- Очнулся! - обрадовался я. - А теперь иди, несчастный, и постарайся на свободе обдумать свое поведение!
Я взял его в охапку и почти вышвырнул в боковую дверь. Схватился за голову. Прислушался. По мягким звукам ударов и по заглушенным стонам за кулисами я понял, что передал неудачливого Васю в верные руки.
- Итак, вот кто ее избранник! - вскричал я страдальчески. - Нет! Лучше смерть, чем такое сознание.
Дальше все пошло как по маслу: я вынул револьвер, приставил к виску, из средних дверей выбежала любящая женщина, упала на грудь - одним словом, я опять стал на рельсы, с которых меня попробовали стащить так неудачно.
"Колесо жизни" завертелось: в будке показался суфлер, в ложе - успокоенный автор.
* * *
После спектакля мне подали в уборную записку: "Жрите сегодня ваше вино и шашлык без меня. Я все оплатил. Иду домой сохнуть и расправляться. Будьте вы прокляты!"
Рассказы циника
Искусство и публика (Вместо предисловия)
Вы - писатели, актеры и живописцы! Вы все (да и я тоже) пишете, играете и рисуете для того многоголового таинственного зверя, который именуется публикой.
Что же это за таинственный такой зверь? Приходило ли кому-нибудь в голову математически вычислить средний культурный и эстетический уровень этого "зверя"?..
Ведь те, с которыми мы в жизни встречаемся, в чьем обществе вращаемся, кто устно по знакомству разбирает наши произведения - эти люди, в сущности, не публика. Они, благодаря именно близости к нам, уже искушены, уже немного отравлены сладким пониманием тонкого яда, именуемого "искусством".
А кто же те, остальные? Та Марья Кондратьевна, которая аплодирует вам, Шаляпин, тот Игнатий Захарыч, который рассматривает ваши, Борис Григорьев, репродукции в журнале "Жар-Птица", тот Семен Семеныч, который читает мои рассказы.
Таинственные близкие незнакомцы - кто вы?
* * *
Недавно я, сидя на одном симфоническом концерте, услышал сзади себя диалог двух соседей по креслу (о, диалог всего в шесть слов).
- Скажите, это - Григ?
- Простите, я приезжий.
Этот шестисловный диалог дал мне повод вспомнить другой диалог, слышанный мною лет двенадцать тому назад; не откроет ли он немного ту завесу, за которой таинственно прячется "многоголовый зверь"?
Двенадцать лет тому назад я сидел в зале Дворянского собрания на красном бархатном диване и слушал концерт симфонического оркестра, которым дирижировал восьмилетний Вилли Ферреро.
Я не стенограф, но память у меня хорошая… Поэтому постараюсь стенографически передать тот разговор, который велся сзади меня зрителями, тоже сидевшими на красных бархатных диванах.
- Слушайте, - спросил один господин своего знакомого, прослушав гениально проведенный гениальным дирижером "Танец Анитры". - Чем вы это объясняете?
- Что?
- Да вот то, что он так замечательно дирижирует.
- Простой карлик.
- То есть, что вы этим хотите сказать?
- Я говорю, этот Ферреро - карлик. Ему, может быть, лет сорок. Его лет тридцать учили-учили, а теперь вот - выпустили.
- Да не может этого быть, что вы! Поглядите на его лицо! У карликов лица сморщенные, старообразные, а у Вилли типичное личико восьмилетнего шалуна, с нежным овалом и пухлыми детскими губками.
- Тогда, значит, гипнотизм.
- Какой гипнотизм?
- Знаете, который усыпляет. Загипнотизировали мальчишку и выпустили. Все ученые заявили, что под гипнозом человек может делать только то, что он умеет делать и в нормальной жизни. Так, например, девушку можно под гипнозом заставить поцеловать находящегося вблизи мужчину, но никак нельзя заставить говорить ее по-английски, если она не знала раньше английского языка.
- Серьезно?
- Ну, конечно.
- Тогда все это очень странно.
- В том-то и дело. Я поэтому и спрашиваю: чем вы объясняете это?
- Может, его мучили?
- Как это?
- Да вот, знаете, как маленьких акробатов… Рассказывают, что их выламывают и даже варят в молоке, чтобы у них кости сделались мягче.
- Ну, что вы! Где же это видано, чтобы дирижера в молоке варили?
- Я не говорю в буквальном смысле - в молоке. Может быть, просто истязали. Схватят его за волосы и ну теребить: "дирижируй, паршивец!" Плачет мальчик, а дирижирует. Голодом морят тоже иногда.
- Ну, что вы! При чем тут истязания. Вон даже клоуны, которые выводят дрессированных петухов и крыс, - и те действуют лаской.
- Ну, что там ваша ласка! Если и добиваются лаской, так пустяков, - петух, потянув клювом веревку, стреляет из пистолета, а крыса расхаживает в костюме начальника станции. Вот вам и вся ласка. А здесь - маленький мальчуган дирижирует симфоническим оркестром! Этого лаской не добьешься.
- Значит, по-вашему, его родители истязали? Странная гипотеза! - Он обиженно пожал плечами.
