древо; из "древа" я делал челнок; и уплывал по морям бушевавших безмыслий; кто в жизни своей не вступал на пути медитаций, тот - будь он философ! - подобен мечтателю, созерцавшему море со скал каменистого берега; кто "медитировал", тот - моряк, пересекший моря… -
- открывания медитаций: полет есть вхожденье души и разбухавшее ростами тело; полет медитации - вылет из тела: а "миги" кошмаров, - дрожанье эфирного тела, еще не совсем прикрепленного к телу обычному; с ростом эфирное тело теряет способность к движенью; в медитации пробуждаем движения; -
- Катастрофой во мне отдаются движенья эфирного тела, полет "вверх пятами" - они; овладевши движением, вижу: полет есть сознательный вылет, в "восторг": -
- упадающий со скалы в бездну моря переживает испуги; моряк, распустив паруса, отделяется с песней от берега -
- вылеты, влеты, восторги, паденья, испуги - в мгновениях столкновения двух биографий моих -
- Закон тождества в миге "Я - я" затаил два момента: полет и паденье; рождение в тело и выход из тела - рожденье и смерть - суть единство и нет ни рожденья, ни смерти; подобен мой миг разбиванию мира во мне; ощущение ужаса переходит в уверенности "Я" - бессмертно! -
- бессмертие есть осязаемый, факт: медитации.
. . . . .
На пароходе "Гаконе" - совершился чудовищный взрыв; летали от действия мысли моей проскрипевшие стены "каюты-компании", стол, за которым сидели
- седеющий швед,
- два еврея,
- курьеры,
- брюнет, -
- закурились в прищуренном взоре моем, разлагаясь на пляску летающих линий, кипящих в моей медитации, залетали рыдающим гудом: направо, налево; "буль-буль" - кипятился во мне мой пространственный облик: "хлоп" - лопнул, - "Буль-буль". Кипятился "шпион": лопнул "хлоп"! -
- все восторги, все ужасы, сёры, Ллойд-Джорджи, шпионы, - осадки моих всекипящих сознаний; свершились они в глубине моей личности; выпали - после во сне, когда личность под действием Слова во мне разлетелась на части: -
- мальчишки меня подбирали на улице!
. . . . .
Пусть объясненья события Слова во мне - в отдаленнейшем будущем; ныне читаю лишь буквы события Слова: рассыпанный шрифт (иль осколки моей оболочки) вокруг осаждаются; сыщики гонятся, следуя через Берн, Лондон; - "сёр" - "я" второй на себя самого восстающий, привыкший к комфорту:
"Не делай того-то!"
Когда то я в Бергене - храбро взорвал свои стены, и вышел - наружу; мой "дом" потащился за мною, как рок, воплощаясь три года: роями несчастий, болезнью, расстройством, манией, войною: -
- война началась после взрыва во мне. Катастрофа Европы и взрыв моей личности - тоже событие; можно сказать: "Я" - вина; и - обратно: меня породила война; я - прообраз; во мне - нечто странное. Храмой, человека!
Я, может быть, первый в нашей эпохе действительно подошел к… жизни в "Я":
Удивительно ли, что мое появленье в Швейцарии, Франции, Англии, как причины войны, порождало тревогу и ужас? Они - смутно чуяли…
И - совершенно обратно: в Швейцарии, Франции, Англии "Я" ощутило войною себя: мое "Я" - порожденье войны; до войны никакого "Я" не было.
Нет: "Я" и "мир" - пересеклись во мне.
Соединение с космосом совершилось во мне; мысли мира спустились - до плеч; лишь до плеч "Я" - свой собственный с плеч поднимается купол небесный.
Я собственный череп, сняв с плеч, поднимаю, как скипетр, рукою моею.
Перед Бергеном
Ставанген!
Прибрежье зеленых горбов, и - промойные трещины в очертни старых боков, округленно слетающих к струям, - купаться в сквозной живолет переблесков и в лепеты разговорчивой влаги - прибрежье летело, неся на горбе просинь сосен и яркие запахи смол оголенных стволов.
