Я не успел ему ответить, так как раздался какой-то шорох, и Угольф исчез. Мы продолжали наш путь, спускаясь вниз по тропинке. Я помогал Кору нести хворост, так как он с трудом тащил свою ношу. Наблюдая за ним и другими рабами, я убедился в том, что они были очень неплохие люди: добродушные и услужливые; женщины были, правда, крикливы и раздражительны.
Ночью, размышляя об острове, на который меня забросил несчастный случай, я пришел к некоторым обобщениям, правда, предварительного характера. В первую очередь я решил, что на острове Арии, очевидно, производится какой-то искусственный отбор по определенному признаку; далее, я установил наличие определенной иерархии; наконец, по-видимому, с рабами предварительно проделывается какая-то операция, так как среди детей и подростков я не видел ни одного, похожего по внешности на Кора и его товарищей.
Вся власть несомненно принадлежала вождям, состав которых пополнялся путем отбора: подростки с дубинами, младшие вожди с плетью, арийские вожди со свастикой были, очевидно, звеньями одной и той же иерархической ступени.
По какому принципу, однако, производился этот отбор, мне оставалось неясным.
Далее, несомненно, что на острове преднамеренно выращивались определенного типа люди, которых я назвал микроцефалами, вожди же называли их самцами и самками. По-видимому, они являлись производителями, и от них происходило все детское население острова. В этом случае, однако, оставалось непонятным, почему среди детского населения преобладали люди другого типа и другой пигментации.
Проснувшись на другой день, я поспешил выкупаться в море и вернулся с волчьим аппетитом в пещеру. В этот день у моего старика опять собралось несколько вождей. Они громко разговаривали, и я услышал фразы:
- Брата Эрнеста убил Герман. Если бы он действительно сорвался со скалы, у него не мог бы быть раскроен череп; я убежден, что это рука проклятого Германа. Я узнаю его топор.
Я понял, что на острове произошло какое-то событие, и с любопытством ждал дальнейшего. Через час вожди во главе с Зигфридом вышли из пещеры и направились по тропинке к площадке, где заседало великое судилище. Я заметил, что они сняли металлические кольца, стягивавшие волосы, - очевидно, это должно было служить символом траура. Всклокоченные и растрепанные волосы не делали их лиц более привлекательными. Я, побуждаемый любопытством, догнал Зигфрида и тихо спросил, можно ли мне сопровождать его. Он сначала посмотрел на меня с подозрением, но потом пошептался с другим вождем и сказал мне:
- Иди.
Я шел в десяти шагах от вождей, стремясь не отставать от них. Вскоре я увидел площадку с огромным знаком свастики, остатками костров по концам ее и столбами в промежутках между ними.
Вожди уже собирались, шли они группами по четыре-пять человек. Через несколько минут на носилках принесли старика с посохом, которого называли вождем вождей. Его посадили на трон, стоявший в центре свастики.
Этот трон по форме напоминал седло и был обит пластинками из желтого металла, - возможно, это было золото; к этому седлу была приделана спинка, очевидно, для удобства восседающей на троне персоны. Вскоре показались четыре раба, несших носилки, покрытые серым покрывалом, на котором были нашиты большие черные знаки свастики.
Этот крест с согнутыми концами преследовал меня повсюду на острове. Мне начало казаться, что он всю жизнь мелькал у меня перед глазами.
Носилки опустили на землю, все вожди протянули правую руку, но ничего не произнесли. Я решил держаться в стороне и присел за камнем. Однако, один из вождей, сидевших рядом с Германом, меня заметил, протянул руку к тому, кто сидел на троне и сказал ему:
- Вождь вождей, что здесь делает этот проклятый метис, упавший на наш остров?
Часть вождей подняла крик: "Смерть ему!" Тогда поднялся Зигфрид и сказал:
- Братья арийские вожди, я знаю закон лучше всех. Закон говорит, что на собрании вождей никто из непосвященных не может присутствовать, Чужеземец, однако, был на последнем судилище и остался жив. Я за всю свою долгую жизнь не помню случая, чтобы человек, привязанный к столбу, еще жил после этого. Значит, чужеземец уже является посвященным в наши тайны, почему бы ему не остаться и сегодня здесь?
