- "Который, который!!" Ничего не который! Я не мальчишка, чтобы меня дурачить, и вы не мальчишка, чтобы я вам мог врать. Я честно говорю только то, что вижу, а вижу я такое, что и этого молодого человека и меня нужно отправить в сумасшедший дом!! Это сам дьявол написал на вашей ладони эти антихристовы письмена!!
- Ну, уж и дьявол, - смущенно пробормотал молодой человек. - Это считается одной из самых солидных фирм: Кнаус и Генкельман, Берлин, Фридрихштрассе, 345.
Мы оба выпучили на него глаза.
- Господа, не сердитесь на меня… Но ведь я же вам давал сначала правую руку, а вы не захотели. А левая, конечно… Я и сам не знаю, что они на ней вытиснули…
- Кто-о? - взревел хиромант.
- Опять же Кнаус и Генкельман, Берлин, Фридрихш-трассе, 345. Видите ли, когда мне под Первозвановкой оторвало кисть левой руки, то мой дядя, который жил в Берлине, как представитель фабрики искусственных конеч…
Череп халдейского мудреца пролетел мимо моего плеча и, кляцнув зубами, зацепился челюстью за шинель капитана. За черепом полетели две восковые свечи и какая-то древняя книга, обтянутая свиной кожей.
- Бежим, - шепнул я капитану. - А то он так озверел, что убить может.
Бежали, схватившись за руки, по узкому грязному переулку. Отдышались.
- Легко отделались, - одобрительно засмеялся я. - Скажите, кой черт поддел вас не признаться, что ваша левая лапа резиновая, как калоша "Проводник"?
- Да я, собственно, боялся потерять две лиры. Вы знаете, когда пять дней подряд питаешься одними бубликами… А теперь, конечно, я сам понимаю, что ухнули мои две лирочки.
- Ну, нет, - великодушно сказал я. - Вам, Ваше Величество, еще 215 лет жить осталось, так уж денежки-то ой-ой как нужны. Получайте.
* * *
Встретил даму. Ту самую.
- Ну что, были?
- Конечно, был. Аванс отработал честно.
- Ну что же, - с лихорадочным любопытством спросила она. - Что же он вам сказал?
- А вы верите всему, что они предсказывают? - лукаво спросил я.
- Ну, конечно.
- Так он сказал, что с вас причитается еще целый ворох поцелуев.
До чего эти женщины суеверны, до чего доверчивы.
Лото-Тамбола
Оглянитесь назад, на детство - вы вспомните, что в каждом из училищ, в каждой гимназии была такая неожиданно вспыхивающая эпидемия: вдруг - игра в перья! И все мальчишки, все классы с головой уходят в дурацкую игру, ходят, как пьяные, учебники плесневеют, в журналах стройным частоколом вытягивается ряд единиц… Но однажды, во время разгара игры в перья, кто-то, разжевав резинку, на что ушла добрая половина дня, надул воздухом разжеванную массу и причудливо щелкнул ею. И вдруг - первая эпидемия (игра в перья) сразу, как по мановению волшебного жезла, прекратилась, к перьям потеряли всякий интерес, и крупные держатели этих, казалось бы, абсолютных ценностей - сразу потерпели крах…
И вместо перьев - целые ряды безмолвно сидящих за партами мальчишек, с дурацки-благоговейными лицами, с выпученными от напряжения глазами, с механически, как машина, двигающимися челюстями… Это - весь класс заболел новой эпидемией. Это - весь класс жует резину из-за сомнительного наслаждения один раз щелкнуть ею.
* * *
Лица людей, играющих в лото, напоминают мне физиономии мальчишек, жующих целыми часами резину, чтобы один раз щелкнуть ею.
Приходилось мне видеть всякие дурацкие игры, но такой идиотски-бессмысленной, как лото, - целый год ломай голову - не придумаешь.
В чем, собственно, дело? Как начинается лото?
Идет оборотистый человек по улице. Всматривается в выражение лиц прохожих, и приходит ему в голову мысль:
- А ведь почти ни одного умного, одухотворенного лица. Общая печать скудоумия и недомыслия… Надо им, канальям, лото устроить. Пусть играют; самая для них подходящая игра.