- Значит, по-вашему, выходит так: берем мы обыкновенного миловидного мальчика, начинаем истязать, колотить его по чем попало - и мальчишка через год-два уже дирижирует симфоническим оркестром так, что все приходят в восторг?! Просто же вы смотрите на вещи.
- Виноват! Вы вот все меня спрашиваете: объясни, да объясни. А как вы сами объясняете?
- Что? Вилли Ферреро?
- Да-с.
- Тут если и может быть объяснение, то гораздо сложней. Последние завоевания оптической техники.
- Вы думаете - посредством зеркал?
- То есть?
- Знаете, зеркало под известным углом… Фокусники достигают того, что…
- Нет-с, это пустяки. А видел я летом в "Аквариуме" механического живописца. Маленький человек, который собственноручно портреты с публики писал. Представьте себе, я узнал, как это делается: он соединен электрическим проводом с настоящим живописцем, который сидит за кулисами и рисует на другой бумаге. И что же вы думаете? Устроено так, что маленький живописец гениально точно повторяет все его движения и рисует очень похоже.
- Позвольте! Механического человека можно двигать электричеством, но ведь Ферреро живой мальчик! Его даже профессора осматривали!
- Гм! Пожалуй. Ну, в таком случае - я прямо отказываюсь понимать, в чем же тут дело?!
Я не мог больше слушать этого разговора.
- Эй, вы, господа! Все, что вы говорили, может быть, очень мило, но почему вам не предположить что-либо более простое, чем электрические провода и система зеркал…
- Именно?
- Именно, что мальчик - просто гениален!
- Ну, извините, - возразил старик - автор теории об истязании. - Вот именно, что это было бы слишком простое объяснение!
* * *
Подумайте только: на красном диване позади меня сидели люди, для которых мы пишем стихи, рассказы, рисуем картины, Шаляпин для них поет, а Павлова для них танцует.
Не лучше ли всем нам, танцующим, поющим и пишущим, с Шаля
пиным и Павловой во главе, заняться оптовой торговлей бычачьими шкурами? Я знаю немного бухгалтерию - возьму на себя ведение конторских книг.
А Вилли Ферреро будет у нас мальчишкой на посылках, - относить счета заказчикам… А?
Новый миллионер
Здравствуй, племя младое, незнакомое!..
Смешно сказать: в течение двух дней я встретил этого человека три раза; и он мне был совершенно чужд и ненужен! А существуют люди, которых любишь и с которыми хотел бы встретиться, - и не видишь их годами…
Первая встреча с этим человеком произошла у крупного ювелира, где я выбирал булавку для подарка, а "этот человек" (до сих пор не знаю, как его зовут) бессмысленно переминался с ноги на ногу у прилавка, тоскливо вздыхая и то распахивая, то запахивая роскошную шубу с бобровым воротником.
- Вам, собственно, что хотелось бы? - спрашивал терпеливый приказчик.
- Да вот этих купить… ну, каких-нибудь драгоценных камней.
- Каких именно?
- Эти беленькие - бриллианты? - Да.
- Значит, бриллиантов. Потом еще голубых я взял бы… красных… А желтеньких нет?
- Есть топазы.
- Это дорогие?
- Нет, они дешевые.
- Тогда не стоит. Бриллианты - самые дорогие? Они как - поштучно?
- Нет, по весу.
- Вот вы мне полфунтика заверните.
- Видите ли, так, собственно, нельзя. Бриллианты продаются на караты…
- На что?
- На караты.
- Это скучно, я этого не понимаю. Тогда лучше поштучно.
- Вам в изделии показать?
- А что шикарнее?
- Да в изделии можно носить, а так, отдельные камни - они у вас просто лежать будут.
- Тогда лучше изделие.
- Желаете, колье покажу?
- Хорошо… Оно дорогое?
- Сто двадцать-тысяч.
- Это ничего себе, это хорошо. Вот это оно? А почему же на нем одни белые камни? Хотелось бы чего-нибудь и зелененького…
- Вот вам другое, с изумрудом.
- Оно симпатичное, только куда я его надену?
- Виноват, это не мужская вещь, а дамская. Если жене подарить…
Незнакомец хитро прищурил один глаз:
- Экой вы чудак! А если я не женат?
- Гм! - промычал приказчик, усилием воли сгоняя с лица выражение отчаяния. - Вы, значит, хотели бы что-нибудь выбрать для себя лично?
- Ну да же! А вы что думали?
- Тогда возьмите кольцо.
- А оно сколько стоит?
- Смотря какое. Вот поглядите здесь: какое понравится.
- Вот это - почем? Голубенькое.
- Две тысячи пятьсот.
- Гадость. Мне тысяч на полтораста, на двести.
- Тогда бриллиантовое возьмите. Вот это - редкая вода: семнадцать с половиной тысяч.
- А дороже нет?
- Нет. Да ведь вы можете три взять!
- И верно ведь. Заверните. Вы думаете, что они достаточно шикарны?
- О, помилуйте, м-сье!
