– Погоня, говоришь? – ворочая веслом, Рыжий злился на весь белый свет. – А я вот подумал, не связано ли с преследованием это бедствие. Может, нас хотят задержать?
– Хм, – произнёс Ушан (отчётливо хмыкнуть в рёве стихии само по себе не просто). – Разве что истинными хозяевами пряностей являются сами боги…
***
Два дня спустя потрёпанный корабль вынесло к берегу, на котором в сени каменной крепости стояла убогая рыбацкая деревушка.
Пережитое в море малость остудило жажду наживы, с которой мещёрцы отправлялись в путь. Они ступили на твердь в полной готовности посвятить оставшуюся жизнь исключительно благим деяниям. Сгрудились вокруг корабля, как стая побитых псов. Вурды, которых близость гибели потрясла не так основательно, стали подтрунивать над товарищами.
– Небось, надавали в страхе зароков да обетов, теперь до самой смерти не расплатятся, – начал Власорук.
– А не нарыть ли нам пещер в этой горе, да не податься ли в дервиши? – предложил Быстроног.
– Гора рухнет вместе с крепостью, – ответил Власорук. – Лучше собрать весь наш воск и слепить из него пудовую свечку. Поставим её во спасение от ужасов пучины.
При упоминании о грузе Рыжий встрепенулся.
– Кстати, – сказал он мохнатым приятелям. – Ещё раз увижу, что вы мёд из корчаг таскаете, головы ваши пустые на поплавки рыбакам отдам.
Тарко и Тарон отправились на разведку. Порасспросив жителей деревеньки, которую те называли колонией, договорились с ними о постое. Гостеприимные рыбаки даже не заикнулись о плате. За ранеными пришли сразу. Их перенесли в дом местного врачевателя и окружили заботой. Всех остальных согласились разобрать по семьям.
Из разговора выяснилось, что в селении жили греки, потомки бывших хозяев побережья, а в крепости обитали генуэзцы. Они который год пытались вдохнуть новую жизнь в развалины эллинов, но ордынцы оспаривали их право на это. Битвы шли с переменным успехом. Недавний мор на время приглушил вражду, основательно проредив и ту и другую стороны. Теперь борьба за власть разгоралась вновь.
Верховодил в колонии выборный голова. Породистые эллинские властители давно повывелись по эту сторону моря, и староста ничем не отличался от обычного рыбака. Он подошёл к кораблю вместе с Тароном и пригласил гостей вечером на общинные посиделки.
Не успели мещёрцы разместиться, как из крепости на тощей лошадке примчался чиновник. Он потребовал уплаты портового сбора. Пока ватажники с нарочитым шумом разыскивали Рыжего, который, совсем не спеша объявляться, копался в недрах корабля, в селение пожаловал и представитель кочующей по соседству орды. Этот, скосив взгляд на генуэзца, настаивал на выплате пошлины в пользу своего мурзы.
В Рыжем тут же проснулась природная сметка. Сталкивать лбами врагов было его излюбленным приёмом.
– Знаете что… – как бы задумался он. – Мы готовы уплатить всё положенное, но только одному кому-то. Вы уж сами как-нибудь разберитесь, кто здесь хозяин.
– Чего разбираться, – заявил генуэзец. – Это наш берег. Все торговые суда обязаны платить сбор.
– Но корабль не вошёл в порт, – возразил ордынец. – А земли за пределами городских стен принадлежат нам.
– Земли! – заострил внимание генуэзец. – Как только корабль разгрузят и повезут товар сушей, даже спорить не буду – кусайте! Но пока груз на борту, он в нашей власти…
– Но судно сейчас отнюдь не в море, – дикий с виду ордынец проявил себя на редкость грамотным законником. – Корабль ведь, случается, и на катки ставят, чтобы волоком тащить, и по реке на нём идти можно. Не так ли? Так что сам по себе он ровным счётом ничего не значит…
Рыжий мог бы заявить, что торговать в этих краях не намерен, а значит, говорить о пошлине преждевременно. Но он промолчал, не желая склонять чашу весов в пользу фрязей.
