* * *
- Я устала сидеть, - сказала Рязанцева, когда кончился первый акт. - Пойдем ходить по коридору.
- Пожалуй, - отвечала Волгина.
Они успели сделать лишь несколько шагов, Нивельзин уже взбежал в их коридор. - Он подошел к Рязанцевой, сказал, что приехал только вчера, что множество дел не позволило ему сделать еще ни одного визита, что поэтому Рязанцева должна извинить его.
Рязанцев шел позади, с Мироновым. Он крякнул деловым образом, чтобы заставить его оглянуться, и сказал:
- А с Алексеем Иванычем Волгиным вы уже виделись? - Да, я видел его.
- Хе, хе, хе, - вы виделись с ним! - Рязанцев лукаво приморгнул. - Мы не в претензии, - продолжал он серьезно и одобрительно. - Важные дела прежде мелких. Мы понимаем, что вы должны были увидеться с ним первым.
Добряк торжествовал: он сделал "маленький допросец" и "получил улику". - Волгина не могла оставить этого так: Нивельзин, конечно, относил слова Рязанцева к действительным причинам своего сближения с ее мужем. Надобно было показать ему, что Рязанцев ничего не знает.
- Скажите, Нивельзин, где видели вы моего мужа?
Нивельзин смотрел на нее изумленными глазами.
- Скажите Григорию Сергеичу, где видели вы моего мужа. Он воображает, будто вам было поручено видеть его тотчас же по приезде в Петербург.
- Я видел monsieur Волгина сейчас, здесь, в театре; мы встретились совершенно случайно.
Рязанцев был сражен. Но в тот же миг на лице его выразилось понимание, довольство и с тем вместе уважение, близкое даже к благоговению.
- Не спрашиваю больше, - сказал он, таинственно понижая голос. - Вы не искали друг друга. Вам не было надобности видеться. Вы встретились в опере, совершенно случайно. Какие дела могут быть в опере? О чем можно говорить в опере? - Чья бы ни была эта мысль, я выражаю свое уважение к этому человеку и молчу.
Конечно, он понял, что Волгин ведет свои дела еще гораздо искуснее, нежели предположил он, по отправлению агента в Лондон через Австрию. - Но Волгиной было важно только то, чтобы Нивельзин не считал нарушенной тайну своих отношений к Савеловой. Нивельзин мог видеть, что Рязанцев толкует о rendez-vous нисколько не похожих на любовные. Этого было довольно для Волгиной. Теперь Нивельзин сам заставит Рязанцева высказать ему свое предположение и сумеет объяснить ему вздорность этой фантазии.
- Хе, хе, хе! - Я молчу. Оставим это. Не любопытствую, что привезли вы Алексею Иванычу, - продолжал Рязанцев таинственным шепотом. - Но что же вы привезли мне? - Только поклоны? Или и поручения? - Как поживают? Скучают по родине?
- К вам есть письма. В них ничего особенно важного. Я не знал, что найду вас здесь, и их нет при мне. Привезу завтра поутру. Но мы поговорим с вами, когда взойдем в ложу. - Нивельзин бросил Рязанцева и подошел к Рязанцевой. - Я имею сказать вам несколько слов, Анна Александровна.
- По секрету? Что подумает мой муж? - Предупреждаю вас, Лидия Васильевна: это страшный ветреник, - по крайней мере был ветреник прежде, нежели сделался моим постоянным поклонником, - и рекомендую: Нивельзин.
- Мы немножко знакомы, - сказала Волгина, подавая ему руку: - И когда вы расскажете ваши секреты Анне Александровне, я, также по секрету, сделаю вам выговор.
Рязанцева пошла тише.
- Кто это? - тихо спросил Нивельзин, когда они отстали на несколько шагов.
- Вы могли видеть из разговора, кто она; madame Волгина; я назвала вам и ее имя: Лидия Васильевна.
- Прежде нежели я подошел к вам, я очень хорошо знал, что это не может быть madame Волгина; я прошу вас сказать: кто она?
- Вы с ума сошли, Нивельзин?
- Это очень может быть. Тем меньше надобности дурачить меня. Ради бога, кто она?
- Вас дурачат? - Решительно, вы сошли с ума.
