Том 6. Отдых на крапиве - Аверченко Аркадий Тимофеевич 40 стр.


Впервые веселый Мотылек повернулся ко всем столь неожиданной стороной своей разнообразной натуры.

Глава VIII
О Яблоньке и ее физических и душевных свойствах

У Мецената и его клевретов была непонятная страсть: награждать всех, кто с ними соприкасался, прозвищами. Этим как будто вносился какой-то корректив в ту слепую случайность, благодаря которой человек всю жизнь таскает на своих плечах имя, выбранное не по собственному вкусу или вкусу других, а взятое черт знает откуда: почему этот элегантный, одетый с иголочки парень именуется Иван Петрович Кубарев, а не Виктор Аполлоныч Гвоздецкий, почему та пышная черноволосая красавица называется Людмила Акимовна, когда по всяким соображениям гораздо более подходило бы ей пышное черноволосое имя: Вера Владимировна?

Бессознательно, но, вероятно, именно поэтому "клевреты" крестили всех окружающих по-своему.

Самой удачной, меткой кличкой у компании считалось Полторажида - кличка, которую прицепили к невероятно длинному рыжему унылому еврею-портному, часто освежавшему несложный гардероб клевретов.

И совсем уж несправедливо звучала "Кальвия Криспинилла" - Magistra libidinium Neronis, как окрестили добрую русскую няньку Анну Матвеевну… В ее характере ничего не было общего с "профессоршей Неронова разврата", хотя Мотылек и божился, что она не только снисходительно относится к объектам Меценатовых сердечных увлечений, но даже сортирует их на "стоющих" и "не стоющих" и ведет с ними по телефону длинные беседы принципиального свойства.

Одной из удачных кличек считалась также сокращенное "Яблонька", или официальное - "Яблонька в цвету", потому что это поэтическое название вполне соответствовало внешности Нины Иконниковой.

Высокая гибкая блондинка с огромными синими глазами, любовно озиравшими весь Божий мир, с пышной короной белокурых, нежных, как шелковая паутина, волос, вся белая, ароматная, будто пахнущая яблочным цветом, с высокой грудью и круглыми плечами, упругая, здоровая и свежая, как только что вылупившееся яичко. Походка у нее была изумительная: идет и вся вздрагивает, будто невидимые волны пробегают по телу, будто спелый колос волнуется от налетевшего теплого летнего ветерка…

Однажды некий экспансивный прохожий не выдержал: остановился посреди улицы, сложил молитвенно руки и пылко воскликнул:

- Боже мой! И пошлет же Господь в мир такую красоту!

Она нисколько не была шокирована этим восклицанием; приостановилась и, мило улыбнувшись, поблагодарила:

- Спасибо вам за ласковое слово. Мне приятнее всего, что в вашем комплименте дважды встречается слово "Бог". Значит, что вы хороший человек.

И пошла дальше как ни в чем не бывало, прямая и гибкая, как молодой тополь, по-прежнему приветливо улыбаясь синему небу.

Первым познакомился с Яблонькой Мотылек. Этот расторопный поэт однажды долго шел за ней по боковой аллее Летнего сада и потом, восхищенный, потеряв над собой власть, как он вообще всегда терял власть над своим бурным темпераментом, вдруг подошел к ней и вступил в разговор.

- Куда вы идете? - порывисто спросил он.

- В библиотеку. Книгу менять.

- И я пойду с вами.

- Вы тоже идете книгу менять? - спросила она просто, без всякой иронии.

- Нет… я этого… Давно собирался абонироваться… Да представьте себе, не знаю, как это сделать. Это сложно?

- Совершенно не сложно, - мило рассмеялась она. - Пойдемте, я вам это устрою.

Мотылек бурно зашагал за ней, но, когда оба предстали перед прилавком, на котором лежали толстые каталоги, Мотылек вдруг ощутил, что он оступился и летит вниз головою в глубокую пропасть: он сейчас только вспомнил, что у него в кармане всего тридцать копеек, а плата за абонемент в месяц с залогом превышала эту сумму ровно в семь раз.

- Вот вам бланк, - сказала будущая Яблоиька, - обязательно напишите ответы на вопросы и здесь подпишитесь.

Чтобы отсрочить окончательно гибель и позор, Мотылек долго возился над маленьким листком, собирал и распускал свои знаменитые морщины, раза два даже смахнул тайком пот со лба, каллиграфически выписал свою фамилию, сделал росчерк - роковой час расплаты придвинулся вплотную.

