***
Дьячок выскочил из шалаша, вытаращив глаза и истошно воя. Длинные чёрные волосы трепыхались на бегу неопрятными прядями. Ни дать ни взять – упырь полуночный.
– Ты куда? – удивился Кисель. – Приснилось чего?
Отбежав от шалаша на безопасное расстояние, парень оглянулся. Никого за спиной не узрев, прекратил выть и, успокоившись, подошёл к костерку. Присел, отдышался.
– Бычок, гадёныш, под накидку змею дохлую подложил, – объяснил он причину испуга. – Как пойду его менять, по шее получит, придурок.
Кисель нахмурился. Ума нет у городских. Шутят такими вещами. Ладно, если окажется, что Бычок змею уже мёртвой нашёл. А если убил, или того хуже, убил только с тем, чтобы товарища пугнуть? Вот же послал бог помощников! Тут по их глупости скорее сгинешь, чем от вражеских стрел.
– Поди подмени его, – приказал старшина.
– Да я ж только-только сменился, – удивился Дьячок.
– Иди, – повторил Кисель. – Ненадолго. Мне переговорить с ним надо.
Но устроить помощнику выволочку не получилось. Дьячок почти сразу вернулся и доложил:
– Сюда путник какой-то идёт. Приметил костёр и идёт. Выпроводить?
Пока старшина размышлял, выпроваживать оказалось поздно. Прохожий уже ступил на полянку и, осенив сторожей крестом, приблизился к костру.
– Мир вам, люди добрые.
В отблесках пламени, Кисель разглядел одежды священника. Изрядно потрёпанное, но некогда богатое платье. Золотое шитьё, дорогая ткань… Либо на заставу занесло важную птицу, либо разбойника, что подловил эту птицу чуть раньше.
– Кто таков будешь, человек? – спросил старшина. – Зачем здесь?
– Дорога не близкая, – ответил прохожий. – Сбился я малость. Вот, на огонь заглянул. Хлеба и соли не прошу, но горячего выпить не откажите, Христа ради.
– Чернец? Откуда? – продолжал допытываться Кисель.
– Из самой степи пробираюсь, – старец вздохнул. – Божьим промыслом на путь поставлен.
– Дай ему поесть и воды согрей, – приказал старшина Дьячку. – А я покуда пройдусь, тропинки проверю.
Вокруг было спокойно. Лишь громадина Цепеля по-прежнему давила размерами и непонятной сокрытой мощью. Кисель так и не привык к близости черемисского оплота.
***
Едва он вернулся, со стороны реки послышался конский топот и ржание. Старшина насторожился, не враг ли налетел часом? Свистнул Бычку. Тот ответил условным знаком. Явились свои.
Скоро Бычок привёл к костру целую гурьбу, в которой Кисель узнал нижегородских бояр и князей, а во главе этой свиты увидел великого князя Константина Васильевича.
Старшина вскочил, но от смущения не смог произнести даже обычного приветствия. Вельможи на Киселя внимания не обратили. Свита стояла, окружив полянку плотным кольцом. Константин молча смотрел на священника. Тот вёл себя спокойно, если не сказать, нагло. Сидеть у костра, когда великий князь перед тобой топчется, это граничит с оскорблением.
Но Константин узнал гостя сразу, а быть может, и ожидал встретиться с ним. Поначалу он потянулся непроизвольно за благословением, но в последний миг удержался. Алексий сделал вид, что не заметил. Его больше волновала сейчас осведомлённость князя. Не мог же тот знать о приходе владыки заранее. Или мог? От Нижнего до Суры и за день не поспеть. А Константин, вот он. Через полчаса тут как тут.
– Зачем ты пришёл сюда? – спросил князь.
Он тоже не верил в случайность встречи и удивился, увидев священника без сопровождения. Он не доверял митрополиту. Помнил, как его монахи пленили Бориса, и знал, что тот был и будет всегда на стороне Москвы. Перед ним был враг, может быть, самый серьёзный во всём его деле. Но вместе с тем был пастырь, поставленный на Русь. Поэтому князь чувствовал себя неловко.
– Давай поговорим, князь, – предложил священник
Константин кивнул. Подозвал Волынского, приказал выставить охрану. Воины тут же рассыпались по сторонам. Несколько конных разъездов умчались на восточный берег, беря правее Цепеля: места неспокойные, всякое может случиться.
