– Деревья не имеют значения, – пояснил чародей. – Роща священна не сама по себе, хотя бывают и исключения. Но в большинстве случаев она лишь вместилище силы, древнего родового духа. Вот ему и следует подыскать новое убежище. Там, где он будет спокоен, и не станет понапрасну ворчать на потомков.
Новое вместилище подобрали не сразу. Карт в сопровождении стариков и старух обошёл несколько глухих уголков, но то кому-то земля не понравилась, то тревожный знак неожиданно появлялся, то однажды змея проскочила перед ногами – места одно за другим отвергались. Наконец, где-то совсем уж в непроходимых дебрях нашли подходящее место.
Приближался вечер. Карту нужно было спешить. Ночные походы в рощу могли окончиться большими неприятностями даже для него, единственного хранителя. Однако, осмотрев грязь на одежде, старик виновато развёл руками.
– Испакчался.
Теперь в баню ушёл Юкки. А время шло.
– Пожалуй, надо будет подстраховать их, – пробормотал чародей под нос.
Сокола с собой не позвали. Но темнота подступала, и чародей поднялся на холм, чтобы понаблюдать хотя бы издалека. На сей раз он прихватил и меч, и кое-что иное. Мена пристроилась рядом.
Юкки и трое его помощников нахлобучили высокие берестяные шапки, чем-то похожие на уборы латинских священников. Сходство усиливали белые накидки и рябиновые посохи. Словно ковчежец со святыми мощами, "епископы" вынесли из рощи свёрток. Четверо стариков, одетых попроще, ожидали их на окраине святилища с зажжёнными факелами. Оттуда шествие направилось к новому месту.
Шли напрямик, нигде не сворачивая. С высотки, на которой стоял чародей, было хорошо видно, как они погружались по пояс в болотную жижу, взбирались по сыпучему откосу. Шагали через муравейники, лесные завалы. Таков чин. Окажись на пути сарай, его разобрали бы, дом прошли бы насквозь, пролезая через окна.
– Знаешь, – сказал вдруг Сокол. – Я повстречал в роще давешних наших знакомых.
– Кого, уж не монахов ли оружных? – удивилась Мена.
– Нет. Тех тварей, что с твоих слов повадились говорить со мной по ночам.
– Да ну? Видно, их сильно прихватило, раз они осмелились вылезти среди бела дня. И что?
– Негодяи пытались не пустить меня в рощу.
– То есть? Напали на тебя?
– Нет. Просто сказали, чтобы я не заходил.
– Но ты, как я догадываюсь, не послушал совета, – Мена улыбнулась.
– Я подумал, что будет куда полезнее поступить вопреки их ожиданиям.
– Это верно, – кивнула девушка. – Лишь бы они сами не додумались до такой простой истины.
Очень скоро старики скрылись из виду, и даже отблеск факелов не пробивался сквозь деревья. Сокол не стал следовать за картом. Напротив, шагнул вниз по склону к покинутому святилищу, забирая немного в сторону, чтобы оказаться между рощей и шествием. Сумерки сгущались, а вместе с тьмой росло и беспокойство.
В своих опасениях чародей оказался прав. Едва успев спуститься с холма, они почувствовали мелкое дрожание земли. Сокол коснулся рукояти меча, словно проверяя, на месте ли он, и прибавил шагу. Мена не отставала. В её руке появился кинжал.
Юккит и его провожатые наверняка ощутили ногами дрожь. Их спины взмокли от страха. Но ни оборачиваться, ни тем более бросать свой ковчежец они не могли. И свернуть с прямого пути не имели права.
Сокол с Меной вступили в лес. Под ногами зачавкало, но судорога земли пробивалась даже сквозь мягкий покров болота.
– Если это те самые твари, попомню им бессонницу, – буркнул чародей.
Скоро они вышли к окраине рощи, туда, где недавно стояли старики с факелами. Таким образом, шествие они обезопасили. Однако Сокол не собирался ограничиваться этим. Он обнажил меч и шагнул навстречу угрозе.