Тогда встал Иозеф и возразил:
- Мы не допускаем сюда младших вождей, а для какого-то чужеземного пса делаем исключение. Пусть брат Зигфрид мне это объяснит.
- Ты прав, - сказал Зигфрид, - но можешь ли ты сюда позвать одного младшего вождя, чтобы другие его не закололи? А чужеземец один, он даже не сможет никому ничего сказать, так как ему запрещено говорить. Так говорит закон.
- Довольно, братья-вожди, - раздался голос старика с посохом. - Пусть чужеземец остается, за него отвечает брат Зигфрид. Мы должны заменить сегодня ушедшего в Валгаллу брата Эрнста кем-либо из числа младших вождей.
Герман поднялся и закричал:
- Я предлагаю Гагена - чистокровного арийца.
Я заметил, как Зигфрид при этом толкнул локтем Рудольфа, тот встал и заявил:
- Вождь вождей, пусть раньше брат Герман объяснит, почему у брата Эрнста, упавшего со скалы, череп расколот топором?
У Германа на губах показалась пена, он вскочил и, размахивая кулаком, прокричал:
- Эрнст разбился об острый камень, кроме того, он был развратник и предатель. Он нарушил закон расы.
После этого заявления обстановка начала раскаляться. Раздались угрожающие крики, замелькали кулаки. Вождь вождей, однако, ударил посохом и закричал:
- Кто заменит брата Эрнста?
- Гаген, - раздался голос Германа.
- Гаральд, - закричали хором Зигфрид и сидевшие вокруг него вожди.
В этот момент Зигфрид обратился к восседавшему на троне:
- Раньше, чем решать, нужно выполнить то, чего требует старый закон. Пусть Герман подойдет к брату Эрнсту и тронет рукой его грудь.
Вождь вождей подумал и сказал:
- Это верно, так говорит закон.
Герман с явной неохотой приблизился к носилкам, поднял покрывало и положил руку на грудь убитого. Не успел он этого сделать, как несколько вождей закричало:
- Видите, показалась кровь, это убийца! Другие в то же время кричали:
- Ложь! Крови нет!
Я видел, как в руках вождей заблестели мечи, и понял, что в такой обстановке я очень легко могу попасть под удар. Мне показалось даже, что один из приятелей Германа пристально на меня поглядывал, поэтому я счел благоразумным отправиться восвояси.
Часа через два в пещеру вернулся Зигфрид. У него по кисти правой руки стекали капли крови, лицо было в кровоподтеках. Я предложил ему свои услуги, промыл водой неглубокую рану в плече и забинтовал ее лоскутом материи. Воспользовавшись случаем, я спросил Зигфрида, что случилось. Он мне буркнул, что, кроме Эрнста, завтра будут сжигать еще одного вождя.
- Хуже всего, что проклятый Герман уцелел.
Я решил пока больше не расспрашивать, убедившись, что Зигфрид настроен не особенно разговорчиво.
Вечером, однако, когда мы уже легли, старик сказал мне:
- Расскажи, откуда ты прилетел и как у вас живут?
Я постарался описать Зигфриду в самых простых выражениях нашу жизнь, обстановку, людей, завоевания науки и техники, общий расцвет человечества. Я увлекся и забыл, с кем имею дело. Опомнившись, я посмотрел на Зигфрида и убедился, что он ничего не понял и смотрит на меня с недоумением, смешанным с презрением.
- Есть ли у вас вожди, рабы и самцы? - спросил он. Я ответил отрицательно.
Тогда Зигфрид пробормотал:
- Выродки и метисы, - повернулся лицом к стенке и захрапел.
