Первый миг - насквозь память: о чем? содержание памяти возникает впоследствии: папа и мама, и няня, и дядя, и тётя, и - прочее… Но нет здесь ни папы, ни мамы, ни няни… квартира, в которой мы жили? Она - возникает поздней; ощущения роста? Но здесь, в ощущениях беспредметности нахожу я предметами - "память": о круге предметов, которые после не встретились мне ни в кошмарах, ни в снах, ни в реальности прозы; к утраченным образам памяти сны - как бы органы зрения, потерявшего дар созерцать: так слепые, расширив зрачки, видят муть. Мои сны ощущаются мутью угасшего взора, который еще по привычке старается видеть.
И - нет: он не видит уже.
Эти сны указуют: содержание памяти; но содержание это - опять таки память. Так на дне своих снов нахожу память памяти: первого мига, сон сна.
С изумленьем вижу позднее, что память под памятью (молнии, нас осеняющие безо всякого содержанья), культурою мысли и тем что в учебниках йоги зовется путем медитаций, - крепнут из молнии, превращаяся в наблюдаемый пункт; а способности в нас дотянуться до пункта протянутой мыслью, - развертывают убегающий пункт в прихотливый линейный орнамент; мы - за ним следуем; мифами небывалых; орнаментов и раскидается пункт, процветая, как колос; и факты сознания, о котором забыли давно мы, - поят: свои были.
В орнаменте убегающей линии - от первого мига в миганье до-первое - учимся мы путешествовать в мир дорожденного и познавать прилегание "я" в мир дневной и обратно: читаем события жизни души после "мига", который наивное знание называет нам смертью.
. . . . .
С особою ясностью передо мной среди дня возникали орнаменты: в Льяне! и содержание памяти бессодержательной прежде - росло,
Говорил себе: в Льяне!
- "Все это я видел уже"…
- "Это все открывалось уже мне в до-сонном"..
- "И стало быть: жило за снами и явью, как - сон на яву".
- "Я забыл этот сон, погружаяся в тело"…
- "Теперь; только вспомнил".
Перемещенья сознания посещали и Нэлли; и мы рисовали орнаменты, сознавая отчетливо их: содержанием памяти; знаки нам не были сказкой драконов, а явью когда-то живых птеродактилей мира.
Странно: орнаменты процветающей мысли, которые заносили в альбомы, переживались, как детские сны, но с сознанием, приобретенным впоследствии: это не сны, а действительность.
Странно: иные узоры орнамента мы высекали из дерева на Иоановом здании; припоминали их ритмами -
- из которых в разгоне времен вытыкались телесные органы наши, - остывшие ткани; и мы оживив первый миг, оживляли и далее: содержание первого мига, летя в нем из органов тела в рои ритмо-плясок; своей ритмо-пляскою духи спрядали из образов: камни, цветы и живые тела: -
- первый миг - столкновенье до-тельного с тельным, где тельное есть окрыленный полет, а вне-тельное - стылость морозов пустотного мира; и тельное переживает бестельное, будто оно есть улет в никуда; а бестельности переживают тела, - точно дыры, через которые упадают они в никуда.
. . . . .
Мои первые миги, как сны: сны во сне; мои миги вторые - кошмары, в которых живет память прежнего; и лишь впоследствии зажигаются миги, которые мне становятся воспоминаньями о бывавшем; они вытесняют мне первые миги, которые сны прорезают, как молнии памяти.
. . . . .
Где критерий оценки события снов?
В утверждениях:
- "Сон…"
- "Никогда не бывает…"
- "Фантазия…"
- "Мы живем на земле…"
- "Не летаем…"
- "Родимся естественным образом…"
- "Кушаем…"
- "Вырастаем…"
- "Рождаем:"
- "Стареем…"
- "И вновь рассыпаемся прахом…"
И я, попугай, повторяю за взрослыми, позабыв факты памяти:
- "Сон…"
- "Не летаем…"
- "Родимся естественным образом…"
Очень поздно потом происходит со мною то самое, что старцем, увидевшим изображенье дракона:
- "Я - видел: такая, же гадина на меня нападала"…
Так - я: опрокинувши ложные догматы, я стою, потрясенный:
- "Я - вспомнил!"