Тут же снимает пустое помещение, вешает вывеску, ставит обдирательный аппарат, нанимает вопилыцика и говорит:
- Ну, вы… гуси лапчатые! Идите, обдирать вас буду.
И сразу фабрика начинает работать; публика с физиономиями, как стертые пятаки, втискивается в помещение, обдирательный аппарат с грохотом кружится, вопилыцик вопит, а хозяин ходит от одного к другому и у всех отбирает деньги.
Дураковая психология постигнута в совершенстве: если у дурака просто отнять деньги - он будет плакать и стонать, а если ему посулить, что он на свои три лиры проигрыша может получить сорок лир выигрыша,
- дураковый взгляд заискрится, заблистает, откроет дурак свой кругленький ротик и примется напряженно следить по куску картона, на котором натыканы без всякого смысла и толку цифры, - примется следить: не выиграет ли?
И сидит он так за куском картона час, три, десять
- все свое свободное и несвободное время убухивает на рассматривание унылого бескрасочного куска картона…
А попробуйте сказать дураку:
- Что ты сидишь зря, Васенька? Пошел бы домой, спать…
- Нет, - скажет, - это очень выгодно: позавчера Иван Вахрамеич поставил лиру, а отхватил сразу девять пятьдесят!
Легенда об Иване Вахромеиче поддерживает в нем радужные надежды, а хозяину только этого и надо… То и дело подходит:
- С вас полтинничек.
Будь я сам хозяином и имей я дело не с дураками, а с умными людьми, я просто и честно предложил бы им:
- Вот вы пришли играть в лото… Вносите вы деньги, а я из них каждый раз забираю 20 процентов. Пять игр сыграете - все ваши денежки у меня. Предположим, по десяти раз каждый из вас слазит в карман за деньгами и отдаст их мне все… Так не лучше ли, не проще ли сделать так: вы будете каждый день собираться у меня к условному часу, отдадите все свои деньги, я из них выделю процентов 30, вы их по жребию поделите между собой, как выигрыш, - и ступайте домой. И никакого лото вам не нужно, не нужно торчать в душной и закуренной комнате и до ряби в глазах пялиться на картонную бумажку с бессмысленными цифрами…
Предложи я такую комбинацию - никто на нее не пойдет; и в то же время все делают то же самое - только что больше времени тратится, да лицо после игры приобретает одеревенелое выражение ободранной грабителями мумии из гробницы Фараона: видимость человека есть, внутри все пусто.
* * *
Недавно союзная полиция закрыла все лото.
Но…
Видели ли вы когда-нибудь, как на тоскливом черном пожарище вдруг начинает пробиваться молодая зеленая травка?..
Встречаю приятеля:
- Видели, как тараканы бегают?
- А что?
- Тут в одном доме тараканы бегают.
- Эва, нашли редкость! Я в России сотни домов видел, где тараканы бегают!
- Вы не понимаете! Тут устроены тараканьи бега. Есть старт, тотализатор, цвета жокеев, и бегут живые тараканы. Масса народу собирается играть. Есть верные тараканы! Фавориты!!!
* * *
О, бог азарта - великий бог.
Отнимите у человека карты - он устроит лото; отнимите лото - он зубами уцепится за таракана; отнимите таракана, он…
Да что там говорить: я однажды видел на скамейке Летнего сада няньку с ребенком на руках. Она задумчиво выдергивала у него волосик за волосиком и гадала: "Любит - не любит! Любит - не любит".
Это был азарт любви, той любви, которая может лишить волос даже незаинтересованную сторону…
О гробах, тараканах и пустых внутри бабах
Как-то давным-давно мне рассказывали забавный анекдот…
Один еврей, не имеющий права жительства, пришел к царю и говорит:
- Ваше величество! Дайте мне, пожалуйста, право жительства!
- Но ведь ты же знаешь, что правом жительства могут пользоваться только ремесленники.
- Ну, так я ремесленник.
- Какой же ты ремесленник? Что ты умеешь делать?
- Уксус умею делать.
- Подумаешь, какое ремесло, - усмехнулся скептически государь, - это и я умею делать уксус.
- И вы умеете? Ну, так вы тоже будете иметь право жительства!
