Конечно, мама, есть вещи, с которыми, может быть, и не согласился бы папа, но во всех наших делах и словах мы руководимся собственными убеждениями: мое благоговейное отношение к памяти папы, вся моя любовь к нему никогда не в состоянии изменить того, в чем мы расходимся с ним. Папа относительно некоторых вопросов разделял заблуждения своего времени… и непонимание кое-чего многих других очень честных и хороших людей, - в этом не их вина, потому что они платили только дань своему веку, то есть, освободившись от многих предрассудков, не имели сил взглянуть на некоторые вещи настоящими глазами. Повторяю, мама, я не желаю последними словами хоть малейшим намеком оскорбить память папы, а хочу сказать только то, что тебе уже давно известно.
Да, сколько раз еще придется жалеть о том, что нет уже с нами нашего папы, жалеть дотоле, пока мы сами не отойдем в вечность. Мир его праху, нашего дорогого милого папы! Будем жить так, как велит нам наша совесть, наш долг, наша любовь к людям и самое горячее сочувствие к человеческим страданиям.
Итак, милая дорогая мама, с марта я выступлю разом в двух толстых журналах, вероятно, по пословице - не было ни гроша, да вдруг алтын. Моя тяжелая артиллерия пошла в ход, и теперь у меня на текущем счету переваливает за полторы тысячи рублей, но это не суть важное дело, ибо деньги - пустяки, владеющие нами по нашей человеческой слабости, - дело, мама, в работе, в хорошей честной работе, которая должна приносить пользу… Это моя заветная золотая мечта.
В резервах у меня стоит громадный роман, который двинется в поход еще не скоро, да до десятка больших и малых рассказов, которые отчасти лежат в моих старых рукописях, отчасти еще в голове.
При настоящем письме денег не посылаю, потому что еще не получил, - на днях получу и пошлю. Пожалуйста, мама, корми ребятишек молоком и мясом, сколько захотят, и не давай чаев, ибо последнее зловредно. Относительно средств ты теперь можешь быть совершенно спокойна, как спокоен, например, я, когда пишу эти строки. Теперь я буду зарабатывать по 80 р. в день, хотя и не в каждый.
Хорошо помню, как я приехал в Москву с одними надеждами в карманах и с благочестивым желанием честно трудиться, всего прошло каких-нибудь полгода, и декорации переменились, и даже редакция "Дела" выражает скромную надежду иметь меня своим сотрудником и далее. Да, глупая штука счастье: то не имеешь лишнего двугривенного на обед, то валятся сотни рублей.
Передай мой поклон Николаю Николаевичу, Елене Николаевне, Александре Ивановне. Кланяется Марья Якимовна.
Воображаю себе гордость моего брата Николая, который, вероятно, ближе всех примет к сердцу мои успехи и прочитает с таким вкусом мои первые статьи в толстых журналах, как никто другой. Володе и Лизе желаю больше всего здоровья. Целую вас всех.
Ваш Д. Мамин.
1882 г. 26 февраля. Москва.
Марья Якимовна кланяется Володе, Лизе и Николаю. Мое сердцебиение проходит помаленьку.
12. А. С. Маминой. 24 апреля 1882 г. Москва
Милая мама,
Ты так неравнодушна к литературной критике, поэтому советую тебе прочитать фельетон в "Голосе" от 15 апреля, в нем, между прочим, упоминается о моей первой статье, напечатанной в толстом журнале, именно, о "В камнях". На первый раз погладили по головке, но это еще и не велика честь, да и не за что, собственно говоря. Критик "Голоса" сам-то по части русской грамоты плетется, как слепой подле огорода… А все-таки для первого раза нам было не неприятно прочитать благоприятный отзыв о нашей недостойности: так уж, видно, устроен белый свет и тем он держится, что все любим, когда нам пятки почешут, сиречь воскурят нашему тщеславию…
Последнее время все думаю о тех 200 р., которые у тебя просил, думаю потому, что это, то есть мое прошение, может тебя встревожить, тогда как дело тут проще пареной репы, о чем я уже и писал тебе. Надеялся, что к 25 апреля успею все-таки получить деньги и телеграммой известить тебя, чтобы не высылала мне этих 200 р., но сегодня уже 24 апреля, а я все еще ничего не знаю. В "Деле" моя статья в апрельской книжке не напечатана, значит, пойдет в одной из следующих книжек, а "Устои" замерзли в марте и выйдут за два месяца зараз. Это черт знает что такое… Рассказ, который должен появиться в "Устоях", послан мной в прошлом году в "Слово", там его приняли, и сейчас же "Слово" прикрылось, ждал-ждал целый год "Устоев", назначили выпустить в мартовской книжке, и ее арестовали… Просто скандал в благородном семействе!