На следующий день я решил вечером пойти на холм, называвшийся горой испытуемых. Я сообразил уже, что испытуемыми на острове называют детей и подростков. Самому старшему из виденных мною на этой горе можно было дать шестнадцать-семнадцать лет. Мне очень хотелось встретиться с Угольфом и побеседовать с ним. Я поднялся по тропинке и стал бродить по холму, наблюдая жизнь испытуемых. Одни из них жили в дуплах деревьев, другие - в небольших пещерах, третьи - в неглубоких землянках.
Приближался вечер, последние лучи солнца освещали верхушку холма. Я шел очень осторожно, не желая наткнуться на кого-нибудь из вождей, так как даже подросток с дубинкой мог мне доставить неприятности.
Прошло около часу, и я собирался было уже возвращаться, как вдруг услышал за собой шорох, обернулся и увидел Угольфа.
- Я тебя жду уже третью ночь, - сказал он, - и почти не сплю. Идем.
Он схватил меня за руку и потащил в чащу кустарников. Я оцарапал себе руки и лицо. Наконец, мы остановились и сели.
- Слушай, - сказал он, - кто ты такой и как ты попал к нам?
Я, помня опыт с Зигфридом, рассказал Угольфу о себе и о нашей планете так, как говорят с маленькими детьми, но убедился, что Угольф многое понял. У него заблестели глаза и раскраснелись щеки.
- Значит, у вас нет вождей и рабов, у вас не делают людей бесплодными?
Я утвердительно кивнул головой и спросил:
- А кого у вас делают бесплодными?
- Кого? Меня, всех, кто не достоин быть вождями или самцами и самками. Вот меня хотят сделать бесплодным: за то, что я не повинуюсь.
- А женщин тоже делают бесплодными? - спросил я.
- С ними дело обстоит немного иначе. На празднике расы вожди берут себе в пещеру девушек и держат их там, сколько хотят, а потом отдают их Иозефу, и он делает их бесплодными, а вожди берут себе новых.
Угольф сжал кулаки и пробормотал:
- Пусть Иозеф попробует взять в пещеру Геллу!
Я тогда вспомнил девушку-подростка, плакавшую, когда младший вождь избивал Угольфа. По-видимому, это и была Гелла.
- Через несколько дней состоится праздник расы, - сказал Угольф. - Я на нем еще не буду, моя очередь наступит через один урожай.
Я спросил его:
- Чего же, ты будешь спокойно ждать, пока тебя превратят в бесплодного раба?
- Нет, я живым не дамся, пусть мне лучше отрубят голову!
- Нужно бороться, - сказал я.
- Бороться? - с изумлением посмотрел меня Угольф.
- Да, бороться, - повторил я. - Слушай, - и я рассказал Угольфу, как много столетий назад революционеры боролись с поработителями и после кровавых боев свергли их господство.
Угольф внимательно меня слушал и сказал:
- Я понимаю, ты прав, приходи сюда еще, только не скоро, а то нам будет плохо. Сегодня тебя никто не заметил, но в другой раз нас могут проследить.
Я протянул Угольфу руку, он сначала не понял, что означал этот жест, но я ему объяснил.
Через несколько минут я спускался с горы испытуемых, чувствуя подъем и радость. Я впервые встретил на острове Арии существо, с которым мог говорить, как с полноценным человеком. Я был очень доволен, что пробудил в Угольфе новые мысли.
Я понимал, что рискую жизнью: стоит Угольфу проболтаться, и я погиб. Но нельзя же было равнодушно смотреть на то, что происходит на острове. Довольно пассивности и изоляции! Мне необходимо попытаться сблизиться с испытуемыми.
Я попытался открыть дверь в пещеру, но она была заперта на засов. Мне пришлось постучать. Зигфрид с раздражением открыл мне и почему-то обругал меня "собачьей свиньей".
Лежа на циновке, я подводил итоги моему разговору с Угольфом. Теперь я понял, что рабов предварительно подвергают кастрации; это накладывает специфический отпечаток на их психику и превращает их в искалеченных людей. Я вспомнил, что в старую эпоху существовали секты скопцов, а также евнухи, которые, вероятно, точно так же выглядели, как Кор и другие рабы.