Он промолчал, с терпеливою досадою человека, который предоставляет желающим мистифировать его убедиться, что он слишком ясно понимает мистификацию.
- Да уверяю же вас, это madame Волгина. - Вы даже не удостаиваете меня ответа? - Если бы вы знали, как очевидно, что вы сошли с ума! - Спросите у нее, если вам неугодно верить мне. - Лидия Васильевна, - сказала она громче, - угадайте, о чем мы говорим?
- О чем, не знаю; о ком, это понятно: обо мне.
- Он вообразил, что вы не можете быть Лидия Васильевна Волгина.
- Почему же не могу?
- Спросите у него сама. Меня он даже не удостаивает спора: так тверд в помешательстве. - Рязанцева, смеясь, пошла рядом с мужем и Мироновым.
- Вы думаете, Нивельзин, что мы сговорились мистифировать вас? - Правда, вы могли видеть, что мы много смеялись после того, как вы перешли в кресла. Вы могли подумать, что они также знают, почему вы перешли в кресла. Но вы ошибаетесь. Вы видите, они вовсе и не воображали, что мой муж был здесь. Значит, они не смотрели в ту сторону и не видели вас там. Они ничего не замечали, Нивельзин.
- Я вовсе не знал, смеялись ли вы и они после того, как я перешел в кресла.
- Ваша правда, - вы, поклонившись им, держали себя очень умно. Зачем давать людям смеяться над собою? - Мне было бы досадно, если бы могли смеяться над вами. - А теперь, Нивельзин, они смеются: держать себя умно, - и вдруг начать фантазировать так, что они видят, вы влюблен, как юноша! - Это совершенно лишнее, Нивельзин, чтобы они смеялись над вами.
- Могут ли они не смеяться, когда вы согласились участвовать в том, чтобы мистифировать меня?
- Вы забываете, Нивельзин, что если Рязанцева дружна с вами, то я еще не была знакома. Это было бы слишком много уступать чужому желанию, если бы я согласилась, чтобы она пользовалась мною для мистификации. Да и могла ли я полагать, что вы не знаете меня в лицо? - Правда, теперь вы заставили меня вспомнить, что вы тогда не заметили поклон моего мужа, - не видели ни его, ни меня, - правда, эта гадкая женщина затворила гостиную, где я сидела, и вы, проходя через зал, опять не могли видеть меня, - но не могли же такие мелочи оставаться у меня в свежей памяти столько времени, - я совершенно не вспоминала их, и мне думалось, что и вы видели тогда меня, - потому что я видела вас. - Теперь надеюсь, вы убежден, что дама, пославшая вам свою перчатку, была я?
- Я вижу, что вы пользуетесь полною доверенностью madame Волгиной. Вы ее сестра, потому что вы знали, что я еще не был у них по приезде, - вы живете вместе с ними. Вы ее сестра или близкая родственница.
- О, если бы мой муж слышал это! - Он разогнал бы весь театр своим хохотом. Но я скажу вам, что я прощаю вам только потому, что вы мало знаете меня: если бы madame Волгина имела сестру, она могла бы рассказывать сестре свои тайны, но не чужие.
- Не смейтесь надо мною, - сказал он печально.
- Вы могли заметить, что я сделалась очень серьезна, потому что вы несколько рассердили меня: я могла бы рассказать кому-нибудь чужую тайну! Нет, я не похожа на вашего Рязанцева, который все знает и все говорит. Я не могу ничего говорить, потому что я ничего не знаю. - Вы поняли, что он знает? - Вы были посланы моим мужем в Лондон с важными секретными поручениями! - Выбейте у него из головы эту глупость, прошу вас. Я не могла продолжать разговора с ним об этом; я не могла говорить о вашем отъезде: я не могу понимать причин вашего отъезда, не могу делать никаких предположений. Объясните ему как-нибудь ваш отъезд и, главное, докажите ему, что вы проехали прямо в Италию, отдайте ему отчет о каждом дне, каждом часе вашего времени на пути от Петербурга до Рима, откуда вы писали ему.
- Я сделаю это; но умоляю вас, скажите ваше имя; скажите, как вы родственница madame Волгиной или monsieir Волгину, кто вы.
