Я, откровенно говоря, не испытывал большого удовлетворения от такого изменения своего положения, так как чувствовал, что старая лиса хочет меня использовать, а в случае надобности легко отдаст под топор Германа или псам Рудольфа. Я решил, однако, извлечь пользу из создавшегося положения и сказал Зигфриду:
- Если ты мне друг, то ответь мне на некоторые вопросы.
- Говори, - сказал Зигфрид.
- Каким образом ваше племя попало на этот остров? Старик, после некоторого раздумья, сказал:
- Наши предки много веков назад прибыли сюда на большой лодке, которая, как говорили деды, двигалась сама по воде; в этой лодке было шесть вождей и пятьсот чистых арийцев и ариек. Вожди нам оставили законы, мы же являемся их прямыми потомками, - правильнее, не всех шести, а четырех: один из вождей несколько отличался от обычных людей и поэтому не мог иметь потомства; в другого же, вскоре после прибытия, на наш великий остров, вселился бес: он плевался, кусался и, наконец, утопился в большой яме для нечистот. Его звали Альфредом. Поэтому еще и теперь у нас на острове, если в человека вселится бес, его называют Альфредом. Таким образом мы, вожди, являемся потомками четырех великих предков, которые давно находятся в Валгалле и сидят там вокруг арийского бога Одина. Нас, вождей, не должно быть никогда больше двадцати. В случае, если какой-либо арийский вождь умирает, его место занимает самый старший из младших вождей, которых не может быть больше двадцати пяти. Далее, наши великие предки запретили нам покидать остров и дали нам закон, наказывающий смертью всякого, кто построит лодку: если кто-либо уплывет, он приведет низшие народы, которые нахлынут на наш остров и уничтожат нашу великую арийскую расу.
- Знаешь ли ты, - сказал я, - что арийцами много веков назад считали высоких людей со светлой кожей, голубыми глазами и длинными черепами? Среди вас же, называющих себя арийцами, я таких и не встречал.
Зигфрид оглянулся и сказал шепотом:
- Ты прав, на нас тяготеет какое-то проклятие. Вот уже много веков мы отбираем лучших производителей, а получается черт знает что. Неужели ты думаешь, что я не вижу, что эти рыжие жеребцы и кобылы ничего не стоят?
- Но зачем же вы делаете их производителями?
- Нам нужно, чтобы они по внешности отличались от рабов. Нам нужно, чтобы они могли исполнять только свои непосредственные обязанности, иначе они захотят власти, а мы не намерены ни с кем ею делиться.
- Но ведь вы делаете бесплодными самых способных юношей?
- Нет, это не так. Мы сначала отбираем еще с детского возраста тех, кто годится в вожди, - самых хитрых, безжалостных и сильных. А тех, кто не подчиняется, и всех остальных мы делаем бесплодными. Наши предки завещали нам, что главной угрозой для арийской расы являются те, кто работают. Именно они заставили наших предков бежать из великой страны, которой они прежде правили. Наши учителя, находящиеся давно уже в Валгалле, говорили: всякий, кто обеспложен, должен работать, и всякий, кто работает, должен быть обеспложен. Чем больше бесплодных, тем больше послушных рабов. Среди испытуемых есть много таких, которые нас ненавидят и хотели бы от нас избавиться, но потом приходит праздник расы, брат Иозеф их делает бесплодными, они успокаиваются, делают свою работу и молчат, - старик при этом, видимо, довольный своими рассуждениями, потер руки.
- Почему же вы ждете до шестнадцати лет, а не делаете их бесплодными сразу после рождения?
- Ты, чужеземец, ничего не понимаешь. Во-первых, до шестнадцати лет не видно, кто годится в вожди, а во-вторых, если обесплодить рабов до шестнадцати лет, они плохо растут и еще хуже работают. А нам нужны рабы!
- Ответь мне еще на один вопрос, - спросил я, - разве вожди родятся тоже от рыжих самцов и самок?
