– Хитро! – оценил Сокол, осмотрев волховское оружие. – Но большой корабль такая заверть не остановит. Пожалуй, я смог бы кое-что добавить к твоей ворожбе. Хм. Может получиться занятно.
– Валяй! – согласился Ушан.
Первую в дороге победу народ встретил ликованием. Доброе начало, добрый знак. Взаимные поздравления и похлопывания по плечам могли продолжаться до вечера. Однако Рыжий слегка остудил всеобщий пыл.
– Невелика честь – деревенщину одолеть, – заявил он. – Дальше по Оке места глухие. Там на островах опытные душегубы сидят. Их зеленью и круговертью не напугаешь. Да и не прозевают они ладью, навстречу выйдут.
Так и произошло. Едва корабль приблизился к цепочке заросших островов, как оттуда наперерез путникам выскочило несколько лодок. Они быстро приближались – им не требовалось бороться с течением.
Сокол подпустил тумана. Немного. Но дымка легла между добычей и охотниками, позволив первой выиграть время.
– Левее бери! – шепнул Рыжий Ондропу. – Вон в тот рукав поворачивай.
Сам же поспешил вперёд. Улёгся на нос и стал похож на вырезанного из дерева хранителя, какого ставят на иных кораблях побогаче.
Ока в этом месте раздавалась вширь, разбивалась на множество рукавов, проранов, стариц, в неё впадали речушки помельче. Всё это образовывало настоящую паутину путей, потеряться в которых труда не составило бы. Течение ослабло и утратило единое направление. В иных протоках вода шла вспять.
Используя частые излучины, Рыжий надеялся укрыться среди островков. Действительно, пару раз разбойники упускали ладью из виду, брали не то направление, а потом вынуждены были возвращаться. В результате напрасных метаний они растеряли преимущества, как внезапности, так и выгодного расположения. Теперь Ушан мог бы потопить их, как тех первых с помощью суводных листьев. Но молодой волхв не решился израсходовать все запасы в первый же день.
Глаза Рыжего превратились в щёлки, он всматривался в заросли, пытаясь угадать нужное направление. Именно угадать, поскольку осмыслению этот лабиринт не поддавался. Велика была опасность тяжёлому кораблю сесть на мель или застрять в узком проране и стать лёгкой добычей преследователей. Потому Рыжий требовал от кадомского купца беспрекословного подчинения. Он всякий раз угадывал спасительный поворот, а у Ондропа не оставалось времени на сомнения и расспросы. Он едва успевал перекладывать ладью с бока на бок, чтобы не задеть корягу и не сесть на мель.
Вёсла часто чиркали по полузатопленным кустам, ладья несколько раз задевала дно, но пока всё обходилось благополучно.
Все напряжённо молчали. Кроме коротких, едва слышных на корме, приказов Рыжего, корабль не издавал ни звука. Оставалось уповать на умение кормчего и чутьё вперёдсмотрящего, да молиться, чтобы островки оказались необитаемы – в такой теснине разбойники могли обойтись и без лодок.
– Теперь сюда, – указал Рыжий на большую протоку.
Говорят, как-то раз заблудились в этих местах булгары, а может болгары. Шли они из Булгарии в Болгарию, или наоборот, и заплутали. Не в тот рукав вошли и оказались в тупике. Рассказывают, что, мол, долго они выход искали, но в конце концов плюнули, да так и остались жить в этих землях.
Возможно, в этот самый рукав и повернула сейчас ладья Ондропа.
Прошло некоторое время, но разбойники за спиной не появлялись. Видимо, отступили, рассчитывая перехватить добычу выше по течению.
– Оторвались, – выдохнул Рыжий.
– Как возвращаться будем? – с опаской спросил его Ондроп.
– Зачем возвращаться? – возразил тот. – Правь дальше.
– Но мне кажется, это уже не Ока.
– Не время сейчас спорить, Ондроп, знай себе правь, – Рыжий рассердился, но всё же решил пояснить. – У душегубов было достаточно времени, чтобы подготовиться к встрече, пойми ты. Наверняка на каждой версте до самой Рязани засели.
Он вдруг ухмыльнулся.
– Теперь они прождут нас там, пока не умрут от старости.
***
Безымянная речка вывела корабль из путаницы проливов. Островки уступили место матёрому берегу. Заливные луга поджались, сменились лесистыми холмами. Вновь обозначилось течение, и гребцам пришлось подналечь.
Увидев на берегу тринадцать чёрных всадников, многие вздрогнули. Повернулись за разъяснениями к Рыжему, к чародеям. Те, занятые разговором, не обратили внимания. Лишь вурды принялись приветливо махать руками.