- Вы меня извините, но я в этом ничего не понимаю. Вот насчет бумаг я хорошо намастачился.
- Биржевых?
- Какая биржа! Я говорю о газетной бумаге, писчей, оберточной - все, что угодно! Получите за кольца. Вы их пришлите ко мне с мальчишкой - не хочется таскаться с этой ерундой. Или лучше я их на пальцы надену. Экие здоровые каменища. Не выпадут?
- О, помилуйте…
- А то выпадут - и пропало кольцо. Куда оно тогда? Вместо камня, дырка. Будто окно с выбитым стеклом. Прощайте.
* * *
В тот же день вечером я увидел его в мебельном магазине…
- Послушайте, - горячился он. - Поймите: если бы вы сказали мне: хочу иметь самую лучшую бумагу - я ответил бы: вот эта лучшая. А вы мне не говорите прямо, что хорошо, что нет. Вы говорите, что эта гостиная розового дерева, а эта - Людовика, ну? Какая же лучшая?
- Какая вам понравится…
- А которая дороже?
- Розового дерева. Тридцать семь тысяч двести.
- Ну, вот эту и заверните. Затем - какие еще есть комнаты у вас?
- Кабинет, спальня, столовая, передняя…
- А еще?
- Будуары еще есть.
- Ну, это всего шесть. А у меня десять комнат! Чем же их заставлять прикажете?
- А кто у вас еще будет помещаться в квартире?
- Я один!
- Гм!.. Можно тогда библиотеку.
- Семь! А еще?
- Можно тогда какую-нибудь комнату в русском стиле. Потом, ну… сделайте второй кабинет. Один для работы, другой… так себе.
Оба глядели друг на друга бессмысленными от натуги глазами и мучительно думали.
- Это девять. А в десятую что я поставлю?
- А десятую… сдайте кому-нибудь. Ну, на что вам одному десять? Довольно и девяти. Сдайте - вам же веселее будет.
- Это идея. Мне бы хотелось, чтобы эта комната была стильная.
- В каком стиле, м-сье?
- В хорошем. Ну, вы там сами подберите. Охо-хо… Теперь подсчитайте - сколько выйдет?
* * *
А на другой день я, к своему и его удивлению (он уже начал привыкать к моему лицу), встретил его на картинной выставке.
Он поместился сзади меня, поглядел из-за моего плеча на картину, перед которой я стоял, и спросил:
- Это - хорошая?
- Картина? Ничего себе. Воздуху маловато.
- Да! Дышать нечем. А я уже, было, хотел купить ее. Вижу, вы долго смотрите - значит, думаю, хорошая. Я уже три купил.
- Какие?
- Да вот те, около которых стоят. Я себе так и думаю: те картины, около которых стоят, - значит, хорошие картины.
Я принял серьезный деловой вид.
- А сколько людей должно стоять перед картиной, чтобы вы ее купили?
- Не меньше десятка, - так же серьезно ответил он. - Не меньше. Три, пять, шесть - уже не то.
- А вы - сообразительный человек.
- Да, я только ничего не понимаю во многом. А природный ум у меня есть. Вы знаете, как ловко я купил себе автомобиль? Я ведь в них ничего не понимаю… Ну, вот, прихожу в автомобильный магазин, расхаживаю себе, гуляю. Вижу, какой-то господин выбрал для себя машину… осмотрел он ее, похвалил, сторговался, а когда уже платил деньги, я и говорю: "Уступите ее мне, пятьсот отступного"… Удивился, но уступил. Хороший такой господин.
- У вас, очевидно, большие средства?
- Ах, и не говорите. Намучился я с ними… Вы уже уходите? Пойдем, я вас подвезу на своей машине… Прогуляться хотите? Ну, пойдем пешком…
* * *
Взяв меня под руку, он зашагал подле, заискивающе глядя мне в глаза и согнувшись в своей великолепной шубе…
- Скажите, лошадь иметь - шикарно?
- Очень.
- Надо бы купить. Знаете что? Я в лошадях ничего не понимаю. Вы купите лошадь, с этой самой… с повозкой! А потом продайте мне с надбавкой. Заработаете - и мне спокойнее.
- Нет, я этими делами не занимаюсь.
- Жалко. На кого это вы так посмотрели?
- Дама одна прошла. Красивая.
- Серьезно, красивая?
- Да, очень. Эффектная!
- Слушайте, а что если ее взять на содержание?
- Почему непременно ее?!..
- Я в этом, видите ли, ничего не понимаю, а вы говорите - красивая. Возьму ее на содержание, а?
- Позвольте! А вдруг это порядочная женщина?
- Ну, извинюсь. Большая беда. Сколько ей предложить, как вы думаете?
- Ей-Богу, затрудняюсь.
- Предложу три тысячи в месяц, черт с ним…
Он догнал даму, пошел с ней рядом… Заговорил… На лице ее последовательно выразились: возмущение, удивление, смущение, недоверчивость, колебание и, наконец, - радость, розовым светом залившая ее красивое лицо.
Покупатель бумаги нашел самое нужное в своей пустой жизни…