Глава IX. Продолжение журнала Дарси Летимера
Оставшись один, я предался размышлениям, и вдруг на дворе под моим окном раздались звуки скрипки. Двух-трех ударов смычка для меня было достаточно, чтобы узнать игру знакомого мне слепого музыканта, с которым я ходил на вечер и который присутствовал при разрушении рыболовного завода квакера Джоши. Он два раза сыграл одну прелестную шотландскую арию.
Утопающий хватается за соломинку. Я знал, что этот человек, несмотря на свою слепоту, был отважен, сметлив и мог служить отличным проводником. Я полагал, что заслужил его доброе расположение. Тотчас же мне пришла на память история Ричарда Львиное Сердце и его менестреля Блонделя. Тотчас же я придумал средство вступить с ним в сношения.
Слепец начал в третий раз свою арию.
– Если вы не умеете играть другой песни, – сказал кто-то, – советую вам убираться отсюда. Притом же Кристел Никсон и сквайр скоро возвратятся, и вы увидите, кто заплатит за скрипку.
"А! – подумал я, – если нет других слушателей, кроме Джона и Дорки, я попытаюсь".
И, желая выразить свой плен, я запел начало 137-го псалма:
На реках Вавилонских
Тамо седохом и плакахом.
Меня, казалось, слушали внимательно, и когда я умолк, кто-то сказал с участием:
– Увы, бедный молодой человек! Неужели такой красивый парень лишился рассудка?
– Если это правда, – молвил Вилли, возвышая голос так, чтобы я мог услышать, – то самое лучшее для него лекарство – скрипка.
И слепец немедленно заиграл одну шотландскую песню, слова которой я припомнил в ту же минуту:
О, распевай, мой парень,
Я приду к тебе на помощь.
Я услышал на дворе стук деревянных башмаков – обыкновенная обувь камберлендских крестьян, – из чего заключил, что Джон и Дорка танцевали джигу под музыку. Воспользовавшись этим, я смело засвистал арию, слова которой начинались следующими словами:
Придите ко мне,
Помогите мне,
Когда все меня покинули.
Вилли вдруг сбил с такта танцующих, внезапно переменил арию, и заиграл ту, первый куплет которой начинался:
Я тебя некогда не обману.
Вот тебе моя рука!
Я не сомневался, что слепец очень хорошо понял меня, но войти с ним в прямые сношения не представлялось никакой возможности. Я даже начал бояться петь из боязни возбудить подозрение Дорки или даже глуповатого ее товарища. Однако мне было необходимо сообщить слепцу свое намерение о желании убежать. Надеясь на его смышленость, я начал насвистывать песню:
Прощай, вся честная компания.
Веселитесь хорошенько без меня.
Я сажусь на лошадь
И хочу поискать другого отечества.
Друзья мои и недруги
Желали бы видеть меня далеко отсюда.
Вилли немедленно отвечал арией:
Надвиньте на лоб страшные шлемы
И переходите со мной через границу.
Но в это время внизу заговорили о прибытии Кристела Никсона. Вилли вынужден был удалиться, но на прощание сыграл:
Друг, я тебя не покину.
Судя по всему, я приобрел себе верного сторонника, и хотя странно было рассчитывать на бродячего музыканта… притом слепого, я не терял надежды.
Но я ожидаю помощи еще и с другой стороны, Аллан. Два раза я видел на рассвете молодую особу, которая проходила по двору фермы и на мои знаки отвечала жестами, что узнала меня, но прикладывала палец к губам, как бы рекомендовала молчание и осторожность. Последний раз мне показалось, что она хотела поговорить со мной, но кто-то помешал.
На другой день я нашел у себя на столе стихи; как они попали ко мне – не могу сказать. Почерк был ловкий и орфография правильная.
Стихи говорили о надежде, и в них высказывалась мысль, что, обнаруживая робость, мы изменяем самим себе. Невозможно было сомневаться, что стихи эти были написаны мне с дружеским намерением.
