Глава XV
Леди Августа последовала за своим странным проводником. Они вскоре въехали в лесную чащу, где молодая англичанка едва успевала следовать за Рыцарем Могил. Заметив это, проводник стал удерживать лошадь, оглянулся и проговорил как бы самому себе: "Нет надобности так торопиться".
Он поехал медленнее. Путники подъехали к краю глубокого оврага, перерезанного множеством потоков и заросшего деревьями, в чаще которых могли укрываться иные агенты без малейшего страха. Кроме того, Рыцарь Могил, казалось, старался запутать леди Августу так, чтобы она решительно не могла припомнить дороги. Если появлялись какие-либо следы жилья, он тщательно избегал их, однако он не мог не встретиться с кем-нибудь из обывателей, которые, однако, несмотря на чудовищность его костюма, не выказывали ни малейшего удивления. Легко понять, что Рыцарь Могил был известен в этом краю и имел сторонников или сообщников, которые были ему верны. Совиный крик раздавался в разных частях леса, и леди Августа, привычная к этим звукам во время путешествий с Бертрамом, замечала, что проводник ее, услыхав эти крики, немедленно изменял направление. Это случалось так часто, что новое беспокойство овладело несчастной путницей.
Утро этого замечательного дня (было Вербное воскресенье) прошло таким образом, и хотя леди Августа употребляла самые задушевные слова, чтобы тронуть своего путника, и предлагала ему сокровище за один только откровенный ответ, Рыцарь Могил оставался глух ко всем мольбам открыть ей цель их пути.
Наконец он, как бы сжалившись над ней, подъехал к ней и сказал торжественным тоном:
– Ты поверишь без труда, что я не один из тех рыцарей, блуждающих по лесам, которые ищут приключений, чтобы заслужить благосклонность девицы; но я согласен исполнить в известной степени твою просьбу, и судьба твоя будет зависеть от воли того, кому, говорят, ты готова подчинить свою волю. Как только мы приедем к месту, а это должно случиться скоро, я напишу сэру Джону Уолтону, и ты сама проводишь нарочного, который поедет с моим письмом. Вероятно, он не замедлит с ответом, и ты сможешь убедиться, что тот, который казался глухим и бесчувственным к твоим мольбам и ко всякой сильной страсти, ощущает, однако, некоторую симпатию к красоте и добродетели. Твоя безопасность и счастье зависят от тебя и избранного тобой человека; значит, ты сама произнесешь себе приговор.
Рыцарь замолчал, и через несколько минут они снова очутились на краю глубокого оврага. Проводник очень бережно взял за повод лошадь леди Августы, чтобы помочь ей спуститься по крутой тропинке.
Очутившись в долине, леди Августа огляделась с удивлением. Невозможно вообразить себе места, более удобного для укрывательства. При первых звуках рога, поданных Рыцарем Могил, в разных местах отвечали осторожно тем же, а когда этот сигнал повторился, несколько вооруженных человек появились последовательно, одни – в солдатской форме, другие – в одежде пастухов и земледельцев.
Глава XVI
– Приветствую вас, друзья, – сказал Рыцарь Могил своим товарищам, которые, по-видимому, приняли его с особенной радостью. – Зима прошла, наступил праздник Вербного воскресенья, но враги наши не торжествуют, несмотря на свои фанфаронады. Пока нам угодно будет скрываться, напрасны будут их усилия открыть нас. Но скоро мы отомстим за тысячи оскорблений, а в особенности за смерть храброго лорда Дугласа.
Вслед за этим поднялся грозный ропот, и когда он утих, Рыцарь Могил, или, называя его настоящим именем, сэр Джеймс Дуглас, продолжал:
– Мы можем сделать еще одну попытку, друзья, для окончания борьбы с южанами без пролития крови. Несколько часов назад судьба отдала мне во власть молодую наследницу Беркли, а вам известно, что ради нее сэр Джон Уолтон защищает столь упорно замок, принадлежащий мне по праву наследства. Есть ли в ком-нибудь из вас достаточно смелости проводить Августу Беркли и отнести письмо, в котором заключаются условия, на каких я соглашаюсь освободить ее?