- Ну, что ж вы? - поощряла его Яблонька. - Теперь остается только заплатить и выбрать книгу по каталогу.

Мотылек тоскливо поглядел на ее свежие губы, поскреб яростно холодными пальцами затылок и вдруг брякнул:

- Послушайте… Можно вас отозвать в сторону на два слова?

- Что случилось? Пожалуйста. Они отошли в сторону.

- Милая девушка! Видели вы еще когда-нибудь такого мерзавца, как я?

Ее губы дрогнули, и глаза немного затуманились…

- Что вы такое говорите… Разве можно так?

- Мерзавец! - в экстазе воскликнул Мотылек. - Форменный подлец! Слушайте же, как кается Мотылек! Слушай весь православный народ! Книга мне была нужна? По морде мне нужно было хлопнуть несколько раз этой книгой! Ведь это я к вам просто пристал давеча в Летнем саду - пристал, как самый последний уличный нахал!! А вы, святая душа, - даже не догадались! Вы, как Красная Шапочка, доверчиво разговорились с Серым Волком…

- Да вы не похожи на Серого Волка, - рассмеялась одними лучистыми синими глазами Яблонька. - У вас доброе лицо. А я боюсь только пьяных. И то я одного пьяного однажды вечером устыдила. С ними только нужно побольше простой примитивной логики. Подходит он ко мне вечером на Владимирской улице и говорит: "Пойдем со мной, барышня". Конечно, можно было бы позвать городового - в двух шагах стоял, - но мне жалко сделалось этого пьяненького. "Куда же, - я говорю, - мне с вами идти?" - "Пойдем поужинать". - "Смотрите-ка, - говорю, - какая жалость… А я уже поужинала!" - "Да что вы, - опечалился он. - Экая жалость! Ну, вина выпьем, что ли?" - "Вина мне нельзя! Доктор строго запретил". Призадумался: "Как же быть?" - "Уж я и не знаю". - "Что ж мне с вами делать все-таки? А может быть, бокальчик бы одолели? Попытались бы, а?" - "Да нет уж, и пытаться не стоит". Совсем он сбился с толку. "Что ж мне с вами делать?" - "Да уж придется, верно, махнуть на меня рукой. А вы бы спать лучше пошли… а? Вон у вас вид какой усталый. Небось заработались". Всхлипнул он, утер мокрые усы и говорит: "А что вы думаете - и пойду! Никто меня не понимает, а вы поняли! Главное теперь - спать". Снял котелок, поклонился - и разошлись мы в наилучшем расположении духа.

- Вот вы какая! - восхитился Мотылек. - Вам бы с Меценатом познакомиться - он бы вас очень оценил.

- Кто этот Меценат?

- Кто?! А вот кто: у вас два рубля есть?

- Есть.

- Дайте мне на несколько минут. Вот спасибо. Теперь я беру вашу книгу - что там у вас? Новая книга Локка. Меценат, наверное, не читал. А вы возьмите свеженькую - и пойдем.

- Куда? - засмеялась Яблонька.

- Я вам долг отдам. Я, миленькая моя, человек честный. Ну, живо, живо!

- Да куда вы меня тащите, сумасшедший человек! Но Мотылек уже запылал, задергался, как он пылал и дергался всегда… Взял Яблоньку под руку, озабоченно собрал в дорогу все свои морщины и повлек сбитую с толку Яблоньку на улицу.

- Вы очень странный человек, - робко успела пролепетать Яблонька.

- Да уж и не говорите. Кончу я жизнь или знаменитым поэтом или в сумасшедшем доме… Девушка! Любите ли вы красоту мира? Она во всем: в плакучей иве, склонившейся над тихо плывущей рекой, в угрюмой прямизне петербургской улицы, в новом интересном человеке, а человек этот… Девушка!! Что может быть интереснее Мецената? Нашего доброго мудрого благородного Мецената - этого ленивого льва с львиной гривой на львиной шкуре, льва, наполовину бросившего свою прекрасную львицу - ради красоты, свободы и созерцательности!

- Я вас не совсем понимаю, - мягко возражала Яблонька, пытаясь освободить свою руку.

- И не надо! Сейчас не понимаете - потом поймете! Скоро поймете. Даже сейчас! Вот мы уже у Меценатова подъезда. Эй, швейцар! Немедленно же вызовите из второго номера хозяина - скажите, по очень важному, спешному делу. Живо!

