Ни следствие, ни суд, ни ссылка не сломили писателя. Вскоре по прибытии в Илимск он начал работу над своим крупнейшим философским сочинением - трактатом "О человеке, о его смертности и бессмертии". В годы ссылки Радищев создал ряд экономических и исторических трудов, поэтических произведений, начал писать статью "Памятник дактилохореическому витязю", заложившую основы научного стиховедения в России.
После воцарения Александра I Радищев был "прощен" и определен на службу в Комиссию составления законов. В юридических работах и законодательных проектах 1801–1802 гг. Радищев проводил прежние идеи, требуя уничтожения крепостного права, сословных привилегий и т. д. Возникла угроза новой ссылки, и писатель-революционер, реализуя просветительскую идею о праве человека на самоубийство как форме протеста, отравился. Скончался он в ночь с 11 на 12 февраля 1802 г.
Самоубийство Радищева отнюдь не было результатом некоего "духовного краха". Достаточно вспомнить лишь одно из рассуждений о самоубийстве, встречающихся в его сочинениях. В главе "Крестьцы" "Путешествия" отец, провожающий сыновей на службу, говорит им: "Се мое вам завещание. Если ненавистное счастие истощит над тобою все стрелы свои, если добродетели твоей убежища на земли не останется, если, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от угнетения, - тогда воспомни, что ты человек, воспомяни величество твое, восхити венец блаженства, его же отъяти у тебя тщатся. - Умри".
В глазах просветителя Радищева самоубийство - последнее свидетельство величия человеческого духа, "венец блаженства" человека-борца, предпочитающего смерть - жизни под ярмом.
Основные черты философской системы и социально-политической концепции Радищева сформировались в лейпцигский период жизни - в период интенсивного творческого освоения лучших достижений европейской, прежде всего французской, просветительской мысли, и в особенности идей Гельвеция. Хотя философский трактат "О человеке…" написан много лет спустя, концепция в целом сложилась весьма рано и нашла отражение в различных произведениях Радищева.
Европейское, и особенно французское, Просвещение как широкое идейное течение было связано с борьбой буржуазии против феодальных устоев, монархического, самодержавного произвола, сословного неравенства, крепостного права (в тех странах, где оно существовало) и всех его порождений в экономической, социальной и юридической областях. Особенности русского Просвещения определялись спецификой исторического процесса России, где первый этап освободительного движения был дворянским. В связи с этим у русских просветителей значительно слабее выражены элементы буржуазной идеологии, но гораздо острее - борьба со злоупотреблениями, порождаемыми крепостным правом, со сложившимися формами самодержавия и его системой фаворитизма.
Основной философский вопрос Радищев-просветитель решал материалистически. "Бытие вещей независимо от силы познания о них и существует по себе", - утверждал он. Горячо отстаивая идею беспредельной познаваемости мира, Радищев полагал, что познание осуществляется через чувственное восприятие, опыт и разум. При этом он подчеркивал, что, хотя существуют эти три разных вида "силы познания", сама она "едина и неразделима". Главные свойства материи - бытие, движение, пространство и время. Природа образует вечный круговорот, который заключается в том, что присущее материи движение дает начало всякому явлению, вызывает в нем изменения и, наконец, разрушает его. Говоря о непрерывной эволюции как результате борьбы противоположностей, доказывая, что "будущее состояние вещи уже начинает существовать в настоящем и состояния противоположные суть следствия, одно другого неминуемые", Радищев подходил к диалектике.
Перенося законы природы на историю, Радищев рассматривал исторический процесс как развитие по спирали, в котором эпохи регресса ("заблуждения", "рабства") сменяются эпохами прогресса ("истины", "вольности"). Из этого разделявшегося многими европейскими просветителями представления Радищев вполне самостоятельно сделал вывод о неизбежности революций. К тому же выводу вела и радищевская трактовка "естественного закона" - главного закона человеческой жизни. "Человек, происходя на свет, есть равен во всем другому. Немощен, наг, алчущ, жаждущ; первое откуда его стремление или естественная есть обязанность искати своего пропитания и сохранения; первое его право есть употребление вещей, нужных на удовлетворение его недостатков. Сие данное нам природою право никогда истребиться не может, потому что основано на необходимой нужде". Из идеи "естественного равенства" людей и "естественной обязанности" "искати своего сохранения" следует вывод: "Если я кого ударю, тот и меня ударить может". И далее: угнетаемые крепостные имеют право убить "зверского помещика", народ не только имеет право, но и обязан ликвидировать самодержавие.
