25. А. С. Маминой. 7 апреля 1886 г. Москва
Милая мама,
5 апреля я читал в заседании предварительного комитета Общества любителей российской словесности свой рассказ "Маляйко" - и тэма и рассказ понравились членам комитета. Но вышла пренеприятная история на следующий день, когда Нефедов пред 800 слушателей начал читать мой рассказ - то ли он не приготовился, то ли оробел, но прочитал гнусно, чуть не по складам, с остановками, мычаньями и т. д. Я сам не был на заседании, а наши все были, и все возмущены, а Марья Якимовна в особенности, потому что рассказ был хороший, и первую главу она переписывала. Были даже аплодисменты, чему можно только подивиться.
После этого собрания устроен был в Эрмитаже - трактир - профессорский обед, на который и я получил приглашение. Там были А. Н. Плещеев, секретарь "Отечественных записок", а теперь "Северного вестника", которому справляли нынче юбилей, потом д-р Португалов, возвращавшийся из Петербурга, где он выиграл громкий процесс с присяжным поверенным Ященко, Иван Федорович Горбунов, знаменитый артист-рассказчик, профессора, литераторы и т. д. Больше 30 душ набралось. Говорили спичи и т. д. В сущности раз это посмотреть любопытно, а потом скучно. Меня интересовали Плещеев и Португалов. Плещеев - высокий, сгорбленный, благообразный старец, еле дышит, бедняга, но это не мешает ему быть премилым старцем. С ним я послал поклон Щедрину, а он предложил мне сотрудничество в "Северном вестнике" и все хвалил "Горное гнездо", от которого все в восторге.
Португалов - рыжий, высокий, широкобородый господин с оловянными глазами навыкате и говорит жиденьким дьячковским тенориком.
Когда провозгласили тост за него, Португалов ответил, что провинциальные деятели только благодаря поддержке столичной печати решаются поднимать громкие и хлопотливые общественные дела.
Горбунов рассказывал и всех уморил со смеху.
Марье Якимовне лучше. Она благодарит тебя, мама, за твое внимание к ее здоровью и шлет свой привет. Будьте здоровы.
Твой Дмитрий.
26. Е. Н. Маминой-Удинцевой. 20 апреля 1886 г. Москва
Миленькая сестричка Лизаветушка,
При сем письме прилагаю три автографа - Златовратского, Пругавина и Нефедова, которые, вероятно, тебе интересно будет "повидеть", а также посылаю тебе портрет Толстого, снятый прошлой осенью, - в продаже его не имеется, а я достал его случайно через Пругавина, поэтому не потеряй его. Прилагаю также билет на юбилейное заседание нашего Общества любителей словесности, на котором мы присутствовали вчера и на котором я в первый раз увидел Островского… Это - высокий, толстый, седой старик с совершенно татарским лицом, я по крайней мере, когда увидел его, не узнал, что это Островский. Заседание прошло по программе, много аплодировали читавшим профессорам, хотя читали они плохо, то есть свои профессорские глупости читали. Можно было сказать гораздо умнее. Публики было видимо-невидимо: профессора, артисты, предержащие власти, скубенты и "дамы, дамы без конца", московские дамы - жирные "до неистовства", бойкие, нахальные и, говоря между нами, глупые в достаточной мере. Тут же мелькали тощие фигурки курсисток - точно монашенки. Особенно одна - такая худенькая, зеленая, сгорбленная… Много таких, и у меня каждый раз сердце болит за этих бедных девушек, "взыскующих града", среди откормленных, жирных и счастливых своей глупостью свиней. Да, много было поучительного, голубчик, горько-поучительного, - и эта мертвая университетская наука, и это жирное свинство, и эта честная святая бедность…
Содержание говорившихся речей можешь узнать из газет, зри "Русские ведомости" от 20 апреля.
За роман меня еще обругали в "Русском богатстве", а это верный путь к успеху. Публика моим романом очень довольна, и я получаю со всех сторон самые хорошие отзывы, хотя роман, конечно, имеет свои крупные недостатки, как и другие мои статьи.