- "Я - вижу себя: я - лечу, пересекая пустоты и вспоминая, что я оторвался от родины…"
Вот - первая данность сознания; прочее вздор; когда тело разорвано, части, его, раскидавшись вокруг, продолжают кричать:
- "Никогда не бывает…"
- "Родился естественным образом…"
- "Кушал…"
- "Умрет…"
Но "Я" отвечает:
- "Неправда…"
- "Все - было!"
. . . . .
Под брызгами, в выхлестах ночи два мига скрестились во мне: пребыванье на палубе парохода "Гакона Седьмого", и - пребыванье в разлетах загробного, где летел, огибая телесную жизнь, в правду первого мига; стихии, как звездное небо, объемлют рожденье и смерть; и из смерти видна нам тропа наших странствий до мига рождения.
Пароходик: корма - миг рожденья, нос - заострение в смерть; я забегал по палубе: от рожденья до смерти; и - повернулся назад: но за кормою, я видел, что -
- пены плевались, слагался в белоусые гребни; и - шлепались в палубу; дали за ними ходили: рыдающим гудом и мощными массами; из туманов бежала луна: фосфореющим блеском узоры орнаментов строились -
- Эти орнаменты мы рисовали когда-то, как просветы через миги сознания -
- строились жизни загробных и до-рожденных миров: на страницах альбома хотелось воскликнуть:
- "Все это я знаю…"
- "Оно - не фантазия…"
- "Возникало в фантазии это все - после…"
Сперва была память: -
- о том, как я бегал по палубе взад и вперед, созерцая огромные, мощные массы; -
- и бешеным фосфором, перелетая чрез борт, целовали мне губы горчайшие, едкие соли - до мига рождения; ритмо-пляскою ткали все блески на палубе, мачте, на старых брезентах, спасательных лодках, трубе парохода "Гакона Седьмого", а тени, слагаясь у блесков, поставили перед летающим оком, рельефы иллюзии, где слиянье дотельного стельным образовало: мой вылет из тела, стоящего у пароходной трубы, или - влет чрез дыру (мое темя) в ничто, облеченное в шляпу с полями; соединение моментов сеть дым пароходной трубы, изображавший мгновенными клубами: появленье писателя Ледяного на пароход в миг рождения из Ничто, именуемого странным словом "Ньюкäстль", в сопровожденье шпиона, державшего зонтик; шпион оказался - фантазией (или драконом); но в нем - росла память.
Прошел молчаливо суровый матрос на коротеньких ножках, держа круглоглавый фонарик (о, - старая правда!), как будто хотел он сказать:
- "Я - не сон!"
- "Не фантазия",
- "Я - птеродактиль".
- "Эй, ты: развернем-ка зубчатые крылья из блесков".
- "И ринемся с просвистни: в миги сознания"…
Миг, озаривший меня меж Ньюкäстлем и Бергеном, сокровенные импульсы; не ощущая давления органов тела хлеставшими массами мыслей летал в первых мигах: -
- шпионы, вдруг сбросив пальто, как драконью тяжелую кожу, с пронзительным криком сирены летучею стаею упорхнули в пространства…
. . . . .