– За неимением других, – сказал человек высокого роста, одетый в охотничьи лохмотья, тот самый Майкл Тернбулл, которого мы видели на охоте, – я охотно предлагаю себя быть пажом этой дамы.
– Ты всегда готов, – сказал Дуглас, – когда есть риск и возможность выказать отвагу. Но заметь, что эта дама гарантирует жизнь и свободу Майкла Тернбулла, а также и хорошее обращение с ним, и если сэр Джон Уолтон откажется от наших условий, то она снова возвратится с Тернбуллом в качестве нашей пленницы.
Известие это, естественно, было способно поразить ужасом леди Августу; тем не менее оно облегчило ее состояние, выведя ее по крайней мере из неизвестности. Притом же она много слышала о благородстве характера этого рыцаря. Даже относительно Уолтона судьба вывела ее из тягостного положения. Предстать перед возлюбленным в мужском платье казалось ей весьма щекотливым, но явиться пленницей – было другое дело, и это обстоятельство ставило ее как бы в благоприятное положение. Она дала требуемую клятву.
После краткого отдыха леди Августе предложили закусить для подкрепления сил, а в это время Дуглас совещался со своими сторонниками.
Наконец Тернбулл подошел к ней и сказал:
– Не бойтесь ничего, вам не причинят никакой неприятности; но вы должны разрешить завязать вам глаза на некоторое время.
С немым страхом леди Августа согласилась на это, после чего Тернбулл подал ей руку и повел ее по лесу.
Глава XVII
Дорога казалась леди Августе очень неровной, и одно время ей даже чудилось, что они проходили по каким-то развалинам. Проводник держал ее очень грубо, так что иной раз она не могла удержаться от невольного громкого вздоха. Но вот она почувствовала, что грубый охотник удалился от нее и вместо него появился другой человек, более кроткий голос которого показался ей знакомым.
– Благородная дама, – сказал ей этот голос, – не страшитесь и примите мои услуги вместо вашего пажа, который ушел вперед с письмом; позвольте мне пронести вас на руках через эти развалины, через которые пройти вам было бы очень трудно.
В эту минуту леди Августа почувствовала, что ее тихо приподняли и понесли осторожно. Хотя ей и было неловко очутиться в подобном положении, ей ничего не оставалось, кроме как смириться.
– Не бойтесь ничего, вам не желают зла, – шептал ей тот же голос на ухо, – и сам Джон Уолтон, если он любит вас, как вы того заслуживаете, не должен ничего страшиться с нашей стороны. Мы требуем от него только воздать и нам и вам должную справедливость, и будьте уверены, что лучшее средство обеспечить ваше счастье – это помогать нам.
Леди Августа хотела бы отвечать, но страх и быстрота, с которой ее несли, не позволяли ей говорить. Между тем она поняла, что очутилась в каких-то развалинах. В одном месте ей показалось, что ее окружала многочисленная толпа людей, хранивших молчание, хотя временами и слышался шепот. Толпа эта как бы расступалась перед ее проводником. Наконец ее поставили на какие-то ступеньки лестницы, и она пошла словно по какому-то подземелью, где был удушливый воздух и чувствовался запах свежевырытой могилы.
– Еще немного потерпите, леди Августа, – сказал ей проводник, – впрочем, этот воздух станет когда-нибудь общим для всех нас. Я обязан, однако, передать вас первому проводнику, но могу вас уверить, что ни он и никто другой не позволят себе относительно вас ни малейшего оскорбления. Вы можете рассчитывать на слово честного человека.
В это время она остановилась на траве и почувствовала себя на свежем воздухе. Она при этом тихо выразила желание, чтобы ей позволили снять капюшон, накинутый на лицо и мешавший дышать. В то же мгновение ее желание было исполнено, и она поспешила осмотреться.
