Завод тяжёлой воды в Веморке
Так же незамеченными подрывники подобрались к зданию электролизного завода. Но двери оказались запертыми. В поисках кабельного ввода группа разделилась. Рёнебергу и сержанту Кейзеру удалось отыскать кабельный ввод и сквозь паутину изогнутых труб и кабелей проникнуть в здание. Они шли по туннелю до тех пор, пока не увидели через колодец помещение с аппаратами высокой концентрации. В нем был всего лишь один рабочий. Рёнеберг и Кейзер прошли по колодцу в соседнее помещение и только здесь выбрались на поверхность. Дверь в помещение завода высокой концентрации оказалась незапертой, и они захватили рабочего врасплох. Кейзер держал его под дулом пистолета, а Рёнеберг начал закладывать заряды. Теперь он воочию мог убедиться, что модели, на которых они тренировались в Англии, ничем не отличаются от настоящих аппаратов.
Не успел Рёнеберг заминировать и половины аппаратов, как у его ног раздался звон разбитого стекла: это один из отставших выламывал снаружи подвальное окно. Рёнеберг помог ему проникнуть внутрь, но сильно порезал руку стеклом. Теперь они уже вдвоем продолжали закладывать пластиковые заряды под оставшиеся электролизные бачки, сделанные из очень прочной нержавеющей стали. Всего таких бачков было восемнадцать. К каждому заряду они подводили быстродействующие запалы, а к ним - запалы более длительного действия.
В самом начале второго часа ночи все было готово. Они крикнули рабочему, чтобы тот бежал на следующий этаж, отперли подвальную дверь, раскидали по полу свои "визитные карточки" - несколько значков английских парашютистов - и начали поджигать запалы. В это время в помещение вбежал рабочий и закричал, что забыл свои очки - величайшую и невозместимую в военное время ценность. В безумной спешке кто-то нашел очки, отдал их рабочему, и все кинулись прочь.
Подрывники не успели отбежать и двух десятков шагов от электролизного завода, как грохнул взрыв. "Я обернулся на мгновение и прислушался. Но все оставалось спокойным, до меня доносился только ровный гул турбин", - писал в отчете командованию Рёнеберг. Перебегая от тени к тени, группа подрывников продолжала отход.
Когда послышался взрыв, Поулссон и Хаукелид все еще следили за караульными будками. Немцы тоже услышали его. Один солдат вышел из будки. На нем не было даже каски. Он огляделся по сторонам, вернулся в будку и тотчас вышел назад. Теперь на нем была каска, а в руках он держал винтовку. Он посветил ручным фонариком вокруг, прощупал лучом двор, но так и не заметил в перемещающихся тенях двух норвежцев, притаившихся всего лишь в четырех шагах. Поулссон направил на него автомат, но Хаукелид нажал на ствол. Немец пошел к электролизному заводу. Он потолкался в запертые двери и скрылся за углом здания.
Обе группы десантников уже соединились и вышли к полотну железной дороги, когда на крыше завода взвыла сирена воздушной тревоги, а вслед за ней еще несколько других, и ужасающий вой, отражаясь в ущелье многократным эхо, заглушил все остальные звуки. Норвежцы бросились бежать, и вскоре в лихорадочной спешке начали спуск в ущелье. Здесь их ожидало новое непредвиденное препятствие - из-за оттепели уровень воды в речушке сильно поднялся.
Новый главный инженер завода тяжелой воды Ларсен, занявший этот пост после исчезновения Бруна, в момент взрыва доигрывал партию в бридж. Он находился в гостях в доме, расположенном неподалеку от главных ворот станции. Услышав вой сирены, Ларсен сразу же позвонил на завод. Ему ответил тот самый рабочий, который за несколько минут до того натерпелся страху под дулом пистолета. Заикаясь от волнения, он доложил о полном разрушении завода тяжелой воды. Ларсен тотчас же связался с Бьярне Нильсоном, одним из директоров Норвежской гидроэлектрической компании, ответственным за станцию и завод в Веморке. Узнав от Ларсена о случившемся, Нильсон немедленно поднял тревогу в штабе местного гарнизона. После этого он выбежал к автомобилю. Однако ему не удалось сразу завести свою газогенераторную машину, и когда в конце концов он выехал на дорогу к Веморку, то в спешке не обратил особого внимания на людей, вышедших из ущелья. Они пересекли дорогу и устало взбирались в гору.
Тем временем Ларсен уже примчался в помещение завода высокой концентрации и осматривал повреждения. Диверсия была исполнена блестяще. Дно каждого из бачков было отбито, и бесценная жидкость затопила все стоки. К тому же разлетевшиеся по помещению осколки пробили трубы охладительной системы и через все помещение били бесчисленные струи воды, обычной, самой обыкновенной воды, которая быстро разбавила и смыла остатки воды тяжелой.