- Что ты, - отвечал Зигфрид, - всякий вождь может взять себе в пещеру девушку из испытуемых и держать ее у себя, сколько захочет. От этих-то девушек родятся будущие вожди и часть тех ребят, которых приходится делать бесплодными. Когда женщина больше не нужна, мы ее передаем брату Иозефу, он делает ее бесплодной, и она отправляется вместе с ребенком в ущелье самок. Я уже стар и не беру больше никого к себе в пещеру, но прежде это делал, конечно, и я.
- Ну, а от рыжих самцов и самок родятся только такие же, как они? - спросил я.
- В том-то и горе, что нет, - с горечью сказал Зигфрид. - Сначала наши производители выглядели совсем иначе, у них были не рыжие, а светлые волосы, и не круглые, а длинные головы. Потом постепенно они начали изменяться и превратились в людей, которых ты видел в обоих ущельях. Кроме того, у них часто родятся смуглые дети. Именно в этом я и вижу проклятие богов.
Я понял, что вряд ли сумею многого добиться от Зигфрида. Мои наблюдения и его сообщения дали мне, однако, возможность нарисовать себе довольно яркую картину устройства острова Арии.
Население острова распадается на несколько каст. На самом дне социальной пирамиды арийского племени стоят рабы, создающие все материальные ценности. Их труд является единственным источником существования всех остальных каст.
Следующей группой можно считать самцов и самок, занимающихся исключительно процессом деторождения. Как я позже установил, на каждую самку приходится от двадцати до двадцати пяти рождений, однако, свыше двух третей рождаемых умирает в младенческом возрасте.
Далее следует группа испытуемых, в которой уже имеются элементы иерархии, затем младшие вожди, постепенно превращающиеся в арийских вождей. Во главе всей системы стоит избираемый пожизненно вождь вождей.
Эта организация, несомненно, тщательно продуманная во всех своих деталях, вызвала у меня удивление. Я не понимал, как столь примитивный мозг мог создать эту изумительную систему подавления всего живого и самостоятельного. При помощи кастрации, возведенной в закон крови, группа вождей получает возможность держать в повиновении сотни рабов, не способных не только на восстание, но и просто на сопротивление.
Я вспомнил формулу Зигфрида: "Кто работает, должен быть обеспложен; кто обеспложен, должен работать". Эта примитивная формула являлась логическим завершением тех теорий, на основе которых делались попытки построить в Европе фашистское государство много веков назад.
Таким образом общее устройство острова перестало быть для меня загадкой.
Я понял, что передо мной стоит задача: во что бы то ни стало вырваться отсюда и освободить наш прекрасный мир от отвратительного пятна, носящего название острова Арии. Однако, эта проблема пока представлялась мне неразрешимой. Здесь не было ни одного плавучего средства. Здесь нельзя было бы даже построить самой примитивной лодки. Несомненно, надо было искать более сложных путей.
Единственным слоем, представляющим для меня положительный интерес, являются только испытуемые, среди которых несомненно должны существовать полноценные индивидуумы. Что касается арийских вождей, то это были мои злейшие враги, со стороны которых мне постоянно грозила опасность. Младшие вожди представляли собой нечто вроде полицейского аппарата в руках руководящего эвена иерархии. Самцы и самки, превратившиеся в производителей, по-видимому, не способны даже на самозащиту. Рабы являются физическими и духовными калеками, от которых, конечно, я не мог ждать ни малейшей поддержки. Исходя из этого, я твердо решил сблизиться с некоторыми испытуемыми. Первый шаг в этом направлении уже был мною сделан, так как мне удалось установить дружественные отношения с Угольфом, который от меня, видимо, чего-то ждет.
