- Вот дура горничная, - заметил будто вскользь Новакович. - Забыла в передней ведро с мыльной водой, а чье-то пальто упало с вешалки да одним рукавом в ведро и попало. Мо-окрое!
- А какого цвета пальто? - ухмыляясь, спросил Мотылек.
- Серенькое, кажется.
- Так это ж мое! - испуганно закричал Кузя и, как заяц, помчался в переднюю.
- Действительно ты видел пальто в ведре?
- Ничего подобного. Просто хотел, чтобы Кузя размял себе ноги. Это ему наказание за ридикюль!
Вошла Анна Матвеевна, расцеловалась с Принцессой, села напротив, поглядела на нее, укоризненно покачала головой и вступила с Принцессой в обычную для них обеих беседу:
- Где дети?
- Какие дети? - удивилась Принцесса.
- Как какие? Твои!
- Да у меня, нянечка, нет детей.
- А почему нет?
- Не знаю, нянечка. Бог не посылает.
- "Бог не посылает". Лень все твоя проклятая. И в кого ты такая уродилась?!
- В кого? В Венеру Милосскую, - подсказал Мотылек.
- В Кузю, - поправил Новакович. - Впрочем, это одно и то же: если Кузе оборвать руки - получится форменная Венера Милосская для бедных.
- Ах, милые мои, - сказала старая нянька, пригорюнившись. - То есть до чего мне хочется ребеночка нянчить - сказать даже невозможно.
- Да, - грустно улыбнулся Меценат. - Этого товара не держим. Так как же, господа, насчет сегодняшнего торжества?
Мотылек выручил:
- Да очень просто! На Караванной есть превосходный кавказский кабачок с восточными кабинетами. Пойдем туда - чудное винцо!
- А тебе бы только винцо, бесстыдник, - упрекнула нянька.
- Я не виноват, пышная Кальвия. У меня мамка была пьяница. У нее даже два сорта молока было: левая грудь - бургундское, правая - бордосское.
- Тьфу! - негодующе сплюнула Анна Матвеевна. - С вами поговоришь - только нагрешишь. В постный день оскоромишься.
Решили идти на Караванную. Мотылек заявил, что он еще должен заехать в редакцию своего журнала, устроить редактору скандал, после чего не замедлит явиться; а все прочие с гамом и шумом, резко выделяясь на сонном фоне невозмутимой статуарной Принцессы, зашагали по улице, и, когда ввалились в кабачок, изо всех занятых кабинетов высунулись обеспокоенные шумом головы.
Вера Антоновна выбрала самый уютный уголок, окружила себя подушками и замерла, как изумрудная ящерица на горячем солнце, откинув на спинку дивана свою великолепную голову.
- Что вы будете кушать, Ваше Высочество? - спросил Меценат, нежно целуя ее руку. - Есть шашлык карский, есть обыкновенный.
- А какая разница? - осведомилось дремлющее Ее Высочество.
- Обыкновенный шашлык маленькими кусочками, на вертеле, карский - большим куском.
- Так его еще резать надо? Лучше тогда обыкновенный!
- И мне! - присоединился Кузя.
Через двадцать минут приехал Мотылек. Губы его дрожали, и глаза метали гневные молнии. Число морщин на лбу возросло в угрожающей лицу прогрессии.
- Подлецы! - закричал он еще с порога. - Подлые рабы!
- Что случилось, Мотылек? - беспокойно глянул ему в глаза Меценат. - Ты чем-то расстроен?
