* * *
Вчера снова накатило на меня такое бодрое бурливое настроение. Я шел по улице, чуть не приплясывая, и наконец решил:
- Не зайти ли в ресторанчик?.. Только - дудки! В этот уж не пойду. Эта милая девушка снова доведет меня до логической мысли привязаться веревкой за шею к перилам Галатского моста, да и спрыгнуть вниз…
Поэтому я, насвистывая нечто мелодичное, вошел в другой ресторан и… первое, на что я наткнулся, - была та давешняя кельнерша.
- Вы… Здесь? - оторопел я.
- Да… Садитесь. Представьте, мне тот хозяин отказал. Вы, говорит, не умеете обращаться с публикой… А я уж, можно сказать, всякого, как родного, встречаю. Все, что есть на душе, - все выложишь. Что будете кушать? А у сестрицы, представьте, кроме ангины еще и дизентерия… Несчастье за несчастьем… Садитесь! Куда же вы?!
Благородная девушка
Самым серьезным человеком в свете я считаю своего друга Степана Фолиантова.
Даже в имени его и фамилии есть что-то солидное, несокрушимое…
Поэтому я имел полное право окаменеть от изумления, когда одним весенним вечером он, как экваториальная буря, ворвался ко мне и сообщил, изнемогая на каждом слоге:
- Ну, конец, брат! Поздравь меня - я влюблен.
Если бы дьякон соборной церкви остриг волосы, вымазал лицо жженой пробкой и, надев красный фрак, выступил в кафе-концерте на эстраде в качестве негра, исполняющего кикапу, - это было бы более подходящее, чем то, что сообщил мне Фолиантов.
- С ума ты сошел?! - недоверчиво ахнул я.
- Ну, конечно! Я об этом же и говорю. Ах, какая женщина! Понимаешь: ручки, ножки и губки такие маленькие, что… что…
- Что их совсем не видно? - подсказал я.
- А?.. Ну, это ты уж хватил. Нет, их видно, но они просто крохотные. А глаза, наоборот, такие огромные, что…
- Что занимают территорию всего лица?!
- А? Ну, ты скажешь тоже. Просто огромные глаза. И красивые до безобразия!.. Носик…
- Выпей вина и расскажи лучше о характере.
- Характер? Ангельский. Бескорыстие? Дьявольское! Достаточно сказать, что, когда мы бываем в кафе, - она всегда платит свою треть. Идем в театры - она за билеты платит треть. Садимся на извозчика…
- Почему же такая странная дробь - треть?
- А брат же с нами всегда.
- Чей?
- Странный вопрос: ее! Он ко мне привязался… Светлая личность! Бываем втроем. Ой, опоздал! Уж ждут.
И умчался этот странный Фолиантов - так же бурно, как и появился.
* * *
На другой день появился расстроенный.
- Выгнала.
- Вот тебе раз. За что?
- Я сдуру предложил денег. У них ведь не густо. И брат кричал тоже. Обиделся. Вот тебе и Константинополь! А говорят - город продажных женщин и торгующих женщинами мужчин.
Он вынул портрет прехорошенькой девушки и принялся жадно целовать его.
- Дай и я поцелую, - попросил я, глубоко растроганный.
- На. Ты ее тоже полюбишь, когда узнаешь.
Мы долго по очереди целовали портрет и потом сидели, глядя друг на друга со слезами на глазах…
- Ты, наверное, грубо предложил ей деньги, - укоризненно сказал я. - Вот она тебя и выгнала. А ты сделай как-нибудь деликатнее…
- Ну? Как же?
- Выдай ей вексель на круглую сумму и объясни, что все мы, мол, под Богом ходим, что мало ли что может случиться и что, если ты умрешь, для тебя будет невыносимой мысль, что любимый человек бедствует. Сколько ты ей, дурья голова, предложил?
- 500 лир.