Не одну ночь я провел в мучительном раздумье, перебирая возможности спасения. Неожиданно я вспомнил о радиостате, который, как будто, уцелел после катастрофы; так, по крайней мере, мне показалось, когда я его видел в руках Зигфрида, лежа скованным в моей пещерной тюрьме. Если он действительно уцелел, и я мог бы в течение нескольких минут им распоряжаться, проблема, вероятно, была бы разрешена. Я мог бы дать радиограмму, которая была бы принята всеми станциями мира. В моей памяти запечатлелась табличка водителя стратоплана с указанием долготы и широты места, на котором находился стратоплан за секунду до катастрофы. Я понимал в то же время, что не должен проявлять ни малейшего интереса к этому аппарату: если эти варвары до сих пор его не уничтожили, то, узнав, что он мне нужен, они несомненно поспешили бы это сделать. Мне нужно было, таким образом, вооружиться терпением и выдержкой. Я вспомнил о своем последнем разговоре с Зигфридом и решил ждать его дальнейших шагов.
Прошло несколько дней. Я буквально изнемогал от тоски. Однажды, когда я сидел у входа в пещеру, по тропинке быстрыми шагами опустился Зигфрид. Он почти бежал, что мало соответствовало его почтенному возрасту и обычной величественной манере держать себя. Старик схватил меня за плечо, втащил в пещеру и увлек в самый отдаленный угол. Заставив меня сесть на шкуру, он взволнованно заговорил шепотом:
- Слушай, чужеземец, скоро придут дни тяжелого испытания. Некоторые вожди хотят тебе отрубить голову. Они говорят, что ты слишком много бродишь по нашему великому острову. Когда младшие вожди секли одного мальчишку, он все время кричал: "Чужеземец зам покажет".
Я почувствовал, что у меня к голове прилила кровь; с одной стороны, меня обрадовало впечатление, произведенное мною на испытуемых, с другой стороны, однако, я видел, что Зигфрид не преувеличивает и что мне угрожает большая опасность. Он продолжал:
- Слушай, чужеземец. Пока жив вождь вождей, я никого не боюсь, но он плох, и не сегодня-завтра умрет. Он не может ни говорить, ни двигаться, я и два вождя никого не впускаем в его пещеру, но наши враги скоро соберут великий совет расы, и тогда они придут посмотреть на вождя вождей. Либо он сам умрет, либо они его добьют, и тогда наступит тяжелое время.
- Что же, - спросил я, - после смерти вождя вождей немедленно будет избран новый?
- Нет, - ответил Зигфрид. - Закон расы говорит, что вождь вождей должен быть избран через сорок дней после смерти своего предшественника, так как последнему нужно именно столько времени, чтобы добраться до Валгаллы. До тех пор, пока он не постучится у ворот этого чертога, он считается нашим повелителем.
- Кто же будет его замещать?
- Я, - ответил Зигфрид, - как хранитель закона. За это время надо что-нибудь придумать. Я должен доказать вождям, что достоин быть вождем именно я, а не Гюнтер.
Мне пришло в голову, что теперь следует попытаться получить доступ к радиостату. Поэтому я спросил Зигфрида, решил ли он что-либо сделать с предметами, уцелевшими при падении стратоплана; я берусь научить его пользоваться ими. Зигфрид с ужасом закрыл мне рот:
- Ты потерял разум и стал Альфредом. Ведь закон расы говорит, что всякий, у кого в руках будет найдена вещь, о которой не знали наши отцы и деды, должен быть убит. Если Герман узнает, что я спрятал эти предметы в храме, он потребует моей головы. Но довольно. Я сам должен думать, что нужно сделать.
Из слов Зигфрида я понял, что все сохранившиеся приборы спрятаны им в храме, и решил воспользоваться его благодушным настроением, чтобы попросить его показать мне эту святыню арийцев.
Зигфрид сначала заколебался, но потом сказал:
- Хорошо, мы туда пойдем завтра, но ты будешь идти за мной в качестве раба и будешь нести ношу.
