Оба встревоженно переглянулись.
- Серёжа! - ещё настойчивее крикнул Курчаев.
И опять молчание.
- Он прячется от нас, - успокоительно заметил Маркевич. - Это довольно глупая шутка.
- Серёжа! В самом деле глупо так шутить, - строго заявил Курчаев, глядя в кусты такими глазами, точно он отлично видел там Серёжу. - Вылезайте-ка оттуда…
Опять то же молчание… Только по-прежнему тихо смеялась вода, шевеля ветками и листьями ивы и ещё ближе прижимаясь к берегам.
Оба побледнели, и, казалось, всё побледнело, как они, и насторожилось, ожидая ответа.
- Да отзовитесь же, черт возьми! Что за идиотство! - истерически вырвалось у Маркевича, и он, похолодев, вскочил на ноги. Курчаев вскочил также, и волосы от ужаса зашевелились у него на голове.
Они снова посмотрели друг на друга неподвижными, широко открытыми глазами и бросились к воде.
Вода молчала, точно вор, спрятавший свою добычу и уверенный, что у него её не найдут и не отымут.
Ни слова не говоря, Курчаев полез в воду. Маркевич бросился за ним. Но ни тот, ни другой не умели плавать. С отчаянным видом пошарив руками и ногами, возле себя, они испуганно и сконфуженно вылезли на берег.
Маркевич, как наименее потерявшийся, схватил весло и, погрузившись снова по пояс в воду, стал шарить веслом впереди. Но и это занятие оказалось бесплодным.
- Утонул! - пробормотал Курчаев, едва шевеля сухим и одеревеневшим языком.
- Утонул! - повторил Маркевич.
В это время сзади их послышались тревожные голоса:
- Что такое? Что случилось?
- Почему вы кричите Серёжу?
Курчаев и Маркевич едва успели натянуть на себя белье и часть платья, как появились королева с распущенными волосами и Ольга.
- Ради Бога… Что случилось? Серёжа…
- Утонул!.. - выпалил Маркевич, разводя руками. Страшный крик вырвался у Ольги. Она рванулась куда-то вперёд, потом зашаталась и без чувств грохнулась на песок.
Все бросились к ней. Королева с помутившимся взглядом глядела то на Ольгу, то на воду.
Она была бледна и со своими распущенными по плечам и спине волосами сама напоминала ангела смерти.
Пока Курчаев и Маркевич приводили в чувство Ольгу, королева опомнилась и стала быстро расстёгивать лиф.
- В каком месте он утонул? Как это было? - сухими и мертвенно-бледными губами спрашивала она у мужчин.
Те передали ей, что знали, продолжая брызгать в лицо Ольги водою.
Приказав им отойти в сторону, королева быстро сняла с себя всю одежду и бросилась в воду.
Она хорошо плавала и ныряла и с отчаянной решимостью погружалась на самое дно, разыскивая утопленника.
Она на минуту только показывалась над водою, чтобы запастись воздухом и снова исчезнуть в глубине.
Ольга стала приходить в себя и почти безумными глазами оглядывалась кругом, спрашивая, не кошмар ли так напугал её. Её охватила такая слабость, что она не могла пошевелиться. В это время королева опустилась ещё раз на довольно глубоком месте. Несколько мгновений её не было видно, и вдруг она с лицом, посиневшим от ужаса, вынырнула с криком на поверхность и рванулась прямо к берегу.
Все думали, что она наткнулась на утопленника, но это было не то: она задела на дне ногою за корягу и едва могла выбраться наружу, осадив себе до крови кожу на ноге.
- Это безумие! - бросился к ней бледный и трясущийся Курчаев. - Так нельзя… Вы утонете сами…
Он совсем забыл, что она не одета, но она махнула ему рукою, стоя по горло в воде, и он опомнился и отошёл обратно. Тогда, обессиленная, отчаявшаяся, она вышла из воды и наскоро оделась, повторяя посинелыми губами:
- Господи, да что же это такое? Господи, да что же это такое?..
- Утонул? - как-то машинально спросила её Ольга.
Королева ничего не сказала и закрыла лицо руками.