Вокруг росли густые дубы; среди них возвышались развалины, вероятно, те самые, через которые они только что проходили. Чистый источник вытекал из-под сплетенных корней, и леди Августа, напившись прозрачной воды, поспешила умыть лицо, получившее несколько царапин в дороге, несмотря на осторожность, с какой ее несли. Первой ее мыслью было бежать; но она тотчас же раздумала, ибо увидела вблизи громадную фигуру Тернбулла.
– Вы, кажется, сердитесь, что я замешкался, – сказал он. – Такие ребята, как я, привыкшие охотиться на диких лесных зверей, не умеют ухаживать за прекрасными дамами; и если я не постоянно нахожусь при вас, то верьте, что у меня есть другие занятия, ради которых я должен пожертвовать даже удовольствием быть с вами, – прибавил Тернбулл.
– Я не сопротивляюсь, – сказала леди Августа, – поэтому не заботьтесь, исполняя ваши обязанности, увеличивать мои мучения разговорами, ибо ваш начальник дал мне честное слово, что не позволит оскорблять меня.
– Тише, красавица, – возразил охотник, – я всегда полагал, что дамам надо говорить любезности; но если вам нравится, то я буду очень рад не тревожить свои мозги, отыскивая красноречивые слова, когда могу молчать. Поэтому пойдемте, ибо нам необходимо как можно скорее встретить вашего возлюбленного и узнать его решение относительно дела, начинающего принимать сложный оборот. Пойдемте! Я не буду больше говорить с вами как с женщиной, но только как с рассудительным существом, несмотря на то, что вы англичанка.
– Вы гораздо лучше исполните намерения пославшего вас, будучи только моим проводником.
Охотник нахмурил брови, но, казалось, согласился на предложение леди Августы. Таким образом, оба шли молча. Вдруг недалеко раздался звук рога.
– Это тот, кого мы ищем, – сказал Тернбулл, – я узнаю звук его рога между всеми раздающимися в этом лесу.
Леди Августа покраснела при мысли предстать в таком виде рыцарю, которому так смело выказала свою склонность – обет более сообразный с нравами того времени, когда преувеличенное чувство вызывалось громкими деяниями. В ту минуту, когда Тернбулл взялся за рог с целью ответить, леди Августа, уступая первому движению стыда и страха, вознамерилась бежать. Но Тернбулл, угадав ее намерения, грубо схватил ее за руку.
– Не забывайте, благородная дама, – сказал он, – что вы играете также свою роль в этой пьесе, и если не останетесь на сцене, то она закончится весьма неприятным образом для всех нас, а именно битвой на смерть между вашим возлюбленным и мною.
– Я потерплю, – сказала леди Августа.
Но тут раздался конский топот, и сэр Джон Уолтон, показавшись между деревьями, увидел, что дама его сердца находится во власти шотландского разбойника, известного ему дерзостью на охоте.
От радости, смешанной с изумлением, он мог только проговорить следующие слова:
– Оставь ее, негодяй! Или я предам тебя немедленно смерти!
И боясь, чтобы охотник не увлек ее в какую-нибудь недоступную трущобу, рыцарь бросил тяжелое копье, действовать которым ему мешали деревья, соскочил на землю и бросился с мечом на Тернбулла.
Шотландец, держа в левой руке плащ пленницы, поднял правой свой джедвудский топор, чтобы отразить нападение. Но тут вмешалась леди Августа.
– Сэр Джон Уолтон! – воскликнула она. – Бога ради, удержитесь, пока не выслушаете мирного поручения касательно средств окончить эту войну без кровопролития. Этот человек, хотя и ваш враг, был моим проводником и покровителем; я не могу на него пожаловаться и прошу вас выслушать его спокойно, пока он объяснит вам причину, которая заставила его вынудить меня прийти сюда.