- Ну, вот и напиши на эту сумму. Да вложи в коробку с шоколадом. Все-таки вексель в шоколаде - это не грубые материальные деньги в кулаке.
- А если совсем выгонит?
- В Константинополе-то? Не выгонит. Умчался Фолиантов.
* * *
Примчался Фолиантов:
- Что было! Слезы, истерика. "Так ты, - говорит, - думаешь, что я тебя из-за денег люблю?! Уходи!" Два часа на коленках стоял. Сказал, что, если не возьмет, - пойду и утоплюсь в Босфоре. Она страшно испугалась, заплакала еще раз и взяла. Просила только брату не говорить.
- Вот видишь, как все хорошо.
Через два дня случилось происшествие, которое потрясло не только Фолиантова, но и меня.
- Понимаешь, - рассказывал он. - Все началось из-за того, что в театре она на кого-то посмотрела, а я приревновал… Вернулись к ней домой, я наговорил ей разных слов и в конце концов сказал, что она меня совершенно не любит. Она заплакала, потом спросила: "Значит, выходит, если я тебя не люблю, то встречаюсь с тобой только из-за материальных интересов?! Так смотри же!" Вскочила, вынула из шкатулки мой злополучный вексель, порвала на клочки и бросила к моим ногам.
Я ахнул:
- Вот это женщина! Прямо-таки Настасья Филипповна из "Идиота"!.. Что ж ты думаешь теперь делать?
- Написал уже другой. Так или иначе - всучу ей.
- Вот тебе и Константинополь… - покачал я головой. - Встречусь с ней - в ножки поклонюсь.
Мы оба сияли, как солнце. Два солнца в одной комнате - это была редкая астрономическая комбинация.
* * *
- Помирились! - радостно крикнул мне с извозчика Фолиантов. - Уговорил принять новый. Ну, характер же! Порох.
На Пере, когда один человек едет на извозчике, а другой плетется по мостовой, - трудно разговаривать. Потому я не добился подробностей.
На другой день произошли новые события.
- Это огонь, а не женщина, - кричал мне с порога Фолиантов. - Теперь уже не я ее, а она меня приревновала!..
- Ну, и…
- И порвала в клочья второй вексель!
- Третий дай! - кричал я в экстазе.
* * *
С тех пор события приняли более или менее ритмичный характер…
При малейшем поводе эта странная бескорыстная девушка выхватывала из шкатулки пошлейший документ моего друга и тут же в бешенстве ревности или незаслуженной обиды разрывала его в мелкие клочья.
Друг прибегал ко мне, мы оба долго сидели растроганные, а потом, как два упорных осла, решали, что это девушке не поможет: она все равно получит новый вексель…
Я помню точно: эта борьба великодуший случалась ровно шесть раз. Шесть векселей было подписано, шесть было выхвачено из шкатулки, шесть, в безумном порыве, было разорвано на глазах друга, шесть раз мы, растроганные, тихо плакали на груди друг у друга…
* * *
А сегодня мой друг Фолиантов явился таким расстроенным, каким я его никогда не видел.
- Шестой изорвала? - догадался я.
Он сидел молча, яростно покусывая головку трости.
- Что ж ты молчишь?.. Как поживает наш цветочек, наше ясное солнышко?..
- Чтоб оно лопнуло, это твое солнышко! - заревел мой друг, стуча тростью по дивану, как по злейшему врагу. - Если бы эту кобылу повесили - я с удовольствием дал бы намыленную веревку!..
- Послушай, Фолиантов… Есть такие границы, которые…
- Нет! Нет никаких границ - понимаешь ты это?! За что я теперь должен платить три тысячи лир или садиться в тюрьму?! А?
- Опомнись, какие три тысячи?!
- Да по векселям, которые я, по твоему же совету, на коленках преподносил этой жадной константинопольской собаке!
- Постой, постой… Об остальном я пока не спрашиваю… Но у нее же был только один твой вексель?..