- Вы очень странный, - покачала головой Яблонька. - Очень; но вы не страшный. Только зачем Меценат? Может быть, он занят сейчас чем-нибудь, а вы его отрываете. Не лучше ли в другой раз?

- Ни-ни! Да вот уже его шаги. Видите, как он мягко спускается - как старый добрый лев. А за ним слышен тяжкий бег буйвола - это, конечно, Телохранитель.

Меценат, а за ним Новакович, оба без шапок, выскочили на улицу и, увидев около Мотылька белокурую красавицу, замерли, молчаливые, удивленные.

- Меценат! Я вас сейчас же, сейчас, прямо-таки вот немедленно познакомлю, но… дайте мне сначала два рубля. Вот вам за это книга. Вы абонированы! Локка книга. Читайте ее, она интересная. Ведь книга интересная? - стремительно обратился он к Яблоньке.

- Интересная, - спокойно улыбнулась она, разглядывая странную группу: Мецената в засыпанном пеплом бархатном пиджаке и выглядывающего из-за его плеча мощного студента Новаковича.

- Скорей два рубля, Меценат! Спасибо! Вот вам, благодетельная фея, мой долг, а теперь можно и познакомить вас. Это Меценат. Правда, чудный? А тот пещерный медведь сзади - Телохранитель. Новакович! Дай тете ручку и шаркни ножкой. Господа! Эта девушка - лучшая в столице. Я с ней заговорил на улице, как мерзавец, а она ответила мне, как святая. А красота какая! Хотите, мы будем на вас молиться? Лампадку зажжем! Песнопение для вас сочиним. Телохранитель! Подбери глаза - а то на мостовую рассыплешь. Меценат! Видите, как я вас люблю! Увидел воплощение красоты, и первая моя мысль - о Меценате!.. "Меценат! - подумал я. - Ты будешь бедный, если не увидишь ее хоть издали!" А Новакович, светлая девушка, тоже хороший - двумя руками девять пудов выжимает.

- Мотылек с ума сошел, - усмехнулся первый пришедший в себя Меценат. - Позвольте узнать ваше имя?

- Нина Иконникова.

- А вы знаете, как я вас назвал, когда вы так вот стояли, белая, ласковая, около этого корявого пня? Подумал я: Яблонька в цвету!

- Гип, гип, ура, Яблонька! - заорал Мотылек на всю улицу.

- Вы не обидитесь, - улыбаясь, спросил Меценат, - если я предложу вам зайти к нам отдохнуть от трескотни Мотылька. Они оба люди, которые могут с непривычки ошеломить, но публика, в общем, не страшная.

- Я должна спешить домой, - ответила, подумав, Яблонька, - но, если вы не будете меня задерживать, я минут десять посижу.

- Яблонька, - сказал Новакович, выдвигаясь вперед. - За то, что вы нас сразу поняли и доверились и идете к нам - я отныне даю присягу быть вашим рыцарем, защищать вас от всяких невзгод, а если кто-нибудь посмеет что-нибудь лишнее - оторву голову и суну ему под мышку. Господа! Дорогу Яблоньке!

И, когда Яблонька шагнула на площадку Меценатовой квартиры, Новакович одним движением снял с себя тужурку и почтительно подбросил ее под ножки Яблоньки.

- "И жители восторженно встречали ее, - неизвестно откуда процитировал Новакович, - и расстилали плащи перед ней, чтобы ее нежной стопы не коснулась грубая земля".

- У вас сзади рукав рубашки разорвался, - заботливо заметила Яблонька, осматривая рукав Новаковича. - Если у вас найдется нитка и иголка - я зашью.

- Вот девушка!.. Если бы я был достоин - я поцеловал бы край ее платья, - вздохнул Новакович, толкнув Мотылька плечом.

Яблонька вступила в знаменитую гостиную Мецената и с любопытством огляделась.

- Уютно у вас, а только странно. И солнца мало. Отчего портьеры задернуты? А для пепла полагается пепельница, а не ковер и не плечи бархатного пиджака. Где у вас щетка? Я вас почищу немного…

Яблонька посидела самую чуточку, скушала одну грушу, поправила висящую криво картину и уже надевала перед зеркалом воздушную шляпку, собираясь уходить, как в дверях показалась Анна Матвеевна.