- Утонул… утонул… - безумно повторяла, сидя на песке Ольга.
Рыбачья лодка появилась у поворота.
- Сюда! Сюда! - закричал Курчаев.
Рыбак послушно направился к берегу.
Было ещё не поздно. Прошло не больше пяти минут с тех пор, как Серёжа утонул.
Курчаев быстро объяснил ему, в чем дело, но рыбак вынул трубочку и вовсе не собирался лезть в воду разыскивать утопленника.
- Ищи! - заревел на него Курчаев, и если бы тот не стал мгновенно раздеваться, он со всем, с трубкой, несомненно швырнул бы его в воду.
Рыбак, с испуганным лицом, для вида, проболтался в воде и, трясясь перед Курчаевым, не то от страха, не то от холода, так как становилось уже свежо, заявил:
- Нет, ваше благородие. Тут надо сетями действовать. Дозвольте, я неподалечку за рыбаками съезжу: у них сети есть, а окромя того промежду них есть один парень, Окунем прозывается, он беспременно утопленника найдёт.
У Курчаева опустились руки.
- Ладно, - согласился он. - Пусть приедет Окунь и рыбаки с сетями. Я им за это заплачу.
Но не всё ли равно теперь, кто бы ни приехал. Если бы утопленника и нашли, его нельзя было бы вернуть к жизни.
Занятый разговорами с рыбаком, Курчаев не видел, что творилось с Ольгой, и только теперь оглянулся, слыша встревоженные голоса.
- Пустите… Пустите… - хрипло настаивала Ольга вне себя, порываясь броситься в воду за Серёжей. - Я найду его… Пустите… Пустите…
Её с трудом удерживали королева и Маркевич.
- Пустите… Пустите… - повторяла она и, оттолкнув обоих, очутилась у воды.
Курчаев бросился к ней и вовремя удержал её сильными руками.
Она снова забилась, стараясь вырваться и всё повторяя одно и то же слово "пустите" и, обессилев, вдруг истерически беспомощно зарыдала.
IV
Прибывшие вскоре вместе с Окунем рыбаки напрасно искали утопленника сетями и баграми. Напрасно и Окунь показывал своё искусство, ныряя, как дельфин, и даже для чего-то кувыркаясь в воде. Утопленника не было.
- Надо полагать, его вниз снесло. Экая быстрина-то! - говорили рыбаки.
- Сила!
- А то под корягой застрял. Вся река в корягах: вон сеть-то, как порвали. Заплатит ли ещё? - сомневался тот же рыбак, искоса поглядывая на Курчаева.
- Заплатит… Богатый, слышь… Архитекторов брат…
- Через три дня выплывет.
- Как пузырь в животе лопнет, так беспременно выплывет.
- Лови его… А может, он во-о где отседова будет через три дня-то!.. - неопределённо махнул он рукою вдаль. - На Светлой…
- А то ещё дальше.
- Не… Беспременно за корягу заденет. Этак же летось было… - начал рассказывать Окунь, но его перебили…
- Айда вентеря ставить! Время.
Пылающий закат обнял небо и деревья, и воздух и реку. Всё вокруг приняло золотисто-розовый отсвет, точно оделось в праздничную воздушную ризу для вечерней молитвы. Река бережно и нежно хранила отражения розового неба и точно впитавших в себя этот волшебный и чарующий блеск деревьев. Казалось, она перестала струиться, замерла, боясь шевельнуться, чтобы не нарушить этого очарования… Бог весть откуда взявшиеся перистые облачка, точно наваленные грудой лепестки роз, рассыпались и таяли высоко в небе.
Вечерняя тишина была полна кротости и мира, и её неприятно нарушали сдержанно-встревоженные голоса и движение на песчаной косе, где среди шевелившихся людей всё ещё горел костёр и кипела в чайнике вода, с болтливым бульканьем поднимая его крышку и падая из носика пузырчатыми капельками на горящие головни.
Окунь давно уже посматривал на чайник и наконец не выдержал.
- Невредно бы чайку горяченького… Продрог я больно! - ёжась для пущей убедительности, деликатно заявил он своим.