- Черта с два! Все шесть - целехоньки.
- Да ведь она же их рвала?
- Поддельные рвала! Этот ее альфонс и подделывал под мой почерк.
- Светлая личность?! Ее брат?!
- Брат?! Такой же он ей брат, как ты мне падчерица! Полетел я к ней объясняться, а он выходит и говорит: "Если вы не оставите в покое мою жену и не прекратите преследовать ее своей любовью - я заявлю в английскую полицию!" - "А мои векселя?!" - "Это ваши личные коммерческие отношения - меня они не касаются. Если вы ей дали шесть векселей за проданную вам каустическую соду или подошвенную кожу - кому какое до этого дело? Ведь подпись на векселях ваша?" А?! как тебе это понравится? каустическая сода!!! подошвенная кожа?!!
- Признаться, - примирительно сказал я, - во всей этой истории я не узнавал до сих пор Константинополя, и это меня втайне немного тревожило. Теперь я снова узнаю его неизменяемое вечное лицо, и это меня успокаивает.
- То есть?!
- Раз девушка оказалась не девушкой, брат не братом, порванные векселя - не порванными и любовь - не любовью, а подошвенным товаром - все в полном порядке… Приветствую тебя, старый, изможденный, развратный мошенник - Константинополь!
- А как же векселя?..
- Есть деньги?
- Последние три тысячи лир были. Кое-как наскребу.
- Плати. Там заранее рассчитано.
Русские в Византии
Этот осколок константинопольской жизни мне хочется написать в благородной форме исторического романа - так он красочен…
* * *
Стояло ясное погожее утро лета 1921 года.
Впрочем, нет. Стоял вечер.
Автор начинает с утра только потому, что все русские исторические романы начинаются этой фразой.
А на самом деле стоял вечер, когда произошла завязка правдивого бытового романа.
Граф Безухов, не доложившись, неожиданно вошел в комнату жены и застал последнюю (она же была у него и первая) в объятиях своего друга князя Болконского.
Произошла ужасная сцена.
- Милостивый государь! - вскричал взбешенный муж.
- Милостивый государь?
- Вы знаете, что вами осквернен мой семейный очаг!!
- Здесь дама, прошу вас не возвышать голоса. Орет, сам не знает чего.
Закусив нижнюю губу, бледный граф молча сдернул со своей руки перчатку, сделал два шага по направлению к князю и бросил перчатку прямо в лицо врагу.
- Надеюсь, вы понимаете, что это значит?! - угрюмо сказал он.
- Готов к услугам, - холодно поклонился князь Болконский.
- Мои секунданты будут у вас в 10 часов утра.
- Хоть в 9, - с достоинством ответил князь, отыскивая свою шляпу.
* * *
По соглашению сторон поединок решен был на завтра, на дуэльных пистолетах.
Выработав все условия и подробности, секундант графа, полковник Н., спросил у княжеского секунданта, гусарского корнета Ростова:
- Теперь - последний вопрос: у вашего доверителя есть дуэльные пистолеты?
- Никаких нет.
- А у вас?
- Откуда, голубчик? Я из Севастополя эвакуировался с маленьким ручным чемоданчиком… До дуэльных ли тут пистолетов!
- И у моего нету. Что ж теперь делать? Нельзя ли у кого-нибудь попросить на время? Например, у барона Берга?..
- Нашли у кого просить! Барон на Пере "тещиными языками" торгует с лотка - неужели, вы думаете, у него удержится такая ценная штука, как ящик с дуэльными пистолетами. Загнал!
Огорченные, разошлись секунданты по своим доверителям:
- Ну, что? - нетерпеливо спросил бледный, с горящими глазами граф Безухов. - Все готово? Когда?
- Черта с два готово! Пистолетов нет.
- Вот тебе раз! У барона Берга нет ли?
- "Тещины языки" есть у барона Берга. Не будете же вы драться "тещиными языками"!