Я с нетерпением ждал наступления утра, так как связывал с посещением храма кое-какие расчеты. Проснувшись, я напомнил Зигфриду об его обещании. Он ничего не ответил, однако, через час, приказав взять с собой несколько толстых сухих веток, велел следовать за ним. Дорога была знакомая. Неприятно лишь было то, что приходилось идти через "долину смерти". Жутко было смотреть на столбы, где висели трупы и скелеты.
Я заметил, что на двух столбах висели новые тела: одно из них, по-видимому, принадлежало рабу, другое подростку. Указав на столбы, я спросил Зигфрида, почему казнили этих людей.
Тот ответил:
- Испытуемый ударил палкой одного из будущих вождей, раб же дважды украл мясо, принадлежавшее его хозяину.
У меня сразу испортилось настроение и ослабел интерес к храму; я вспомнил, что на этом острове жизнь состоит из беспрерывных преступлений, истязаний и жесток остей. Раздумывая на эту тему, я плелся за Зигфридом.
Мы подошли к скале, и к нам навстречу поспешил младший вождь, охранявший храм. Он приветствовал Зигфрида поднятым мечом, тот протянув руку и трижды произнес "хайль". После того, как эта церемония была закончена, Зигфрид сказал:
- Я пришел в храм, дабы бросить несколько веток на алтарь наших великих арийских богов. Я привел с собой своего раба.
Двери открылись, и Зигфрид, подозвав меня жестом, величественно направился в храм, я же смиренно следовал за ним, таща на плечах свою ношу. Вначале я почти ничего не мог разобрать, так как в храме было совершенно темно. Зигфрид, однако, вскоре зажег факел и осветил внутренность большой пещеры, высеченной в скале. Она представляла собой подобие призмы, расстояние от центра которой до грани составляло около пятнадцати шагов. Напротив входа у стены я увидел нечто вроде очага, в котором горел огонь. К очагу или, правильно, алтарю, вело несколько ступенек.
Над алтарем на невысоком пьедестале возвышалась грубо высеченная из камня статуя. Она изображала человека, одетого в кольчугу и державшего в руках обоюдоострый меч. Лицо этого божества поражало своей бессмысленной жестокостью, а также длиной опущенных вниз усов; голова завершалась чем-то вроде шлема с двумя крыльями по бокам. Подойдя ближе и подняв факел, я увидел надпись, выбитую в камне. С большим трудам я ее разобрал.
Надпись гласила:
"Хайль, бог арийцев Вотан, хайль".
Под ней я заметил еще одну строку, в которой было сказано:
"Ты требуешь крови, ты ее получишь".
Рассмотрев статую, я заметил с обеих сторон пьедестала два изображения, смысл которых сначала не понял, но в дальнейшем я уяснил себе, что они являлись символами фаллического культа. Одновременно я вспомнил, что такой же характер носили некоторые из знаков свастики. Придя к этому выводу, я с удовольствием констатировал, что хорошо ориентируюсь в истории примитивных культур.
В этот момент Зигфрид стал на колени, взял у меня несколько веток и поднялся по ступенькам, ведшим к алтарю. Затем он бросил сучья в огонь, который вспыхнул ярче и осветил внутренность пещеры; при этом старик пробормотал несколько слов, которых я не разобрал. Закончив этот ритуал, он дал мне в руки факел и сказал:
- Ну, смотри.
Я в течение получаса осматривал предметы, находившиеся в храме, и, признаться, был чрезвычайно изумлен виденным. В первую очередь мне бросился в глаза большой якорь, покрытый ржавчиной и толстым слоем пыли. Освободив часть якоря от осевшей на него пыли, я с трудом прочел обрывок слова "………ланд".
Недалеко от якоря были расставлены предметы, которые я сперва не узнал, но потом вспомнил, что они назывались пулеметами и широко применялись в эпоху войн и революций. Далее, я, к своему удивлению, увидел несколько пробитых и смятых предметов, в которых я узнал ночную посуду. На стене было прибито более двух десятков винтовок и револьверов, подобные которым я видел в музее в Берлине. Все эти предметы с трудом можно было узнать, так как они очень заржавели.