Полностью пропало содержание всех восемнадцати бачков - почти полтонны тяжелой воды. И, не говоря уже о времени, необходимом для капитального ремонта, требовались многие недели непрерывной работы завода, чтобы заново провести электролиз во всех девяти ступенях и заполнить бачки. А на то, чтобы из аппаратов снова пошла чистая тяжелая вода, требовались месяцы. Словом, можно без преувеличения сказать, что взрыв затормозил немецкие ядерные исследования на несколько месяцев. Наверстать столь длительную задержку немецким ученым уже не удалось.
Пока десантники взбирались по горному склону, они все еще могли видеть, как прожекторы, установленные на крыше завода, обшаривают дорогу, могли видеть вспышки ручных фонарей немецких солдат, посланных вдогонку по полотну железной дороги. Здесь, на этом полотне, еще хорошо были видны пятна крови Рёнеберга, и немцы не могли не заметить их.
Ветер крепчал. Десантники достали из тайника лыжи и припасы. Пришла пора расстаться. Первым покинул группу Хельберг, ему нужно было, как и прежде, действовать в районе Рьюкана. Остальные той же ночью добрались до одной из базовых хижин. К счастью, они успели сделать это до того, как буря разыгралась по-настоящему. Она бушевала двое суток. Только на третьи сутки она стихла, и десантники двинулись дальше, на озеро Скрикен. Отсюда пятеро участников оде-рации "Ганнерсайд" отправились в двухсотпятидесятикилометровый путь к Швеции. Все они в конце концов благополучно прибыли в Англию. Поулссон перебрался в Осло, а Хаукелид и Кьелструп остались для связи с радистами. Через неделю в Лондоне получили шифрованную радиотелеграмму - первое достоверное известие о происшедшем:
Установка высокой концентрации в Веморке полностью разрушена в ночь с 27-го на 28-е, "Ганнерсайд" направились в Швецию. Привет.
На следующее утро после диверсии в Веморк прибыл генерал Фалькенхорст. Его сопровождал местный уполномоченный службы безопасности Муггенталлер. Был проведен тщательный допрос всех находившихся в момент взрыва на станции. Но при всем желании они не сумели бы сообщить никаких подробностей, облегчающих поиски диверсантов. Однако теперь немцы уже не сомневались, что к делу причастен предшественник Ларсена доктор Брун. В связи со взрывом арестовали примерно пятьдесят человек. Их неоднократно допрашивали, но и они не сообщили ничего, что могло бы пролить свет на диверсию.
Обследовав организацию охраны, Фалькенхорст пришел в бешенство. Он дошел до того, что приказал выстроить гарнизон и в присутствии норвежцев всячески ругал офицеров и солдат. Об операции же он сказал, что "это был самый замечательный диверсионный акт, который ему когда-либо приходилось видеть". Инспекторская поездка Фалькенхорста, как нередко бывает в таких случаях, окончилась комическим эпизодом, еще более разъярившим его. Перед отъездом Фалькенхорст попросил включить мощную систему прожекторов, установленных на станции, но ни один из офицеров охраны не знал, как это делается.
Генерал Редиесс, глава тайной полиции в Норвегии, в своем донесении сообщал в Берлин кое-какие подробности:
В ночь с 27 на 28 февраля 1943 года, примерно в 1 час 15 минут пополуночи, в Веморке, под Рьюканом, была разрушена взрывом установка, имеющая важное значение для экономики военного времени. Атаку произвели трое человек, одетых в серо-зеленую форму.
По предположениям Редиесса, диверсия явилась совместной операцией британской Интеллидженс сервис и норвежского подполья. Расследование показало, что диверсанты проникли на завод, разрубив цепь на запоре главных ворот, и незаметно для часовых и норвежских сторожей прошли дальше. "На основании вещественных доказательств, оставленных преступниками, можно предполагать, что они были засланы из Британии. Тайная полиция продолжает изучать дело", - докладывал Редиесс.
Взрыв побудил немцев принять в Рьюкане дополнительные жесткие меры. До конца войны там не работала телефонная станция и никому не разрешалось выезжать из Рьюкана по железной дороге. Город перевели на военное положение, установили комендантский час; после одиннадцати вечера выходить на улицу запрещалось. На дорогах ввели новые контрольные посты, еще более усилили минные заграждения вокруг электростанции. К тому же немцы считали весьма вероятной возможность нападения с воздуха. Они разместили в районе гидростанции множество дымовых генераторов, а водонапорный трубопровод, спускавшийся к станции с вершины горы, замаскировали восемью сотнями искусственных деревьев. Они учли также успешную атаку королевской авиации на плотины в Руре, совершенную за несколько недель до нападения на завод высокой концентрации; вокруг плотины в Мёсватане они разместили аэростаты воздушного заграждения, расставили противоторпедные сети.