Разделяя и развивая концепцию Гельвеция об "интересе" и "пользе", "разумном эгоизме" как силе, движущей людьми, Радищев полагал, что эгоистические "страсти" людей в прошлом приводили к краху "вольности" и торжеству нового порабощения. Однако если люди познают гибельность эгоистических "страстей" и сумеют их обуздать, то в будущем революция, "вольность" могут восторжествовать окончательно.
К борьбе за осуществление своих идеалов Радищев считал необходимым привлечь все возможные средства, в том числе искусство и литературу. Они могут сыграть тем большую роль, что в основе всех искусств лежит неотъемлемое свойство человека - "соучаствование" и связанная с ним чувствительность. В определении истоков искусства Радищев, как и все просветители XVIII в., исходит из представления о "естественном человеке", о человеке "вообще". Но раскрывается понятие "соучаствование" Радищевым так, что оно вновь подводит к мысли о человеке как существе активном, созидающем, а главное - общественном. Человек, бесполезный "во единице", черпает силу в общении с другими людьми и кровно заинтересован в их судьбе. На этой заинтересованности и строится искусство, открывающее человеку мир чувств и мыслей других людей.
Пределы литературы неограниченны, как неограниченны способности человеческого воображения; предметом ее является "беспредельность мечтаний и возможности". Эта радищевская формула означает: вдохновения достойны и весь мир материальной природы, мир конкретно-чувственный, и все, что человек постигает посредством разума, абстрактного мышления. Широчайший диапазон поэтического охвата действительности ломал рамки, в которые заключали литературу классицизм, сентиментализм, официальная эстетика. И чем глубже помогает познать жизнь во всем ее многообразии творчество писателя, тем сильнее его влияние на современников и потомков. Сила воспитательного воздействия литературы определяется прежде всего ее познавательной способностью, тем, насколько она помогает людям почувствовать и познать истину. А причиной несчастий человечества, считал Радищев, как и другие просветители, является заблуждение, незнание истины.
На темноте народа, на вековом обмане, на невежестве, заблуждениях и суевериях, распространяемых религией, держится самодержавие. Но именно потому, что самодержавие и церковь, желая вечно держать народ в оковах рабства, боятся истины (см. "Вольность", строфы 8–9), она должна стать оружием в руках писателей. Истина учит ненавидеть "словеса ласкательства, ядовитые пары издыхающие". "Истина есть высшее для нас божество" - таково кредо самого Радищева. Выявить же и утвердить истину - совсем не просто, ибо на пути ее познания по-разному, но в равной мере стоят и пропагандисты официозной идеологии, и православная церковь, и масоны, и сторонники различных идеалистических учений. Все они олицетворяют "полет невежества", мешают людям направить внимание на действительные источники их страданий, сеют заблуждения, ниспускаются в "туманы предрассудков и суеверия", гоняются за "мечтаниями".
Истинная же правда состоит в том, что "красота мира", "прекрасный в мире порядок", согласно которому свободные люди могут и должны жить в обществе, помогая друг другу, уродуются рабством и крепостничеством. Подлинная правда заключается в том, что две трети русских граждан находятся в состоянии узаконенного рабства, лишены гражданских и человеческих прав. Истина в том, что самодержавие и крепостничество есть "чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй" и только уничтожение их освободит человечество. Раскрытию этих идей посвящено все творчество Радищева.
Уже в самых ранних известных нам работах Радищева поставлены эти основополагающие проблемы - пока еще по отдельности. Крепостное право как явление, не соответствующее естественной природе человека и не обеспечивающее его основных потребностей и прав, предстает в "Отрывке путешествия в *** И*** Т***". Проблема взаимоотношений народа и монарха лаконично сформулирована в примечании о "самодержавстве" к переводу "Размышлений" Мабли. В нерасторжимом единстве двуединое чудище - самодержавие и крепостничество - является читателю "Путешествия".