Марья Якимовна опять поправляется, вид на жительство она получила, и 2 мая мы уезжаем в Крым на три недели. Эта желанная поездка отравлена для меня только тем, что я не могу сейчас послать денег вам, как обещал, - расплачусь летом. Володе дам рублей 50 или 60. Сейчас он усиленно готовится к экзамену и даже нейдет с нами сегодня на юбилейный спектакль "Ревизора" в Малом театре.
Будь здорова. Целую всех.
Твой Дмитрий.
Твой тяжеловес, наконец, отдаю в оправу и вышлю уже брошью. Раньше не было денег.
Посылаю тебе под бандеролью дешевые издания Сытина - разные рассказы для народа, которые ты и раздай бедным детям.
Саша Алексеев пишет, что жильцы очень скверно держат дом Марьи Якимовны, и я удивляюсь, что вы ни слова не пишете о нем, то есть о доме. Могли бы попросить хоть Калину, чтобы сходил и посмотрел, что делается. Саша пишет, что сломана дождевая труба и водой размывает фундамент, что внизу выломана рама в окне, что во дворе страшная грязь и т. д.
Погода у нас стоит прескверная - сейчас идет снег. Это уж подлость, и у меня насморк. Кончаю на днях роман и повесть для "Волжского вестника".
Марья Якимовна всем кланяется.
27. В. А. Гольцеву. 11 марта 1888 г. Екатеринбург
Многоуважаемый Виктор Александрович.
Отвечая на Ваше любезное письмо, должен сказать прежде всего, что Вы напрасно сомневаетесь в наших отношениях - они остаются в прежнем виде. Если я не посылал ничего в "Русскую мысль", то это потому, что ничего нет готового и пока печатаю в "Наблюдателе" возвращенные Вашей редакцией статьи.
Осенью было начал "агроматнеющий" роман из горнозаводского быта, но засел на второй части - очень уж велик выходит. Десять печатных листов написал и сам испугался. Теперь и не знаю, что делать: то ли продолжать, то ли расколоть его на мелкие части. Мелкие вещи автору писать выгоднее и легче в десять раз, но бывают тэмы, которых не расколешь, как и настоящая. Дело вот в чем: завод, где я родился и вырос, в этнографическом отношении представляет замечательную картину - половину составляют раскольники-аборигены, одну четверть черниговские хохлы и последнюю четверть - туляки. При крепостном праве они не могли слиться, а на воле это слияние произошло само собой. Словом, картина любопытная во всех отношениях, тем более что о заводах ничего нет в литературе.
Пока эта великая улита едет, буду посылать Вам мелкие вещи, что, кажется, для редакции тоже удобнее.
Мой поклон Митрофану Ниловичу.
С искренним уважением
Ваш Д. Мамин.
28. Д. Н. Анучину. 22 апреля 1888 г. Екатеринбург
Многоуважаемый Дмитрий Николаевич.
Спешу немедленно ответить на Ваше любезное письмо и вместе с тем на предыдущее, на которое не успел еще ответить, потому что не видел m-me Нейман. Я с ней встречаюсь только в театре или на улице, поэтому исполнить Ваше поручение быстро я решительно не мог. Надеюсь встретить ее на первых днях пасхи и тогда передам все, что нужно.
На Ваше последнее письмо буду отвечать по пунктам. Относительно коллекций Уральского общества любителей можно быть уверенным, что отказа Вы не получите, а я постараюсь узнать через Миславского, что и как. Воротило в нашем Обществе, конечно, Клер, но он человек до болезненности самолюбивый, и поэтому я посоветовал бы лучше обратиться к нему прямо, а то долго ли до греха: "Почему не ко мне обратились, а к г. Мамину?" и т. д. Говорю это по некоторому опыту. Еще будет лучше, если Ваше Общество прямо обратится к нашему Уральскому с официальным предложением, а я поговорю с Миславским и другими членами. Научный музей приводится в порядок, и поступают все новые предметы.