- Экое чудо у нас, - охнула она, разглядывая Яблоньку. - Вы бы, барышня, подальше от них были! Это ведь сущие разбойники - обидят они вас.

- Меня, бабушка, невозможно обидеть, - рассмеялась Яблонька. - Я в Бога верю и всех людей люблю. Какие же они разбойники? Странные немного, но милые.

- Этакими милыми в пекле все дорожки вымощены. Как звать-то вас?

- Яблонька, - выскочил сбоку Мотылек.

- Яблонька и есть. До чего ж ладная девушка. Хоть бы вы их, барышня, усовестили, чтоб коньячища этого не лакали спозаранку…

- Анна Матвеевна! Да ведь мы по рюмочке!

- Знаю, что по рюмочке. В этакую рюмочку тебя и поп при святом крещении окунал. Скушать чего не хотите ли, сударыня?

- Нет, спасибо, мне идти надо… Буду в этих местах - зайду еще посмотреть, как вы тут живете. А коньяк лучше не пейте. Хорошо?

- Сократимся, - усмехнулся Меценат. - А если вам нужны какие-нибудь книги - так моя библиотека к вашим услугам. Ройтесь, разбрасывайте - у нас это принято.

Яблонька ушла, звонко поцеловав Анну Матвеевну на прощание.

После ее ухода нянька подошла к креслу, грузно уселась в него и, посмотрев на победоносно переглядывавшихся клевретов, строго сказала:

- Ну, ребята… Не пара она вам. Не по плечу себе дерево рубите.

- Кальвия, - возразил Мотылек, обнимая ее седую голову. - Где же это видано, чтобы Мотыльки да рубили Яблоньки? Наоборот, я буду порхать около нее, вдыхая аромат, буду порхать - вот так!

Он вспрыгнул на оттоманку, перемахнул на стол, оттуда обрушился на плечи Новаковича и наконец, тяжело дыша, сполз с Новаковича на пол.

- Мотылек, - сказал размягченный Меценат. - За то, что ты сегодня вспомнил, подумал обо мне - я дарю тебе изумрудную булавку для галстука. Она тебе нравилась.

- А я, - торжественно подхватил Новакович, - никогда больше не позволю Кузе говорить, что все твои произведения читал у чужих авторов в немецких журналах!! Ты совершенно оригинальный писатель, Мотылек!

- А я, - проворчала нянька, - оборву тебе уши, если ты будешь бросать мне на ковер апельсиновую шелуху.

- Кальвия! Я вас так люблю, что отныне буду есть апельсины вместе с кожурой.

И все впоследствии не исполнили своих обещаний, кроме Мецената, булавка которого навсегда украсила тощую грудь Мотылька как память о Яблоньке, изредка, как скупой петербургский луч, заглядывавшей в темную Меценатову гостиную.

Часть II
Чертова кукла

Глава IX
В кавказском кабачке

В уютном, увешанном восточными коврами и уставленном по стенам тахтами отдельном кабинете кавказского погребка на Караванной улице заседала небольшая, но очень дружная компания под главным председательством и руководством Мецената.

Кроме него были: Кузя, Новакович и великолепная Вера Антоновна, которая, как это ни странно, но выехала в свет из-за своей лени.

Сегодня как раз был день ее рождения, и Меценат, созвав с утра своих клевретов, предложил отпраздновать этот замечательный, с его точки зрения, день в квартире Веры Антоновны. Но, когда ей сообщили об этом по телефону, она вдруг высказала чрезвычайную, столь не свойственную ей энергию, заявив, что лично прибудет к Меценату для обсуждения этого сложного вопроса.

Приехала и, устало щуря звездоподобные глаза, заявила:

- Послушайте, в уме ли вы?! Ведь это сколько хлопот, возни?.. Да ведь я после праздника буду три дня лежать совершенно разбитая! Неужели вы не знаете, что быть гостеприимной хозяйкой - это нечеловеческий труд! Пожалейте же меня - не приезжайте. Ну, не стыдно ли вам так мучить меня; я ведь красивая и добрая…

Мотылек застонал:

- Кто же, кто вас мучит, Принцесса?! Кто это осмелится, Великолепная (две клички Веры Антоновны, которыми наделили ее неугомонные клевреты при молчаливом одобрении Мецената)?! Укажите мне такого мучителя - и я объем мясо с его костей! Разве мы вас не понимаем?! Действительно - адская работа: встреть каждого гостя отдельно, да скажи ему, подлецу, несколько ласковых слов, да еще, пожалуй, придется ему подкладывать кушанья на тарелку?! А предлагать вино? А приказать переменить приборы?! Да ведь еще же меню сочинять придется! Нам ли с вами такая тяжесть под силу?..