Главный "предмет" книги - "чудище обло…" - назван уже на титульном листе, в эпиграфе. В посвящении "А. М. К." раскрыта цель и задача произведения. "Обратил взоры мои во внутренность мою - и узрел, что бедствии человека происходят от человека, и часто оттого только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы". Как просветитель-материалист, Радищев полагает, что человек зависит от внешних условий и обстоятельств. Помочь людям познать истину, научить их "взирать прямо" на "окружающие предметы", то есть на действительные причины зла, - долг писателя и цель книги Радищева. А в последних строках посвящения автор выступает уже совершенно открыто: "Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит… кто состраждет со мною над бедствиями собратий своей, кто в шествии моем меня подкрепит, - не сугубой ли плод произойдет от подъятого мною труда". Трудно (пожалуй, даже невозможно) было бы яснее заявить об агитационной, открыто пропагандистской задаче, которую преследует книга: привлекать единомышленников и "сочувственников". В этих строках посвящения писатель раскрыл себя, свой публицистический замысел до предела, - но только здесь, ибо дальше, с главы "Выезд" начинается уже само путешествие в "Путешествии", повествование о котором ведет не автор, а герой - Путешественник.
Тема и цель книги определили жанр: "путешествие", путевые записки позволяли ввести такое количество материала - эпизодов, встреч, образов, рассуждений, - часть которого была бы лишней, попросту обременяла бы произведение с повествовательной фабулой. Отказавшись от фабулы, условно скрепляющей главы, Радищев крепко спаял книгу внутренней логикой, создал произведение с поистине "железной" композицией.
Построение книги, последовательность эпизодов и глав полностью определяется публицистической мыслью писателя, а не, допустим, логикой эволюции художественного характера или развитием какой-то конкретной событийной интриги. Именно развитие публицистической мысли влечет для писателя необходимость постановки данного эпизода в том, а не ином месте книги, и благодаря этому читатель должен повторять все изгибы и извивы авторской мысли, буквально не имея возможности ни на один момент отвлечься от нее. Из-за такой "жесткой" конструкции главные вопросы ставит и главные выводы делает с абсолютной неизбежностью сам читатель.
В таком взаимодействии пары "писатель - читатель" заключается главный ответ на вопрос, почему "Путешествие" - выдающийся факт русской художественно-публицистической литературы и не принадлежит ни к "чистой" публицистике, ни к "чистой" беллетристике.
Этот основной, определяющий момент дополняется вторым существенным элементом: постоянными обращениями к читателю, причем двуединая - художественная и публицистическая - природа книги постоянно обусловливает двойную направленность их. В художественной структуре книги эти обращения Путешественник адресует своему другу; в публицистической же ее ткани это автор говорит непосредственно с читателем. В свете этого понятна "условность" инициалов "А. М. К.", поскольку реальный А. М. Кутузов отнюдь не разделял воззрений Радищева. А. М. К. в книге - такой же литературный персонаж, как и сам Путешественник, который, отражая общественно-политические воззрения автора, вовсе не является автобиографической копией.
Третий публицистический, но по отношению к главному тоже дополнительный элемент - это регулярное включение в художественную ткань повествования якобы "чужих произведений", причем произведений таких жанров, которые крайне прочно связаны именно с публицистической, риторической традицией: "наставление отца детям", два "проекта в будущем" - типичных манифеста по форме, ода - наиболее яркий стихотворно-публицистический жанр, блистательный "сон", "слово", не говоря уже о многочисленных "речах" - рассказах встречных персонажей и самого Путешественника.
Но то обстоятельство, что повествование ведет не автор-писатель, а Путешественник, человек со своей биографией и характером, - столь же решительно выводит "Путешествие" из сферы публицистики в царство литературы ("поэзии", как говорили в XVIII столетии), в царство художественного вымысла, творческой фантазии.
Все главы от "Софии" до "Спасской Полести" объединяет сквозная тема закона и всеобщего беззакония. Беззаконие царит на всех ступенях общества; вопреки законам поступают все - от ямщика и мелкого чиновника до наместников и ближайших помощников государя. Более того, существующие законы Российской империи при сопоставлении их с "естественным законом", "естественным правом" оказываются узаконенным беззаконием, ибо не обеспечивают прав, присущих человеку "от природы": "личной сохранности", "личной вольности", "собственности" - и даже способствуют отъятию собственности, свободы, самой жизни. Может быть, все дело в том, что престол занимает монарх-деспот, и положение изменится с воцарением "просвещенного монарха"? Ведь с идеей "просвещенной монархии" связывали надежды многие европейские просветители и все русские - за исключением Я. Б. Княжнина последних лет жизни и А. Н. Радищева, у которого иллюзий на этот счет не было. В "Спасской Полести", в первой части "сна", являющегося кульминацией первого цикла глав, оперируя действительными фактами царствования Екатерины II, Радищев создает образ государя, обладающего всеми основными чертами, которые, согласно теории "просвещенного абсолютизма", должен иметь "просвещенный монарх". Тем сильнее звучит разоблачение вопиющих беззаконий во второй части "сна", тем непреложнее читатель подводится к выводу: раз подобное может твориться при "просвещенном" государе, значит, не годится система единодержавного правления, принцип монархии.