Возле костра постелили грубую скатерть, на которую выложили лепёшки, мёд, мясо и рыбу из походных припасов. Свита великого князя отступила на почтительное расстояние. Кисель, сообразив, наконец, кого он тут приютил, поспешил за ними. Кажется, по посещаемости властителями, колдунами и священниками, маленькая застава в устье Суры уже вполне могла соперничать со многими городами.
Алексий не притронулся к угощению. Лишь раз или два хлебнул всё того же кипятку.
– Мне уже передали, что ты готовишь большой поход, если Джанибек поставит на Русь Ивана. Да я и сам вижу, как много удалось тебе сделать.
– Ты надеешься отговорить меня?
– Признаюсь, была такая мысль. Ведь русским князьям куда лучше договориться, нежели ссориться. У нас один язык, одна вера…
– Твои люди чуть не убили моего сына, – оборвал речь митрополита Константин. – К чему приплетать сюда веру?
– Они действовали своевольно, – ответил Алексий.
– Да ну? – Константин не полагался на слово священника.
– Думай, как хочешь, – отмахнулся тот. – Но теперь речь не об отдельном князе или княжестве. Ты ставишь под угрозу все русские земли.
– Под угрозу свободы? – князь усмехнулся.
– Свобода – пустое слово. За ним нет ничего. Обманка для доверчивых людей, которые никак не поймут, что в любом случае им придётся кого-то величать, в любом случае платить не тому, так другому.
– Не пытайся потчевать меня тем, что привык скармливать московским боярам. Москве нужна орда, чтобы сподручнее было обирать соседей. Орда же нынче не та, что прежде, она выбирает спокойствие и преданность. Вы держитесь друг за друга, как два пьянчуги после доброй попойки, но ваш союз не прочнее пустой яичной скорлупы.
– И ты намерен раздавить его? – Алексий зло прищурил глаз.
– Да, – Константин сжал кулак, показывая, как именно он проделает это.
– Не ошибись, – улыбнулся митрополит.
Он отщипнул кусочек лепёшки и отправил в рот. Казалось, будто он успокоился, услышав однозначный ответ. Словно до сих пор сомневался во враждебности князя, а теперь всё встало на свои места.
– Спасибо за угощение. Видимо, тебя убедить невозможно. Пожалуй, я зайду для начала в Муром.
– Думаешь уговорить Юрия? – вырвалось у Константина.
– Почему нет? Он не претендует на Владимирский стол. Что он теряет? Ты ли будешь верховным князем, или Иван, для него не суть важно.
Константин знал, что очень даже важно. Москва поддерживала Фёдора, давнего соперника Юрия. Но Алексию он больше не возражал. Князь просто не видел смысла в споре. Разговор угас.
Они просидели до рассвета, не столько разговаривая, сколько меряясь взглядами. Но едва начало светать, священник поднялся. Окинув взглядом охрану, он побрёл в сторону от восходящего солнца.
– Зачем же он приходил? – подумал вслух Константин. – Ведь не попытаться же всерьёз остановить меня? А если так, то отчего сдался так быстро?
Отсутствие ответов сильно обеспокоило князя. Увидев священника у костра, у него мелькнула было мысль, что тот пришёл договориться. По сути, Алексий получил всё, что хотел – он стал митрополитом. А который из князей будет властвовать над Русью, не так уж и важно. Митрополиту имел бы смысл ставить на сильнейшего.
Но Константин понял, что ошибся. Московский дом значил для владыки куда как больше. Вот только почему? Из-за родственников, что засели в боярской думе? Или дело в другом?
Он подозвал Волынского.
– Собери людей. Я ухожу.
– Чего он хотел? – решился на вопрос Волынский, как только отдал нужные распоряжения.
Константин не ответил.
***
Тарко встретил лес, как старого друга. Остановился у первого же дуба. Посидел. Сварив немного каши, положил возле корней – испросил у хозяина позволения потревожить покой.
Пусть лес чужой, хотя и здесь он наверняка смог бы отыскать родичей. Пусть совсем незнакомый и непохожий на привычный ему сосновый бор. Но всё же защита. И море, и степь порядком утомили юношу. Там ему ни разу не удалось как следует выспаться. Он всё время ожидал подвоха. Открытое небо давило. Широкий простор превращал человека в букашку. Похожее чувство возникало всё время и в большом городе. В лесу дело другое. Здесь он на равных. Здесь он почти на пороге дома.