Последовавшие дни протекли без каких бы то ни было событий. Мной начали овладевать уныние и тоска. Я часто думал о своем безвыходном положении: я лишен возможности сообщить, где я нахожусь. Остров Ария никому не известен, и, быть может, я осужден провести всю свою жизнь в этом аду.
Однажды утром, когда я сидел, углубившись в свои размышления, меня кто-то тронул за плечо. Я обернулся, и увидел Зигфрида. Он был на этот раз почти любезен со мной; вообще за последнее время его отношение ко мне изменилось.
Старик сказал мне::
- Сегодня состоится праздник расы; если хочешь, пойдем со мной. Видишь, что я все для тебя делаю, помни это и цени.
Я поблагодарил Зигфрида, он сделал величественный жест и сказал:
- Когда надо будет, я с тобой поговорю о большом деле, а теперь идем.
Я пошел за стариком, стараясь держаться как можно ближе к нему. По дороге мы встретили других арийских вождей, на этот раз также и младших. Вскоре мы оказались на хорошо известной мне площадке великого судилища. Арийские вожди уже занимали свои места внутри свастики, младшие вожди, - я насчитал их человек двадцать пять - тридцать, - стояли у концов эмблемы. Еще дальше, ближе к скалам, разместились кругом человек пятьдесят девушек и юношей в возрасте шестнадцати лет. У большинства были бледные и испуганные лица, многие старались держаться ближе друг к другу. Некоторые, однако, поражали безразличием и подавленностью.
Наконец, появился вождь вождей, все приветствовали его криками "хайль". Воцарилось молчание.
Старик встал со своего трона и, опираясь на посох рукой, сказал:
- Споем гимн расе.
Я не разобрал слов этой песни, расслышал лишь припев: "Смерть евреям и французам". Меня поразило, откуда на острове Ария известно существование этих народов.
Вождь вождей указал пальцем на худого старика с седой бородой и выпученными глазами и сказал ему:
- Брат Гюнтер, скажи, что говорит закон? Тот встал и гнусавым голосом забубнил:
- Закон расы говорит, что боги ждут крови. Старик с посохом спросил:
- Есть ли у вас кровь?
- Есть.
- Где она?
- Вот.
В этот момент показались четыре младших вождя, каждый из них тащил по козленку.
Вождь вождей надел на голову шлем с рогами, поднял посох и закричал:
- Да прольется кровь!
Козлята были положены спиной вниз на изогнутые концы каменного креста, младшие вожди по знаку Гюнтера перерезали им горло. После этого вожди подходили к концам свастики, обмакивали палец в кровь и прикладывали ко лбу.
Когда эта церемония закончилась, вождь вождей спросил:
- Что еще говорит закон расы, брат Гюнтер? Гнусавый голос опять прокричал:
- Закон расы говорит: да будут отобраны вожди! Да будут отобраны чистокровные самцы и самки! Оставшиеся да будут обеспложены!
- Так говорит закон, - резюмировал вождь вождей. - Брат Гюнтер, кто здесь, по-твоему, достоин быть младшим вождем?
- Четверо, - сказал старик с выпученными глазами.
- Да приблизятся они ко мне!
Из круга вышли четверо юношей с дубинками в руках, они подошли к центру свастики и поклонились старику, сидевшему на троне.
- Спрашивайте, братья! - сказал он. Первым спросил Герман:
- Что такое раса?
Один из испытуемых ответил:
- Миф народа.
- Что такое миф народа? - спросил Рудольф.
- Голос крови.
- Что такое кровь? - спросил неизвестный мне вождь.
- Чистая кровь - самое святое, смешанная кровь - самое грязное.
- Кто должен жить на земле?
- Арийцы.
- Кто должен издохнуть?
- Все остальные.
Так продолжалось около часа. Наконец, вопросы были исчерпаны, и четверо испытуемых встали на колени перед вождем вождей, который дал каждому по серому халату и по поясу с прикрепленным к нему мечом.