Володя пишет, что не рассчитывает на медаль, - и не следует, ибо это одно тщеславие, и второе ибо, что жить не с медалью, а с добрыми людьми… Плевать! Я даже совсем не желаю медали; конечно, если дадут, тогда придется взять, но это только печальная необходимость, а все дело в аттестате зрелости.
Сегодня Лизунькины именины, поздравляю и поздравляю, извини за пальто (осенью зато будет новое) и будь здрава.
Коли бедна ты -
Так будь ты умна… -
говорит у Некрасова дядюшка Яков.
Брату моему Николаю большое спасибо за его письма: оные доставляют нам большое удовольствие. Статью из "Екатеринбургской недели" я получил, но ее не стоило списывать, ибо это к нам не относится.
Номера с моим фельетоном "От Урала до Москвы" не высылаю потому, что у меня их всего один экземпляр, боюсь, чтобы на почте не потеряли, а когда привезу, тогда и прочитаете. Через месяц увидимся. О моем здоровье не беспокойтесь, - хотя и не совсем еще поправился, но здоров. Желудок не скоро поправишь, ибо он зело капризен. Поклон Николаю Николаевичу и сродникам. Марья Якимовна кланяется.
Ваш Дмитрий.
Москва,
24 апр. 1882.
У нас настоящее лето и деревья распускаются.
13. М. М. Стасюлевичу. 28 июня 1882 г. Екатеринбург
Милостивый государь г. Редактор!
Отвечаю на письмо редакции "Вестника Европы", которая извещает меня, что затрудняется поместить мой рассказ "Нимфу" на страницах своего журнала. Это решение редакции мотивируется тем, что мой рассказ написан "в новейшем вкусе" Золя и что самое название рассказа "Нимфа" уже говорит само за себя, так как в переводе обозначает очень некрасивую вещь.
Конечно, "силой милому не быть", но беру на себя смелость сказать редакции, во-первых, то, что в моем рассказе, право, ни старых, ни новых вкусов какого-то ни было писателя не проводилось, а описывалась действительность захолустного русского города. Не вина автора, что люди под всеми широтами и долготами остаются людьми. Что касается названия рассказа, которое особенно смутило редакцию, то ведь его можно изменить, тем более что "нимфа" является в фабуле рассказа только вводным лицом, как химический реактив. Описывалась архиерейская певческая, и по своему сюжету мой рассказ может назваться иначе.
Жалею, что мне уже второй раз приходится брать статью из "Вестника Европы". Два года тому назад я посылал рассказ "Старатели", который, к моему сожалению, не удовлетворил требованиям редакции "Вестника Европы" и нынешней осенью будет напечатан в "Русской мысли". С этой почтой посылаю в редакцию два рассказа: "В худых душах…" и "Сорочья похлебка". Не знаю, насколько удачна будет эта моя третья попытка…
В заключение мне остается попросить уважаемую редакцию "Вестника Европы", если только она найдет это для себя удобным, передать мой рассказ "Нимфа" в редакцию "Отечественных записок".
Позвольте, г. Редактор, остаться в том убеждении, что нас разделяет одно из тех материальных недоразумений, из которых выплетается ткань жизни и мешает людям понимать друг друга.
Готовый к услугам
Дм. Мамин.
Мой адрес: Екатеринбург, Офицерская ул., д. Черепанова, Дмитрию Наркисовичу Мамину.
1882 г., июня 28.
Екатеринбург.
14. В. Н. Мамину. 22 декабря 1882 г. Екатеринбург
Милый Володик, сего 22 декабря в первый раз прочел в № 49 "Огонька" объявление "Дела" на 1883 г., где в первую голову стоит: "Приваловские миллионы", большой роман из жизни сибирских золотопромышленников Д. Сибиряка. Понимаешь: мой роман, значит, принят (ответа редакции до сих пор не получал: или потерялось на почте, или милая небрежность редакции), и я имею получить около 3 000 руб. Это нам года на два хватит, и ты можешь быть спокоен за свою финансовую участь: деньги - сила, а право на труд - еще большая сила. Итак, я ликую, а вперед - увидим, что будет. Мое здоровье почти совсем поправилось; Марья Якимовна кланяется тебе
Твой брат Дмитрий.
24 декабря.