- Боже мой, да бросьте же вашу выдумку, будто вас мистифируют. Убедитесь хоть тем, что наш разговор принял такое серьезное направление, при котором шутка была бы совершенно некстати.
- Вы нарочно дали ему такое направление, чтобы я сделался легковернее. И в самом деле, вы сказали мне столько подробностей о деле, которое знали только madame Волгина и monsieur Волгин, вы так сильно говорили о том, что надобно сделать для безопасности monsieur Волгина, что я, конечно, видел бы в вас madame Волгину, если бы не знал, что вы не можете быть она.
- Почему ж это я не могу быть сама собою? - Как ни была я серьезна, вы начинаете опять заставлять меня смеяться. Почему же вы знаете, что я не я?
- Я знаю, что monsieur Волгин женат уже три года. Дама, которая три года замужем, не может иметь семнадцать лет. Раньше шестнадцати не венчают.
- А, это я слышу иногда, что дают мне меньше лет, нежели я имею. Меня могли бы повенчать семь лет тому назад, если бы я вздумала, потому что, похвалюсь вам, семь лет тому назад у меня были женихи.
- Вы хотите уверить меня, что вам двадцать три года!
- Мне так неприятны эти слова "двадцать три года", что я старалась обойти их. Но увы! Это правда, Нивельзин, мне уже двадцать три года!
- Вы мало приготовились отвечать на вопросы и стали говорить более невероятные вещи, нежели требовала необходимость. Вы могли бы сказать, что вам девятнадцать лет, тогда, хоть с трудом, еще можно было бы верить.
- Желала бы сказать, Нивельзин; к сожалению, не могу. Впрочем, если хотите, думайте, что мне девятнадцать лет, - это было бы очень приятно мне; - пожалуй, хоть семнадцать, хоть шестнадцать - тем лучше.
- Кроме того, что вы не имеете столько лет, сколько должна иметь madame Волгина, - она живет в Петербурге три года, - я знаю, monsieur Волгин живет здесь уже три года; - а вы приехали в Петербург очень недавно. В прошлый сезон вас не было в Петербурге.
- Вы разделяете мнение моего мужа, что все должны смотреть на меня! - Она засмеялась. Мне очень нравится это мнение. Но не доводите его до такой крайности, как мой муж, чтобы не быть смешным, как он. - Вы не заметили, чем он занимался здесь? - Рассматривал всех девушек и молодых дам, чтобы сказать мне, что вот он пересмотрел всех и что я лучше всех. О, боже мой, я не видывала такого смешного мужа! - Она опять засмеялась. - Почему Петербург не мог прежде исполнять обязанность, которую возлагает на него мой муж, объясняется очень легко. В первую зиму у нас с мужем не было денег. Я должна была продать даже те пять-шесть шелковых платьев, которые привезла с собою. Я не охотница входить в общество, когда у меня нет денег, чтобы быть одетой не хуже других. Потом я не могла бывать ни в театре, ни на балах, потому что сама кормила Володю. Только с нынешней весны…
- У вас даже есть сын? - Нивельзин пожал плечами.
- Есть. - Она засмеялась. - Но послушайте, Нивельзин, - стала она говорить опять серьезно. - С тех пор как я стала понемножку выезжать здесь в общество, я успела узнать, что молодые люди в Петербурге такие же смешные, как у нас в провинции. Они говорят все то же самое, хоть умеют говорить менее избитыми фразами. - Я согласна, что вы умеете говорить любезности очень ловко, - и вовсе не хочу скрывать, что поэтому мне было приятно слушать их. Но довольно. Потому что это приятно лишь на несколько минут, для начала знакомства. Дальше это было бы скучно. - Лучше, нежели долго слушать любезности, я люблю делать выговоры, - и умею делать их длинные, - о, длинные! - Будьте спокоен: придумывать новые обороты любезностей вам не понадобится, потому что у вас не будет недостатка в предметах для разговора. - Например, скажите, пожалуйста, кто хорошенькая, - очень хорошенькая девушка, подле которой вы сидели? Вы должен знать ее: вы так много говорили с нею. Кто ж она? - Вы краснеете? - Чего вы краснеете? Того, что вы волочились за бедною? Незнатною? - Или того, что я видела, что вы волочились? - О, и в этом случае напрасно. Если б я и не видела, я знала бы, что вы волочились за кем-нибудь, - не ныне, то вчера. Я хочу бранить вас не за то, что вы волочились. Мой муж говорит, что волочиться тяжелое преступление. С своей точки зрения, он прав: он ученый и думает о том, как надобно было бы перестроить общество, чтобы люди не вредили друг другу и не унижались в собственном своем мнении. Он должен строго судить обо всем, что дурно. Но я не ученая, я не присваиваю себе права быть такою строгою. Впрочем, и он говорит, что нельзя много винить человека, который делает только то, что делают все другие. Я знаю, что все молодые люди, у которых есть деньги, волочатся за красивыми девушками, которые бедны и беззащитны. Я… - В это время грянул оркестр, все пошли в свои ложи. Она торопливо договорила: - Я не виню вас. Но я прошу вас вернуться к ней. До свиданья. После я доскажу вам. Он шел за нею в ложу.