– Слушайте! – вмешался в спор Рыжий. – Я смотрю, вы покуда не готовы решить вопрос, а мы все чертовски устали. Давайте так. Нам всё одно деваться некуда. Завтра в это же время мы встретимся вновь, и я приготовлю плату. Кто из вас переспорит другого, тот и получит деньги.
Подобное хамство чуть было не объединило обоих мытников против наглого гостя, но застарелая вражда пересилила. Проворчав что-то каждый на своём языке, они разошлись.
– Надо бы сматываться отсюда, – заметил Ондроп, как только представители соперничающих властей покинули деревеньку.
– Без починки потопнем, – возразил Чунай.
– Куда сматываться-то? – буркнул Рыжий и мотнул головой на море.
Действительно, уже в паре вёрст от них бесновался тот самый ад, из которого удалось вырваться только чудом. На берег отголосками бури накатывали высокие волны, хотя здесь ветра почти не ощущалось и даже вполне мирно припекало солнце…
Вдоль кромки моря ходил Ушан. Волны порой захлёстывали его до пояса, силясь утащить в пучину, а, потерпев неудачу, оставляли на штанах обрывки водорослей и медуз. Волхв не обращал внимания, он всматривался в чернеющую даль, пытаясь разгадать причины вселенского беспокойства.
Вернулся к кораблю мрачным. Заговорил, только когда купцы разошлись, и остался один Рыжий.
– Северный ветер встретил преграду. Как будто что-то не пускает его дальше на юг, и он крутится над морем, ища лазейку. Не знаю, как долго такое продлится. Я попытаюсь отыскать выход, но…
– А ты уверен, что это не дело рук тех, кто преследует нас? – будучи на берегу в безопасности, погони Рыжий опасался куда больше чем буйства стихии.
– Я даже не уверен, преследуют ли нас вообще. Послание Мены пострадало. Возможно, она имела в виду нечто другое. Эту чертовщину с погодой, например.
– Буря и погоня – разные вещи, – заявил Рыжий. – Давай не будем всё валить в одну кучу. Вот что. Пожалуй, нам стоит переговорить с Питером.
Ушан согласился. Они отозвали англичанина в сторону и припёрли к стенке.
– Выкладывай парень, что знаешь о грузе, – сурово потребовал Рыжий.
До сих пор обо всём, что касалось пряностей, Питер хранил молчание. Отнекивался и на расспросы о собственном прошлом, да и вообще ставил себя не как товарищ в походе, а скорее как случайный попутчик.
Требование Рыжего он и теперь пропустил мимо ушей. Окинул обоих тяжёлым взглядом и, выставив вперёд плечо, двинулся прочь.
У них хватило бы сил совладать с упрямым моряком, но вытянуть нужные сведения это не помогло бы.
– Сокола бы сюда, – процедил сквозь зубы Ушан. – Старик умеет языки развязывать.
Собрание общины на поверку оказалось обычной пьянкой. Столы накрыли под открытым небом. Греки выставили вино и рыбу. Мещёрцы, в свою очередь, достали из корабельных припасов самое лучшее. Хотя гости и произвели на рыбаков хорошее впечатление, дочерей и сестёр они от греха подальше оставили дома. А может, просто нашли удобный повод надраться без женского присмотра.
Ватажники быстро отошли от страха.
– К кому тяготеет ваша колония? – спросил Рыжий старосту, похлёбывая кисленькое винцо.
– А ни к кому, – ответил тот. – Мы слишком бедны, чтобы в этом был смысл. Едва сводим концы с концами. Поставляем почти весь улов в крепость, иногда берут степняки. Но и те, и другие платят жалкие гроши. Едва хватает на дешёвое вино да на хлеб.
Мысли у Рыжего рождались в любой обстановке, а уж во время хорошей пьянки они плодились как мухи.