Я понял: работой над мыслью снимаем мы кожу понятий, привычек, обычаев, смыслов, затверженных слов; -
- биографическая действительность до вступления моего на пароходик "Гакон" рисовала меня малым мальчиком, гимназистом, студентом, писателем, "дорнахцем", "лондонцем", наконец - "пассажиром", вступающим ночью на палубе парохода "Гакона", откуда открылось: -
- все - вздор: биография начинается с памяти о летающим в космосе: мощными массами -
- как летают огромными, мощными массами волны -
- дальнейшее; навыки, кодекс понятий, искусственно созданный, как привычка сосать каучук, -
возникало, как память о жизни сознания, заключенного под сырою, луганскою шляпой, гуляющей здесь: эта память о жизни - фантазия; память о том, чего не было… -
- Что же было? -
- Безвещность летающих далей, где нос парохода, зарывшись в безумие брызг, уносил: в никуда, прокричавшее роем наречий: направо, налево, вперед и назад… -
- Я спустился в каюту-компанию, лег на диван; накренялась стена; все трещало; отчаянно хлопали двери: направо, налево; шатаяся шла бледнолицая дама, подпрыгнула, ухватилась за стол; и стремительно понеслась прямо в дверь над стремительно из-под ног убегающим полом.
Дверь хлопнула.
Лампы качались; графинчик с водою подскакивал; ноги мои высоко возлетали, неравномерно качаясь; потом упадали; под ложечкой странно пустело: морская болезнь!
Миг
Если бы к первоначальному пункту сознанья провел бы я линию, - видел бы я, что -
- все действия будущей биографии варятся: в накипи; время здесь варится; варятся - образы будущих произведений моих; производитель их - варится; пузыри! -
- "буль-буль-буль" -
- закипает в котле мирового пространства толстейшими книгами Леонид Ледяной - "Хлоп!" -
- плюнул…
- "буль-буль" -
- пузыречками все изошло: здесь - статья, там - статья -
- "хлоп-хлоп-хлоп!" -
- перелопались в мировое пространство; -
- "буль-буль" - надувается воздухом мировоззрения Гёте член "Gothe-Gesellschaft" бежит по поверхности кипени: -
- "хлоп" -
- "буль-буль-буль" -
- надувается "Петербург": Аполлон Аполлонович Аблеухов катается шариком в нем -
- "Хлоп" -
- "и нет - Петербурга": cидит Аполлон Аполлонович - в Петропавловской крепости -
- "буль" -
- "Скорпион", "Мусагет" "Альциона", "Шиповник", "Гриф", - хлоп-хлоп хлоп! - перелопались в мировое пространство: -
- и бисерным шариком вместе со мною летающим шариком, носится через годы - Бальмонт; и за ним: Балтрушайтис, Иванов -
- и прочие путники биографии брыжжутся миголетами; -
- критики, литературные силы Москвы, артистический мир, вкусы, навыки, все что во мне проступило; и все, что во мне проступить бы могло - еще -
- брыжжутся пеной пузыриков в миге сознания.
. . . . .
- "Вспомни!"
- Я - старый: -
- Бальмонт,
- Балтрушайтис, -
- "Весы"
- "Скорпион"…
. . . . .
Накренилась стена: затрещала; "влизни" - старые, белоусые гребни лизали окошко каюты; расхлопались двери - направо, налево; качалась потухшая лампа; графинчик с водою подскакивал; захохотавший коричневый чемоданчик подпрыгнул из сетки и с грохотом полетел, описавши дугу.
. . . . .
Толстоносый, седеющий швед в полосатом жилете, учванился на меня подбородком; потребовал кофе; уже наполнялась "каюта-компания" -
- утро! -
- взволнованным говором: русским, английским, норвежским, немецким:
- "Передайте мне сыру?"
- "Когда мы приедем?"
- "Сначала заедем в Ставанген"…
- "В Ставанген?"
- "Ну-да!"
- "Почему же в Ставанген?"
- "О мы прижимаемся к берегу: мы идем под прикрытием"…
- "От мин?"
- "Миновала опасная зона"…
- "Теперь мы доехали"
. . . . .
Швед в полосатом жилете заметил:
- "Война - это зло, meine Herren!"
- "Giwiss"
Отворилась наружная дверь, внося хриплые просвистни ветра; красавцы курьеры в британских пальто (офицеры, спешившие с порученьем из Лондона) оборвали немецкую речь двух евреев со шведом: послышалось: Уэс и Оллрайт, обращенные к седоволосому серу и - меж собою:
- "О чорт!"
