6
Сколько раз Вера говорила себе, что, если у мужа приступ дикого, тупого гнева, ей не надо злиться, не надо обращать на это внимания, ведь жизнь от этого становится вдвойне хуже. Когда пособие было все до копейки истрачено, он сидел у каминной решетки в тесной комнате, низко опустив голову, молчал - говорить было не о чем. Она знала его мысли наизусть, знала, что он клянет судьбу, ее, ребятишек, правительство, своих братьев, тещу и тестя - все и вся, что только приходит ему в голову, и Вере было противно: так бесноваться из-за того, что у него нет каких-то паршивых сигарет!
Он глядел на стены, на жену, на детей, снова на жену, пока все, кроме Веры, не вышли из комнаты.
Вера не выдержала:
- Опять зверем смотришь. Что еще? Сигарет, что ли, нету?
Он уставился на нее, взбешенный.
- Да, нету. И жратвы тоже.
Ярость одного лишь разжигала ярость другого.
- Ну и что же? - проговорила она вызывающе. - Я-то что тут могу поделать?
- Пошли Брайна, пусть одолжит пару шиллингов у твоей матери, - предложил он последнее отчаянное средство, к которому, как он знал, Вера не прибегнет.
- Не могу, - сказала она громко страдальческим голосом, - Ведь я ей еще с прошлой недели долг не отдала.
- Жмоты проклятые, ничего из них не вытянешь.
- Не приходилось бы просить, кабы ты пошел поискал работу, заработал бы хоть что-нибудь, - сказала она, готовая расплакаться от его и своих несправедливых слов.
Он смутно сознавал, что мог бы многое ответить ей на это, но выжал из своего запрятанного внутри отчаяния лишь несколько слов протеста:
- Работал бы, кабы была работа. Я всю свою жизнь работал, побольше, чем другие. - Он вспомнил вчерашний безрезультатный поход, всю много раз повторявшуюся историю.
- Дали тебе работу?
- Нас там пришло слишком много.
- Сволочная жизнь.
Тогда он сказал ей с горечью:
- Не беспокойся, скоро я понадоблюсь, уж я это знаю.
- Надо бы вам всем держаться вместе и показать им как следует. На куски разорвать всех этих прохвостов.
- Когда в брюхе пусто, не очень полезешь драться. Помнишь, что сделали с теми беднягами из Уэльса? Облили из пожарной кишки.
- Когда-нибудь они за все расплатятся, - сказала Вера. - Их черед придет, вот увидишь.
Теперь он ей говорил:
- И потом, я ведь, кажется, даю тебе тридцать восемь шиллингов, не так, что ли?
- И надолго этого хватает, как по-твоему? - только и могла она сказать.
- Не знаю, куда ты их деваешь, - только и нашел он, что на это ответить.
- Может, думаешь, я их в помойку бросаю? - крикнула она пронзительно, делая шаг к двери.
- Не удивился бы.
- Тебя ничем не удивишь, дубина!
Она ждала, что он вскочит и ударит ее или швырнет чем-нибудь, что под руку попадется. Но он не двинулся с места.
Перебранка продолжалась. Спорили глупо, бессмысленно, безнадежно. Брайн слушал, стоя под окном, и каждое слово было для него хуже, чем десяток ударов кулака мистера Джонса. "Ругаются", - говорил он себе, и сердце, зажатое в тиски, готово было разорваться.
Маргарет стояла тут же.
- Из-за чего ругаются?
- Из-за денег.
- Ты мне скажи, когда они перестанут, ладно, Брайн?
- Стой и жди со мной здесь, - сказал он, заглянул в окно и увидел, что отец по-прежнему сидит у каминной решетки, бледный, сгорбив плечи. А мать у стола смотрит газету. - Еще не кончили, - сказал он сестре.
Они не заходили в дом дотемна, потом вошли, надеясь, что настроение отца стало лучше, что мать каким-то чудом выпросила, или одолжила, вымолила, или украла у кого-нибудь, или колдовством раздобыла для него сигарет.