Пока Алексий гостил у ордынцев, Тарко без малого настиг его. Теперь он шёл по следу священника, отставая на два дня, не больше. И с каждым часом расстояние между ними сокращалось.
Ушан утверждал, будто Сокол покинул Мещеру. Каким-то своим колдовским способом почуял. Значит, единственная возможность найти и предупредить чародея, это следовать за его врагом. Алексий выведет на Сокола, рано или поздно. И тогда у Тарко, быть может, появится возможность чуть-чуть опередить священника, встать между ним и чародеем, дав последнему хоть какое-то время на подготовку.
День ото дня родные места становились всё ближе. Леса пошли знакомые, дороги хоженые. Тарко уже подумывал заскочить в Мещёрск или, в крайнем случае в Елатьму, где он всегда сможет рассчитывать на помощь. Однако, миновав истоки Суры, след Алексия повернул вдруг к Волге.
Пока юноша раздумывал над причинами, что заставили священника изменить направление, его едва не прихватил конный разъезд. Услышав ржание, он успел убраться с открытого места и затаился среди бурелома. Всадники проскочили мимо, громко споря о чём-то.
Происшествие заставило быть осмотрительным.
Берега Суры оказались на редкость оживлённым местом. Ещё год назад в этой глуши и дороги-то путной не было, а теперь тропок натоптали, что твоя аравийская вязь.
Держась зарослей, Тарко старался избежать встречи с суздальцами. Союзников он не боялся, но терять время на объяснения было бы сейчас некстати. Алексий что-то задумал, его следовало поскорее нагнать, и затем держаться поближе.
Возле Цепеля следов стало особенно много. Берег выглядел, точно засиженный мухами образок. Тарко присел на корточки, стараясь угадать в этой мешанине ногу священника, как вдруг услышал стон.
Месяц назад, в Константинополе, приятели не позволили ему даже расспросить бедолагу, что стонал, корчась на обочине оживлённой улицы. Ему объяснили – здесь так не принято. Город меняет человека, меняет к худшему. В лесу самый жестокосердный не отказывает в помощи незнакомцу. И дело не в каком-то обычае или заповеди, не в корыстном расчёте, мол, сегодня поможешь ты, завтра – тебе. Тарко верил, разгадка в особом духе, что наполняет лес и собственно является лесом. Духе миротворном и жизнеродном. И хотя здесь запросто могут перехватить горло прохожему, но и в беде помогут обязательно.
Возле потухшего костра лежали трое парней. Один из них был ещё жив. Он-то и стонал. Тарко присел и, достав баклагу, дал человеку напиться. Громко булькая и проливая воду, парень между глотками открыл глаза. В мутном взгляде не было ничего, кроме боли.
Судя по лежащему рядом оружию, добротному шалашу, всевозможным припасам, здесь располагалась застава. Разбойники выбирают схроны подальше от города, а прохожие не возводят жилище в расчёте на зимовку.
– Ты ополченец? – спросил Тарко. – Из Нижнего? Как тебя звать?
– Кисель, – прошептал тот.
– Что здесь случилось?
– Змея… – парень вновь застонал.
– Змея? – Тарко удивился.
Вряд ли мелкая тварь смогла бы одолеть сразу троих мужчин. Разве что сюда приполз целый гадючий выводок.
Тарко усомнился в словах ополченца. У него уже зародилось подозрение, кто именно виновен в истреблении заставы, но всё же он оглядел мертвецов, поискал следы укусов на раненом. И, ничего не найдя, мрачно заметил:
– Если и змея, то особая. О двух ногах и в куколе с крестами.
– Священник? – удивился Кисель. – Да, приходил тут один…
Он замолчал. У парня не осталось сил говорить, и даже пить он больше не мог, лишь тоскливый просящий взгляд говорил, что жажда мучает его не меньше, чем боль. Тарко вливал воду по капле, а когда челюсти намертво сжались, просто смачивал почерневшие губы.
Только теперь он воочию убедился, что означает проклятие митрополита. Значит не пустая байка, значит товарищи и правда в опасности. Нужно спешить, но у него не хватило духу бросить умирающего ополченца.
Кисель умер через час с небольшим. Тарко не стал хоронить воинов. У них есть товарищи, которые позаботятся о погребении. Могила на месте заставы только запутает следствие.