Все же сравнительно скоро немцам удалось достоверно узнать, что десантников видели на Хардангерском плато. Эти сведения поступили от норвежского рыбака, видевшего неподалеку от одного из охотничьих домиков "шестерых человек в форме", вероятно, сброшенных с английского самолета.
На Хардангерское плато бросили целую армию: части немецкой пехоты, части дивизии СС "Германии", немецкую и норвежскую военную полицию, норвежскую "Гирд". Наверное, у немцев создалось впечатление, что плато наводнено партизанами. И они решили раз и навсегда очистить плато. Десять дней, с 24 марта по 2 апреля, плато было оцеплено и его несколько раз прочесывали из конца в конец. В операции участвовало почти десять тысяч человек. Во время прочесывания солдаты обыскали все охотничьи убежища, все хижины, они забирали из них все, что там попадалось. Те же домики, где находили оружие и взрывчатку, сжигали дотла. В Южной Норвегии быстро распространились слухи о десанте из восьмисот английских парашютистов, якобы сброшенном на плато, о жестоком сражении с немецкими войсками безопасности, которыми командовал сам генерал Редиесс; немцев будто бы жестоко потрепали в сражении, и находились очевидцы, видевшие множество раненых немцев. А агентство печати в Осло, находившееся под контролем немцев, так объясняло проводимую операцию: "Уже давно ходили слухи, что в горном районе расположена база британских парашютистов, откуда они организуют диверсионные вылазки на близлежащие промышленные объекты".
На самом же деле на плато никого не нашли. Ни единого человека не попалось десятитысячному войску.
Правда, одному из десантников все же пришлось повстречаться с немцами. Но окончилась эта встреча столь же курьезно и даже анекдотично, как и вся немецкая операция. Когда солдаты подходили к домику, указанному рыбаком, они увидели одинокого лыжника. Но он уже был почти вне пределов досягаемости. Вот строки из донесения генерала Редиесса в Берлин:
Пулеметчик патрульной команды, вооруженный лишь пистолетом среднего калибра, все же сумел настигнуть его и вступить в перестрелку на расстоянии всего тридцати шагов.
И действительно, между пулеметчиком и норвежцем произошло нечто вроде дуэли: они встретились один на один, никого не было вокруг, они сблизились настолько, что каждый отлично различал лицо врага.
Человеком, которого преследовал немецкий солдат, был Клаус Хельберг. В очередном отчете в штаб специальных операций он несколько иначе, чем Редиесс, рассказал, как 25 марта неожиданно встретился с тремя немцами. Он увидел их едва ли дальше чем за полтораста шагов. Что есть силы Хельберг пустился от них на лыжах. Почти два часа он уходил от преследователей, но один из немцев упорно шел за ним, и Хельберг понял, что тот рано или поздно настигнет его.
…Я повернулся, выхватил пистолет и сделал один выстрел из моего кольта тридцать второго калибра. К своей радости, я увидел, что немец вооружен только "люгером". Тогда я сообразил, что при таком расстоянии проиграет тот, кто первым расстреляет всю обойму. И решил не стрелять. Я встал неподвижно, как мишень; когда расстояние между нами сократилось шагов до шестидесяти, немец разрядил в меня всю обойму и сразу же повернул обратно. Я выстрелил ему вслед. Он зашатался и вскоре остановился, повиснув на своих лыжных палках.
В донесении Редиесса конец встречи описан куда более драматично; по словам генерала, преследуемый был вооружен значительно лучше преследователя и принудил последнего отступить.
Хельбергу удалось скрыться в наступивших сумерках. И это был единственный раз, когда немцам пришлось видеть одного из тех, кто уничтожил завод тяжелой воды.
Через Стокгольм известия о взрыве в Веморке попали и на страницы английских газет. Они сообщали о нем "как об одной из исключительно важных и успешных операций, когда-либо осуществленных диверсионными группами союзников на протяжении войны", А газета "Тайме" даже указала, какого рода объект был уничтожен - оборудование завода тяжелой воды, "по-видимому, предназначенной для военной промышленности". Эти явно неосторожные слова были, однако, помещены только в самом нервом выпуске, из всех более поздних их исключили. В другой английской газете поместили даже такой комментарий: "Многие ученые связали свои надежды с производством "секретного" оружия, основанного на использовании тяжелой воды; этим оружием должно явиться взрывчатое вещество невиданной силы".