Распахнулся фиорд, принимая сырейшие прелести моря, заторами мертвых плотов и затонами бревен; вот прочертень красной кормы парохода, взревевшего в запахи соли и смеси ветров; пароход, задрожавши, шел в море, чтоб, может быть, в море наткнуться на мину; стояли норвежцы, кивая ушастыми шапками; фыркал дымок раскуряемых трубок; и я, и товарищ махнули платками:
- "Го, го!"
- "Добрый путь!"
- "Не наткнитесь на мину!"
Уже потянуло испорченной рыбой.
Ставанген!
. . . . .
Внимали мы веющим лепетам вод, засмотрелись во все бирюзовое, что крепчало лазурями; крепло - окрепло; и - стало: сиятельной синькой; сказали друг другу о том, чего нет: о провеявшей Нэлли, юнеющей личиком цвета сквозных анемонов; качались в разрезах фиорда, прошедшего к Бергену: -
- в громком, настойчивом говоре всех пассажиров приятно взволнованных тем, что прошли без несчастий в спокойные воды фиорда; повсюду на палубе высились складени желтых кардонок; и веяли дамы разлетами синих и палевых шалей на нас; два высоких шотландца приблизились, фыркнули трубками; и без единого слова глядели, сжимая зубами гласившие трубки:
- "Ага!"
- "Это - он!"
- "Он - опять появился".
- "Олл-райт"…
- "В Хапаранде мы скажем жандармам".
- "В Торнео"…
Качались на лепетах тихо озыбленных вод, оставляя крутою кормою ярчайшие полосы; и - огибали облуплины каменистых подножий; в лазуревом утре пошли острова, островки, обрастая гребнистой щетиной, и - вея смолою за ними уже раскроилась земля где-то издали: красными кровлями -
- Бергена, мне сошедшаго свыше три года назад!..
. . . . .
- "Ты - сошел мне из воздуха!"
- "Ты - осветил мне"…
- "Ты - шествие в горы!"
- "Сошествие Духа во мне!"
- "Ты - огромные горы Фавора"…
- "Ты - Горы!"
. . . . .
Здесь "миг", разрывающий все, раздавался как солнечный мир, осветляющий все; и - отсюда слетело огромное что-то в меня во мне жило, любило меня; и - раскинулись кущи, где я пребывал сорок восемь часов и откуда прошел я, дивяся и радуясь миссии, мне предначертанной, - в тайные вечери; благословил Копенгаген меня; мы торжественным шествием проходили Берлин: в мои ночи - в саду Гефсиманском -
- (близ Лейпцига, на могиле у Ницше, откуда принес я три листика) -
- после: -
- упала колючая участь, терзая тело многострадными днями тяжелого Дорнаха; этот венец я надел в дни паденья Варшавы и Бреста; приподнял свой крест; и - безропотно ныне несу его Родине; там, водрузивши, отдам мое тело приставленным воинам; посередине арбатской квартиры повисну, уставившись глаз остеклелою впадиной - в темени; и упаду, как во гроб, - на Садовую: знал, на что еду!
. . . . .
- "Ты - Горы: огромные горы Фавора - Сошествие Духа во мне!.. Осветил, опустился из воздуха: Берген!"
. . . . .
Качались на лепетах тихо озыбленных вод, оставляя крутою кормой парохода ярчайшие полосы, и - огибая облуплины каменистых подножий, разрезали живолет переблесков; прошли острова, островки; уж раскроины почв, набегая, распались на красные кровли; лес мечт, накрененные трубы какая-то пакля канатов; и - домики, домики, домики отовсюду стояли квадратами, как… подбородки норвежцев, глядевших на нас из толпы проходимцев и шкиперов.
Вот - переброшен канат; перекинуты сходни; и - сходим, толкая друг друга: тюками, кардонками и боками глухих чемоданов - в горластую молвь всех наречий (английского, русского, шведско-норвежского, датского!), в пересыпь из матросов всех стран, соглядатаев, спекулянтов, воров, коммерсантов, агентов.
. . . . .
Брели сиротливо по гавани.
Стройку ганзейских купцов уничтожил пожар; вот - общественный сад; вот знакомые башенки; запахи: соли, ветров и чешуи! Ярко-желтый жилет прокричал в сини неба; глядели квадраты глухих подбородков; прошел - Генрик Ибсен, надвинув на лоб старомодную шляпу; напружились шеи, слезилися глазки; приплюснутый нос натыкался на нас.