- Да, да, Мотылек! Вот видите, вы меня поняли!

И, когда вся компания покатилась со смеху, Вера Антоновна обвела всех недоумевающими глазами и, дернув Мотылька за ухо, сказала:

- Что это? Вы, кажется, издевались сейчас надо мной, Мотылек? Кузя! Пойдите поближе ко мне… Вы единственный, который меня понимает.

- Этот поймет! - засмеялся Новакович. - Вам бы, Принцесса, за него нужно было выйти замуж, а не за Мецената. Был вчера такой случай: захожу я к Кузе, а он лежит в кровати и стонет… "Что с тобой, Кузя?" - "Ах, Телохранитель, испытывал ли ты когда-нибудь мучительную жажду? Я вот уже целый час терзаюсь!" - "Так ты бы воды выпил, чудак!" - "А где же возьмешь, воду-то?" - "Да вот же графин, на умывальнике стоит, в десяти шагах от тебя!" - "Это, - говорит, - не вода". - "А что же это такое?" - "Перекись водорода". Потом стал стонать, как издыхающая лошадь. "Что с тобой?" - "Совсем, - говорит, - я расхворался. А тут из окна дует. Телохранитель, - говорит, - передвинь мою кровать к умывальнику". Ну, и я передвинул кровать к умывальнику вместе с ним… И что же вы думаете? Едва он очутился на таком расстоянии от графина, что мог достать рукой, как схватывает его - и ну глотать жидкость, как ожившая лошадь!..

- Неужели перекись водорода пил? - удивился Меценат.

- Какое! Простая вода в графине была.

- При чем же тут перекись?

- А видите, в чем дело: скажи он мне, чтоб я дал ему воды, я бы из принципа не дал. Не люблю поощрять его гомерическую лень. Вот он и выдумал историю с окном, из которого дует, и с перекисью. Да это еще не все! Прохаживаюсь я по комнате, ругаю его последними словами, вдруг - хлоп! Сапог мой цепляется за гвоздь, высунувшийся из деревянного пола, и распарывается мой старый добрый сапог!! "Кузя! - кричу я. - У тебя тут гвоздь из пола вылез!!" А он мне: "Знаю!" - говорит. "Так чего ж ты его не вытащишь или не вобьешь обратно?" - "А зачем? Я уже привык к этому гвоздю и всегда инстинктивно обхожу его. А посторонние пусть не шляются зря!" Взял я угольные щипцы, вбил гвоздь по шляпку и этими же щипцами отколотил Кузю.

- Грубый у тебя нрав, Новакович, - вяло возразил Кузя. - Как ты не понимаешь, что гвоздь торчал вне моего фарватера, который ведет от кровати к умывальнику и от умывальника к зеркалу. Глупый ты! Ведь гвоздь-то торчал не на моей проезжей дороге!

- Как это вам понравится, Принцесса?!

- Что такое? - медленно подняла на него свои огромные сонные глаза Принцесса.

- Да вот история с Кузей!

- А я, простите, не слышала, замечталась. Кузя! О вас тут рассказывали какую-то историю? Вы здесь самый симпатичный, Кузя. Принесите мне платок из ридикюля. Он в передней.

- Сейчас, - с готовностью откликнулся Кузя, не двигаясь с места. - Вы твердо помните, что ридикюль в передней?..

- Ну да.

- А где именно положили вы ридикюль в передней? На подзеркальнике или на диване?

- Не помню, да вы посмотрите и там, и там.

- У вас какого цвета ридикюль? - допрашивал Кузя, потонув по-прежнему в мягком кресле.

- Ах, ты, Господи! Да ведь не сто же там ридикюлей?!

- Я к тому спрашиваю, чтоб вас долго не задерживать поисками. А то, может, он завалился за диван, так в полутьме сразу и не найду… Кроме того… Ах, вот он!

Он взял ридикюль из рук уже вернувшегося из экспедиции в переднюю Новаковича и любезно протянул его Принцессе.

- Спасибо, Кузя. Вы милый.

Назад Дальше