Как-то раз, чувствуя, что ссоры не избежать, Ситон надел пальто, сел на велосипед и покатил по улице. Час спустя он вернулся, уже пешком, но с сигаретой во рту и в каждой руке держа по кульку с едой. Брайн пошел следом за ним в дом и увидел, что отец положил кульки на стол и протягивает Вере сигарету.
- А велосипед твой где?
- Принес еды тебе, видишь? - сказал он суетливо, с гордостью.
Она закурила сигарету и рассмеялась.
- Спорю, что ты его загнал.
- Загнал, голуба моя.
- Вот стервец, - сказала она, улыбаясь.
- Чего я только для тебя не сделаю.
- Да я знаю. Только я терпеть не могу, когда ты мне хамишь.
Он обнял ее.
- Никогда я тебе не хамлю, голуба. А если хамлю, так уж ничего не могу с собой поделать.
- Сукин ты сын, вот ты кто, - улыбнулась она.
- Ничего, Вера, голуба моя.
- Сколько ж ты за него выручил?
- Пятнадцать шиллингов. Я его загнал у Джеки Блоуера.
Он купил велосипед всего с год назад, вечно с ним возился, то менял лампочку в фонаре, то ставил новые тормоза, которые кто-то ему дал, то приделывал звонок - нашел где-то; часами чистил и смазывал. Ей бы и в голову не пришло, что Ситон может с ним расстаться.
- Захожу в одну лавку, там предлагают шесть шиллингов. Шесть шиллингов! "Послушай, - говорю, - приятель, ведь это не краденый, мой собственный!" И вышел. На прощание еще сказал им, куда они могут отправить свои деньги, понимаешь? Так прямо и выложил.
- Да уж представляю себе.
Ситон снял пальто и кепку, придвинул стул к столу. Заметив Брайна, снова встал.
- Эй, Брайн! Ну, как живешь, сынок? - Схватил его большими мускулистыми руками и подкинул к потолку.
- Пусти меня, пусти, пап! - кричал Брайн и радуясь и труся.
Ситон опустил его на пол, потерся щетинистым лицом о ребячью щеку.
- Ну-ка, Вера, завари чаю. Вон там сахар, молоко и мяса немного. Пошли-ка Брайна за хлебом.
Чайник вскипел. Ситон помешивал чай в своей кружке, и, когда Брайн отвернулся, приложил к его руке горячую ложку. От неожиданности Брайн вскрикнул во все горло и убежал подальше, чтобы отец не дотянулся. Брайн радовался, когда дома не ссорились, все были довольны и он мог любить отца, забыть о том, что собирался сделать, как только вырастет и станет большим и сильным.
Вера не раз замечала и в своих детях приступы злости и упрямства, внушавшие ей такое отвращение в муже. Как-то раз, когда Брайн вернулся с улицы домой, она сказала ему, чтобы он сходил за хлебом. Он уселся на стул с комиксом в руках.
- Обожди, мама, дай мне дочитать.
- Нет, сейчас иди, - сказала она, колотя вальком в цинковой лохани, где в мыльной воде мокло белье. - Иди-иди, отец скоро придет. - Он не ответил, только сердито, не отрываясь, смотрел на страницу, но Чан, человек-топор, как будто исчез с нее. Вера подлила в лохань свежей воды. - Пойдешь или нет? - повысила она голос.
- Пусть Маргарет идет. Или Фред.
- Их нет дома. Ты пойдешь.
Он мог оттянуть еще немного.
- Дай мне дочитать комикс.
- Не пойдешь, так я отцу пожалуюсь, как только он вернется, - сказала она, насухо вытирая стол, прежде чем расстелить скатерть.
- Жалуйся. Подумаешь!
Сказав это, он испугался, но его сковали путы упрямства и он твердо решил не двигаться с места.
Пришел Ситон, сел за стол перед тарелкой с тушеным мясом и спросил хлеба. Брайн уже жалел, что не сбегал в булочную, но так и не тронулся с места. Теперь слишком поздно, говорил он себе, хотя знал, что время еще есть, можно преспокойно спросить у матери четыре пенса и пойти за хлебом, отец и не узнает, что он снахальничал. Он остался сидеть на стуле.