В следующем цикле глав (от "Подберезья" до начала "Городни") писатель вскрывает иллюзорность взглядов тех, кто видел способы коренного преобразования действительности в частных улучшениях, мерах, реформах, показывает бесперспективность стихийных крестьянских бунтов ("Зайцово") и восстаний типа Пугачевского ("Хотилов"). В конечном счете Радищев подводит читателя к выводу, что единственное средство изменения действительности - коренная ломка политических и социальных отношений, разрушение самодержавно-крепостнического строя путем народной революции. Кульминацией этого цикла является глава "Тверь", а внутри ее - ода "Вольность", в которой Радищев детально обосновал право народа на революционное насилие, доказал неизбежность революционного пути в историческом процессе.
Народная революция, естественный итог самой "тяжести порабощения", по Радищеву, - это сознательная ломка всей системы самодержавия и крепостничества, движение, направляемое революционной теорией. Революция явится первым шагом на пути превращения России в республику, где власть будет принадлежать народу, земля - крестьянам, где будет существовать полное равенство. Концепция Радищева была утопической, но она отражала чаяния крепостного крестьянства, крестьянскую "идею равенства", которую В. И. Ленин назвал самой революционной идеей "в борьбе с старым порядком абсолютизма вообще - и с старым крепостническим, крупнопоместным землевладением в особенности".
Однако Радищев отлично сознает, что революция - дело грядущего. "Не мечта сие, но взор проницает густую завесу времени, от очей наших будущее скрывающую; я зрю сквозь целое столетие". В настоящем же существует самодержавно-крепостническая действительность, и писатель вновь обращается к ее изображению, сознательно повторяя тематику начальных глав: беззаконие и произвол, "колдовство вельмож", духовные и душевные свойства народа, тяжелое положение крепостного крестьянства. Но будущее не безнадежно, и порукой тому потенциальные творческие силы русского человека, столь могучие, что они прорываются даже в сковывающих условиях самодержавия ("Слово о Ломоносове").
Подобно двойному "адресату", в "Путешествии" есть своеобразный двойной "автор": пишет книгу и ведет мысль Александр Радищев, а рассказывает и увлекает за собой эмоции читателя безымянный Путешественник.
Путешественник, главное действующее лицо книги, - тщательно разработанный индивидуализированно-типический характер, "портрет", но портрет по преимуществу психологический. Радищев в прозе сделал то же, что Фонвизин в драматургии, - заложил основы русского реализма. Хронологически "Путешествию" предшествует "Житие Ушакова", но предшествует только формально: оба произведения писались параллельно. Без сомнения, опыт работы над одной вещью способствовал созданию другой - и наоборот. Коренное же различие двух первых прозаических явлений русского реализма заключается в том, что Ушаков обрисован исключительно "снаружи", увиден глазами друга и воскрешен в его воспоминаниях о прошлом, - тогда как Путешественник дан "изнутри" - и только "изнутри" (в том смысле, что о всех его мыслях и действиях мы узнаем от него самого).
О "внешних данных" Путешественника мы знаем немного, но сведения эти вполне определенны. Ясно его социальное и материальное положение: дворянин, не владеющий крепостными; служащий чиновник, имеющий отношение к "таможенной пристани" в Петербурге; он достаточно скромно ест и пьет, не располагает "лишними" деньгами и т. д. Более или менее известны его возраст и семейное положение: немолодой вдовец, имеющий детей, причем старший сын его скоро должен идти в службу. Мы узнаем о его развратной юности и горестных ее следствиях ("Яжелбицы", - тут "данные" Путешественника и Радищева полностью расходятся; однако в основе "исповеди" Путешественника лежат реальные впечатления юности писателя: ведь Федор Ушаков скончался, как говорится в "Житии", от венерической болезни, - то есть от того, от чего жена Путешественника).