Прошли идиллические времена, когда рождались подобные анекдоты: настали такие времена, когда не только скромные фабриканты уксуса, но и могущественные короли не имеют права жительства…
Некоторое исключение представляет собой Константинополь: человек, который умеет делать уксус, здесь не пропадет. Искусство "делать уксус" в той или другой форме - все-таки дает право на жизнь.
Вот моя встреча с такими "ремесленниками, имеющими право жительства", неунывающими, мужественными делателями "уксуса".
* * *
Они сидели рядышком на скамейке в саду Пти-Шан и дышали теплым весенним воздухом - бывший журналист, бывший поэт и бывш… чуть, по привычке не сказал
- бывшая журналистка… Нет, сестра журналиста была настоящая… Дама большой красоты, изящества и самого тонкого шарма…
Всем трем я искренно обрадовался, и они очень обрадовались мне.
- Здорово, ребята! - приветствовал я эту тройку.
- Что поделываете в Константинополе? Все трое переглянулись и засмеялись:
- Что мы поделываем? Да вы не поймете, если мы скажем…
- Я не пойму? Да нет на свете профессии, которой бы я не понял!
- Я, например, - сказал журналист, - лежу в гробу.
- А я, - подхватил поэт, - хожу в женщине.
- А я, - деловито заявила журналистова сестра, - состою при зеленом таракане.
- Все три ремесла немного странные, - призадумался я. - Делать уксус гораздо легче. Кой черт, например, занес вас в гроб?..
- Одна гадалка принаняла. У нее оккультный кабинет: лежу в гробу и отвечаю на вопросы клиентов. Правда, ответы мои глубиной и остроумием не блещут, но все же они неизмеримо выше идиотских вопросов клиентов.
- А вот вы… который "ходит в женщине". Каким ветром вас туда занесло?
- Не ветром, а голодом. Огромная баба из картона и коленкора. Я влезаю внутрь и начинаю бродить по Пере, неся на себе это чудовище, в лапах которого красуется реклама одного ресторана.
- Поистине, - сказал я, - ваши профессии изумительны, но они бледнеют перед карьерой Ольги Платоновны, состоящей при зеленом таракане!
- Смейтесь, смейтесь. Однако зеленый таракан меня кормит. Собственно, он не зеленый, а коричневый, но цвета пробочного жокея, которого он несет на себе, - зеленые. И потому я обязана иметь на правом плече большой зеленый бант: цвета моего таракана. Да что вы так смотрите? Просто здесь устроены тараканьи бега, и вот я служу на записи в тараканий тотализатор. Просто, кажется?
- Очень. Все просто. Один в гробу лежит, другой в бабе ходит, третья - при таракане состоит.
Отошел я от них и подумал:
- Ой, крепок еще русский человек, ежели ни гроб его не берет, ни карнавалье чучело не пугает, ежели простой таракан его кормит…
Это одна сторона - прекрасная сторона - русского характера…
А вот другая сторона…
Еще гроб
Иногда - ни с того ни с сего - накатывает такое веселое, радостное настроение, что ходишь внутренне подпрыгивая, как козленок, что хочется весь мир обнять, что внутри - будто целая стая воробьев щебечет.
В такие минуты любо беспричинно бродить по улицам, обращая умиленное внимание на всякий пустяк, попадающий в поле зрения: на турка, исступленно выкрикивающего свой товар; на деловитого грека, бегущего из харчевни с тарелочкой, на которой - горсточка вареного риса, возглавленного крохотным кусочком баранины; на фотографическую витрину с усатыми, толстоногими гречанками, любящими сниматься непременно у фальшивого бутафорского рояля или около белой картонной лошади, шея которой обвивается топорной рукой самым шаловливым и грациозным образом, - все привлекает праздное, благодушное внимание, все заставляет или мимолетно усмехнуться, или мимолетно задуматься…
В таком безоблачном настроении любо зайти в светлый чистенький ресторанчик, проглотить кружку холодного пива и уничтожить какую-нибудь отбивную котлету, бродя рассеянно глазами по вечному портрету Вени-зелоса на стене, обильно засиженному мухами, и по разложенным листам бумаги от мух, девственно чистым - на зависть облюбованному летучей армией Вени-зелосу.