– Кто это? – спросил у них Ондроп.
Вурды только оскалились в ответ.
На берегу кораблю поджидал Кудеяр со своим неизменным отрядом и двумя десятками свободных лошадей.
– К берегу! Бросаем корабль, – распорядился Рыжий. – На лошадях уйдём. Налегке.
– Как то есть бросаем? – возмутился Ондроп. – Ты чего удумал, парень? Тебя для чего нанимали? Чтобы в первый же день без груза остаться? Да знаешь ли ты сколько я в дело вложил? А остальные? Да тут кого ни возьми, каждый с потрохами себя заложил, чтобы заработать.
Рыжий слушал гневную речь купца с широкой улыбкой. Словно частушкой похабной наслаждался.
Остальные, разобравшись в чём дело, тоже на него попёрли.
Только вурды стояли спокойно. Во-первых, в дело они не вложили ни монетки ломаной, во-вторых, племя их никогда не волновалось из-за таких вещей, как богатство или нажива. Но главное, они осведомлены были о замыслах Рыжего.
А тот, вволю насладившись всеобщим смятением, подошёл к одной из бочек и, выхватив у паренька топор, со всего маху саданул по пузатому боку.
Дерево хрустнуло, на корабельный настил посыпалась сушёная рябина. Весело прыгая по доскам, горошины разбежались по ладье, и частью нырнули в реку.
– У нас же был уговор – во всём следовать моим распоряжениям. Так что давай, прыгай живее на берег и не возражай впредь. А то пока мы тут разбираемся, что к чему, лиходеи пронюхают и в другом месте искать станут.
– А что же корабль? – спросил Ондроп. – Бросать?
– Зачем бросать? Вон Сокол его отведёт и спрячет в укромном месте, там тебя и подождёт посудина. Вниз по течению чародей и один управится, да и не далеко здесь. А на разбойников налетит, то как-нибудь отобьётся, а если и нет, то в бочках всё равно обманки одни, отговорится.
Кудеяр ни с кем из ватажников не поздоровался, только Соколу кивнул приветливо. Его парни тоже хранили молчание. Судя по всему, чёрные воины помогали купцам без особой охоты. Вряд ли их удалось бы уговорить. Не тот это народ, чтобы прельститься какими угодно посулами. Но Рыжий умел подбирать ключики к нужным людям, а, готовясь к походу, задействовал все свои знакомства. Он попросил об одолжении через Мену, которой Кудеяр отказать не мог.
Сокол наскоро попрощался с друзьями. Сняв с пояса кинжал, протянул Ушану.
– На вот, возьми. Сгодится, если колдун какой дорогу заступит.
Ушан спрыгнул на берег последним. Чародей встал к правилу. Ватажники спихнули корабль с отмели, и его потащило слабым течением обратно, навстречу разбойникам.
Чародей не оглядывался. Он исполнил свой долг перед друзьями и теперь вернулся к собственным мрачным мыслям. Тревожные непонятные сны одолевали его почти каждую ночь, а он так и не смог разгадать их значение. Назревало что-то великое и почти наверняка недоброе.
Полчаса спустя ладью вынесло к островам. Разбойников простыл след. Сокол не боялся встречи. Раздражение было столь велико, что казалось, одного его будет достаточно, чтобы смести с пути любую преграду. Но душегубы так и не появились.
Чародей направил корабль на большой остров, стоящий посреди основного русла. Сейчас он был затоплен на треть. Нос ткнулся в заросли, ветви с хрустом разошлись. Ладья оказалась в заливчике, окружённом со всех сторон деревьями и кустами. С реки и берегов разглядеть корабль было невозможно даже теперь, когда листья ещё не распустились. Через неделю-другую зелень укроет остров совсем. А когда спадёт паводок, залив превратится в лужу, и сдвинуть ладью тогда не сможет даже внушительная толпа. Но то уже забота Ондропа.
Сокол спрыгнул на топкую землю. Осторожно пошёл сквозь заросли. На речном берегу нащупал укрытую среди стволов верёвку. Он набрал в грудь побольше весенней свежести, затем резко выдохнул. К другому концу верёвки оказалась привязана затопленная лодочка. Чародей подтащил её к суше, опрокинул, освобождая от воды, и забрался внутрь. Закат уже едва тлел.
***
До Цны ватажников провели прямым путём. По заливным лугам, мелкому лесу. По сравнению с речным путём – вчетверо короче получилось, но всё равно достигли места только глубокой ночью.