- Нету хлеба, - сказала Вера. - Просила Брайна сходить минут десять назад, но он был так занят своим дурацким комиксом - не пожелал сделать того, что ему было велено. Он меня иной раз просто с ума сводит, пальцем не хочет пошевелить.
Ситон поднял глаза.
- Сходи за хлебом.
Брайн не выпускал из рук комикс, будто из него можно было почерпнуть отваги.
- Подожди, пап, пока я кончу читать.
- Иди, - сказал Ситон, - я жду хлеба.
- Смотри, будешь неслухом, не станешь делать того, что тебе говорят, сцапают тебя черти, - вставила Вера.
Брайн страшился крепкой порки, которую, конечно, получит от отца, если сию же секунду не встанет и не пойдет, но сам только нервно теребил диванную подушку.
- Не заставляй меня повторять еще раз, - сказал Ситон. Брайн не шелохнулся. Ситон отодвинул стул от стола, быстро шагнул к Брайну и дважды ударил его по голове. - На, получай, поганец.
- Не бей по голове! - крикнула Вера. - Оставь его.
Ситон двинул его еще разок на всякий случай, взял с полочки шиллинг, сунул его Брайну в руку и выпихнул сына на улицу.
- Ну-ка, посмотрим, какой ты проворный.
Брайн с полминуты рыдал у порога и, не переставая плакать, поплелся в лавку на углу, лихорадочно строя планы мести: зарубить отца топором, как только вырастет и станет сильным - и если удастся раздобыть топор.
Чтобы добраться до чердака, где они спали, Брайн должен был провести всех троих ребятишек через родительскую спальню и оттуда по широкой приставной лестнице в комнатушку вроде чердака. Процессия в нижних штанах и рубашках поднялась наверх и скрылась. Артур в свои три года по части драк не отставал от остальных, и, услышав возню, начавшуюся сразу же, как только опустилась самодельная щеколда, Ситон подошел к лестнице и заорал оттуда:
- Эй, вы там! Слышите? Прекратить шум, не то сейчас приду надеру уши.
Он постоял еще несколько секунд, прислушиваясь к напряженной тишине наверху, и пошел ужинать.
- Все из-за Артура, - сказал Брайн шепотом. Тот не успел войти, как сейчас же въехал ногой в игрушечный поезд, подаренный им всем вместе на рождество. - Скорее на кровать, а то папа придет, всех нас отделает.
Он развернул сверток с бутербродами, рядом поставил на стол бутылку с водой и погрозил кулаком постреленку Артуру, который уже потянул к себе бумагу. Маргарет оттащила его от стола, говоря:
- Сейчас мы все разделим.
А Фред только посматривал со своей надежной позиции на кровати.
Вечер был временем пикников. Вера налила воды в бутылку, а Ситон нарезал ломти хлеба и куски застывшего говяжьего жира.
- Ладно уж, - сказал он, - всем дам по ломтю. Надо ж вам что-нибудь пожевать после того, как вскарабкаетесь наверх. Ну-ка, Брайн-Маргарет-Фред-Артур, марш, лезьте-ка на вашу деревянную гору.
Покончив каждый со своей порцией, они потушили свечу.
- Теперь спать, - скомандовал Брайн.
- Расскажи нам что-нибудь, - попросила Маргарет. Он знал, что они не заснут, пока не добьются своего.
- Что ж вам рассказать?
- Про войну, - сказал Фред откуда-то из мрака. Быстрые ноги Артура успевали лягнуть всех сразу. - А ну-ка, перестань сейчас же, - пригрозил ему Брайн. - Не то как двину…
- Я сам тебя двину, - ответил Артур.
- Я вот что сделаю, - предложил Брайн, - я расскажу вам одну историю из комикса.