Наконец принесли дорожное платье, предназначенное мне моим так называемым опекуном. Как бы ты думал, в чем оно заключалось? Это не более и не менее как амазонка провинциальных дам среднего круга, и маска, которую они надевают от солнца и от пыли, с той только разницей, что она была не из картона, а из железа. Убор этот, снабженный сзади стальной пряжкой с замком, напоминал мне несчастного, известного под именем Железной маски. Я колебался сначала приступить к принудительному маскараду, но мне пришли на память слова Герриса, который грозил запереть меня в карету, и я поневоле смирился.
Здесь мы прерываем рассказ Дарси Летимера и последуем за Алланом, отправившимся на поиски друга.
Глава X. Рассказ об Аллане Файрфорде
Аллан Файрфорд узнал впервые об исчезновении Дарси Летимера от дамфрисского головы Гросби. Последний, однако, уклонялся от дальнейших рассказов об этом деле. Он говорил о возмущении на берегах Солвея как о ссоре, происшедшей между рыбаками.
– Это дело скорее касается шерифа, – прибавил он, – нежели нас, бедных членов совета.
– Но ведь, мистер Гросби, поймите, что в этой заварухе исчез молодой человек с хорошим состоянием, занимавший положение в обществе. Вы его знаете, мой отец писал вам через него, – это Дарси Летимер.
– Да, да, увы! Дарси Летимер! Он обедал у меня. Здоров ли он?
– Надеюсь, – сказал Аллан с некоторым негодованием, – но я хотел бы удостовериться в этом. Ведь вы сами уведомили моего отца о его исчезновении.
– Без сомнения, да, это правда. Но разве он не возвратился к своим эдинбургским друзьям? Неестественно предполагать, чтобы он оставался здесь.
– Конечно, если его не принудили, – отвечал Файрфорд, удивленный холодностью, с которой голова говорил об этом деле.
– В таком случае, если он не возвратился к шотландским друзьям, то, вероятно, уехал к друзьям английским.
– А я вам скажу, что если в Шотландии существуют законы и правосудие, то я узнаю, в чем здесь дело.
– Насколько это возможно, ибо вы знаете, что власть моя не простирается далее городских ворот.
– Одним словом, я вам приношу жалобу, и если вы не удовлетворите меня, я должен искать правосудия выше. Я слышал от клерка, что здесь были арестованы некоторые личности по поводу возмущения на Солвее.
– И уже выпущены.
– Но речь здесь главным образом идет о некоем Геррисе Берренсворке.
– Вы лучше назвали бы его лордом Редгонтлетом.
Файрфорд весьма удивился тождественности этих лиц, но постарался не выказать удивления.
– Я слышал, впрочем, что его в обществе называли Геррисом.
– Без сомнения, в Эдинбурге. Вы знаете, что Редгонтлет перенес много бедствий в прежнее время: не то чтобы больше других, но – он не смог так легко отдышаться.
– Он бы изгнан, как я слышал, и не получил прощения.
– Впрочем, на эту старую историю давно уже смотрят сквозь пальцы. У него обширное родство. Моя жена тоже приходится Редгонтлету кузиной в четвертом колене.
– Я не имею пока дурного намерения относительно Редгонтлета, – сказал Аллан, – мне нужно лишь удостовериться, в безопасности ли мой друг. Я знаю, что он поступил безрассудно, отправляясь на вечер по соседству с Геррисом, и последний в этих обстоятельствах мог принять его за шпиона. Мне кажется, Редгонтлет имеет большое влияние на рыбаков.
Гросби кивнул головой.
– Я знаю только, что Редгонтлет не в состоянии причинить никакого зла молодому человеку.
– Этого мне мало, да и наконец не странно ли, что вы так легко относитесь к исчезновению верноподданного его величества, и можете допустить, чтобы он мог быть задержан изгнанником, обвиненным в государственной измене!
Голова словно испугался немного.
– Помилуйте, – сказал он, – я уже вам говорил, что дело Редгонтлета давно забыто, неужели вы захотите поднимать историю?
– И непременно подниму, если мне не дадут сведений о моем друге.