- Н-ну!.. - строго прикрикнул на него отец, указывая глазами на поражённую горем сестру утопленника. - Собирайся-ка лучше.
Курчаев дал свой адрес рыбакам, и они уехали на работу, посоветовав ему на всякий случай обратиться на спасательную станцию, если желательно найти утопленника.
- Это дело не наше, а спасатели на то и приставлены, чтобы утопленников вытаскивать.
Они снялись и уплыли, и на песке сразу стало ещё пустыннее и печальнее.
- Мама… Бедная мама! - вырвалось из помертвелых губ Ольги. - Утонул, и тела не нашли…
- Я могу сейчас съездить за спасателями, - предложил Курчаев. - Не хотите ли поехать со мною?
- Нет, я не уйду отсюда до тех пор, пока его не найдут, - ответила Ольга. - Вот надо бы как-нибудь предупредить брата.
Её умоляющий взгляд обратился к королеве.
Та поняла её и, как ей ни было тяжело, согласилась и стала завязывать жгутом свои сильные распущенные и всё ещё влажные волосы.
- И вы уезжайте с ними, - сказала Ольга Маркевичу. - Я здесь посижу одна, пока приедут спасатели.
- Нет, нет, как можно? Я вас не оставлю одну.
- Конечно… Конечно… - поддержал его Курчаев. - Я вот только отвезу Зою Дмитриевну, позову спасателей и, самое позднее, через три четверти часа буду здесь.
Ольга покорилась, хотя ей очень бы хотелось остаться совсем одной и так неподвижно сидеть у холодной и движущейся могилы брата.
Курчаев с королевой сели в лодку, и лодка, покачиваясь, отошла от берега.
- Скорее возвращайтесь! - крикнул на прощанье Маркевич, которому немного жутко было оставаться здесь вдвоём с Ольгой, но об этом лишнее было напоминать Курчаеву.
Он взмахнул вёслами раз-другой, и лодка скрылась за поворотом реки. Только всплески весел доносились ещё долго в вечерней тишине, но чем дальше, тем глуше. Наконец их совсем не стало слышно, и тишина кротко стояла на реке, начинавшей терять свой золотистый румянец, также как небо, деревья и облака, казавшиеся теперь фиолетовым дымом.
Королева успела в город засветло. Хотя она была убеждена почти, что Алексей не возвращался ещё с прогулки, тем не менее она прежде всего решила отправиться на дом.
Вечерело, когда она входила во двор их квартиры. Окна были не освещены. В сероватом сумраке у одного из открытых окон она увидала старуху Кашневу.
Мать сидела, подперев руками свою крупную седую голову, и ждала своих детей.
Сердце королевы так мучительно сжалось, что она должна была остановиться в нескольких шагах от неё.
Но старуха уже заметила барышню и, оживившись, ласково подозвала её к себе.
- Здравствуй, красавица… Что давно к нам не жалуешь? Соскучилась по тебе… А где же наши-то? - несколько встревоженная, обратилась она к королеве, напрасно ожидая появления с нею знакомых фигур. - Где же Серёжа-то с Ольгой? Разве ты не с ними поехала?
- Нет, - солгала королева, чувствуя, что вот-вот разрыдается. - А Алексей Алексеевич ещё не возвратился? - поспешила она задать свой вопрос.
- Нет ещё, не возвратился, хоть обещал рано вернуться. Ну, да этот что… Сам себе барин, а вот Серёжа-то… Ох, уж мне эти лодки! Всё сердце изноет, пока дождёшься его. А тебе на что Алексей-то нужен? О-о-хо-хо-хо!.. - вздохнула она о Серёже.
Королева не приготовилась к подобному вопросу и, пробормотав что-то о деле, поспешила проститься со старухой, боясь, что не выдержит этой пытки.
- О-о-хо-хо-хо-хо!.. - провожал её печальный вздох матери, и королева всё представляла себе её озабоченно-грустное лицо.
Она стиснула на минуту зубы и закрыла глаза, стараясь отогнать приходившие ей в голову страшные мысли. Сидя на извозчике, она обдумывала, как предупредить старшего брата.