– Пожалуй, совсем скоро вы сможете поднять цены в несколько раз, – улыбнулся он старосте.
– Было бы на что поднимать, – отмахнулся тот. – В такую погоду выходить на промысел – верная гибель, а возле берега много не возьмёшь.
– Это только лишний предлог запросить больше, верно? – Рыжий подмигнул ему и громко обратился к гуляющей молодёжи. – А что парни, не хотите ли заработать?
– Корабль починить? – спросил кто-то из греков. – Что ж, можно.
– Корабль? – озадачился Рыжий. – Да, пожалуй. Но я о другом.
– Рассказывай, – кивнул староста.
– При всех говорить не буду. Для дельца мне нужны два человека пошустрей.
Собеседник нахмурился.
– Брось, – успокоил его Рыжий. – Здесь нет ничего противозаконного. Ты сам сейчас всё услышишь.
Молодёжь вытолкнула из своих рядов двух рыбаков. Выходит, им и быть добровольцами. Рыжий подозвал парней и в присутствии старосты изложил дело.
– Один из вас утром сбегает до крепости и скажет тамошнему начальнику, будто ночью к нам приходили сговариваться ордынцы. Мол, спор всё равно ничего не даст, и они предложили сделку. Мы платим пошлину им, а они защищают нас от посягательства фрязей.
Рыжий обвёл парней взглядом.
– Ну а второй – понятно. Смотается к басурманам и наговорит то же самое, только в иной окраске. Ну, так как? И я заплачу, и там за сведения подкинут.
Ребята согласились. Хватанув для храбрости вина, распределили, кто куда пойдёт. Тот, кому выпало искать ордынцев, отправился сразу.
– Почто тебе это? – шепнул Ондроп на ухо.
– Пока они враждуют, никто не полезет на корабль досматривать товар. И тем более им не придёт в голову просто поделить пошлину между собой.
***
Хитрость Рыжего вполне удалась. На следующий день, не дожидаясь условного часа, в деревню вошёл небольшой отряд степных всадников под предводительством молодого сотника. Почти сразу же из крепости подошла дюжина копейщиков, руководимых седовласым капитаном. Оба начальника видимо уже встречались в деле, так как обменялись многозначительными взглядами и приветствиями, больше похожими на объявление войны.
Говорили они на ордынском. Корабль вместе с его грузом, как и рассчитывал Рыжий, стал вопросом второстепенным.
– Степняки требуют от фрязей покинуть колонию, – переводил Чунай. – Сами же собираются разместить здесь постоянную заставу. Латиняне, понятно возражают. Грозят продлить восточную стену и отрезать этот кусок побережья вместе с деревней. Сотник сомневается, что фрязям по средствам большое строительство. Капитан же намекает, что и с нынешних стен деревня находится под прицелом их луков и арбалетов.
Предводители ругались с полчаса. Какое-то чудо уберегло их от взаимной резни прямо посреди колонии. Видимо оба получили строгие указания от высшего начальства, а быть может, берегли силы в предвкушении более серьёзной стычки – за годы перемирия кровь застоялась. Так или иначе, отряды развернулись и умчались каждый в свою сторону. Про мещёрцев они даже не вспомнили.
Ближе к вечеру под стенами крепости стали собираться ордынцы. Степь порождала всадников неровными клубами, точно болото мошкару. Отряд за отрядом косматые воины вываливали из степных глубин. До поры они кружились на расстоянии, бросая в сторону твердыни только угрозы.
В крепости подняли тревогу. На стенах и башнях появились стрелки. То тут, то там мелькала седая грива знакомого уже капитана. Лёгкая лодка под парусом вышла из гавани и умчалась вдоль берега к Кафе.
Рыжий мог быть доволен собой.
Тем временем нанятые мещёрцами греки под покровом темноты латали корабль. Питер возился вместе с ними, давал советы, помогал. Потом отошёл в сторонку, где сидело, наблюдая за работой всё купеческое начальство.