– Ну, так вот что: я приглашу к себе сегодня обедать одного человека, который лучше всех должен знать это дело.
– Кто же это?
– Максвел Соммерстри.
– И он может быть мне полезен?
– Вероятно, мистер Файрфорд, ибо хотя Редгонтлет называет его иногда дураком, но принимает его советы охотнее, нежели от кого бы то ни было. Если бы только навести его на разговор – тогда дело в шляпе. Однако мне пора в совет, и я ожидаю вас к обеду.
Аллан вышел. Времени у него оставалось много. Он хотел было съездить в Брокенборн, но один человек отсоветовал ему, ибо он мог подвергнуть себя опасности без пользы для дела. Поэтому он решил съездить в Маунт-Шарон, где он надеялся получить кое-какие сведения о друге. Дорогой он обдумывал разговор свой с Гросби и порадовался, что Геррис, или Редгонтлет, действительно не мог желать зла Дарси Летимеру.
По приезде Аллана в Маунт-Шарон Рахиль выбежала к нему навстречу и отступила при виде незнакомца.
– Дома мистер Геддс?
– Он уехал вчера вечером, друг, – отвечала Рахиль.
– Я искренний приятель молодого человека, вам знакомого, Дарси Летимера. Я сейчас из Дамфриса, где узнал, что он исчез в ту ночь, когда толпа разграбила рыбный завод мистера Геддса.
Успокоившись немного, Рахиль рассказала, как ее брат, оправившись после побоища, хлопотал о Летимере, предлагал большие деньги за его выкуп и обещал даже не возбуждать дела. Но все было напрасно. Наконец Джоши оседлал Симпсона и уехал в Камберленд собирать друзей и употребить все усилия, чтобы освободить Летимера.
По возвращении в Дамфрис Аллан уведомил обо всем Гриффита, после чего поторопился на обед к мистеру Гросби.
Глава XI. Продолжение рассказа об Аллане
Прошло пять минут с тех пор, как на городской башне пробило два часа, когда Аллан Файрфорд явился к Гросби.
– Вы забыли, мистер Файрфорд, – сказал последний, – что эдинбургские часы отстают от наших.
Максвел уже был там, и когда Гросби представил ему Аллана, лэрд сказал:
– Я помню очень хорошо, что видел вашего отца лет тридцать назад, и мне приятно с вами познакомиться.
Вслед за тем вошла мистрис Гросби, довольно еще красивая женщина, и обед прошел в веселых разговорах, которые, однако, не удовлетворяли Аллана, хотевшего узнать о своем друге. И только по окончании обеда, с уходом хозяйки, когда пошла гулять круговая чаша, Файрфорд решился прямо обратиться к делу. Он слегка толкнул Гросби, который понял этот знак.
– Мистер Максвел, – сказал он, – мы хотели бы узнать одну очень важную вещь. Надобно вам сказать, – я, впрочем, уверен, что вы слышали об этом, – что брокенборнские рыбаки уничтожили рыбный завод квакера Геддса.
– Да, и мне приятно узнать, что у этих молодцов достало еще духу расправиться с притеснителем.
– Не в том дело, мистер Максвел, – вмешался Аллан, – это другой вопрос. Вместе с Геддсом во время этого замешательства находился мой молодой друг. И я полагал, что вы мне можете дать совет.
Максвел нахмурился.
– Какой же я могу дать совет? – спросил он. – Неужели вы полагаете, что я имею какое-нибудь отношение к происшествию на Солвее или больше вас знаю по этому поводу?
– Ведь вы знаете мистера Герриса Берренсворка, называемого Редгонтлетом?
Максвел с упреком посмотрел на Гросби. Он, впрочем, немедленно принял более дружественный тон.