Он вернулся к реке. Цепель тёмной махиной нависал над миром. Кто-то из его обитателей, возможно, был свидетелем преступления, хотя вряд ли догадывался об этом.
Тарко вновь осмотрел берег. И с большим трудом отыскал нужный след. Алексий направился к Мурому.
Это сбило юношу с толку. Почему священник повернул обратно? И зачем ему Муром? Город славный, но далеко не первый среди враждебных Москве. До сих пор Тарко был уверен, что тот пробирается к Нижнему Новгороду. Там его главный враг.
Выходит, что не совсем так. Теперь Тарко спорил сам с собой, а не рвануть ли наперерез Алексию к Мурому. Предупредить друзей, а то и подготовить врагу достойную встречу.
Торной дорогой ордынских царей он мог легко обогнать священника, который пробирался вдоль кривых речушек и витиеватых троп нижегородцев.
А вдруг Алексий просто путает его? Может, почувствовал погоню и теперь желает сбить с толку? Исключать этого совсем Тарко не мог, а значит нужно и дальше идти след в след.
Глава XXXVII. Пустое место
Муром. Август 6862 года
Последний отряд ополченцев, вооружённый топорами и копьями, нестройной толпой миновал ворота и потянулся вслед за дружиной. Во всех смыслах последний. Здесь собрались неопытные горожане, что брали в руки оружие лишь время от времени. Случись вдруг серьёзная схватка, последние лягут первыми.
Павел, сидя верхом на рыжем жеребце, наблюдал за выдвижением полка со стороны. Увидев хвост воинства, он помахал рукой младшему брату и жене, которые стояли на дозорной площадке, и пустил коня рысью.
Створы ворот закрылись. Варвара вздохнула, а Пётр, осознав, что остался один, нахмурился. До последнего мгновения он надеялся на чудо. Надеялся, что его возьмут с собой. Чуда не произошло. Отец с воеводой и частью войск покинули Муром раньше, теперь на встречу с ними ушёл и Павел.
Все они отправились на войну. Не в заурядный набег. В поход, о котором ещё долго будут говорить, и который наверняка попадёт в летописи и песни. А ему с небольшим отрядом стражи суждено стеречь пустой город. Обидно до слёз.
Варвара взглянула на Петра с пониманием. Хотя это её понимание имело несколько иной оттенок. Женщине как-то довелось оставаться в городе старшей. Всего-то пару дней она правила, а к каким бедам это привело.
Невестка ушла, а Пётр ещё долго смотрел вслед отрядам, пока последний ополченец не скрылся за изгибом дороги.
Он повернулся к однорукому воину по прозвищу Жёлудь, который в отсутствие воеводы и прочих начальников возглавил городскую стражу. Пётр вздохнул: в стражу набрали стариков, калек и юнцов, а их начальником стал лишённый руки дружинник, бывший когда-то неплохим рубакой, но не имеющий нужного сейчас опыта руководства людьми.
– Ворота держать запертыми и днём и ночью, – нарочито строго приказал княжич. – Приезжих проверять и расспрашивать. Кто не по делу – того в город не впускать.
– А как же завтрашний торг? – спросил старшина.
– Торга не будет.
Дружинник кивнул облегчённо: запертые ворота уменьшали хлопот. Ему, как и князю приходилось сейчас не легко.
Да. Торга не будет. И не только из-за княжеского приказа. Город опустел. С воинством ушли не только дружинники и ополченцы. К походу присоединились многие горожане, решившие, что большая война принесёт им более верный доход, чем повседневное ремесло. Ушли торговцы и кузнецы, скорняки и плотники, сапожники и гончары; ушли, едва успев собрать хлеб, даже селяне с посадов и окрестных деревень. Если война пойдёт вразрез с замыслом князей, большинство из них не вернётся.
. – И вот ещё что, – сказал Пётр. – Ты можешь найти немного людей? Я хочу выставить дозоры и выслать разъезды.
– Это будет непросто. Людей едва хватает, чтобы не оставить пустыми стены. Если ещё и проверять всех приезжих, то вовсе беда.
– Попробуй найти кого-нибудь. Добровольцев из охотников или селян. Не обязательно рыскать повсюду, пусть хотя бы присмотрят за дорогами.
– Хорошо, завтра займусь этим.
– Не завтра, Жёлудь, сегодня.
– Сделаю.