Завтра рождество - великий семейный и в особенности детский праздник, который особенно тяжело проводить вдали от родины, поэтому мы особенно часто вспоминаем тебя и жалеем о твоем одиночестве. Что делать - на людях и смерть красна, потерпи, как терпят тысячи других студентов. Это рождество для меня лично является праздником праздников, потому что труд десяти лет принят и принесет плод; мы гонимся не за большим: не честь, не имя, не известность нам нужны, а частица презренного металла, которая спасла бы нас от голода и холода и дала возможность поработать спокойно года два, не думая о завтрашнем дне. Ведь целых два года, Володя, - это я называю счастьем, о котором мечтал целых пятнадцать лет. Ты можешь давить свою науку с спокойной совестью за завтрашний день, а я буду давить законы и для отдыха пописывать кое-что из приготовленных статей. Я так счастлив, что и высказать тебе не умею, и если о чем думаю, так о тех бедных и несчастных, которые придавлены бедностью и для которых праздник является лишней тяжестью, иронией и насмешкой судьбы. Вот наша знакомая, Александра Ивановна, как бедствует: со старой квартиры ее выдворили через нотариуса, наняла за 19 р. новую в Колоб. ул., квартирантов нет, денег нет, а пить-есть нужно… Что с ними будет - и подумать страшно! Конечно, заботиться о деньгах - буржуазно, но без денег совсем скверно…
Ты жалуешься на свою квартиру, между тем есть меблированные комнаты напротив Румянцевского музея, из дверей в двери, и в Молчановке (около Поварской), где за 15–17 р. в месяц отдают студентам премиленькие комнатки. Это и ближе и удобнее Кокоревских номеров, и советую тебе посмотреть эти меблированные комнаты.
Екатеринбург, который так возлюбила душа твоя, стоит на старом месте и особенных новостей к празднику не приготовил.
Мама не пишет тебе потому, что завалена работой; вчера Лиза сама мыла полы вместе с мамой и стирали белье, ибо прачки и поломойки не могли найти. В театре я не бывал осенью и не знаю, когда буду; вообще из удовольствий допускаю одно: покурить папиросочку (четверка табаку - 15 к.). И все-таки я глубоко счастлив, особенно за тебя, а то эти маленькие посылки тебе денег для нас составляли крупную задачу, а теперь, когда начнут печатать роман, дело будет пустяковое: только учись, а там и стипендию получишь.
Поздравляю тебя с новым 1883 г., который желаю встретить и проводить счастливее прошлого 1882 г.
Все тебе кланяются.
Твой брат Дмитрий.
В № "Русских ведомостей" от 14 декабря напечатано мое Колченоговское дело, получай из редакции 8 р.; я писал в редакцию, чтобы тебе выдавали следующий мой гонорар.
Сейчас Никола получил письмо Николая Игнатьевича; благодарим его за поклоны, передай ему наш общий привет.
На Москву ты напрасно жалуешься; ты все пишешь о чуйках, а ничего об университете и своих занятиях, тогда как ты поехал в Москву учиться, а не рассматривать людей, которые тебе не нравятся.
Мама посылает тебе на всякий случай 10 р., сходи в театр, побалуйся сладким, но избегай горького.
15. В. Н. Мамину. 30 декабря 1882 г. Екатеринбург
Володька… ликуй!! Сейчас только получил письмо от самого Салтыкова о том, что мой очерк "Золотуха" "охотно" принят редакцией "Отечественных записок" и будет помещен в одной из ближайших книжек, с платой гонорара по 100 р. за печатный лист… Ликовствуй, прыгай и веселись!! Я большего никогда не желал и не желаю… Можешь быть совершенно спокоен за свою финансовую судьбу, только знай учись…
Из редакции "Русских ведомостей" можешь получить за мою корреспонденцию о Колченоговском деле (№ 342), придется рублей 8, да еще справься там же, будут ли помещены мои статьи: "Сторона добрых нравов" и "Уральские дельцы". Последняя - описание 2-го съезда уральских горнозаводчиков - имеет особенную важность, ибо вытянет рублев на 40… Тебе будет пока.
Ну, будь, мой милый, здоров и благоразумен на новый наступающий год. Все тебя поздравляют. Марья Якимовна кланяется тебе и тоже поздравляет. Если получишь из редакции деньги, пожалуйста, добудь записки Ключевского за 1883-й г.
Твой брат Дмитрий.
P. S.
Прилагаю письмо в "Детский отдых", только едва ли по нему скоро получишь, ибо когда еще напечатают статью. Только, пожалуйста, не подписывай мою статью "Д. Сибиряк" или моей полной фамилией, а просто: Петров, Сидоров - как угодно.
16. В. Н. Мамину. 6 марта 1883 г. Екатеринбург
Неделю назад я писал тебе, что пишу в последний раз. Но сегодня мама получила "Ниву", и поэтому спешу переменить гнев на милость. Извини за резкий тон последнего письма: это с нами иногда случается, и за сие мы обыкновенно платимся… Без сомнения, я виноват, но и [ты] тоже хорош… своим красноречивым молчанием.
Сегодня 6 марта, ergo тебе остается прожить в ненавистной для тебя Москве всего два месяца, да и те промелькнут, яко сонное видение. Уверен, что ты серьезно готовишься к экзаменам, чтобы загладить предшествовавшую измену истории, оправдать свою золотую медаль и земскую стипендию. Думаю, что университетские экзамены не представят для тебя особенных затруднений.