– Вынудить! Леди Беркли! Эти два слова никогда не могут быть совместимы, этого достаточно для того, чтобы предать его смерти, – сказал губернатор замка Дуглас. – Но раз вы приказываете, я пощажу его ничтожную жизнь, хотя у меня есть свои основания наказать его.
– Джон Уолтон, – сказал Тернбулл, – эта дама знает очень хорошо, что меня нельзя испугать; и если бы меня не удерживали другие причины, которые интересуют тебя точно так же, как и Дугласа, и которые заставляют меня желать, чтобы это свидание окончилось мирно, я не поколебался бы сразиться с тобой лицом к лицу, как не колеблюсь теперь срубить эту ветвь.
И Майкл Тернбулл ударил топором по соседнему дубу, от которого отделилась ветвь толщиной в руку и со всеми своими ветками тяжело рухнула на землю между Уолтоном и шотландцем – поразительное доказательство добротности оружия и силы воина.
– Хорошо, брат, – сказал Уолтон, – да будет между нами перемирие, так как этого желает благородная дама, только объясняй немедленно свое поручение.
– Мои слова будут кратки, – сказал Тернбулл, – но слушайте их хорошенько, сэр англичанин. Леди Августа Беркли во время путешествия по краю сделалась пленницей благородного лорда Дугласа, законного наследника замка этого имени, и он находит необходимым для освобождения этой дамы поставить следующие условия, в которых нет ничего, чего благородный рыцарь не имел бы права предложить в военное время. Леди Августа с подобающим уважением будет передана сэру Джону Уолтону или другому лицу, которое он назначит. Взамен замок Дуглас, со всеми аванпостами и гарнизонами, от него зависящими, с припасами и артиллерией, находящимися теперь там, должен быть сдан сэром Джоном Уолтоном. Между сэром Джеймсом Дугласом и сэром Джоном Уолтоном будет заключено на месяц перемирие, в течение которого они определят условия сдачи, подтвердив прежде рыцарским словом, что обмен леди Августы на замок – единственная необходимая статья этого соглашения. Всякий другой предмет спора будет разбираем подробно между достойными рыцарями или, если предпочтут, вопросы решатся в бою при избранных свидетелях.
Невозможно изобразить изумления сэра Уолтона: он взглянул на леди Беркли с немым отчаянием. То же самое выразил и взгляд леди Августы.
– Вас удивляет, – сказал губернатор, – что Джон Уолтон колеблется принять условие, обеспечивающее вашу свободу и независимость. Но я прошу у леди Беркли позволения подумать немного.
– А я, – отвечал Тернбулл, – могу дать вам только полчаса на обсуждение предложения, которое, по-моему, вы должны были бы принять с закрытыми глазами без всяких рассуждений. Вам предлагается свобода вашей дамы, если вы откажетесь от предприятия, в которое вовлеклись неосторожно. Упорствуя в нем, вы подвергаете вашу честь, будущность, судьбу дорогой вам особы опасности от людей, доведенных до отчаяния.
– По крайней мере не от тебя, – сказал рыцарь, – я узнаю, как Дуглас объясняет законы войны и как Уолтон должен принять его объяснения.
– Значит, меня принимают не так, как подобает вестнику мира? Прощайте и подумайте, у кого в руках эта дама. Сударыня, нам пора в путь!
И Тернбулл, взяв леди Августу за руку, потянул ее, как бы намереваясь увести насильно. Пока воины переговаривались, леди Беркли стояла как бы в оцепенении, но когда шотландец схватил ее за руку, она воскликнула вне себя:
– Уолтон! Помогите!
В порыве ярости рыцарь бросился на охотника, и прежде чем последний мог приготовиться, нанес ему два или три удара мечом, так что бедняга упал навзничь в кустарник.
Уолтон хотел его добить, но леди Августа удержала его за руку.