Прежде всего она решила заехать домой, предупредить отца не беспокоиться, если её долго не будет, а потом на Светлую, откуда, она знала, компания Алексея отправилась на другой берег.
Дома ей сказали, что отец обходит палаты, и она пошла было его разыскивать.
Но лишь только она вышла на больничный двор, как ей стало жутко. В последнее время ей как-то стыдно было показаться на глаза отцу, а в эту минуту, особенно. В её глазах он был подвижником, пожертвовавшим собою для людей более несчастных. Год тому назад она тоже дала ему обет идти по его стопам, но любовь остановила её на распутье и довела до этой страшной катастрофы. Дикий вой сумасшедших, крики, песни и голоса вырывались из тускло освещённых окон, забитых железными решётками, за которыми виднелись искажённые безумием лица и бритые головы.
Она никогда не могла вполне привыкнуть к этой картине, а теперь всё это особенно поразило её, и, приказав прислуге передать отцу, что надо, она поехала на Светлую, где стоял перевоз. Это было довольно далеко за городом, в противоположной стороне от места, где садились они.
Настала ночь, безлунная, тёмная, хоть и звёздная. На пристани было мрачно и глухо. Пахло рыбой, смолой, нефтью и рекой.
Нигде не виднелось ни одного огня. Всё спало, и чёрные силуэты лодок и барж неподвижно и уродливо рисовались во мраке. Дальше чернела река широко и пустынно, а за нею, на другом берегу, горел костёр; они должны быть там. Сама она не раз ездила туда с Кашневыми. Королеве стало ещё более жутко.
Что делать! Где найти лодку?
Ей попался хороший извозчик, старик, и она обратилась к нему со своим вопросом.
- Какая теперь лодка, барышня. Все спят, а кто не спит, пьянствует, чай, в трактире… Народ тут балованный! Пристань, одно слово… Да вам зачем это лодка-то об эту пору? - помолчав, подозрительно спросил извозчик.
- Вот туда мне надо ехать, - указала она на другой берег реки по направлению горевшего костра, свет которого по временам мигал: очевидно, его закрывали со стороны реки двигавшиеся там фигуры людей.
- А-a… К своим, верное гуляют? - догадался извозчик.
Она ничего не ответила и в нерешительности стояла около экипажа.
- Тоже погулять хочется, - продолжал старик, и видно было по тону, что он улыбался.
- Нет… Человека там мне одного нужно… Беда случилась, - вырвалось у барышни, и ей захотелось рассказать извозчику об этой беде.
- Б-е-е-да-а?.. - протянул старик.
- Да. Человек на Кармасане утонул… Парень лет семнадцати. Так вот его брата нужно, а он там, - объясняла королева, без подделки впадая в тон своего собеседника.
- Царство ему небесное… Божья воля… - снявши шапку и перекрестясь, отозвался извозчик… - Купался, видно, да плавать не умел?
- Да, - машинально ответила королева, и только тут перед ней вырос тревожный вопрос: нечаянно утонул Серёжа, или… Но она со страхом отогнала от себя последнюю мысль, смутно напрашивавшуюся к ней и раньше, отогнала потому, что эта мысль вела за собою много других мыслей, ещё более сложных и мрачных.
- Из господ, видно, парень-то?
- Из господ.
- Здешний?
- Здешний.
- Из чьих будет?
- Кашнев его фамилия. Младший брат архитектора.
- Лексея Лексеича?
- Да. А ты его знаешь? - живо спросила королева, и сама неприятно смутилась за эту живость.
- Лексея Лексеича-то? Ещё бы! Как не знать! Хороший господин! Ежели бы таких господ побольше, жить бы можно. Шагу не ступит пешком. Настоящий господин.
- Вот его-то мне и надо известить.
- Так подождите… Они скоро, чай, будут. Какое теперь время-то?
Королева взглянула на часы и не без труда нашла стрелку.
Но стрелка показывала что-то совсем несообразное: половину шестого.
Это приблизительно был час, когда утонул Серёжа.
Она поднесла часы к уху: они стояли.
- У меня часы остановились, - заявила она. - Думаю, часов девять.
- Больше будет.