Сдавши наши узлы на хранение, мы заслонялись по улицам Бергена; нос натыкался на нас:
- "Не желаете?"
- "Что желаете".
Нос проходил, фыркнув трубкою -
- "Я", в багрянице, в терновом венце проносил на плечах кипарисовый крест с парохода "Гакона" - вдоль гавани: -
- в город!
Три года назад
Никогда не забуду!
Мы ехали из Христиании в Берген: три года назад - в сухолистиях осени; в дни, когда созревали плоды многолетних стремлений…
Уже с Христиании раздавались холмы, поднимаясь в горбы: громоздились они; ощетинились свыше лесами; семья многохолмий возвысилась в мир многогорбий, в котором, ощерясь ущельем, садились горбы на холмы; многорослым объемом приподнятых гор пообставились промути дальних прозоров; и - стойкими высями высились в воздухе гранные массы; -
- уже в Христиании мысль облетала, обвеясь; и - свеяв мне под ноги жизнь сухомыслия, высились смыслы в мирах многообразий; я из ущелия плоти прошел: в непомерный объем раздававшихся истин до - дальних прозоров о судьбах моих; -
- и возвысились цели, подъятые к небу (гигантом!) в столетиях времени; вот -
- Кто-то Древний, подняв из-за мира моих превозвышенных мыслей -
- свой Лик -
- поглядел в мое сердце; и в нем отразился, как в озере, с кручи; я видел Его отраженье во мне; и к себе самому припадая, коснулся я Лика; -
- но в ряби сердечных волнений сияющий Лик раздробился во мне миллионами блесков… -
- огромная поросль лесов, шелестя сухолистьем, открыла красневшую недоросль мхов и суровых безлистий; уже облетали лесами все твердые толщи склоненных приклонов; стояли сплошные гиганты каменьями времени; и далекий зубец, -
- как сияющий клык! -
- пробелел над отвесом; и - скрылся; другой; и - повсюду над твердыми толщами яснились снежные зубы: в лазури; светло и зубчато смеялась окрестность придвинувшись к поезду гранным отвесом; ползли ледники; провисая серебряной массой по смутным уступам: -
- вот тут появилась сестра, постигавшая тайны мистерий; она перейдя из вагона, в котором задумался Штейнер (он ехал в том поезде), говорила о том, что: -
- возвысились цели в столетиях времени; и - поглядела мне в сердце; ее ослепительный взгляд посредине разъятого сердца зажег Мое Солнце; и я, припадая к себе Самому, припадал не к себе Самому; -
- в то мгновенье прошел по вагону кондуктор, оповещая, что мы в высшей точке подъема от Христиании к Бергену; нас защемило ущелье; и - грохотно удушало туннелями; в вылете - в воздухе вислы вагоны, несясь к остановке.
И вот - остановка; и вот, цепенея в незвучиях света, стояли вагоны; сбежали из поезда: к синему озеру; ноги хрустели ледком; из окошка вагона смеялась сестра; мы приподняли рог молодого оленя, здесь сброшенный; грудь обжигало озоном; в груди же стояло:
- "Узнал тебя: "Я!""
- "Ты - сошел мне из воздуха!"
- "Ты - осветил мне"…
- "Ты - шествие в горы!"
- "Ты - горы!"
- "Сошествие духа во мне"… -
- Но - звонов; поезд тронулся; дальше вагоны бежали по воздуху; в грохотно бившем туннеле давились мы дымами; щелкали стекла вагонов, взлетая; и - падая в вылетах; снежная линия -
- приподнялась; и - прощально глядела нам вслед: и - последний зубец, как воздушный, сияющий клык, там осклабился свыше: за пятнами промути; -
- там прозирались дожди в непрозурной дали; снова: стойкими высями высились в воздухе гранные массы; торчали бесснежные плеши; и малый кусточек уже подбирался на лоб гололобой скалы: подобрался; и линия красных лесов возошла по уступам, облекши миры многогорбий в свою багряницу - над синим фиордом; слетали мы к Бергену; мир многозубий мягчился, круглясь многогорбием; скоро уже побежало нелепие крыш в велелепие гор: -
- так прибыли в Берген три года назад.