– Увы, Уолтон, что вы сделали? – воскликнула она. – Этот человек облечен священным званием посланника, и особа его должна быть неприкосновенна на все время его поручения. Если вы его убили, кто знает, какому я подвергнусь мщению!
При звуках голоса леди Беркли охотник пришел в себя. Он поднялся и сказал:
– Не беспокойтесь и не думайте, что я намерен был сделать вам что-нибудь худое. Рыцарь до такой степени поторопился, что не предупредил меня, вот и причина его преимущества, а иначе, хочется верить, он покраснел бы за свой поступок. Мы возобновим битву при равном оружии или я призову другого бойца, по выбору рыцаря.
И шотландец исчез.
– Не бойтесь ничего, леди Беркли, – сказал Уолтон. – Достигнув замка Дуглас и под защитой знамени святого Георгия, вы можете смеяться над всеми их угрозами. И если я буду так счастлив, что вы простите меня за мое ослепление, то нет ничего в мире, чему бы я не подвергся, чтобы загладить свой проступок.
– Хватит об этом, – сказала Августа, – не в такое время, когда дело идет о жизни, заниматься пустыми ссорами. Я могу вас уведомить, если вы не знаете, что в окрестностях много вооруженных шотландцев: можно сказать, сама земля разверзается и скрывает их от глаз ваших солдат.
– Пускай она разверзается, если хочет, и пускай являются все адские фурии усилить ряды наших неприятелей. Теперь, когда ты, владычица моего сердца, со мной, я не отступлю перед всеми силами, какие могут выставить эти негодяи на поверхности или в недрах земли. Во имя тебя я вызываю всех на бой сию минуту.
Не успел сэр Джон Уолтон проговорить последних слов, как рыцарь высокого роста, в простом черном вооружении, вышел из леса в том самом месте, где скрылся Тернбулл.
– Я Джеймс Дуглас, – сказал он, – и принимаю ваш вызов. Так как выбор оружия принадлежит мне, то мы будем биться тем, которое при нас; место боя – эта долина, называемая Блуди-Сайкс; время – сию же минуту, а бойцы, как истинные рыцари, откажутся от всех преимуществ, могущих им представиться.
– Да будет так, – сказал Уолтон, который хотя и вызван был таким страшным рыцарем, как молодой Дуглас, однако был слишком горд, чтоб отказаться от битвы.
Дав знак леди Августе отойти назад, он вынул меч и спокойно пошел к противнику. Встреча была ужасна, ибо отвага и искусство лорда Дуглас-Дейла и сэра Джона Уолтона славились тогда одинаково по свету. Ловкие и меткие удары сыпались с обеих сторон и отражались с одинаковым искусством, так что и через десять минут боя трудно было определить, который бился лучше. Словно по безмолвному согласию, они приостановились на минуту перевести дух.
– Я прошу леди Беркли верить, – сказал Дуглас, – что ее свобода нимало не зависит от исхода этой битвы, которая не имеет другой причины, кроме оскорбления, нанесенного сэром Джоном Уолтоном и его нацией памяти моего отца и моим законным правам.
– Вы великодушны, сэр рыцарь, – отвечала леди Августа, – но в какое положение вы меня поставите, если смерть или плен лишат меня покровительства и я останусь одна в чужой стороне?
– Если исход битвы будет таковым, сам Дуглас доставит вас в сохранности на родину, ибо никогда его меч не наносил вреда, которого он не мог бы исправить. Если сэр Джон Уолтон хоть малейшим знаком даст понять, – хотя бы вырвав одно перо из своего шлема, – что он отказывается на время от борьбы, Дуглас, со своей стороны, откажется от всего, что может повредить чести и безопасности леди Августы Беркли, и битва может быть отсрочена до тех пор, пока великая национальная распря не поставит нас лицом друг к другу на поле чести.
Уолтон задумался на минуту, и хотя леди Августа ничего не сказала, однако в ее глазах было видно желание принять последнее, менее рискованное условие. Но благородные убеждения английского рыцаря не позволили ему этого.