- "Навязали негодные автомобильные шины"…
- "Полковник принять на отрез отказался, телеграфировал в Петроград"…
- "Что ж вы думаете: из Петрограда - приказ: автомобильные шины принять"…
- "А история с Ледоколом?.."
Я слушал, качаясь направо, налево, графинчик с водою подпрыгивал; ноги мои поднимались; под ложечкой странно пустело: -
- И это дано: в первом миге сознания!
. . . . .
Все - только накипи: - извести - на пузырчатой пене кипений: сюртук "Ледяного", британского цвета пальто, полосатый жилет шведа справа; и - стены каюты-компании, и бушующий мир, волочащий "Гакона Седьмого"; -
- мутневшие пятна младенческой жизни, твердея, сливались в туман, обступавший меня; подхожу - его щупаю детскою ручкою; стены; на стенах - обои: орнаменты мысли моей: -
- проследите историю орнаментального - творчества; постепенное усложнение линий орнамента от простейших фигур (треугольников, ромбов, квадратов) к округлинам встретит вас здесь появляется в более поздних орнаментах преобладанье спиралей; пересечение - образует листочки, розетки: цветы прорастают; сложнится пышнейший растительный мир; и из розочек появляются рожи смеющихся фавнов; из мира орнамента вылезет фавн, точно листик, повиснувши хвостиком на стеблях распростертой гирлянды, и - далее фавн уже скачет средь мира плодов и цветов; -
- и из орнамента проступает картинка; паслины, растительность перелетающий крылорук; -
- постепенно прочертятся виды природы, которую знаем мы все! -
- Тут геолог откроет законы сложенья ландшафта; художник законы сложенья ландшафта сведет вновь к орнаменту; происхожденье костяка человека выводят из длинной градации усложняемых костяков; происхожденье животного мира в другом объясненьи слагается из узорчатых линий: -
- происхождение первое - истина биографической жизни;
- происхожденье второе - картина схожденья души ритмолетами: в тело! -
- Кто помнит в себе содержание памяти первого мига, тот в выгибах, ритмолетах, цветах и розетках орнамента внятно читает жизнь сил, проницающих нас; те орнаменты-пузыри
закисающей жизни; строение органов - ракушки, и накипы: -
- стены, в которых поздней я увижу себя, отложенье обойных орнаментов; -
- мальчиком часто вперяюсь в обои: цветы, завитки, лепестки для меня оживают; курятся ночью кипучими струями образов; становясь ритмо-пляской; и я прохожу сквозь обои в мир сна; я меняю обличия, ширюсь во все, что ни есть: -
- меня учат впоследствии: стены - суть правила:
- "Делай то-то и то-то!"
- "Не делай того-то!"
- "Гуляй!.."
- "Не летай!"
- "Сказки-вредны!"
- "Все бабочки - гусеницы"…
- "Происхождение их бабочек из цветов есть фантазия."
- "Шар, по которому ходим - земля!"
- "Небо - пусто…"
и я повторяю ту ложь: -
- "Делай то-то и то-то…"
- "Не делай того-то!"
- "Мы все червяки…"
- "Небо - пусто…"
И вот начинаю я жить в "объяснениях биографической" жизни:
- в восьмидесятом году я родился; до этого года сочился в родителях; в девятьсотом году в микроскопе увидел я то, чем я был до рождения: клеточку; ныне же в сопровожденье шпионов, плыву я и Россию, для доказательства верности слову, которого я не давал, но которое, не спросясь у меня, за меня дали Грею; тащусь я в Россию подставить мою оболочку под действия пушки;… и этот брюнет (вероятно агент); -
- тут я, охваченный злобой, вскочил.