Крутобокая ладья Тарона ожидала их возле берега. Только теперь догадался Ондроп, какую хитрость учинил Рыжий, чтобы разбойников с хвоста сбросить. С Тароном были и недостающие люди. Парни загалдели, приветствуя друг друга, а кадомский купец, выхватив у кого-то факел, поспешил на ладью, искать драгоценный груз.
– До встречи в Ишме! – бросил Кудеяр и увёл своих казаков во тьму.
– В Ишме? – удивился Ондроп, оставив на время поиски. – Ишма в степях стоит, или я ошибаюсь? Мы что на корабле в степь-то полезем? Или у тебя там верблюды припасены? Но даже если и припасены, куда мы с пряностями на них поедем? Обратно в Аравию, или ордынским царям продавать будем? А как же Краков? Мы же договорились в Краков идти.
Рыжий молчал, улыбаясь. Чунай что-то прикидывая в уме, пошевелил губами.
– Твоя хитро придумал, – заметил он. – Степ немного совсем. Дальше река Танаис и море Понт. Морем можно в Трапезунд пойти, но там цена не так высока. Можно к болгарам повернуть, хотя от них дальше сушей идти надо. А лучше всего…
Рыжий кивнул.
– Бизантий, – улыбнулся Чунай. – Хитро!
– Царьград? – догадался Ондроп. – Вот те раз!
Вурды резвились, словно малые дети.
Глава XV. Дворец
Константинополь. Апрель 6862 года
Они запаслись едой на весь день, прихватили кувшин вина. Петра где-то раздобыла двуколку, запряжённую мулом. Животное украшали разноцветные ленты. Повозка выглядела игрушечной. Два человека помещались в ней с великим трудом.
– Чудно, – заметил новгородец. – У нас в эту пору ещё не растаял снег, а озёра и мелкие реки скованны льдом.
– Бр-р! – Петра игриво поёжилась. Её чёрные глазищи призывали Скомороха немедленно обнять и согреть спутницу.
Что он и сделал, несмотря на тесноту повозки и вожжи в руках.
Горожане обычно гуляли в предместье Константинополя, верстах в пяти от Золотых ворот. Они выбирались на берег Пропонтиды семьями, или домами, а бывало даже целыми улицами, чтобы отдохнуть от забот, суеты и шума.
В прежние времена было принято нанимать лодки и выезжать на берега пролива, но с тех пор, как имперские границы придвинулись почти вплотную к Константинополю, это стало небезопасно. Много беспечных горожан было убито в набегах соседей или угодило в рабство. Ревнители традиций умерили пыл и нынче старались держаться вблизи надёжных укреплений.
Предместье, куда привезла Скомороха Петра, называлось Евдомом. Здесь, за высокими стенами крепости, стояли отборные части императора, а нередко наезжал и сам василевс, чтобы устроить войскам смотр. Так что защита отдыхающим была обеспечена.
Обычно здесь яблоку было негде упасть, но весной народ выбирался за город редко. Закрыв глаза на близость крепости, влюблённые могли даже представить, будто нашли уединение.
Мул щипал травку. Скоморох лежал на спине и разглядывал облака. Те носились по небу без всякого смысла, то прикрывая светило, то пуская его в глаза. Петра лежала рядом голышом, подперев голову руками. Спину девушки поглаживали солнечные лучи и взгляды стражников со стены.
– О чём думаешь, Ветерок?
– Я совсем запустил дело, ради которого приехал сюда. Странно. Раньше думал, что управлюсь с ним мигом.
– Так твой священник всё ещё здесь? – Петра погладила его по скуле. – Прости, я, верно, отвлекаю тебя от мести…
– Вовсе нет, – соврал Скоморох. – Ты тут совершенно не при чём. Я вижу тебя столь редко, что успеваю забыть запах твоих волос, вкус твоих губ и даже черты лица. Хотя часто думаю о тебе.
Облака вновь выпустили солнце, и он зажмурился.
– Нет, мысли не мешают. В них даже есть своя прелесть. Мечта всякий раз возвращается. Ну, я имею в виду, что не успеваю привыкнуть к тебе. Нет. Дело в другом. Просто стала утомлять бесконечная борьба моих нищих приятелей. Они поглощены своим собственным делом, живут вечной борьбой, а я пока ни на шаг не приблизился к цели. Наверно, с самого начала не стоило рассчитывать на их помощь.
Скоморох сел, взглянул в глаза Петре.
– Почему мы видимся так редко?
Девушка отвернулась.
– Ну, я бы не хотела полюбить тебя слишком крепко. Я рада, что мы встречаемся время от времени. Но не требуй от меня большего.