И уже солонели ветра.
Где все это?
Берген
Ныне Берген - центральнейший узел сношений между Россией и Англией, где с последнего парохода бегут, чтоб визировать паспорт, иль - получить на проезд в третьем классе одну или две сотни крон: -
- тот подтянутый франтик в огромнейшей шляпе с полями (наверное, русский, хотя, - обитатель Италии), старый, пейсатый еврей с изможденным лицом Иеремии, моргающий красными глазками в солонеющий ветер, матросы, солдаты - все русские! - слышал родную я речь, наблюдал и солдатские лица: за нашим "Гакомом Седьмым" прибежал многотрубный "Юпитер", перевозя толпу пленных, бежавших в Голландию; в Бергене ждали "Юпитера"; и - ходили тревожные слухи: потоплен-де он; он - пришел вслед за нами, стоял перекошенный ряд металлических труб над боками крутых пароходов, сроившихся в гавани - красных, зеленых, оранжевых, серых и черных, лес мачт; и - какая-то пакля канатов; кишела горластая пересыпь слов; проходил круглоглавый лопарь на коротеньких ножках; серея чешуйчатым коростом несмываемой грязи; глядели квадраты глухих подбородков, поросшие войлоком.
Явный прохожий шатун в морской шляпе и в кожаных брюках, раздвинувши рот, на меня прокричал желтозубием, свиснувши в вышибень: вместо желтого зуба глядело зубное пространство; и желтый жилет прохахахнул нахально на нас, поливаемый солнышком.
Вот и торговая улица; преткновенье людей, толчея, горлатня; окна лавок: за теми немытыми стеклами зеленился сухою скорузлостью - сыр (или - мыло?); за этим стеклом пробутылились вина; за этим - воняли кислятиной башенки рыбных жестянок; спеша; продавились оттуда в отверстие двери; довольный супруг с недовольной супругой, глядевшей на толоко праздных локтей, как… колючая корюшка: рыбьими глазками.
Вывеска "Эриксен", вероятно, висела и здесь; коль не здесь, так - поблизости где-нибудь; помнится, я ее читывал: где вот? Не знаю. Но знаю наверное я: не обойдутся без вывески "Эриксен" громкие лавки норвежского порта; и - да: несомненно; он, "Эриксен", где-то висел. И не только висел: -
- но расхаживал здесь же: с серьгою в широко расставленном ухе, куря свою трубочку в… желточайщем жилете, болтающем камушки цветоглазой цепочки часов; и - с фру "Эриксен": миловидной блондиночкой, во всем вязаном; и - такого зеленого цвета, что больно глядеть: зеленее зеленой травы, зеленее зеленого моря; тот цвет - цвет Норвегии; ткани, вязанья - такого зеленого цвета, что больно глядеть; -
- в эти ткани наряжены девушки, женщины, вдовы; на толстых щеках разыграется пышно ядрёный румянец; качаются красные волосы из-под вязаной шапочки; сыплется синька из глаз -
- голубое и желтое иногда со вплетением красных полосочек - Швеция (шведы так много едят, что…)…
Да, "Эриксен", "Эриксен" - я не только читал про него; я и видел его; это верно как-то, что на улицах Копенгагена попадается "Андерсен"; и живет, припеваючи, в датском местечке; что в Дании "Андерсен", то здесь "Эриксен"; он развесил пестрейшие вывески в Бергене, Христиании, Гётсборге. Торгует: пенькою, канатами, ворванью, сельдью; и - гонит по рекам стволы обезветвенных сосен: с затора к затору; и эти стволы себе плавают по безлюднейшей местности в речках; в окошке летящего поезда можете вы наблюдать: передвиженье сосновых стволов по реке - до затора, откуда их крючьями тянет, кряхтя, к каменистому берегу, может быть, финн, или даже седой, круглоглавый лопарь на коротеньких, выгнутых ножках, серея чешуйчатым коростом несмываемой грязи; -
- сосновые бревна по рекам Норвегии гонит, опять-таки, Эриксен… Гамсун - писал о нем. Я - его видел.