– Надеюсь, ты знаешь, что делаешь, – ворчала Мена, едва поспевая следом.
Поляна оказалась перепаханной вдоль и поперёк, словно целый выводок кротов состязался на ней в умении рыть ходы. Дуб наклонился, по его стволу почти до самой верхушки поднималась глубокая трещина. Липа и вовсе лежала поперёк поляны. Сокол взглянул на камень. Тот уже сбросил моховую шкуру и наполовину вылез наружу. Дрожь выталкивала его дальше.
– Кто-то пытается выбраться наружу, – заметил чародей, кивнув на валун.
Он опустил клинок. Время ещё оставалось. Если Юкки успеет завершить дело, то обойдётся без драки.
***
Карт успел. Как только его ноша упокоилась в избранном месте, дрожание земли прекратилось. Кереметь обрёл новое убежище, а селение – новую рощу. Люди восприняли известие спокойно. Ни праздника, ни даже особой молитвы по поводу обретения святилища они не проводили. Жизнь продолжалась.
Глава XXXIV. Сказка
Мена с Соколом задержались в деревеньке на лишний день. Дорога предстояла дальняя, а главное – лишённая ясной цели. И хотя будущую пыль загодя смыть невозможно, они не отказались ещё раз попариться в баньке.
На сей раз карт снизошёл до присутствия в доме женщины. Пережитые страхи сделали его покладистым, превратив на время из строгого хранителя обычаев в простого селянина, добродушного и гостеприимного.
Втроём они уселись за стол, который по здешним меркам можно было назвать богатым. Тушёная с корешками дичь, крупеники со всевозможной начинкой, пиво. В каждой марийской деревне пиво называли по-своему. Здесь гостям предложили сур.
– Теменэ – юнэ! – произнёс карт, поднимая кружку.
Они выпили. Закусили. Выпили ещё. Пиво, хоть и слабенькое, подогрело беседу.
– Ну, спасибо, чародей, – сказал хозяин и вдруг хитро так улыбнулся. – Догадываюсь о твоих сомнениях. Вижу, не по душе тебе этот промысел. Хотя и за предками кому-то надо присматривать, но лично я попытался бы избежать такой чести.
Сокол удивился. Он впервые встретил понимание со стороны сородича. До сих пор ему сочувствовала только Мена, но она была славянкой. Чужие обычаи уважала, но не жила ими.
– За твою помощь я расплачусь одной сказкой, а ты уж сам поищи в ней ответ.
Большие охотники карты были до сказок. Нет бы напрямую подсказать, остеречь. Куда там. Наведут тень на плетень, запутают нужную ниточку в клубке преданий, иносказаний и красивых былин, а ты разгадывай.
Но со смыслом такой обычай они завели. Если не велика опасность, не велики желания, то нечего попусту и старину тревожить.
– Давным-давно, когда в лесах ещё можно было повстречать великанов-онаров, а люди говорили на одном языке, жил в этих краях богатырь. Сын кузнеца. Звали его Чумполат.
Был он столь силён, что мог взять на руки быка и пронести его вокруг деревни, или поднять угол сруба и спокойно держать, пока селяне чинят основание. И воином он слыл отменным. С помощью отца выковал меч, а броню сам себе сделал. Не было в округе богатыря сильнее Чумполата.
Понятно, что родичи и соседи не боялись с таким заступником никаких бед. Лихие людишки обходили деревню стороной, князья-завоеватели на ту пору довольствовались окраинами, а о степной орде вовсе не слышали. Говорили, что даже лесные черти побаивались богатыря, а их предводитель после стычки с Чумполатом (о чём особая сказка есть) строго-настрого заповедал с ним связываться.
Вот почему деревня из года в год богатела. И хотя люди продолжали жить скромно, достатком не кичились, кое-какие слухи по окрестным землям сочились.
Отец богатыря давно умер. И вот, как-то раз, отправился Чумполат на поиски сырого железа. Ямы, отрытые его предками, истощились, а вещей из железа богатому селу требовалось всё больше. Он забрёл далеко в болота, куда дальше, чем обычно ходил с отцом.