- Ах, Меценат! Вы представить себе не можете, что за олух наш редактор! Я уже три года секретарь журнала и считаю, что приобрел себе известный вес и положение… Сдаю в набор свое стихотворение "Тайна жемчужной устрицы", помните, еще оно вам очень ионравилось, вдруг он мне заявляет: "По техническим условиям не может быть напечатано!" - "Это что еще за технические условия?!" - "Размер велик! 160 строк". - "Да ведь стихотворение хорошее?!" - "Замечательное". - "Так чего ж его не напечатать?!" Он опять: "Потому чго длинное!" - "Но ведь хорошее?" - "Хорошее". - "Так почему не напечатаете?" - "Размер велик". Взвыл я. "У Пушкина, - говорю, - поэмы были на две тысячи строк! Вы бы и Пушкина не напечатали?!" - "Нет, - говорит, - не напечатал бы". Ну, знаете, Меценат… Насчет себя бы я еще мог простить, но - Пушкин! Озверел я. "Да вы знаете, кто такой. Пушкин?!" - "А вы знаете, что такое технические условия?" Я ему Пушкиным по голове, а он мне техническими условиями по ногам. Встал я и говорю: "Сегодня мой приятель Новакович о Кузин гвоздь сапог разорвал!" - "А мне, - говорит, - какое дело?" - "А такое, что - не почините ли?" - "Что я вам, сапожник, что ли?" Я и говорю: "Конечно, сапожник!" Крик у нас был на всю редакцию. "Вы, - говорит, - невоспитанный молодой человек!" - "А вы воспитанный в цирке старый осел, умеющий скакать только по ограниченной арене!" Забрал свои рукописи, хлопнул дверью и ушел.
- Промочи горло, Мотылек, - посоветовал Новакович. - Хочешь, я пойду отдую твоего редактора?
- Нет, я ему лучшую свинью подложил! Иду к вам, встречаю нашу знаменитую Куколку. "Что с вами, Мотылек?" - "Куколка! Вы, как человек тонких эмоций, как Божьей милостью поэт, меня поймете!" Рассказал ему всю историю, а он мне: "А знаете, Мотылек, Пушкин действительно очень пространно писал. Теперь так уже не пишут! Нужна концентрация мыслей". Посмотрел я на него и говорю: "Пойдите к редактору, попроситесь в секретари - он вас с удовольствием возьмет!" А он замялся да и спрашивает меня таково деликатно: "Я не знаю, как и быть. Боюсь, что это будет не по-товарищески по отношению к вам…" - "Ничего, идите. Я буду очень рад. Все равно в этом доме мне больше не бывать!" Он и потащился. Воображаю разговор этих двух ослов! Кстати, я его потом сюда пригласил. Вы не против этого, Меценат?
- Я очень рад! Послушайте, Принцесса! Вы ничего не будете иметь против, если сюда придет один очень милый, воспитанный молодой человек?
- А он меня не заговорит? - опасливо спросила Принцесса.
- То есть как?
- Да вдруг начнет меня расспрашивать - бываю ли я в театрах… или еще что-нибудь? Тоска!
- Не бойтесь, Великолепная, - хитро ухмыльнулся Кузя. - Мы представим ему вас как настоящую кровную принцессу… Язык у него и прилипнет к гортани…
- Ну вот, глупости… Я не хочу быть самозванкой.
- Ну, Принцессочка, позвольте. Мы ведь в шутку… Он так глуп, что всему верит! Сделайте этот пустяк для нас.
- Это будет сложно?
- Ни капельки! Сидите, как великолепная статуя, а мы около вас будем порхать и щебетать, как птички.
Глава X
Тосты. Первая удача Куколки
Когда подали вино и шашлыки, произошло общее движение, полное восторга, почти экстаза.
Новакович глянул хищным оком на шашлыки и простонал:
- О, как я люблю этого зайца!
- Да это не заяц, а шашлыки.
- Ну, все равно, я люблю эти шашлыки.
И блестяще доказал это. Шашлыки понесли от его зубов полное поражение. Увлеченный его аппетитом, Меценат заказал еще несколько порций, потом встал с бокалом в руках и провозгласил:
- Этот бокал я выпью за вечную немеркнущую красоту мира! И воплощение этой красоты в сегодняшней нашей имениннице - Принцессе, которая одной своей улыбкой способна осветить все кругом! О, конечно, вы можете возразить мне, что женская красота - предприятие непрочное, но я смотрю на это шире: когда красота поблекнет, когда наступит мудрая красивая старость, за ней смерть, а потом разложение жизненной материи на первоначальные элементы, то из элементов моей дорогой жены снова получится что-либо не менее прекрасное: вырастет стройная белая кудрявая березка, под ней свежая шелковая травка, а над ней проплывет душистое жемчужное облачко, прольется несколькими жемчужными каплями и протечет светлым ручейком… И во всем этом - в березке, в облачке, в мураве и в каплях весеннего дождя - будет часть красоты моей прекрасной жены, именины которой мы сейчас так чинно и благородно празднуем. Принцесса! За ваше великолепное здоровье!!