– Пожалуй, с меня хватит, – заявил Питер. – Отсюда мне лучше отправиться прямиком домой.
Рыжий переглянулся с Ушаном. Тот кивнул.
– Так ты не желаешь дойти с нами до Константинополя?
– Боюсь, вы надолго застрянете здесь. Море в такую бурю не пересечь. А вдоль берега вас будут обирать в каждой крепости, пусть она всего из трёх камней сложена.
– Верно, – кивнул Рыжий. – Но мы решили пойти восточной стороной, а там крепостей поменьше. Возможно, заскочим в Трапезунд. Если повезёт, скинем груз там. Тогда не придётся тащиться в Константинополь.
– Тем более, – кивнул Питер. – Оттуда мне добираться дальше.
– Как знаешь. Только вот что, – протянул Рыжий. – Пока мы не выйдем в море, ты останешься в деревне. Мало ли что… но без обид, ладно?
– Лады, – кивнул тот.
День прошёл в приготовлениях к войне. Ордынцы, развернув свой стан вне досягаемости стрел, проверяли генуэзцев на прочность короткими конными наскоками. К тем подошло подкрепление из Кафы. Две небольшие галеры, битком набитые войсками. За стенами курились дымки – грелись кипятильные котлы.
Греческую колонию враждующие стороны до поры оставили в покое.
– Сегодня ночью уходим, – объявил Рыжий купцам. – Передайте остальным, чтобы готовились. Но никому больше. Особенно Питеру. Мы должны уйти тайно.
– Ночью? – Тарон беспокоился за корабль. – Мы же налетим на прибрежные скалы.
– Не налетим, – ответил Рыжий. – Ибо мы не пойдём вдоль берега.
– Но тогда… – догадка не показалась Тарону радостной.
– Да. Всё верно, – подтвердил Рыжий. – Если не вдоль берега, то остаётся единственный путь.
– Прямо сквозь бурю? – выдохнул купец.
– Об этом никто не должен узнать, пока мы не покинем деревню, – предупредил Рыжий.
Несмотря на яркий месяц, уходящий корабль латиняне прозевали. Просто потому, что зарево пожаров и суетящиеся внизу ордынцы отвлекали дозорных. Степняки накануне подтащили к крепости метательные машины, и теперь забавлялись швырянием через стены всевозможных предметов. Ордынцы не заметили бегства по той же причине – слишком уж увлеклись потехой.
– Надеюсь, твоя дорожка выведет нас куда нужно, – сказал Рыжий Ушану.
Они стояли на носу и всматривались в накатывающую на корабль гибельную пляску стихии.
– Если корабль выдержит удар моря, – ответил тот. – А главное, если кормщик выдержит направление.
К ним подошёл Ондроп.
– Зря ты, Роман, оставил Питера на берегу, – проворчал купец. – Он ненадёжен.
– Он спас всех нас во время бури, – напомнил Рыжий. – Было бы не слишком учтиво перерезать ему глотку за все труды, так ведь?
– Прежде всего, он спасал собственную шкуру, – буркнул Ондроп. – Но я имел в виду другое. Можно было просто прихватить его с собой. Выпустили бы в Константинополе без лишних хлопот. А так начнёт болтать, чего доброго.
Рыжий пожал плечами. Их с Ушаном замысел предусматривал болтливость англичанина, а возможно, и строился на нём.
***
Питера не терзала совесть, когда он получал плату от толстого коменданта, к которому привёл его седовласый капитан. Англичанин пошёл с лесовиками, чтобы вырваться из чёртовой страны и сбить со следа погоню. Он сделал это. А предательство стало лишь очередным шагом на пути к дому. Да и можно ли назвать предательством продажу скромных сведений о грузе уже ушедшего корабля?
Питер с самого начала не сомневался, как ему поступить. Он нанял у греков лодку, едва корабль Тарона скрылся в ночи. Крепость находилась в осаде с суши, но со стороны моря в неё можно было попасть довольно легко.