– Извините, мистер Файрфорд, – сказал он, – все бедные, преследуемые бедняки весьма осторожны, когда такой умный человек, как вы, задает им вопросы. Я сам, находясь вне всякой опасности, имел право появляться везде с открытым лицом, но до такой степени привык закрываться пледом, что с приближением какого-нибудь краснокафтанника так и норовлю замаскировать себя. Бедный Редгонтлет в гораздо худшем положении. Он не подошел под амнистию, и вот почему мы так осторожны, хотя я уверен, что такой образованный, как вы, молодой человек не захотите повредить джентльмену в несчастье.
– Напротив, – сказал Аллан, – я могу помочь ему выйти из затруднения, если он освободит моего друга.
Максвел приступил с Гросби к совещанию, и они говорили тихо.
– Берите-ка свой стакан, мистер Файрфорд, – сказал хозяин, – и садитесь к столу, мы переговорили с Максвелом, и он говорит, что может способствовать вашему делу, только вы рискуете подвергнуться опасности.
– Господа, – сказал Аллан, – нет риска, на который был я не решился для достижения своей цели; но я полагаюсь на вашу совесть.
– Что касается меня, – молвил Максвел, – то я вам скажу правду в двух словах. Признаюсь откровенно, я могу доставить вам средство видеть этого беднягу Редгонтлета, я даже попрошу его обойтись с вами, как того требует ваше звание и положение; но бедный Редгонтлет сильно изменился, хотя, говоря правду, характер его никогда не был мягок. Ручаюсь, впрочем, что вам нечего бояться серьезной опасности.
– Я сумею сам себя защитить! – воскликнул Файрфорд, – ибо могу привести достаточную силу.
– Вы этого не сделаете, – отвечал Максвел. – Неужели вы думаете, что я хочу предать беднягу в руки филистимлян? Я желаю только доставить вам средство видеть его и миролюбиво уладить дело. Притом же у него такие отношения с местными жителями, что если вы явитесь с солдатами или констеблями, ручаюсь вам, его и след простынет.
Файрфорд задумался на минуту. Он сознавал, что, действуя законным путем, ничего нельзя было выиграть.
– Доверяюсь вполне вашей чести, мистер Максвел, – сказал он наконец, – и поеду на свидание с вашим другом; не сомневаюсь, что он сообщит мне сведения, на которые имею право.
– Я тоже так полагаю; но не думаю, чтобы это произошло скоро и без всяких препятствий. Гарантия моя не простирается дальше.
– Хорошо, – отвечал Аллан, – но позвольте спросить – не лучше ли было бы для большего успеха, если бы со мной поехали вы или мистер Гросби?
– Я! – воскликнул последний, – я не сделаю ни шага – можете быть в этом уверены, мистер Файрфорд. Конечно, Редгонтлет брат моей жены в четвертом колене, но служащему человеку невозможно посещать человека, замешанного в бунте.
– Что же касается меня, мистер Файрфорд, – сказал Максвел, – я не могу ехать с вами потому, что тотчас пойдут толки о тайном свидании двух якобитов и из этого могут возникнуть неприятности. Но я вот что сделаю: я пойду сейчас в кабинет хозяина и напишу письмо Редгонтлету.
– Вы там найдете все принадлежности.
Глава XII. Продолжение рассказа
По уходе Максвела Гросби осторожно осмотрелся и, подвинувшись к Аллану, заговорил самым тихим голосом:
– Мистер Файрфорд, – сказал он, – вы добрый молодой человек и сын моего старинного друга. Я человек откровенный и надеюсь, вы меня понимаете.
– Я знаю, что вы желаете мне добра.
– Именно, мистер Аллан. У меня есть приятели и родственники между якобитами… но это народ…
– Вы хотите сказать, что моему другу Летимеру грозит опасность?
– Не то, а что я тут ничего не могу поделать. Вы не знаете, что значит смотреть прямо в глаза Редгонтлету. Попробовали бы вы прежде провести опыт над моей женой, которая приходится ему сестрой только в четвертом колене, прежде чем видеться с лэрдом. Скажите лишь несколько слов в пользу революции – и вы увидите, как она посмотрит на вас!
– Предоставляю вам выдерживать огонь этой батареи. Но скажите правду, честно ли поступает со мной этот Максвел?