В отличие от злосчастной операции "Новичок", "Ганнерсайд" увенчалась замечательным успехом. При ее выполнении не пострадал ни один человек, а полное разрушение завода высокой концентрации не повлекло за собой повреждения остального оборудования станции, что было жизненно важно для норвежской экономики.
Сразу же после получения донесений о диверсии штаб специальных операций составил подробный отчет. Его передали Черчиллю. Премьер-министр ознакомился с ним 14 апреля и написал на полях: Чем наградить этих героев?
Лейтенанты Рёнеберг и Поулссон были награждены орденом "За боевое отличие", а остальные члены группы получили военные медали или кресты. Кроме них награду получил и доктор Йомар Брун. В совершенно секретном рескрипте ему присвоили звание почетного офицера ордена Британской империи.
По оценкам английских экспертов, немцы могли бы возместить ущерб не скорее чем через два года. Однако американцы приняли оценку с оговорками. Как выяснилось, при взрыве было потеряно около тонны тяжелой воды с концентрацией от 10,5 до 99,3 процентов, что эквивалентно 350 килограммам чистой тяжелой воды. Результаты диверсии усугублялись тем, что перед самым взрывом на заводе были завершены работы по модернизации и расширению; производство намечали повысить до 150 килограммов, а в следующем месяце - до 200 килограммов. Однако надежды немецких ученых не сбылись. Весь март пришлось потратить на ремонт оборудования. Главный инженер Альф Ларсен всячески старался увильнуть от работы под предлогом необходимости построить более вместительное помещение для нового завода высокой концентрации.
Чтобы ускорить работы, из Берлина командировали в Веморк доктора Беркеи. Это, однако, не очень помогло. Завод пустили вновь лишь 17 апреля, а тяжелая вода пошла из последней ступени только через несколько месяцев.
Неожиданный результат
1
Потеря завода высокой концентрации явилась первым явным препятствием для немецких ученых. Что же касается всех областей исследований, не связанных с использованием тяжелой воды, то здесь к концу 1942 года им удалось добиться серьезных успехов: они разработали эксперимент с атомным реактором средних размеров; с весьма реалистических позиций рассмотрели технические трудности, которые могут возникнуть при работе реактора, а в промышленности за это же время сумели создать достаточные для производства и обработки урана производственные мощности. В то время работы, непосредственно направленные на разработку атомной взрывчатки, по существу не велись. Однако в Вене и некоторых других городах небольшие исследовательские группы выполняли измерения важнейших ядерных констант, в частности эффективного сечения урана-235 для быстрых нейтронов. Измерения такого рода имели существенное значение для изготовления атомной бомбы.
Но доверие к проекту в целом, разумеется, сильно зависело от конкретных успехов в области создания атомного реактора. И теперь, надолго лишившись пот ставок тяжелой воды из Норвегии, немецкие ученые впервые ясно поняли, какую сами себе вырыли яму, всецело положившись на завод тяжелой воды в Норвегии. Во время многочисленных поездок на север немецкие ученые постоянно тешили себя заманчивой перспективой регулярного снабжения тяжелой водой. А когда закончилась модернизация завода, они рассчитывали получать по четыре тонны в год. В середине ноября Виртц, вернувшись из поездки в Норвегию, сообщил о подготовке завода в Захейме, поставки воды с которого должны были начаться примерно через одиннадцать месяцев.
К концу ноября он же объездил почти всю оккупированную часть Европы в поисках новых возможных источников снабжения тяжелой водой. Он пришел к выводу, что помимо Веморка имеются лишь два заслуживающих внимания гидроэлектролизных завода, оба принадлежащие итальянскому концерну "Монтека-тини". Один неподалеку от Мерано, а другой в Котроне. На этих заводах электролитические процессы не столь благоприятствовали получению тяжелой воды, а их общая мощность составляла 68 тысяч киловатт, то есть вдвое уступала мощности завода в Веморке.
Хартек рекомендовал военному министерству послать инкогнито двух или трех физиков из Исследовательской группы, чтобы они на месте ознакомились с делом и сравнили эффективность применяемого в Мерано процесса Фаузера с эффективностью электролизеров Пехкранца, установленных в Веморке. По замыслу Хартека, на заводах Италии концентрацию тяжелой воды следовало повышать всего лишь до одного процента, а затем вывозить полупродукт в Германию и здесь, на месте, получать тяжелую воду. Это предложение сулило куда более существенную экономию, чем может показаться с первого взгляда. Весной 1943 года Хартек и Эзау лично посетили завод в Мерано; но уже тогда Хартек начал чувствовать скептицизм Эзау по отношению к будущему немецкого уранового проекта.