На уличках Бергена, вспоминал я добрейшего Фадума; вместе работали мы на разных архитравах в Швейцарии; Фадум с утра проходил по холму, направляясь под купол; и вечером опускался в кантину: поужинать; после уехал в Норвегию; он - норвежец; и у него, здесь, в Норвегии - деревянное дело какое-то; вот и поехал в Норвегию он - помогать деревянным своим производством - работе по дереву в Дорнах (мы со времени объявленья войны - обеднели, как общество: и - рабочие руки отхлынули, и - материалы иссякли).
Я вспомнил здесь Фадума: мне захотелось его повидать.
Где-то он?
Может быть, он, как Эриксен, гонит стволы по реке; даже, может быть, ходит он здесь в желточайшем жилете. Но мысли о Фадуме, - оборвались:
- "Ja, ja, meine Herren…"
- "Война есть великое зло."
Я очнулся; из двери дрянной ресторации, где хрипучие скрипки, как рой комариных укусов, прошел толстотелый пиджачник с вонючей сигарой в слюнявых губах; он - за мной увязался:
- "Mein Неrr, - неужели?"
- "Поедете вы из Норвегии в "Russland""?
- "В солдаты?"
Ему я подставивши спину, - ни слова в ответ!
Он, позасунувши руки в карманы просаленных брюк, продолжал обращаться к спине:
- "Есть возможность достать себе паспорт"…
- "Прожить здесь, в Норвегии…"
Явное дело: - немецкий шпион!
Ничего не ответил ему, продолжая шататься по улицам - в преткновенье людей, в толчее, в горлатне; и - заглядывал в окна: за теми немытыми стеклами зеленелись сухие скорузлости сыра; за этим - трепалась какая-то пакля канатов.
То - Берген: и здесь, как и в Лондоне, гнались за мною они; хохотали они надо мною; горластая молвь всех наречий уже раскричалась: направо, налево, вперед и вокруг.
- Мне - казалось: что этот прохожий шатун в морской шляпе и в кожаных брюках, раздвинувши рот, на меня прокричал желтозубием, свиснувши в вышибень:
- "Посмотрите-ка!.."
- "Он…"
Генрик Ибсен, надвинув на лоб старомодную шляпу, на эти нахальные крики стремительно выскочил из дрянной ресторации, посмотрев саркастически:
- "Здесь он принял когда-то венец!.."
- "Здесь стоял, простирая, как царь, свои руки!"
- "И воздвигал свои храмы"…
И вот: обращаясь к старушке - колючей рыбёшке! - кричал Генрик Ибсен, махая огромнейшим зонтиком:
- "Посмотрите-же!"
- "Тащится!"
- "Погоняемый стражами"!
И глядели сурово квадраты глухих подбородков, поросшие войлоком:
- "Ну-ка!"
- "Спаси себя!"
- "Ха-ха-ха-ха!"
- "Самозванец!"
Но глядя в нелепие крыш, убегающих в велелепие гор, я ответствовал: -
- "Да!"
- "Я для вас тут тащусь: пригвоздить мое тело".
- "Для вас бросил храм, где под куполом стаивал, с молотком, под резной пентограммой…"
- "Я врезал себя - навсегда: в пентограмму:"
- "Челом восходящего Века стою перед вами!"
И я проходил мимо всех в закоулки; и - в многогорбые улички; думалось мне: -
- восприятие этой толпы есть болезнь: и - "драконы" смешенья сознания смутно заснились - от этой болезни; наверное: "птеродактили" этой болезни во мне: не во сне; то - события внутренней жизни; то - отблески важных, космических действий, свершаемых внутри атомов тела; естественно перерождаемся мы: перерождений я подсмотрел; от исхода его, может быть, все зависит: поспешное окончанье войны, мир Европы, или - гибель Европы:
- "Да, да!"
- "Это - "Я""
- ""Я" во мне!"
- "Исполняется!"
Миг, разрывающий все, со мной был - здесь, три года назад: вознесение в небо мое; иль - прокол: в никуда и ничто -
- Так ответят ученые: -