Перехожу к Вашему любезному предложению записаться в члены археологического общества и т. д. Могу только благодарить и постараюсь оправдать Ваше доверие, но необходимо предупредить, что я слишком мало знаю в Вашей специальности и могу работать не больше как любитель. Постараюсь, конечно, подготовиться, но для последнего нужно время. Для меня во всяком случае такая работа представляет живой интерес и обыкновенные поездки по Уралу примут уже деловой характер, а это имеет свое значение. Собираюсь летом еще в Чердынь, с археологической целью, которую имел в виду для себя, именно для своей истории Урала, собственно ее новгородского периода - необходимо познакомиться с топографией исторических событий.
Если я чем могу быть полезен, так это своим бесконечным знакомством с уральцами - везде есть свои люди. Открытый лист все-таки будет не лишним, потому что времена нынче не безопасные. Конечно, все, что будет этим путем добыто, поступит в распоряжение Вашего Общества, а дубликаты в Уральское.
Во всяком случае, обо всем этом необходимо переговорить лично, и я надеюсь в непродолжительном времени быть у Вас, в Москве, если что-нибудь непредвиденное не задержит меня.
Новостей у нас, по обыкновению, никаких, кроме необыкновенно ранней весны. Впрочем, во всей России то же самое. Первый пароход из Перми отправился 31 марта, чего еще никогда не бывало. Сейчас уже распустилась зелень, и если не будет холодов, то получится совсем необычная картина. Михаил Алексеевич Веселов шлет Вам свой поклон. Он сейчас должен быть на своих приисках, но болезнь жены задерживает в Екатеринбурге. Веселов говорил мне, что посылает какие-то вещи Вам, как только будет на приисках.
У меня работы, как всегда, по горло: написал исторический очерк Екатеринбурга, около 4 печатных листов, переделываю пиэсу, которая провалилась в Москве, пишу рассказы, очерки, фельетоны я т. д. Приходится гнаться за десятью зайцами и можно себе представить, что из этого произойдет. А там к осени нужно написать еще две пиэсы, роман и т. д.
Жму Вашу руку и говорю: до свиданья.
Ваш Д. Мамин.
29. Д. Н. Анучину. 30 мая 1888 г. Екатеринбург
Многоуважаемый Дмитрий Николаевич.
Несколько дней тому назад сделал первую раскопку в окрестностях Екатеринбурга и нашел первые знаки каменного века - обломки стрелок, черепки и т. д. Местность - по Сибирскому тракту, в 10 верстах от Екатеринбурга, есть озеро Карасье, а около него так называемый Разбойничий остров. Последний когда-то был окружен водой, а теперь стоит в болоте. Года четыре тому назад бродяги, проживавшие летом на этом острове, распустили слух, что здесь зарыт клад, 45 пудов золота. Это сейчас же привлекло кладоискателей и сейчас весь островок изрыт. Кладоискатели открыли черепки, а за черепками приехал О. Клер. Он сделал необходимую раскопку и, кроме черепков, ничего не нашел. Через неделю после него поехал я вместе с консерватором музея нашего общества г. Гаккель. Мы копали сами и нашли несколько стрел (кремневые, нешлифованные), долото из зеленой яшмы (по длинному краю обито) и массу черепков с оригинальным орнаментом. Эти вещи поступят в Уральское Общество, а себе я оставил только образцы. Если сделать правильную раскопку, то можно надеяться на серьезные результаты.
Потом ездил в Палкину, 12 в. от Екатеринбурга, и там достал коллекцию черепков с оригинальным орнаментом, а каменных вещей не оказалось - нужно самим копать.
Слышал, что на одном озере стоит восемь нетронутых курганов, которые и раскопаем, как только получу от Вас открытый лист на раскопки - вчера вместе с Веселовым посылали Вам об этом телеграмму.
С истинным почтением.
Д. Мамин.