- "Ха-ха-ха!" - разразился я смехом, глядя на брюнета; "брюнет" удивленно взглянул на меня; -
- вот "я" вас! -
- И "каюта-компании", стол, за которым сидели: седеющий швед, два еврея, курьеры и "брюнет", или - агент, летавшая лампа, в прищуренном взоре моем, разложились на линии, покрываясь узорами перьев, мигающих в пересеченных ресницах: и - крылорук колесящий слепительно вместо красавцев курьеров, паслинился в воздухе; швед оказался смеющейся рожею фавна внутри побежавшей розетки; образовался орнамент растительных линий, переходящих друг в друга; листочки, розетки, пальметты развоплотились в спирали; спирали же стали линейным полетом кипящим со мною -
- шпионы, курьеры и шведы летали, блистали, хлестали рыдающим гудом: направо, налево; и шлепались в нос и в бока парохода "Гакона Седьмого", дробясь белобисерной пеной; ходили взволнованно мощными массами.
. . . . .
Там - под винтом, уходя в глубину, бирюзела чистейшая пена; на нос парохода спускалося все бирюзовое; и - появились вдали лоболобые камни; придвинулись: четкою тенью чернели продолблины; я обозначились красные кровли домишек:
- "Ставанген!"
. . . . .
Где "я"?
Ощущаю толчки: пробуждения, припоминанья о старом, -
- толчки моей жизни -
- от них осыпается все, чему учат -
- приходят не спроста; иную зависимость чую в событиях я; не умею я складывать буквы событий в слова: поражает еще начертание знаков: тот швед, подпирающий руки в бока, - буква "эф"; наблюдаю иными глазами его; связь меж буквами ускользает: слова не прочитаны; и оттого я бесцельно взираю: но "в бездне бесцельности - цельность забвения"; смыслы эстетики зрения - бесцельность - осмыслится будущим.
А пока я живу очень смутною мыслью, что в личности, выводимой из прошлого, отлагается что-то, рождая вторую действительность: биографию биографии; память о факте, которого не было, - крепнет; я жду его годы и вот -
- наступает: тогда -
- проясняется прошлое, не прояснимое прошлым событие "фактов", влетающих в жизнь, точно взрывы во мне; беспричинный, мгновенный разрыв объясняет прошедшее; и причина приходит поздней ее действий, которые - рок; стены жизни качаются; мина, вонзаясь ударом, дырявит сознание; неожиданный "миг", посещающий, угашает сознание; если кануть душой в содержание беспричинного мига, то - объясненья его и отстают от него: ты -
- "Родился естественным образом!"
- "Не летаешь"…
- "Умрешь"! -
- Я никогда не рождался, летаю в космической сфере: -
- сперва нападали страннейшие "миги" во сне на меня: я, проснувшись, все силился вспомнить мелькнувшее; в памяти находил только память, а содержания не было: были полеты; полетов боялся; впоследствии схватывал я погасающий след мимолета и различал кое-что: напряжение памяти переносило меня через бреши сознания: где угасало сознание -
- за исключением пункта летящего в перемоганьях беспамятства; пункт - напряжение воли к вниманию: вспомнить.
Что вспомнить?
Впоследствии - вспомнилось;
- "Это уж было"…
- "Я здесь пролетал"…
- "Но - в обратном порядке".
Воспоминанье летанья сознанья в обратном порядке в мирах бессознания переживалось, как если бы то летание было б влетаньем; а это летание - "в миге!" - переживалось, как вылет: -
- переживания нападающих "мигов", "драконы", которые гонятся; просыпаясь, рассказывал я, отвечали мне:
- "Сказки".
Но я научился сознательно действовать в сказках, подсматривать действия моего сознаванья в "драконах": и ростом сознания я объясняю открытие памяти, что "драконы" фантазии - "птеродактили" правды.
Еще - до рожденья боролся я с ними. Так "миги" кошмаров во мне просверлили старинные действия "Я" в до-телесной стране; это вскрылось в усилиях мысли, -
- которая -