоставим-с! Не утруждайтесь! А затем прощенья просим-с! Позвольте пожелать вам наипаче всего хорошего! - произнес, развязно раскланиваясь, Харитон Игнатьевич.
- Спасибо, спасибо, Харитон Игнатьевич! - произнес Второв, запахивая халат и провожая гостя из кабинета в переднюю.
- Уж первого опоечка с завода… на сапожки в ваше одолжение доставим! - сказал Харитон Игнатьевич, надевая шубу, и засмеялся. Второв тоже засмеялся и, крепко пожав его руку, запер за ним дверь.
-
Не прошло месяца, как в Т-е уездное полицейское управление вступило предписание казенной палаты о вводе т-го мещанина Харитона Игнатьевича Плаксина во владение Святым озером, отданным ему с торгов в арендное пользование на двенадцать лет. Сильное впечатление произвело это предписание на членов. О впечатлении, какое произвело оно на Ивана Степановича Кашкадамова, я не буду говорить. Петр Никитич, привезенный из волости особо посланным нарочным, имел с ним по этому поводу продолжительное объяснение, кончившееся удалением его от должности писаря. Взрыв горя и негодования, какой охватил крестьян при известии об отдаче озера в аренду, вероятно дорого обошелся бы Петру Никитичу, но он уже более не показывался в волость. Выбранные народом ходатаи, в том числе и Никифор Гаврилович Бахлыков, отправились с просьбой о возврате озера, но безуспешно. Представленный ими приговор служил уликою против них в намеренном обмане властей. "Вперед будьте умнее!" - говорили им повсюду, куда ни толкались они. Но все-таки об этом происшествии предписано было произвести дознание. Петр Никитич на предложенные ему вопросы отвечал, "что он действовал так исключительно в видах интереса казны, и главное, с разрешения своего начальства, и если бы в волость было прислано предписание палаты о зачислении озера в оброчную статью и о вызове крестьян на торги, которые по закону следовало произвести в волостном правлении, то этого несчастья не случилось бы!" В настольном реестре вступающих в волость бумаг действительно не оказалось, чтоб в волость вступало предписание палаты о вызове крестьян на торги, точно так же и по исходящему реестру не значилось ответа волости. По сличении подлинной бумаги от волостного правления, извещавшей палату, что крестьян, желавших явиться на торги, не оказалось, - с почерком Петра Никитича, выяснилось, что она была писана и подписана не его рукою, печать волостного головы была бледна, не ясна, нумер фальшивый. Подлог был несомненный, но кто совершил его и с какою целью - осталось недознанным, хотя подозрение и тяготело над Петром Никитичем.
Судьба улыбнулась, наконец, Петру Никитичу. Он до настоящей минуты живет в неразрывной дружбе с Харитоном Игнатьевичем, хотя каждый год при дележе доходов между ними происходят крупные ссоры. Петр Никитич пополнел, даже бакенбарды его стали гуще, пушистее и приблизились к типу первобытных. В словах и манере его, полной достоинства, проглядывает сановитость, свойственная капиталистам. Кроме озера, он, в компании с Харитоном Игнатьевичем, арендует несколько рыбных песков на Оби, имеет свои суда и ведет обороты на десятки тысяч. По праздничным дням супруга его, взятая им из богатого купеческого дома, катается по улицам города в коляске, а зимою кутается в соболей, порождающих зависть у многих сановитых дам. На купеческих вечерах и обедах Петр Никитич и супруга его пользуются большим вниманием. Никто из купцов как будто и не узнает в нем того Болдырева, который некогда подносил им поздравительные акростихи и, стоя в передней, получал от них полтинники и куски пирогов… и подозревался к тому же в краже легко уносимых вещей.
Харитон Игнатьевич отслужил уже трехлетие кандидатом городского головы. Он попрежнему ведет деятельную жизнь, хотя давно прервал знакомство с темными личностями. Старый градоначальник, добиравшийся до его шкуры, помер, а с новым Харитон Игнатьевич живет в тесных дружественных отношениях. В дружественных отношениях живет с ним и Второв, хотя частенько в приятельской беседе напоминает ему об обещании прислать опоек на сапоги с своего завода. Но, вместо опойка, Харитон Игнатьевич к каждому посту посылает ему в гостинцы отборных святозерских карасей. Харитон Игнатьевич сам хозяйничает на озере, нанимая для работ крестьян за баснословно дешевые цены. В первое время ему было много хлопот и неприятностей. Крестьяне по злобе к нему рвали и портили его невода и сети, топили лодки, крали рыбу, поджигали устроенные им по берегам озера избы, пакгаузы и амбары, но теперь все утихло. Только Петр Никитич ни разу не заглянул на озеро, он и до настоящей минуты опасается возмездия.
А как же поживают крестьяне X-ой волости - спросит, может быть, читатель. В ответ на это я скажу одно, что со времени отдачи озера в аренду недоимка на волости накопилась в количестве 37 876 рублей и считалась безнадежной ко взысканию; пополнена ли она в настоящее время, не знаю.
Примечания
1
Любовных свиданий (франц.)
2
Впервые опубликовано в журнале "Русское богатство", 1881, № 1, 2. Печатается по последнему прижизненному изданию: Н. И. Наумов. Собрание сочинений в двух томах. Т. II. СПб., 1897.