Случайно я заметил на земле несколько небольших предметов яйцевидной формы. Я настолько основательно изучил все, что уцелело от великой, но суровой эпохи, что сразу узнал в них ручные гранаты. Совершенно машинально я поднял одну из них и незаметно спрятал в карман.
Мое внимание было привлечено к нише, выбитой в стене. В ней было несколько книг, но как только я к ним притронулся, они рассыпались, и я с трудом прочел лишь несколько букв, сохранившихся на одном из переплетов: "Миф…" Я был очень разочарован, так как рассчитывал найти в этих книгах разъяснение многих загадок.
Вскоре, однако, я заметил в соседней нише несколько десятков твердых глиняных табличек, на которых, по-видимому, стилетом было что-то написано. Я с жадностью схватил одну из них, лежавшую с краю, поднес факел и попытался ее расшифровать. В этот момент ко мне подошел Зигфрид и с нескрываемым раздражением спросил, долго ли я еще буду возиться. Дрожащим голосом я сказал ему, что хотел прочесть написанное на табличке.
- Разве ты можешь заставить говорить эти таблички? - с недоверием спросил старик.
Я ответил утвердительно.
- Ну, попробуй. Последний вождь вождей, который умел слушать эти дощечки, ушел в Валгаллу еще задолго до того, как я увидел солнце.
Я стал на колени, опустил глиняную дощечку и, держа в руке факел, с волнением начал разбирать готические буквы:
"Я, вождь вождей великого арийского племени Эрих, пишу на священной дощечке то, что слышал от ушедших в Валгаллу вождей, и то, что видел собственными глазами в течение своей долгой жизни. Прошло уже тридцать лет с того дня, как задрожала земля и рухнули стены великого храма, из-под развалин которого нам удалось спасти некоторые памятники. Я, вождь вождей Эрих, перед уходом в Валгаллу пишу для будущих поколений арийского племени: наша раса более века назад владела великой страной, имени которой я не могу назвать, так как боги предали ее вечному проклятию и наши великие вожди запретили вспоминать ее имя. Арийские вожди, правившие этой страной, хотели завоевать весь мир, уничтожить низшие расы и выполнить волю бессмертных богов. Эти великие надежды не были осуществлены: благодаря бесхарактерности и предательству многих, арийская раса была раздавлена миллионами рабов нечистой смешанной крови. Тогда шесть великих вождей, во главе со своими повелителями, отобрали восемьсот светловолосых и длинноголовых арийских юношей и девушек, посадили их на большой корабль и, положившись на волю богов, отправились в долгое странствие. Сорок дней и сорок ночей их корабль плавал по морю, пока рука великого вождя не остановила корабль у берега острова, сохраненного для нашего племени Вотаном и Одином. Этот остров носит название Арии и должен быть на вечные времена пристанищем для нашего племени.
Наши вожди оставили нам вечные законы крови и расы, которые мы должны выполнять и которым всякое живое существо обязано повиноваться.
Первый закон говорит: берегите чистоту расы и делайте бесплодным всякого человека смешанной крови.
Второй закон гласит: да будет казнен всякий, кто попытается покинуть великий остров Арию или хотя бы построить лодку.
Третий закон требует смерти всякому, кто придумает новый предмет, которого не знали наши арийские предки.
Четвертый закон гласит, что племенем арийцев должны править вожди.
Пятый закон требует слепого повиновения приказаниям вождей.
Увы, через десять лет часть ведомых возымела дерзость начать борьбу с арийскими вождями. Эти ослепленные безумные люди говорили, что вожди, приведшие арийцев на великий остров, принадлежат к низшей расе, что явствует из их смуглого цвета кожи, темных волос и неарийских черт лица.
Эти одержимые бесом требовали обеспложения всех вождей.