- Вот тебе, - прошептал пригорюнившийся Новакович, - начал Меценат за здравие, а кончил за упокой. А интересно, братцы, куда, в какие элементы перейду я после смерти?
- В силу справедливости, - ухмыльнулся Кузя, - ты бы должен был целиком перейти в барана…
- Почему? - грозно спросил Новакович.
- Потому что сейчас целый баран со всеми своими элементами, и даже с почками, которые ты стащил с моей тарелки, потому что целый баран перешел в тебя.
Нет, господа, вот я скажу речь, так это будет речь, а не разложение живого человека на первичные элементы. Друзья! Никто из вас так не понимает Принцессу, как я. Нам говорят: "Вы ленивы! Вам не хочется даже пальцем пошевелить, лишний шаг сделать…" Слепцы! Да разве ж это не самое прекрасное, не самое благодетельное в мире?! Вот мы ленивы - да разве ж мы способны поэтому сделать кому-нибудь зло? Ох, бойтесь, господа, активных людей! Мы-то, может быть, наполовину и приятные такие, что мы ленивы. Да дайте Принцессе подвижной, деятельный характер, дайте ей инициативу - сколько она нашего мужского человека погубила бы на своем пути?! Этакая красавица, да если бы она не дремала в прямом и переносном смысле этого слова - ряд мужских трупов окружил бы ее, как цветочная гирлянда на голове неумолимой богини Кали! Есть чудаки, которым мил ураган, разметывающий тучи, как щепки, ломающий вековые деревья и срывающий с домов крыши, есть любители бешеной бури на море, когда скалы стонут под напором озверевших волн! Я не из их числа! Мне мила тихая зеркальная заводь, где дремотные ивы, склонясь, купают свои элегические зеленые ветви в застывшей воде и где я вижу свое отражение, тоже мирное, кроткое, не возмущенное рябью никакого беспокойного ветра!
- Однако ты довольно ловко приплел себя к этому тосту, - ядовито перебил его Мотылек, - все "я" да "я"! "Мне мило то-то", "я смотрю туда-то", "я любуюсь собою там-то и там-то". Нарцисс паршивый.
- Молчи, изгнанник из редакционных недр! Придержи язык, заступник Пушкина! Я перехожу сейчас непосредственно к Принцессе. Сегодня вместе с ней на нас сошла сама прекрасная Тишина, наши души окутал сладкий покой нирваны, мы будто стоим на берегу южного знойного моря, заснувшего в такой прекрасной неге, что взять бы крикнуть: "Остановись, мгновение, на всю жизнь! Ты прекрасно!" Но не хочется нарушать криком этого знойного душистого молчания, и стоишь так молча - зачарованный колдовской волшебной царицей лени и сладкой неподвижности. За ваше здоровье, Принцесса! Вы согласны со мной?
- А? Что вы такое сказали? Я, признаться, немного замечталась… Простите!
Общин смех не смутил Кузю. Он сделал рукой знак помолчать.
- Не гогочите. Клянусь вам, что в жизни своей я не произносил такой длинной речи, и еще клянусь, что вопрос великолепной Принцессы есть лучшее подтверждение моих слов и лучший для меня комплимент. Я сейчас молился, понимаете вы это? Моя душа звенела, как Эолова арфа… Мотылек, дай мне спичку.
- Какую тебе спичку?! Моя коробка у меня в пальто, а твоя лежит около тебя.
- О толстокожий! Как ты не понимаешь, что твоя коробка в пальто ближе к тебе, чем моя здесь же на столе! Тебе легче…
- Я не помешаю? - раздался мягкий голос из-за портьеры. - Можно к вам?
Вошел Куколка, свежий, застенчиво улыбающийся красными пухлыми губами, как всегда, безукоризненно одетый - в свежий черный костюм, в элегантном галстуке, с перчаткой на левой руке…
- А, Куколка! Вас только и недоставало до ансамбля. Входите! Позвольте вам представить. Это Ее Высочество принцесса Остготская. Ваше Высочество! Разрешите вам представить нашего юного друга, чудного поэта, для которого наши духовные очи провидят большое будущее.