И вдруг среди топей и озёр он увидел зелёный остров. Сочные травы покрывали мягкую землю, большие яркие цветы украшали поляны, повсюду росли невиданные деревья с широкими листьями. Зайцы, белки и прочая живность бегали свободно и не прятались в норы, а птицы порхали среди ветвей, не ведая страха.
Возле ручья с прозрачной водой богатырь встретил девушку. Она была красива лицом и пригожа статью, а душа её была светлой, как родник, в котором она набирала воду.
Парень сразу полюбил незнакомку. И она не смогла устоять перед его красотой. Он назвался, вспомнил отца и деда, и спросил её имя. И она ответила, что зовут её Шалинка, но умолчала о родичах.
Они встречались на зелёном острове каждую неделю и проводили вместе один день и одну ночь. Но не больше.
– Эти чудесные цветы и деревья источают дурман, – объяснила девушка. – Он наполняет душу радостью, но если вдыхать его слишком долго, то погрузишься в сон.
Время бежало. Деревья оставались зелёными даже зимой, а цветы никогда не вяли. Лютая стужа не могла проникнуть на остров, а свирепые ветры обходили его стороной.
Чумполат при встречах дарил возлюбленной то колечко, то ожерелье, то наруч. Не было кузнеца искусней, а на девушке любая вещь становилась вдвое прекрасней.
С первого дня парень пожелал привести любимую в свой дом. Он просил её, убеждал, уговаривал, но Шалинка всякий раз отказывала.
А между тем девушка оказалась дочерью разбойника. Его имя ныне забыто, но тогда оно вселяло ужас в добрых людей, им пугали детей за много вёрст от тех мест.
Родичи дивились украшениям, расспрашивали Шалинку, но она хранила тайну. А настаивать отец не позволял. В чёрном его сердце дочь была единственным пятнышком света.
Но младшим братом девушки обуяла особая жадность. Ему удалось хитростью вызнать правду. Он проследил за возлюбленным сестры и рассказал отцу, а тот, собрав людей, сговорился с ними напасть на богатую деревню, пока её заступник Чумполат будет на острове с дочерью.
Так они и поступили.
Случилось, однако, так, что Шалинка подслушала разбойников и рассказала обо всём Чумполату. Но попросила не убивать отца и братьев, пообещав, что уйдёт к нему жить.
Богатырь примчался в деревню, когда бой уже разгорелся. Разбойники застали селян врасплох. Те за долгие годы мира разучились сражаться, поскольку свыклись с мыслью, что их всегда защитит сильнейший.
Чумполат истребил множество злодеев, но слово сдержал. Отца девушки и её братьев он не тронул. Они сбежали. Лишь младший брат погиб от рук селян ещё до прихода богатыря.
Много тогда погибло людей. Много пролилось слёз, и не было такого двора, который не распахнул бы ворот, приглашая соседей разделить скорбь.
Когда тризна закончилась, Чумполат собрал односельчан и сказал:
– Я хочу привести в дом жену. Она дочь того человека, что разорил село. Но она и предупредила меня о нападении. Только поэтому я успел к вам на выручку.
И старики ответили:
– Мы не можем разрешить тебе этого. Между нами и её роднёй стоит кровь.
Тогда Чумполат молча наполнил свою дорожную сумку отчей землёй и ушёл на зелёный остров. Там он вытряхнул землю. И, подождав, когда придёт возлюбленная, сказал ей:
– Старики не желают видеть тебя в моём доме. Давай, мы будем жить здесь.
Но она напомнила, что на острове жить нельзя, и пусть он ещё раз попробует уговорить земляков.
Каждую неделю Чумполат спрашивал разрешения односельчан, и всякий раз получал отказ. И вновь он наполнял сумку землёй и покидал деревню.
И так ходил он и носил землю, пока не вырос на зелёном острове высокий курган.
И тогда в последний раз созвал он соседей и больше уже ни о чём не просил, а сказал, что уходит от них навсегда. Но если случится напасть, то пусть только позовут его, и он явится на помощь.