P. S. Гонорар из "Русских ведомостей" получил. Буду посылать время от времени небольшие рассказы. Если не понравятся - не печатайте. Я найду им место.
30. А. Н. Пыпину. 3 декабря 1888 г. Екатеринбург
Многоуважаемый Александр Николаевич!
Решаюсь обратиться к Вам с письмом по поводу посланной на днях в редакцию "Вестника Европы" статьи "Старая Пермь" - это путевые заметки, в которых, между прочим, помещена коротенькая история Пермского края. О новгородском и московском периодах нашей пермской истории я раньше печатал в "Новостях", а в предлагаемой статье эти материалы переработаны заново. Посылая эту статью именно в "Вестник Европы", я мало рассчитываю на возможность ее помещения, но все-таки посылаю, потому что некуда посылать… Раньше я начинал работать в "Северном вестнике" и думал послать эту статью туда, потому что там есть областной отдел, но, кажется, в августовской книжке нынешнего года меня так обругали за вышедшую книжку моих "Уральских рассказов", что продолжать сотрудничество в "Северном вестнике" сделалось невозможным. Вообще негде работать - остаются одни иллюстрированные издания, но туда меня заставит пойти только последняя крайность.
На "Вестник Европы" я не рассчитываю потому, что редакция мне уже возвратила три последних статьи - эта по счету будет четвертая. Кстати, на днях посылаю вам книжку "Уральских рассказов", где помещен рассказ "Лётные", возвращенный мне, как порнографическое произведение, - повторяю Ваши собственные слова. Прочтите его, чтобы убедиться, кто прав - редакция или автор.
Примите уверение в истинном и глубоком уважении.
Д. Мамин.
P. S. Когда я был в Петербурге в конце 1885 года, Вы советовали мне сделать визит Щедрину, и я хотел поступить по Вашему совету, но г. Стасюлевич так меня принял, что я в тот же день уехал из Петербурга, - для меня окончательно выяснилась роль литературного кустаря, у которого все отношения с редакциями ограничиваются спросом и предложением. Отсюда прямой вывод: зачем совать нос, куда не следует.
31. В Общество любителей российской словесности. 22 января 1889 г. Екатеринбург
Каждое лето мне приходится путешествовать по Уралу, и по пути я не упускаю случая записывать все, что касается этнографии и вообще бытовой обстановки этого обширного и разнообразного края. Между прочим, мне хотелось бы заняться собиранием песен, сказок, поверий и других произведений народного творчества, поэтому решаюсь обратиться к Обществу с просьбой, не найдет ли оно возможным выдать мне открытый лист для указанной выше цели. Значение такого листа хорошо известно всем исследователям глухих углов далекой провинции, где можно натолкнуться на неприятные недоразумения и препятствия.
Действительный член Общества любителей российской словесности
Дмитрий Мамин.
1889 г. 22 января.
Екатеринбург.
Мой адрес:
Екатеринбург, Дмитрию Наркисовичу Мамину.
32. В. А. Гольцеву. 5 февраля 1890 г. Екатеринбург
Многоуважаемый Виктор Александрович!
На днях посылаю в редакцию "Русской мысли" первую половину своего романа "Три конца", а вторая будет выслана к посту. Всего выйдет около 25 печатных листов, - размер не особенно страшный, хотя все-таки довольно опасный. На Вашу благосклонность не особенно рассчитываю, потому что знаю, как редакция "Русской мысли" относится к моим романам.
Для меня лично писать романы - прямой убыток, но что будешь делать, если у человека такое уж "влеченье - род недуга"… Во всяком случае, интересно будет знать Ваше строгое и беспристрастное мнение, а место роману найдем.
Послал я Вам в ноябре статейку "Самоцветы", и буде она не будет напечатана в февральской книжке, то не будет ли редакция настолько милостива и не вышлет ли мне авансом рублишек 200, чем, конечно, много меня обяжет. Совестно просить эти авансы, но прошлый год я весь прохворал, так что не успел сделать своего романа к январю.