Мой печатающийся в "Деле" роман "Приваловские миллионы" встречен критикой холодно, и, думаю, ему не будет теплее и на конце. Впрочем, я и не рассчитывал на успех этого романа у рецензентов, как на незаслуженные похвалы моим маленьким рассказам. И то и другое одинаково несправедливо, и мне плевать на критику, которая ничего не смыслит.
Февраль для меня был сюрпризом: кроме романа и "Старателей" в "Русской мысли", напечатан в "Отечественных записках" мой очерк "Золотуха" и, кроме того, сюрпризом помещена в "Деле" же первая половина моей повести "Максим Бенелявдов". В августе этого года, когда еще не был написан и принят роман, редакция "Дела", принимая "Максима Бенелявдова", оговорилась, что, за обилием материалов, может напечатать мою повесть не ранее мая 83 г., а в случае принятия романа - повесть пойдет в 84-м году. А между тем пустили в феврале, рядом с романом, хотя и скрыли мой псевдоним под сокращенной моей фамилией: "М-н". Итак, видишь, как человеки мира сего склонны к обману и самообману, и посему доверять им или, другими словами, класть пальца в рот не следует. Для меня лично такая перемена в мыслях редакции "Дела" очень выгодна, ибо я раньше получу деньги за повесть, а 400 р. - не лишние при нашем бюджете. За февральскую книжку "Дела" я получил 542 р., сумма неслыханная в нашей семейной хронике; эти почтенные цифры повергли Николу даже в уныние, и он обругал меня "деревянным чертом".
Все здоровы, будь и ты здоров и лепись на гору мудрости.
Николаю Игнатьичу мой поклон.
Твой брат Дмитрий.
Ходил или нет к Лаврову с моим письмом?
Может быть, придется побывать в Москве в начале мая, если Марья Якимовна поедет за Олей.
Если нуждаешься в деньгах - пиши, хотя мы уверены, что ты не должен нуждаться.
17. В. Н. Мамину. 30 октября 1883 г. Екатеринбург
Сегодня, наконец, получил, Володя, твое второе письмо из Москвы, а то мы, по своему обыкновению, начинали серьезно считать тебя погибшим, а Александра Ивановна даже видела приличный такому настроению сон… От печального до смешного всего несколько вершков!..
Сначала о деле: свидетельство о бедности выдается консисторией раз, - по крайней мере так было в наше время, потому что у тебя не может появиться второго отца и т. д. Объясни это инспектору, а также и те трудности и расходы, с какими сопряжено ежегодное добывание такового свидетельства из консистории. Ну, конечно, если нельзя, тогда, по хохлацкой пословице, "скачи, враже, як пан каже"… то есть в переводе: добывай свидетельство из консистории, а я с своей стороны напишу "свату" Бельтюкову в Пермь.
Письма твоего мы ждали с особенным нетерпением целую неделю, а сегодня вместе с твоим я получил письмо от Салтыкова. Пишет, что ему весьма понравилась первая часть моего большого очерка "Горное гнездо" и что он ждет с нетерпением продолжения. Конец этой статьи послан мной 20 октября. Я рассчитывал, что Салтыков прямо начнет печатать с октября, но он пишет, что статья велика, - до 15 печатных листов, - в этом году не упечатается, а поэтому предполагает начать печатание ее с января 84 года. И то добре, - как говаривал папа. В постскриптуме дедушка Евграфыч прибавляет: "Позвольте один нескромный вопрос о Вашем возрасте и социальном положении. Впрочем, ежели Вы найдете ненужным отвечать, то не стесняйтесь". Ну, натурально, у меня целый день рот до ушей, и я сейчас же написал свое curriculum vitae, которое Марья Якимовна уничтожала два раза и нашла сносным только в третий раз. Меня лично письмо дедушки Евграфыча интересует больше с той стороны, которой оно касается "грошей"…
Теперь пишу большой рассказ для "Вестника Европы", под названием "Жилка", то есть самородок.
Мама здорова, Лиза тоже, Никола пропился и теперь гол, как Иов в дни своего несчастия. Марья Якимовна кланяется тебе и остается в ожидании твоего письма, которое надеется получить… к весне. Передаю ее собственные слова. Музыкальные вечера с "дядюшкой" у нас были только два раза после тебя, и то очень скучно, поелику не хватает нот. В театре еще не были ни разу.
Мои поручения: узнай имя и отчество Лаврова, только не от репортера, а лучше прямо из редакции "Русской мысли"; возьми из "Детского отдыха" мою статью "Наши инородцы"; узнай, какие и где существуют премии на беллетристику.
Будь же здоров душой, телом и мыслью
Мой поклон Колюте и Васе Знаменскому.