Так сказал он и ушёл на остров.
Вырыл в кургане пещеру и поселился в ней. А через несколько дней заснул. И когда пришла девушка, она не смогла разбудить его. А когда пришла в следующий раз, не нашла даже входа.
Что потом случилось с Шалинкой, никто не знает. А про её возлюбленного старики рассказывали, что когда подступал враг, Чумполат выходил на зов людей из пещеры и расправлялся с захватчиками. Но сколько бы его не упрашивали, как бы перед ним не винились, он всегда возвращался назад в свой курган.
Вот и вся сказка, – Юкки зевнул и улёгся на лавку.
Мена ушла к старухе, а Сокол задумался. Сказки – такое дело. Совсем неважно, о чём в них речь, важно по какому поводу они рассказаны. У Сокола беда была одна, но суть как-то ускользнула.
Всю ночь он не спал, пытаясь разгадать намёк карта. И только утром, уже собираясь, вдруг наткнулся на листики путевого креста. Пока карт провожал их до границы общинных земель, где показал удобную дорогу к верховьям Ветлуги, Сокол размышлял над озарением.
– Возможно, он всё-таки подсказал мне выход, – произнёс он, провожая старика взглядом.
– Ну?
– Спящие в курганах богатыри довольно часто встречаются в здешних преданиях. Причём именно в здешних. В Мещере про них говорят реже и с меньшей верой. Таких сказок я и сам знаю немало. Обычно про детишек, которые из озорства разбудили богатыря и поплатились за напрасную тревогу.
– Так в чём суть?
– Древние богатыри, – пояснил чародей. – Многие из них уснули задолго до моего рождения, а это в свете моих затруднений означает только одно – они были старше меня.
– Не пойму.
– Спящие – не значит мёртвые.
– Такое возможно?
– Почему нет, – Сокол пожал плечами. – Во все времена встречались люди, что устав от борьбы или непонимания уходили в сон. Вопрос только в том, которые из сказок имеют правдивую основу, и как того спящего богатыря отыскать.
Мена улыбнулась.
– Не обижайся но, на мой взгляд, это выглядит неправдоподобно и нелепо. Для сказки неплохо, даже красиво, но…
– Не более нелепо, чем искать цветок папоротника, – огрызнулся Сокол.
Сейчас он готов был ухватиться за любую возможность.
Глава XXXV. Выступление
Городец. Август 6862 года
Судаков вернулся из орды сильно уставшим, но живым. Как и ожидалось, Джанибек поддержал московского князя и отверг условия союзников. Ольгерд только плечами пожал – он и не ожидал другого ответа, разве что подивился необыкновенному везению посла. Остальные нахмурились – до последнего часа у них оставалась небольшая надежда обойтись без кровопролития.
Великое сидение закончилось. Всё пришло в движение. Шатры снимались. Крепость пустела. Союзные князья выводили дружины к местам сборов. Под Шую, под Гороховец, под Суздаль. Небольшая дружина марийцев ушла на Ветлугу добирать ополченцев. Гонцы разлетелись по городкам и уделам. Ольгерд и новгородцы ушли к своим полкам. Чтобы добраться до дому, им потребуется недели две. Только тогда придут в движение все силы, только тогда удар получится сокрушающим.
Константин решил использовать это время, чтобы ещё раз проверить заслоны на Суре и Пьяне. Если Джанебек вздумает поддержать Москву силой, то должен получить по носу. Задача серьёзная, поэтому Константин, решив, что Борис ещё не освоился, задумал поставить на южный рубеж князя Волынского. Вместе с ним, взяв в сопровождение большую дружину, он выехал на место.
– Хочу сам посмотреть, что там да как, – сказал Константин Борису. – Ты оставайся покуда здесь с женой, а через неделю-две встретимся в Нижнем.
Жена была ещё слишком юна, чтобы с ней был смысл оставаться, но Борис не стал возражать. Он подумал сколотить что-нибудь путное из руководимого Тимофеем местного ополчения. Его собственная дружина казалось ему теперь слишком маленькой для серьёзного дела. Конечно, она значительно приросла городецкими боярами, но князю хотелось обладать настоящим войском.