- Может, в магазине можно купить? Если недорого…
- Ваше сиятельство, что вы! В константинопольском магазине?! Дуэльные пистолеты? Да на кой же шут их будут держать? Для греков, торгующих маслинами и халвой?.. Нашли тоже Онегиных!.. Они больше норовят друг друга по шее съездить или - еще проще - обчистить на "пенды-грош", а не дуэль! Заверяю вас, что среди местных греков нет ни Ленских, ни Печориных…
- Гм! Дьявольски глупо… Не отказываться же из-за этого от дуэли!
- Впрочем, попытаюсь пойти еще в одно место: в комиссионный магазин "Окказион" - не найду ли там?..
* * *
- Здравствуйте. Чем могу служить?
- У вас есть дуэльные пистолеты?
- Помилуйте, все есть! Ковры, картины, бриллианты, курительные трубки…
- Ну на кой мне черт курительная трубка? Из нее не выстрелишь.
- Пардон, стреляться хотите? Дуэль?
- Не я. Я по доверенности.
- Ага. Так, так. Присядьте! Ну, желаю удачи. А пистолетики найдутся. Вам пару?
- Не четыре же! Это не кадриль танцевать.
- Нет, я в том смысле спросил, что, может, одним обойдетесь.
- Что вы за чушь городите! Какая же это дуэль с одним пистолетом?!
- А почему же? Сначала первое лицо стреляет, потом, ежели не попал, передает партнеру, тот стреляет, и так далее. Экономически-с.
- Подите вы! Сколько стоит пара?
- Для вас? Двести лир.
- Вы с ума сошли! Они и шестидесяти не стоят!
- Не могу-с. А пистолеты такие, что поставьте в затылок пятерых - пятерых насквозь пронижет.
- Ну, вот! Что ж мы, для вашего удовольствия еще четыре пары дуэлянтов подбирать будем? Уступите за сто.
- И разговору такого нет.
* * *
- Ну, что?!
- Черт его знает - с ума сошел человек! Он, может, из человеколюбия, но нельзя же драть двести лир за пару! Скажите, сколько вы ассигнуете?
- Мм… Могу отдать все, что имею, - сорок лир.
- Впрочем, с какой стати вы сами будете нести все расходы. Вот еще! Пусть противник принимает на себя половину!
- Послушайте! Удобно ли обращаться… по такому поводу!
- В Константинополе все удобно! Я с него и за доктора половину сдеру!..
* * *
Колесо завертелось.
Полковник Н. пошел к корнету Ростову и потребовал, чтобы его доверитель, князь Болконский, заплатил свою долю за пистолеты - 40 лир; корнет пошел к князю - у князя нашлось только 25 лир; корнет отправился к полковнику, но полковник нашел, что шансы неравны, и предложил взять доктора - на счет князя; потом оба пошли в комиссионный магазин и стали торговаться…
Хозяин уступал за полтораста (без зарядов); секунданты давали 60 с зарядами; не сойдясь, оба разошлись по своим доверителям за инструкциями; граф предложил полковнику Н. взять пистолеты напрокат; полковник отправился к корнету Ростову; оба отправились в комиссионный магазин; хозяин согласился на прокат, но просил залог в полтораста лир; оба снова разошлись по доверителям; один из доверителей (граф) согласился дать в залог брошку жены (100 л.) с тем, чтобы князь Болконский доплатил остальное; корнет Ростов отправился к князю, но у князя оказалось всего-навсего 15 лир; граф передал через своего секунданта, что князь саботирует дуэль, а князь ответил через своего секунданта, что бедность не саботаж и что он, если и задолжает графу за пистолеты, то впоследствии, когда будут деньги, отдаст; граф чуть было не согласился, но жена его возмутилась: "С какой стати, - говорила она, - раз шансы неравны: если он тебя убьет, он этим самым освобождается от долга, а если ты его убьешь, ты с него ничего не получишь… Я вовсе не желаю терять на вашей дурацкой дуэли!"; граф возразил, что это не дурацкое, а дело чести; графиня ответила в том смысле, что, дескать, какая честь, когда нечего есть; из комиссионного магазина пришел мальчик и простодушно спросил: "А что теи господа будут стрелять друг у друга или отдумали, потому как, может, найдутся другие покупатели - так отдавать или как?" Граф послал его к князю Болконскому, графиня послала его к черту, а он вместо этого раскрыл зонтик от дождя и побежал домой.