– Если бы я был на вашем месте, – прошептал Гросби, придвигаясь ближе к молодому адвокату, – я… я заглянул бы в его письмо прежде, чем передать Редгонтлету.
Аллан вздрогнул и молча посмотрел на Гросби, который, как бы скинув большую тягость с души, допил свой стакан и прибавил:
– Я откровенный человек, мистер Файрфорд.
– Откровенный человек! – повторил Максвел, входя в эту минуту с письмом в руке. – Я всегда слышал от вас это выражение, только когда вы хотите выкинуть какую-нибудь штуку.
Гросби смешался, а Максвел подозрительно посмотрел на Аллана, который выдержал этот взор с профессиональной невозмутимостью. Воцарилось минутное молчание.
– Я пытался, – сказал наконец Гросби, – отклонить нашего молодого друга от его безумного предприятия.
– А я решил не отказываться от него, – отвечал Файрфорд. – Доверившись вам вполне, мистер Максвел, надеюсь, что я имею право рассчитывать на честь джентльмена.
– Гарантирую вас от всех серьезных последствий; но вы должны ожидать некоторых неприятностей.
– Покорюсь необходимости.
– В таком случае поезжайте.
– Я вас оставлю, господа, – сказал Гросби. – Когда окончите разговор, приходите в комнату жены пить чай.
Максвел дождался его выхода.
– Этот пакет, – молвил он, подавая запечатанное письмо, – как видите, адресован мистеру Геррису Берренсворку, и в нем заключается ваше рекомендательное письмо. Он известен вообще под именем Редгонтлета, но так его называют гораздо реже, ибо это имя упомянуто с весьма невыгодной стороны в одном парламентском акте. Он, вероятно, скажет, что друг ваш в безопасности – и только. Главное он захочет скрыть, то есть где он содержится. Но только вы мне должны дать слово, что вы никому не скажете о своем путешествии.
– Как, – воскликнул Аллан, – неужели вы полагаете, что я не приму мер предосторожности и на всякий случай не поставлю друзей в известность о том, куда я отправился?
– А вы тоже, неужели воображаете, – отвечал Максвел, – что я доверю безопасность своего друга не только вам, но и еще кому-нибудь из ваших знакомых, кто может воспользоваться тем, чтобы погубить его? Нет! Я дал вам слово, что вам бояться нечего, но и вы обязаны дать мне слово – хранить это дело в тайне. Понимаете?
Вопрос, таким образом, ставился иначе, но Аллан не колебался ради спасения друга.
– Теперь позвольте же вас спросить, – сказал он, – куда я должен отправиться с этим письмом? Мистер Геррис в Брокенборне?
– Нет, да я и не думаю, чтобы он возвратился туда прежде, чем утихнет дело о разорении рыбного завода. Квакеры при всем своем миролюбии и кротости так же долго злопамятны, как и все остальные. Я даже и не старался узнавать, где Редгонтлет. Но я советую вам поехать в Аннах и спросить у старика Тома Тромболя, который, если не сам скажет, то найдет такого человека, который сообщит вам адрес. Но знаете, старый Тромболь не ответит ни на один вопрос прежде, чем вы не скажете ему пароль. Поэтому вы у него спросите: "Светит ли луна?", и если он вам ответит: "Не настолько ясно, чтобы выгружать товары", вы прибавите: "К черту абердинские календари!" Тогда он начнет говорить с вами откровенно. А теперь я вам советую не терять времени, ибо его пароль часто меняется. Притом же берегитесь ночных бродяг, ибо эти люди не любят ни законов, ни законоведов.
– Я уеду тотчас же, только схожу попрощаться с мистером Гросби. Что касается контрабандистов, то я не таможенный и не акцизный чиновник. Я не боюсь ничего, и если они не станут меня беспокоить, то, конечно, я не буду трогать их первым.
Собеседники отправились в комнату хозяйки, где их ожидал чай. Аллан, однако, сидел недолго: выпив чашку, он распрощался и отправился в свою гостиницу, а вскоре на наемной лошади выехал в Аннах.