- Вы сошли с ума? Вы воображаете, что это каприз? Что я говорила это, чтоб уколоть вас? - Даже, может быть, по досаде, из ревности? - Вы могли бы слышать, что я говорю вовсе не таким тоном. Я просто говорю вам, что вы должны сделать. В следующий антракт вы придете. Но если вы смеете войти в ложу, я рассержусь. И сумею заставить вас уйти. - Я сказала вам: идите к ней. Она затворила дверь ложи.
* * *
Второй акт кончился. - Пойду посмотрю, жив ли мой Нивельзин, - сказала Волгина.
- Что значит любить человека! Предполагаешь всякие беды с ним, если он не на глазах! - А вот я так уверена, что он не умер, потому что слышу, давно кто-то все ходит мимо ложи по коридору.
- Позвольте мне съездить купить новые сапоги и поднести их ему от вашего имени, Лидия Васильевна, - сказал Миронов.
- Надумались, Нивельзин, - поняли, что я вовсе не сердилась на вас, а просто говорила, как вам следует сделать? Или еще не поняли? - По крайней мере видите, что теперь я говорю нисколько не сердясь? А теперь было бы гораздо больше поводов сердиться. Как вы смели не послушаться меня? - Предупреждаю вас, я очень не люблю приказывать, и если приказываю, то, значит, считаю необходимым приказать. - Где вы пропадали? Все время сидели или бродили по коридору? - Вот было бы хорошо! - Надеюсь, вы не делали из себя такого посмешища для капельдинеров и их детей? - Надеюсь, вы уходили в фойе?
- Да, я ходил курить, - отвечал Нивельзин, все еще совершенно потерявшийся, как ребенок перед гувернанткою, читающею ему мораль.
- Кто она? - Я могла видеть, что она очень небогата и привыкла к тому, что не уважают ее. Но я и не спрашиваю о том, как барышня с приданым, за которою смотрят мать и десяток сестер, кузин, теток, за которую вступилось бы все общество, если бы кто вздумал топтать ее в грязь. Я спрашиваю: вы любовник ее или нет? - Вы приехали вчера, у вас не было, вероятно, времени сделать ее вашею любовницею, - но вы уже делали ей предложения, или она видела, что вы думаете сделать их? - Это почти все равно. - Вы поступили с нею слишком неделикатно, бросивши ее. Она должна была понимать, почему вы бросили ее, - это обидно, Нивельзин. Понимаете ли вы теперь, почему вы должны были возвратиться к ней? - Исправьте вашу неделикатность. Если вы хотите расстаться с нею, вы должны были сделать это так, чтобы у нее осталось приятное воспоминание о вас. У нее, бедной, не очень много будет приятных воспоминаний, когда придет ей пора раздумья о жизни, - если еще не пришла.
- Я пойду к ней… Если вы потребуете, я останусь знаком с нею… Я… я… дурно провел мою молодость… Я… Я;:. - Волгина должна была взять его под руку, потому что его шаги сделались неверны.