- Очень счастлив, - сказал, склоняя кудрявую голову, Куколка. - Мое имя Шелковников Валентин… мое отчество…
- Подробности письмом, - бесцеремонно перебил его Мотылек, целуя вместо него на лету белую душистую руку, протянутую Принцессой, - садитесь, сын Аполлона. Ну, что… вас можно поздравить? - осведомился он, подмигивая всей компании.
- С чем?
- С секретарским местом! Ведь я же вас давеча туда направил.
- Ах, - вспыхнул Куколка, - а я и забыл поблагодарить вас! Экая неучтивость. Вы знаете, Мотылек… (Вы позволите мне вас так называть?) родной брат не сделал бы мне того, что сделали вы!
- Да что такое? - нервно перебил его Мотылек.
- Дело в том… (Ох, как я вам благодарен. О, какая, господа, это великая вещь - дружба!) Дело в том, что я пошел почти безо всякой надежды… единственно потому, что решил во всем вас слушаться. Ведь я знаю, что вы желаете мне добра…
- Да не мямлите. Ближе к делу! - проскрежетал нетерпеливо Мотылек.
- Ну, что ж… Ваш редактор оказался очень симпатичным. Когда он узнал, что я тот самый поэт Шелковников, о котором последнее время так много писали в газетах, то сделался вдвое любезнее. "Буду, - говорит, - счастлив сделать для вас все что ни попросите". - "Я, - говорю, - слышал, что у вас освободилось место секретаря редакции, так вот нельзя ли?.." - "Видите ли, - говорит, - мой принцип - избирать себе помощников только среди людей, хорошо мне известных, но я вижу, что характер у вас хороший, покладистый, да и имя вы себе уже коекакое приобрели… А кроме того, явились вы под горячую руку!! Так что приступайте с Богом к своим обязанностям…" - "Простите, - говорю я, - я буду согласен на все ваши условия, но разрешите мне поставить только одно свое: я могу занять место лишь тогда, если вы пообещаете напечатать стихи моего предшественника - "Тайна жемчужной устр…""
- Ни за что! - дико закричал Мотылек, вскакивая с места. - Кто вас просил ставить такие условия?!! Не хочу! Завтра же отбираю свою "Тайну устрицы"!!
- Постойте… Да ведь он согласился. Я его убедил.
- Вы его убедили?! - угрюмо сказал Мотылек, обведя всю компанию непередаваемым взглядом. - Вы его убедили!! Я его не мог убедить, а вы его убедили…
- Я же хотел вам приятное сделать, - моляще прошептал Куколка, прижимая к груди руки. - Если бы я знал, что этого не следовало…
- Он его убедил, - простонал Мотылек, роняя голову на руки.
Потом встряхнулся и угрюмо поглядел на Куколку:
- Короче говоря - место за вами?
- Да, за мной. Но если хотите, я завтра же…
- Нет, нет! - с дикой энергией вскричал Мотылек. - Вы должны, обязаны занять это место! Я так хочу. И вы пишите в этом журнале! Пишите больше!!
- Он и просил у меня стихотворение для следующего номера. У меня и сюжет в голове есть.
Воцарилось долгое молчание, которое каждый переживал по-своему… Один Меценат был царственно невозмутим, тихо посмеиваясь в свои пышные седеющие усы…
Да еще Куколка: он с детским любопытством поглядывал на Принцессу и потом, не выдержав, склонился к уху своего соседа, Новаковича:
- Скажите, эта дама - действительно принцесса? Настоящая принцесса?
- О да, - с готовностью отвечал шепотом Новакович. - Только она не любит, когда ей говорят о ее царственном происхождении. Это вообще тяжелая история… Она недавно пережила большую душевную драму. Дипломаты ее родины задумали выдать ее замуж за абиссинского негуса, а она, понимаете, не может переносить черного цвета… Это, кажется, называется дальтонизм. Или еще проще - идиосинкразия! Она сначала хотела лишить себя жизни посредством фиалкового корня, но ее спасли, тогда она подкупила слуг и бежала, севши в корзинку воздушного шара, который для забавы был привязан в роскошном саду ее владетельного отца… Северо-восточный ветер и принес ее в Петербург.
- Как же вы с ней познакомились?