Они одобрили предложение и улеглись поудобнее, приготовясь слушать. Когда Артур наконец перестал толкаться, Брайн принялся рассказывать про то, как трое бандитов с пулеметами засели в подвале, в своём притоне, пили виски и строили планы ограбления банка. В полночь они вышли из притона и поехали по улице в большом черном автомобиле прямо к банку и там подложили под высоченные двери десять шашек с динамитом, а сами встали на другой стороне улицы, пока двери рушились со страшным грохотом. А когда дым рассеялся и все опять стало видно, они, стреляя из пулеметов, бросились в пробитые двери. Добрались до крепких сейфов, но оказалось, там караулил ночной сторож, и он им крикнул: "Прочь, не то я всех вас перестреляю из револьвера, который у меня в кармане!" Но грабители не обратили на это никакого внимания и застрелили его насмерть и подложили еще динамиту под сейфы. А когда сейфы взорвались, они вытащили из них все деньги, миллионы фунтов. И все сложили в большие мешки, которые прихватили с собой, и потом выбежали из банка. Какой-то человек попытался задержать их, когда они садились в машину, и тут один из грабителей сказал: "Знаете, кто это? Это оценщик. Давайте его прикончим!" И застрелили насмерть. И тут еще другой бросился было на них, а главарь бандитов сказал: "Этого я знаю. Это член школьного совета. Пусть получит свое". И его тоже убили насмерть. И вот сели бандиты в свой большой автомобиль и поехали, переехали по мосту через Трент и за город, в деревню - мчались со скоростью девяносто миль в час. По дороге они остановились у бара выпить виски и закусить чего-нибудь, а в баре за столиком сидел детектив Том Бригс со своей девушкой. И как только Том Бригс увидел этих троих бандитов, когда они заходили в бар, он сразу же понял, кто они такие и что они только недавно ограбили банк, потому что увидел в руках у них мешки с деньгами. "Ни с места, вы, все трое!" - крикнул он и выхватил пистолет, который всегда носил с собой, но у них были наготове пулеметы, и они связали его и его девушку и крепко прикрутили к стульям. И тогда главарь сказал: "Теперь мы их убьем". И он зарядил свой пулемет, приставил к их головам и сказал: "Все готово, ребята?" И те двое ответили: "Да, все готово. Убьем их". И тогда главарь сказал: "Ладно, сейчас я их застрелю". И нажал на курок, и через две секунды Том Бригс и его девушка стали трупами. Он убил их, и вдруг один из бандитов говорит главарю: "Выгляни в окно, и ты увидишь, что мы окружены. Там пятьдесят фараонов. Похоже, что мы влипли".
- Так кончается первая часть, - сказал Брайн. Внизу, среди полной тишины, по мостовой прошуршали автомобильные шины. Слышно было, как тихо дышит Артур.
- Вот это да!
- А дальше что было? - спросила Маргарет.
- А я почем знаю? - ответил Брайн, сам еще не читавший продолжения. - Вторая часть выйдет только завтра к вечеру.
- А сколько всего частей? - спросила она.
- Вроде бы четыре.
- А в кино бывает двенадцать частей, - сказала она. - И даже пятнадцать.
- Фараоны их схватят? - спросил Фред с края кровати.
- Завтра скажу.
Артур вставил свое:
- Нет, сейчас!
- Ты всегда так хорошо рассказываешь, - сказала Маргарет, и Брайн опять принялся за рассказ и говорил до тех пор, пока все трое не уснули.
7
В начале сентября время бросило в бой свои резервы мороза и тумана, чтобы сломить сопротивление лета. Брайн надел теплое пальто и темными промозглыми вечерами мечтал об осенней ярмарке, карнавальных кострах и школьной елке. Начались холодные, непрекращающиеся дожди; сточные трубы и канавы еле поспевали уносить павшие на поле сражения сухие листья и сучья. Каждый дом, окутанный сырыми запахами сумерек, которые день ото дня наступали все раньше, как будто обособился от остальных и предоставлял неограниченные возможности для Стук-стука, Тук-тука и Хлопающей Крышки в образе Брайна, Теда Хьютона и Джима Скелтона. Они двигались, словно призраки, от одного зажженного фонаря к другому, давясь от смеха, когда перепуганная жертва открывала дверь в ответ на таинственные звуки и вглядывалась в улицу, ничего не видя после электрического света в комнате.
Уже почти в темноте Брайн подкидывал ракеткой теннисный мяч, звонко ударяя им, посылая от стенки к стенке, от угла к углу - случалось, что и загонит в окно. Разгневанный хозяин в рубашке, без пиджака, высовывался из окна, грозил кулаком, суля призракам "спустить с них шкуру". Мальчишки, игравшие в чехарду, прежде чем прыгнуть, распевали:
Я играю, в чехарду.