– Что до остального, – сказал начальник крепости, выпроваживая гостя. – Тебе придётся обождать, пока не утихнет свара. Ты, конечно, волен купить место на любом корабле, но ни один из них не покинет гавань без моего приказа. А приказа я не отдам, пока продолжается осада. Каждый человек сейчас на счету.
Открыв дверь, он добавил:
– Советую и тебе поступить на временную службу, тогда, по крайней мере, не придётся платить втридорога за еду. Солдатам же гарнизона паёк обеспечен. Подумай. Обывателей в крепости мало и припасов на них не готовили. Твоей награды надолго не хватит. Если будешь покупать еду сам, то скоро протянешь ноги.
Толстяк зловеще расхохотался в спину спускающегося по ступеням гостя, а когда тот скрылся внизу, пробормотал под нос:
– Господин Пелцони будет доволен.
***
Осада продолжалась. Обе стороны накапливали силы, не решаясь дать главное сражение. Ордынцы обложили крепость с суши так плотно, что мышь не проскочит. Но в степях водились не только мыши. Шестеро смуглых всадников, возникнув из жаркого марева, неспешно направились к воротам, будто вокруг царил мир и покой.
Все шестеро были вооружены лишь лёгкими клинками. Их просторные белые одежды развевались на скаку, словно подчёркивая отсутствие доспехов. Пятеро ехали верхом на стройных лошадках, один возвышался над прочими – его конь больше подошёл бы тяжёлому латнику.
Казалось, война волновала путников в ничтожной степени. Уже само по себе это не понравилось ни осаждённым, ни осаждавшим. Однако незваные гости нашли, чем убедить и тех и других. Ордынскому разъезду шестёрка предъявила кусок кожи, копейщикам на воротах показала бумагу. Седовласый капитан без лишних расспросов провёл гостей в башню.
В комнате коменданта они пробыли недолго.
– Как говорится, за что купил, за то и продаю, – толстяк гоготнул над собственной шуткой, принимая от араба горсть монет. – Найдёте своего морячка в кабаке. Кабак на всю крепость один, так что не ошибётесь.
***
Посторонних в крепости действительно обитала малая горстка. В убогом трактире отирались свободные от смены бойцы, да несколько проезжих купцов и шкиперов, которых загнала в крепость буря, а теперь задержала неожиданная осада. Из разговоров Питер понял, что моряки их кораблей все как один поступили на службу к генуэзцам. Нынче только богатеи могли позволить себе оставаться вне войны. Цены на съестное подскочили до небес, но пиво и вино, согласно особому указу коменданта, продавалось по прежним расценкам.
Проедая последние гроши из своего вознаграждения, Питер размышлял, как долго продлится подстроенная Романом замятня. Комендант после его доноса знал причину, но почему-то не спешил остановить войну. Значит ли это, что сражение вызревало давно, и значит ли, что в таком случае оно утихнет не скоро? Средства, конечно, были и помимо награды, тут толстяк ошибся, но трогать свою долю от продажи пряностей Питеру не хотелось.
Когда моряк увидел входящих в заведение шестерых арабов, он за короткий миг вспомнил все свои прегрешения.
Ему пришлось вспомнить кое-что повторно, когда арабы вытащили его из-за стола и, отведя в какую-то дыру, принялись задавать вопросы. Они умели спрашивать.
Питер рассказал всё. В отличие от коменданта, арабы не заплатили за сведения ни гроша. Напротив, англичанин сам заплатил жизнью.
***
Аравийцы покинули крепость, и растаяли в мареве парящей степи. Ордынцы и генуэзцы, проводив гостей ленивыми взглядами, вернулись к войне. Греческие рыбаки, набивая мошну, поругивали мещёрцев. Только теперь до них стало доходить, что когда всё затихнет, и победители, и проигравшие начнут искать виновных.