- Целая история! Пошел я однажды ночью прогулки ради на Горячее Поле, вдруг вижу - воздушный шар низко-низко над полем летит… А внизу конец гайдропа болтается… так сажени на полторы от земли. Ну, вы же знаете мою силу и ловкость; подскочил я, ухватился за конец и притянул корзинку. В корзинке Принцесса в обмороке и мертвый, уже разложившийся, как говорит Меценат, на свои составные элементы, слуга. Извлек я Принцессу, привел в чувство, и с тех пор, вы видите: нас водой не разольешь, такие друзья. Только вы, Куколка, не напоминайте ей этой истории… Вы понимаете, как тяжело!.. Слугу Рудольфом звали, - добавил Новакович ни к селу ни к городу.
- О, я понимаю, совершенно понимаю, - пылко воскликнул Куколка. - Однако, Новакович, какой это замечательный сюжет для стихотворения, правда?
- Чудный сюжет, - согласился Новакович, запихивая в рот кусок шашлыка. - Вы бы поговорили с Ее Высочеством. А то наши ребята перед ней робеют. А вы такой находчивый.
- Чего ж тут робеть, - улыбнулся Куколка. - Я могу вести какой угодно разговор.
И изысканным тоном обратился к дремлющей Принцессе:
- Как поживаете, Ваше Высочество? Принцесса открыла глаза и впервые взглянула на Куколку:
- Что вы говорите?
- Я спрашиваю: как вы себя чувствуете?
- Спасибо, очень хорошо. Только они все такие шумные. Давеча даже речи какие-то в мою честь говорили. А вы тоже из их компании?
- Да, я имел счастье недавно познакомиться с Меценатом и его друзьями, и вы знаете, Ваше Высочество, они ко мне отнеслись как к родному. В их обществе я себя чувствую чудесно.
- Отчего они называют вас Куколкой?
Куколка зарумянился и опустил свои длинные шелковые ресницы.
- Право, не знаю… Это меня впервые Анна Матвеевна - достойнейшая женщина! - так окрестила, а им и понравилось.
- Я вас тоже буду называть Куколкой. Можно?
- Пожалуйста, Ваше Высочество.
- А вы не шумите?
- То есть как? Нет, я вообще тихий.
- Ну, тогда хорошо. Заезжайте когда-нибудь ко мне, я вас чаем попою.
- Буду счастлив. Не замедлю.
- А они все такие шумные, - капризно пожаловалась Принцесса. - Новакович однажды Кузю в ковер закатал… Мне же пришлось его потом и раскатывать.
- Какой ужас! - искренно огорчился Куколка. - Но, если не ошибаюсь, господин Кузя, кажется, очень тихий?
- Да он ничего, только однажды в мою раскрытую шкатулку с бриллиантами окурков насовал.
- Пепельница далеко стояла, - вразумительно пояснил Кузя. - Но я люблю бывать у Принцессы. Тихо так, никто не беспокоит. Я один раз у нее часа три в кресле проспал.
- А вы любите поэзию? - осведомился Куколка.
- Люблю, - согласилась, немного подумав, Принцесса, - только чтоб стихи были короткие.
- Мои не длинные, - успокоил Куколка.
- Господа! - нетерпеливо стукнул по столу хмуро молчавший до сего Мотылек. - Когда же мы устроим коронование Куколки в поэты?!
- Не нравится мне что-то Мотылек, - шепнул Кузя Меценату. - Мы все шутим, смеемся, а у него в истории с Куколкой какой-то надрыв.
- Мотылька надо понять, - качнул седеющей головой Меценат. - Он талантливее нас всех, а не складывается у него, у бедняги, литературная судьба. Вот он и дергается… Денег дать ему, что ли? Да нет, это его не устроит.
- Когда коронование? - капризно повторил Мотылек, ударяя ладонью по столу. - Хочу короновать Куколку.
- Да можно в субботу. У меня. Только Яблоньку нужно бы предупредить.
- Хорошо, - поспешно подхватил Новакович с деланно-равнодушным видом. - Я зайду ей сказать.
Кузя толкнул Мецената локтем в бок.
- Да зачем же тебе затрудняться? Я почти мимо ее дома прохожу. Зайду утречком.
- Где тебе! Ты так ленив, что на площадке лестницы заснешь. Не трудись лучше - я сам зайду.
- Нет я!
- Кузя! Опять в ковер закатаю!
- А я высуну голову из ковра да и крикну на весь крещеный мир: "Православные! Телохранитель влюбился в Яблоньку!"