- Так делать нечего… Придётся подождать.
Она взглянула на костёр. Он всё ещё пылал, но как будто несколько слабее.
- Я Лексей Лексеича-то давно знаю, - вернулся старик к прежней беседе, видимо, желая поддержать приятный ему разговор с пассажиркой. - Когда ещё он сюда только что приехал. Лошадей было сначала-то завёл, да всё кучера-то к нему пьяницы попадались, что ни кучер, то пьяница, и лошадей портили. Ну, вот он и расстался с лошадьми. Да и то сказать, на что холостому человеку лошадей держать. Женатый - другая статья. А он, вон, всё ещё не женится… боится, видно, что как в песне поётся: "Женишься, переменишься, потеряешь свою молодость".
Старик ещё продолжал что-то говорить дальше, но королеве стало неприятно слышать его дребезжащую болтовню. Ей хотелось полного одиночества, спокойствия и тишины.
Невдалеке от неё чернела огромная барка, на высокой мачте которой горел фонарь. Мачты не было видно, и фонарь казался звездой висящей в воздухе. На барку вели дощатые мостки, без перил, круто поднимавшиеся от земли прямо на палубу, где было безмолвно и пусто.
- Как думаешь, можно мне будет посидеть там на барке? - перебила она болтовню старика.
- Отчего же, чай, не можно! Курить только нельзя, может пожар загореться.
- Так я пойду туда, а ты подожди.
И она направилась по крутым и сгибавшимся под её ногами доскам вверх на палубу, размышляя о том, как странно отнёсся старик к этому ужасному происшествию.
"Божья воля", говорит, и больше ничего, в то время, как о "хорошем господине", его живом браге, готов говорить, сколько угодно. Говорит: "Хороший господин, шагу пешком не ступит". Как мало нужно, чтобы прослыть "хорошим господином", не без злорадства подумала королева. Впрочем, со своей точки зрения он прав. Все со своих точек зрения правы! Ах, да не всё ли это равно?!
Она тут же устыдилась, что её занимают подобные мелочи, и вступила на палубу, заваленную мочалой, канатами, пустыми бочонками, издававшими неприятный запах рыбы, и мешками.
Несколько раз споткнувшись об эти предметы, королева перешла на другую сторону палубы и отыскала местечко на корме, где и села у самого борта.
Внизу чернела вода. Над нею сверкало звёздное небо. Эти звезды сияли так гордо и холодно, точно презирали землю со всеми её превратностями.
Отражения наиболее крупных звёзд золотыми змеями трепетали на воде и уходили в глубину, но река была тоже тёмная, неприветливая и тоже чуждая и земле, и звёздам.
Она текла холодно и угрюмо, как будто проклятая кем-то и бессильная остановиться в своём вечном движении.
Иногда вся она казалась бесконечно-длинною, широкою, тёмною лентою, которую тянет издали чья-то невидимая рука, и эта лента опоясывает всю землю.
От неё веяло одиночеством и могилой.
Шум её внушал королеве невольный трепет. Стремительная здесь, вода разрезалась о барку с лёгким ропотом и плеском, похожим на бормотанье безумных, и неслась дальше, шурша о борта, точно шёлковый шлейф траурного платья.
Королеве казалось даже, что в напряжённой ночной тишине она слышит, как течёт река и дальше, где её течению дан полный простор, слышит её дыхание, - дыхание существа, удручённого тяжким горем, которому нет спасения.
Королева стала пристально всматриваться в воду, точно стараясь найти в ней разгадку её тайны, и вдруг едва не вскрикнула и закрыла глаза от ужаса: ей показалось, что мимо барки, почти касаясь её, проплыло что-то белое и длинное, похожее на труп.
Ей смутно вспомнилось то, что говорили рыбаки, то есть, что труп из Кармасана течением может вынести на Светлую, а потом сообразила, что покуда ещё он не может подняться на поверхность со дна.
Но, рассеяв этот нелепый страх, она уже не могла остановить мыслей о Серёже, с которыми боролась всё время, как со своими врагами. Всё вокруг как будто сговорилось напоминать ей о нём, и она покорилась этим мыслям.