Недавно зашел я в таком бодром искрящемся настроении в ресторанчик, уселся за стол; подошла очень недурная собой русская дама и, сделав независимое лицо аристократки времен Французской революции, ведомой на гильотину, - кротко спросила:
- Чего вы хотите?
- Обнять весь мир, - искренне ответил я, еле сдерживая бурлящую внутри молодую радость жизни.
- Отчего все мужчины думают, - грустно сказала дама, - что если мы служим здесь кельнершами, то нам можно делать всякие предложения…
Я заверил ее, что в отношении к ней лично у меня нет никаких агрессивных планов, и заказал телячью котлету и пиво.
- Салату желаете? - осведомилась она таким душераздирающим тоном, будто спрашивала: сейчас меня будете расстреливать или потом?
- О да! Украсьте салатом мою сиротливую жизнь, - игриво отвечал я, желая немного развлечь ее. - Вы, наверное, беженка?
- Ах, и не говорите. Сейчас принесу пиво, а потом котлету.
Когда она вернулась, я сказал ей:
- Если вам не скучно, посидите со мной, поболтаем.
- Не скучно! А какое, спрашивается, веселье?.. Чему радоваться? Ах, вы знаете - раньше у меня были свои лошади, я приемы делала, а теперь… ботинок не на что купить.
Я отхлебнул пива. Оно показалось мне горьковатым.
- Сестра лежит с ангиной. Хозяева дома, греки, оскорбляют, потому что мы русские…
Я сделал второй глоток. Пиво как будто сделалось еще горче.
- Ничего. Даст Бог, все уладится. Опять будем жить хорошо.
- Не верю я. Ни во что не верю. Наверное, скоро все перемрем. Муж в Совдепии остался. Наверное, убили.
Отхлебнул, опустил голову.
Решительно, черт их возьми, пивные заводы стали беззастенчиво прибавлять желчь в пиво.
- А может, муж и жив, - утешил я.
- А если и жив - так с голоду умер.
Я сочувственно покачал головой, отломил поджаренную хрустящую корочку булки и, посолив, положил в рот.
- Гм… Вот белый хлеб, - со стоном заметила кельнерша. - У нас тут его сколько угодно, белого, мягкого, свежего, а там серый, как глина, со щепочками, с половой, со жмыхами. Да если бы этакую порцию туда перенести - так хватило бы на четырех человек. Да и рыдали бы, пережевывая.
Все это было совершенно справедливо, но почему деревцо за окном вяло опустило ветки, портрет Венизелоса скривился на сторону, солнечное пятно на стене погасло и прожеванный кусочек хлеба никак не хотел, несмотря на мои судорожные усилия, проскочить в горло… Я облил его глотком пива вкуса хины, мучительно улыбнулся и заметил:
- Но ведь если я сейчас не буду есть этого хлеба - я им этим не помогу?..
- Им уже ничто не поможет. Как мучаются! Как мучаются! От голода распухает лицо и все тело покрывается кровоточащими струпьями…
Она встала и пошла за котлетой.
Котлета оказалась на редкость сочная, в сухариках, с картошечкой, нарезанной этакими столбиками.
Я отрезал кус, мазнул горчицей и увенчал кусочком огурца.
- Я читала, что от голода шея начинает пухнуть и гнить. Отчего бы это?
- Не знаю отчего, - угрюмо промолвил я.
Мне показалось, что кусочек котлеты на вилке покраснел, распух и в нем что-то зашевелилось…
- Да… Вот вы, например, можете себе позволить здесь удовольствие съесть две или три жареные котлеты, а там даже дров нет, чтобы сварить головку ржавой селедки…
Ах, как все это было справедливо!.. Но котлета покоробилась, съежилась и сделалась вялой, неаппетитной…
- Дайте счет, - со вздохом попросил я.
Она черкнула что-то в книжечке, сардонически улыбаясь:
- Иногда пишешь счет, да как вспомнишь, чем была раньше, как роскошно жила, - так слезы и застилают глаза: цифр даже не вижу…
- Прощайте, - пробормотал я.
- Куда ж вы так скоро?
- Пойти на кладбище, что ли, повеситься.
- Да уж теперь это только и остается, - с готовностью одобрила она.