С искренним почтением и уважением остаюсь готовый к услугам.
Д. Мамин.
P. S. Кстати, какой наивный человек г. Шелгунов… Печатает о Юзовских заводах, как об Америке, а того не знает, что они получили при основании двухмиллионную правительственную субсидию да были еще обеспечены до нынешнего года казенными заказами. В статье "Самоцветы" я хотя и привожу данные о Юзовских заводах в духе г. Шелгунова, но с целью кольнуть наших уральских заводчиков, умалчивая о субсидиях и заказах.
Затем, в январской книжке "Русской мысли" тем же г. Шелгуновым пропет дифирамб нашей "Екатеринбургской неделе", от которой напахнуло на г. Шелгунова "горным воздухом"… Эта газета 10 лет издается у меня под носом, и я, работая в десятках других изданий, не могу в ней участвовать именно из чувства порядочности. Сначала под редакцией Штейнфельда она писала в духе горных инженеров, а сейчас на откупу у городского головы Симонова: в ней нельзя поместить ни одной строки, чтобы не задеть "симоновскую родню", которая захватила и городские и земские дела. Мы хлопочем лет шесть о второй газете, и Симонов нам не дает ходу, через губернскую администрацию конечно. Действительно, горный воздух… Уж писал бы г. Шелгунов о том, что знает, а не совался в чужие дела.
Что касается м-ме Остроумовой, так прельстившей г. Шелгунова своими журнальными обозрениями, то, во-первых, она женщина с высшим образованием, а во-вторых - кто же нынче не пишет таких обозрений, начиная с самого г. Шелгунова с его кисло-сладкой размазней "из русской жизни".
33. В. А. Гольцеву. 30 апреля 1890 г. Екатеринбург
Многоуважаемый Виктор Александрович.
Ваше желание уничтожить роман Мухина с Катрей - мое собственное, хотя я и не успел его оговорить, посылая рукопись. Действительно, совершенно лишний эпизод, особенно рядом с такими же случаями других действующих лиц. Не забывайте, пожалуйста, одного, именно, что действие происходит в самой развращенной среде, как заводская, и я во всех случаях смягчил щекотливые факты, насколько это было возможно. Другое Ваше желание относительно сокращений я понимаю, как нежелание с Вашей стороны понять всей сжатости моей летописи. Ведь это не тэма, а целая тэмища, и я бегу бегом мимо действующих лиц, выпуская даже описания природы, деятельности фабрики и т. д. Я думал, что Вы мне скажете другое, именно, что написано слишком сжато офортом, а не "в несколько красок". Право же, пугающий Вас объем не погоня за лишним печатным листом, а только предел необходимости: выгораживаешь каждую страничку, как место где-нибудь на маленьком пароходе. Я знаю сам, что большие вещи мне удаются меньше, чем маленькие, но пишу протяженно сложенные летописи только потому, чтобы не разбивать на осколки целую тэму. Жаль ломать то, что в жизни связано органически. С точки зрения пятачков нет ничего выгоднее фельетонной газетной работы, а большие вещи пишешь буквально самому себе в убыток.
Во всяком случае, постараюсь сделать все, что от меня будет зависеть. Кстати, нельзя ли будет выпустить "Три конца" тем же набором, каким он печатается в "Русской мысли" - отдельным изданием, как Вы издали "Гардениных"? Что это будет стоить и какие Ваши условия?
Жму Вашу руку.
Д. Мамин.
Не может ли редакция "Русской мысли" выслать мне некоторую часть мзды за роман авансом, - сильно прохарчился я на этой работе и по уши сижу в долгах.
Отчего до сих пор нет рецензий на "Горное гнездо"? Господа рецензенты совсем позабыли меня: послано для отзыва всего три экземпляра: в "Русскую мысль", в "Русские ведомости" и еще не помню куда - в "Северный вестник" или в "Вестник Европы", и нигде ни строчки. Что сей сон означает?