Мои руки на заду.
Иду!
На тротуаре шла игра в "разбивалку", по канавам - в шарики, а посреди мостовой собиралась плотная куча драчунов - они бросались врассыпную, стоило показаться автомобилю, или же медленно брели по домам, когда с порога усталые матери звали их, одного за другим, пить чай или ложиться спать.
Из грошей, полученных за неделю, к субботе иной раз удавалось наскрести сумму в три пенса - стоимость билета на утренний киносеанс. Брайн собирал на свалке тряпки и металлический лом, выклянчивал у бабушки кроличью шкурку, а у Мертона - завалявшуюся пивную бутылку и, сунув все это в мешок, тащил к конторе утиля во дворе на Олфритон-роуд. Когда однажды Ситону подвернулась работа, оклейка стен, Брайн смог взять с собой в кино и Маргарет с Фредом. Они пришли за час до начала и, держась за руки, стояли в длинной очереди вместе со всей шумной, крикливой детворой. Ребятишки толпились и вокруг тележек с мороженым. Еле успев положить свои полпенса на цинковую бадейку, от которой веяло холодком, Фред рассеянно пнул ногой по колесным спицам тележки и с ревом пошел обратно, потому что мороженое выскочило из картонного стаканчика, упало на мостовую и таяло с такой быстротой, будто торопилось исчезнуть. Брайн пытался успокоить братишку, но тот отчаянно тер глаза крепко сжатым кулаком и, кривя рот, вопил:
- Хочу еще стаканчик!
Брайн пригрозил:
- Не замолчишь - в кино не возьму.
- Хочу мороженого! - плакал Фред.
Брайн не в силах был устоять перед слезами. Для него слезы были самой худшей напастью, какая только могла случиться, хуже, чем вызвавшая их причина, которая была уже забыта. Слезы сильнее, чем вера, должны бы сдвинуть гору, но как жаль, что они проливаются с такой легкостью.
Фред продолжал голосить. Все повернулись в их сторону и смотрели.
Маргарет пощелкала языком так, как это часто делала мать.
- Вот поганец!
Брайн не выдержал. Если бы плакал кто-нибудь другой, он бы разозлился, но ведь это был его брат, и он пожалел малыша, почти испугался за него.
- Ладно, купи себе мороженого, - сказал он, сунув ему в руку полпенса, и поток слез прекратился, как по мановению волшебной палочки.
- Смотри не урони опять! - крикнула Маргарет в невозмутимый затылок Фреда, уже стоящего возле тележки.
По булыжной мостовой мчались, словно выпущенные из рогатки, автомобили и автобусы, и Брайн нырял между ними, пробираясь к газетному киоску, чтобы купить комикс. Он встал на тротуаре и начал читать про последние злодеяния Чана, человека-топора, и мгновенно очутился далеко, в других краях, - стоял невидимым зрителем на широком речном берегу и глядел, как течение уносит к плотине груженную динамитом джонку, которой предстояло там взорваться и взрывом затопить виднеющиеся вдалеке равнины. Его восхитила грандиозность этого разрушительного замысла, он сочувствовал Чану, будто то был его давно пропавший без вести дальний-предальний родственник, скитающийся где-то в необъятных просторах Китая. Брайн понимал, что Чан - негодяй и что трое английских юношей, беспомощно стоящих на берегу, спасли бы плотину, если б могли, но Чан, злодей, спустивший джонку на реку, был значительнее, он-то и является главным героем. Джонка взорвалась, тысячи кусков ее повисли в воздухе до очередного выпуска на следующей неделе, но даже этот факт не заставил Брайна подумать о создателе Чана, о том, что Чан - всего лишь несколько черточек на бумаге. Неограниченные силы воображения превратили Чана даже во что-то большее, чем реальное существо.
Брайн поднял глаза, увидел, что подошла его очередь, и купил в кассе три билета по три пенса каждый. Зал, в котором носился смешанный запах духов и сырости, был уже почти полон, и Брайн повел сестру и брата к первому ряду.