После этого он три раза произнес: "Да благословят вас боги Вотан и Один". Лица новых вождей сияли от восторга; они, уже в халатах и с мечами, отошли в сторону и присоединились к стоявшим у конца свастики младшим вождям. Старик с посохом опять спросил:
- Кого, брат Гюнтер, ты считаешь достойным быть продолжателями арийской расы?
Гюнтер ответил:
- Чистокровных самцов и самок.
- Сколько в этом году мы их имеем?
- Трех самцов и пять самок.
- Пусть они предстанут перед нами.
Я уже достаточно хорошо разбирался в терминологии этих изуверов и нисколько не удивился, увидев приближавшихся микроцефалов с рыжими волосами и бессмысленным выражением лиц.
- Проверим их, братья, - сказал вождь вождей.
После этого началось нечто вроде ветеринарного осмотра, детали которого я не хочу описывать. В результате всей этой малопривлекательной процедуры, кандидаты были признаны отвечающими всем расовым требованиям и уведены в ущелье. Провожали их два младших вождя под звуки рога. Все остальные кричали им вдогонку: "Хайль".
Опять поднялся старик с посохом и сказал:
- Брат Гюнтер, что говорит закон расы об остальных?
- Они должны быть обеспложены, этого требует голос крови.
- Да будет так, - резюмировал вождь вождей.
Тогда встал сидевший невдалеке от Германа вождь лет сорока и заявил:
- Прошу продлить срок испытания для одной самки смешанной крови, так как я беру ее в свою пещеру.
- Покажите самку, - сказал старик с посохом.
Вождь вытащил за руку из группы испытуемых девушку, которая закрыла глаза рукой и опустила голову.
- Уведи ее, брат, - предложил вождь.
С аналогичными заявлениями выступило еще несколько вождей, после чего старик с посохом, сидевший в центре свастики, спросил:
- Сколько всего испытуемых должно быть обеспложено после праздника расы?
- Двенадцать самцов и двадцать одна самка, - ответил Пантер.
- Передай их брату Иозефу.
Если я прежде догадывался, то теперь я ясно понимал, откуда берутся рабы и почему, они так странно выглядят. Очевидно, их подвергали не стерилизации, а полной кастрации. Я почувствовал нестерпимое отвращение и если бы имел малейшую возможность, то набросился бы на людей, называвших себя арийскими вождями. Я, однако, понимал, что подобного рода поступок с моей стороны был бы самоубийством.
В состоянии крайнего возмущения я покинул площадь великого судилища. Ночью я не мог спать, так как на площади, очевидно, происходила какая-то оргия: беспрерывно раздавались хохот, крики и визг. Утром пришел Зигфрид и был совершенно пьян. Я его уложил на шкуру, где он обычно спал, и вышел из пещеры.
На небе уже сияло солнце, но воздух еще дышал прохладой. Я хотел не думать об окружающем меня, но, увидев двух шедших рабов, вновь почувствовал бесконечную тоску.
К концу дня Зигфрид проснулся; у него глаза были налиты кровью, лицо вспухло. Настроен он, однако, был благодушно и обратился ко мне:
- Что ты так на меня смотришь и отчего ты вчера удрал? Тебе за это хотели отрубить голову, так как вожди считали, что ты оскорбил нашу расу, но я тебя опять спас. Ты никогда не сможешь отплатить мне за то, что я тебе сделал. Слушай, что я тебе теперь скажу. Ты знаешь, что без меня тебя убьют. Ты должен мне во всем помогать. Как ты мне можешь помочь, я еще не знаю, но буду думать. Наш вождь стар и скоро умрет, тогда будет выбран новый повелитель. По возрасту самым старшим из нас является Гюнтер, я иду вслед за ним, но он, кроме закона расы, ничего не понимает. Если он будет вождем вождей, то за его спиной всегда будет стоять Герман, который давно хочет убить меня. А убив меня, он расправится и с тобой. Нам нужно либо раньше убить его, либо сделать так, чтобы я стал вождем вождей, и тогда я сумею отправить его в Валгаллу. Видишь, как я тебе все прямо говорю. Это потому, что ты не раб мой, а друг.