- Вам надобно успокоиться, Нивельзин. Я передам вас Рязанцеву. Он горит нетерпением расспрашивать вас о своих лондонских друзьях. А мы с вами еще будем иметь время наговориться. Я возьму вас проводить меня домой. Вы еще юноша, хоть и много повесничали. Вы с первого взгляда понравились мне. Теперь нравитесь еще больше.
Она присоединилась к Рязанцевой и Миронову. Рязанцев овладел Нивельзиным и повел с ним таинственный разговор.
Антракт кончился. Нивельзин удержал Миронова, шедшего в ложу позади других. - Миронов вздрогнул от неожиданного прикосновения: он вовсе не рассчитывал, что Нивельзин схватился за него, чтобы добиться правды.
- Два слова, Миронов. Скажите, пожалуйста, кто эта девушка?
Миронов сделал очень серьезное лицо. - Madame Рязанцева говорила вам, кто эта дама, и рассказывала мне, что вы вздумали вообразить, будто мы сговорились мистифировать вас. Изумляюсь, как пришла вам в голову такая фантазия! - Миронов ужаснейшим образом пожал плечами.
- Продолжать мистификацию бесполезно. Вы не убедите меня в невозможном.
- Почему ж невозможно, что она madame Волгина? - спросил Миронов, еще сильнее утрируя серьезность.
- Madame Волгиной должно быть по крайней мере девятнадцать лет, а ей не может быть больше семнадцати. И она сама совершенно расстроила мистификацию слишком невероятными выдумками. Она вздумала сказать мне, что у нее есть сын.
- "Невероятно!" - Мало ли что невероятно, и однако же правда? - "Невозможно!" - Мало ли что кажется невозможным? - сказал Миронов с величайшим пренебрежением к аргументам Нивельзина. - Но чем усерднее утрировал он свою серьезность, тем очевиднее было Нивельзину, что это притворство.
- Вот еще факт, Миронов. Волгин был в опере. Я говорил с ним.
- Но, конечно, не сказал же он вам, что это не жена его?
- Не сказал, потому что я не спрашивал. Что же спрашивать у человека, не жена ли его сидит в ложе, когда в ложе есть свободное место, а он принужден покупать у капельдинера позволение стоять между лавками?
- Если вы не хотите верить мне, то бесполезно обращаться ко мне с вопросами. До свиданья. Вы и так слишком долго задержали меня. Сейчас начинается хор, которого я не хочу пропустить.
- Я не пущу вас, пока вы не скажете мне правду. - Он схватил Миронова за руку.
Миронов сделал притворную попытку вырвать руку; почувствовал, что он удерживает ее крепко, рассчитал, что можно вырываться посильнее: стал вырываться будто всей силою и притворился побежденным, состроивши раздосадованную гримасу.
- Нивельзин, вы изломаете мне руку. Пустите же.
Нивельзин видел, что он готов покориться, и, не отвечая, продолжал крепко держать его руку. Изнутри театра раздался хор. - Миронов сделал вид, будто хочет вырваться невзначай; но и это не удалось.
- Извольте, я скажу вам все, только пустите. Она действительно madame Волгина, но она вдова. Ее муж был двоюродный дядя Волгина, которого вы знаете. Он был старик. Он был очень дружен с ее дедом. Он любил ее, как родную внучку. Она была сирота и бедна. У него было небольшое состояние. Когда он почувствовал, что близок к смерти, он подумал: "Сделаю доброе дело". - Он был принесен в церковь на креслах. Его водили вокруг налоя, поддерживая под руки, - лучше сказать, носили. - По-видимому, его поступок эксцентричен. Но его наследники, родные племянники, - богатые люди, алчные скряги, отчаянные кляузники. Они оспаривали бы действительность завещания, если бы оно было сделано в пользу посторонней. Ему надобно было, чтобы она была называема в завещании его женою. Иначе, я сказал вам, поднялась бы бесконечная тяжба, которая поглотила бы все наследство. - Эта свадьба была ныне летом. Когда она овдовела, она приехала к старшей сестре, - то есть к жене Алексея Иваныча Волгина. Вот вам вся правда. - Пустите же меня.
- Как ее имя?
- Софья Васильевна.
- Благодарю вас, Миронов. - Нивельзин, задумавшись, пошел вверх по лестнице, в боковые места.