Глава XXXVI. Поступь священника
Устье Суры. Август 6862 года
По лесной тропе шёл человек. Его плащ изветшал, а сапоги стёрлись. Сбитые в космы волосы давно скучали по гребню, а кожа зудела, мечтая о горячей воде и паре. Встречный принял бы прохожего за странствующего старца, паломника, возвращающегося из святых мест. Вот только не было на сотню вёрст вокруг ничего даже с толикой святости, и старцы не бродили здешними тропами. А любой встречный почти наверняка оказался бы разбойником или беглецом, и прохожего не ожидало бы от такой встречи ничего доброго.
Правда, этот сумел бы постоять за себя. Лохмотья прикрывали мощное бугристое тело, а посох в умелых руках легко становился оружием. Ищущий лёгкой поживы разбойник жестоко обманулся бы – кому придёт в голову, что по диким лесам один-одинёшенек, в жутких отрепьях может странствовать недавно поставленный на Русь митрополит.
Он шёл один. Шёл землями, которые источали враждебность. Шёл туда, где его ненавидели ещё больше. Вместо того, чтобы вернуться в Москву и, засучив рукава, взяться за дело, он вынужден был пробираться на Русь с чёрного хода.
Алексий почесался. Он вторую неделю не проверял одежду, боясь, что найдёт в её складках копошащихся вшей. Всё равно переодеться не во что, так лучше не видеть этой мерзости вовсе.
Ордынская столица осталась далеко позади. Митрополит не задержался в ней надолго, не стал разыскивать Джанибека. Летом, когда двор перебирается в степи и кочует, это вообще непростая задача, но священника остановили вовсе не трудности. У Джанибека, добиваясь поддержки, сейчас гостил князь Иван. А видеться с ним Алексий себе запретил. Проклятье запечатало двери друзей.
Поэтому, он встретился лишь с Тайдулой, которая распоряжалась царским двором, пока мужа носило по степям. Передав царице скромный подарок, рассказал о Константинополе. Переговорил о льготах для церкви, о прочих вещах, некогда значащихся среди важных, но ныне отнесённых им к пустякам. Он не настаивал, не упорствовал и потому расстался с женщиной едва ли не другом.
Теперь Алексий шёл на Русь. Шёл пешком, хотя дорога считалась опасной. Он мог бы легко получить место на купеческом корабле – торговцы благоволили к странникам и цену не задирали. Единоверцы и вовсе доставили бы его, куда нужно, бесплатно. Но он не хотел напрасных жертв. При всей своей склонности укладывать людей под ноги и топтать, словно гать на пути к высшей цели, он вовсе не получал удовольствия от пролитой крови невинных. Мёртвые рыбаки до сих пор стояли перед глазами. Их гибель, конечно, не стала совсем уж бессмысленной. Только увидев распухшие тела греков, Алексий до конца уверовал в действенность проклятия. Теперь он знал наверняка – любой, кто приютит его, расплатится жизнью или успехом.
Это знание не требовало дополнительных подтверждений. Вот почему митрополит выбрал одиночество.
***
Всё нижнее течение Суры перекрывала засека. Пока ещё худосочная, способная вызвать лишь короткое замешательство у конной лавины, что внезапно наткнётся на неё. Но работа продолжалась, укрепление быстро набирало мощь. Тут и там стучали топоры, переговаривались люди. На речных поворотах ставились сторожевые башенки, между ними сновали разъезды.
Алексий не удивился, увидев приготовления, но поразился размаху. Да, старый князь многое успел сделать. Если ему позволить довести начинания до конца, то не успеешь и глазом моргнуть, как здесь возникнет серьёзный рубеж. Рубеж, который не только и не столько остановит орду, сколько навредит московским князьям. Ведь безопасный островок русских земель притянет к себе многих.
Нужно спешить. Опередить Константина. Нанести ему удар, которого тот не ждёт.