Наступала осень.
* * *
О Ленские, Печорины, Онегины и Грушницкие!
Вам-то небось хорошо было выдерживать свой стиль и благородство, когда и пистолеты под рукой, и камердинеры собственные, и экипажи, и верховые лошади… "Дуэль? Пожалуйста! Такое-то место, такой-то час, деремся на пистолетах…" А попробуйте, милостивый государь господин Ленский, пошататься по "окказионам", да поторговаться до седьмого поту, да войти в сношения с Онегиным на предмет взятия на себя части расходов, да получить от Онегина отказ, потому что у него "юс-пара" в кармане… так тогда не "Умру ли я, стрелой пронзенный" запоете, а совсем из другой оперы:
Помереть не померла,
Только время провела.
* * *
Бедные мы сделались, бедные…
И прилично ухлопать-то друг друга не имеем возможности!
Аргонавты и золотое руно
С тех пор как осенью 1920 года пароход покинул берега Крыма, и до самого Константинополя они так и ходили нераздельно вместе - впереди толстый, рыжебородый со сложенными на груди руками, за ним, немного сзади, двое: худощавый брюнет с усиками и седенький, маленький. Этот вечный треугольник углом вперед напоминал стаю летящих журавлей.
Только один раз я увидел их не в комбинации треугольника: они дружно выстроились у борта парохода, облокотясь о перила, и поплевывали в тихую воду Черного моря с таким усердием, будто кто-нибудь дал им поручение - так или иначе, а повысить уровень черноморской воды. Я подошел и бесцельно облокотился рядом.
- Ну что, юноша, - обратился вдруг ко мне седенький. - Как делишки?
- Ничего себе, юноша, - приветливо ответил я.
- Дрянь делишки.
- Что думаете делать в Константинополе?
- А черт его знает. Что придется.
- Так нельзя, - наставительно отозвался черноусый мужчина. - Надо заранее выработать план действий, чтобы не очутиться на константинопольском берегу растерянным дураком. Вот мы выработали себе по плану - и спокойны!
- Прекрасное правило, - пришел я в искреннее восхищение. - Какие же ваши планы?
Седенький подарил морскую гладь искусным полновесным плевком и, поглядывая на удалявшиеся с глаз плоды губ своих, процедил сквозь энергично сжатые губы:
- Газету буду издавать.
- Ого! Где?
- Что значит - где? В Константинополе. Я думаю сразу ахнуть и утреннюю, и вечернюю. Чтобы захватить рынок. Вообще, Константинополь - золотое дно.
- Дно-то дно, - с некоторым сомнением согласился я. - Только золотое ли? - Будьте покойны, - вмешался черноусый. - На этом дне лежат золотые россыпи, только нужно уметь их раскопать. Впрочем, мои планы скромнее.
И две стороны треугольника сейчас же поддержали третью:
- Да, его планы скромнее.
- Журнал будете издавать? - попытался догадаться я.
- Ну, что там ваш журнал! Чепуха. Нет, мне пришла в голову свежая мыслишка. Только вы никому из других пассажиров не сообщайте. Узнают - сразу перехватят.
Я твердо поклялся, что унесу эту тайну с собой в могилу.
- Так знайте: я решил открыть в Константинополе русский ресторан.
- Гм… Я, правда, никогда до сих пор не бывал в Константинополе, но… мне кажется, что… там уже в этом направлении кое-что сделано.