– А вот я только и думаю о тебе. Жду каждый раз нашей встречи.
Она нахмурилась.
– Ты свободен, Ветерок. Ты можешь позволить себе любить.
– А ты не можешь?
– Нет.
– Не хочешь выдавать своих чувств перед другими? Быть не всегда такой веселой, беззаботной? Твоя работа мешает тебе любить?
– Ну что ты. Быть гетерой скорее развлечение, чем работа. Как и помощь твоим друзьям сумконошам, – Петра вздохнула. – В жизни вообще остались лишь развлечения.
– Но…
– Не спрашивай, Ветерок, я всё равно не могу ответить.
– Не можешь или не хочешь?
Петра побежала к морю.
Скоморох посмотрел ей вслед с восхищением. Ему показалось, или на башне действительно ухнул стражник? Он потянулся к кувшину и махом выпил остатки.
***
Всякий раз, возвращаясь в затхлое убежище, Скоморох погружался в уныние. Любовь к женщине и ненависть к врагу не желали уживаться в нём, как будто одно мешало другому раскрыться в полную силу. После свидания с Петрой он не мог думать об убийстве. Ненависть казалась ему надуманной, а давний враг слишком ничтожным, чтобы стоить усилий. Если бы встречи с Петрой не были так редки он, пожалуй, и вовсе отказался бы от преследования Алексия.
Но проходило время, и жажда мести брала верх.
Алексий по-прежнему скрывался за стенами русского подворья, и покидал оплот только в сопровождении полудюжины монахов, которых новгородец вряд ли сумел бы одолеть даже при помощи изощрённой хитрости. Его же новые друзья не спешили помогать, видимо, надеялись использовать Алексия в какой-нибудь очередной политической игре.
В этот раз, Скоморох разозлился всерьёз и высказал зашедшему проведать его Трифону всё, что думает о подобном товариществе.
– Вашим интригам конца не видно, – заявил он. – Вы тут вечно можете копать под своих патриархов и императоров, под димархов и митрополитов. А пустячного священника из варварской страны сковырнуть не хотите. Тоже мне, братство.
Товарищ задумался, но ответить не успел. В комнатушку ворвался Дед.
– Собирайтесь, уходим!
Трифон, не задавая вопросов, бросился прочь. Скоморох заподозрил, что тот просто-напросто нашёл удобный повод улизнуть от разговора.
– Куда? – спросил он лениво. – По какому делу? Надолго ли?
– Совсем уходим, – сказал Дед, теряя терпение. – Хватай шмотки и на выход! Поспеши, потом объясню.
Дед убежал. Новгородец побросал в сумку пожитки. Благо, вещей скопилось с гулькин нос и ему не пришлось размышлять, что взять с собой, а что бросить.
Оказалось, что уходили не только они. Весь дом стоял на ушах. Люди вынимали из углов и тайников какие-то узлы, свёртки, стаскивали вниз, где всё это добро перенимали товарищи и уносили во тьму.
Внизу Скоморох вновь столкнулся с Трифоном. Хотел расспросить о причинах поспешного бегства, но мальчишка, что встречал людей перед выходом, поторопил их, указав тропинку, которая вела через сад.
– Сюда, до Хлебной улицы… дальше пробирайтесь сами.
От снующих людей заросший сад шуршал, словно его поедали полчища саранчи.
– Мы порой меняем логово, – пояснил Трифон, когда они уже шагали по улице. – Вокруг полно доносчиков и шпионов. Равдухи переловят нас, если мы не будем время от времени путать следы.
– Куда же теперь? – Скоморох осмотрелся и понял, что они идут к старому городу.
– Увидишь, – спутник загадочно улыбнулся.
Да, Скоморох увидел.
– Дворец? – удивился он, разглядев здание, вернее целый квартал больших примыкающих друг к другу построек.
– Да. Большой императорский дворец. После того, как в городе хозяйничали латиняне, многое лежит в руинах. Восстановили далеко не всё. Не только дома торговцев и знати остались развалинами. Даже великие палаты большей частью заброшены и пусты. Здесь-то мы и укроемся. Вряд ли они скоро прознают, что мы в двух шагах от Софии и в трёх от Претория.
Действительно, одно из крыльев старого дворца оказалось совершенно покинутым. Его никто не охранял, что, конечно, сказалось на сохранности. Все украшения были содраны, утварь разворована. В стенах зияли дыры. Дерево разобрали на топливо, железо на переплавку и перековку и только камень не сумели растащить – слишком уж тяжелы блоки.