Содержание:
I - Важное известие застает Милочку врасплох 1
II - Краткая история Милочки и ее родных 1
III - Милочка делает визит бабушке 2
IV - Ужасное происшествие, окончившееся, впрочем, очень приятно 3
V - Собираются взять Милочку в ежовые рукавицы 4
VI - Кого-то в самом деле прибирают к рукам 6
Павел Владимирович Засодимский
Милочка
I
Важное известие застает Милочку врасплох
Небольшой поросенок - белый, с темными пятнами - лежал в тени под березой, у крыльца, а Милочка, опустившись на колени, сидела с ним рядом и дружески обнимала его за шею. Милочка гладила его, ласково приговаривала: "Вася мой! Васенька!" и иногда дергала его за уши.
Когда золотистый солнечный луч, пробившись из-за листвы, падал на "Ваську", его нежные розовые уши так заманчиво просвечивали, что девочке как-то невольно хотелось потеребить их. Поросенок, по-видимому, уже привык к таким ласкам и покорно принимал их, как должное и неминуемое. Он лежал, растянувшись, уткнув в траву свою продолговатую мордочку, и полузакрытыми глазами лениво посматривал на Милочку.
- Ваське хорошо! Васька развалился… нежится! - говорила девочка, почесывая поросенку за ухом, как обыкновенно чешут кошек.
Ваське, конечно, было хорошо, да и Милочке - недурно… Майское солнце сильно припекало с голубого, безоблачного неба, а здесь, под березой, - тень и прохлада, и лишь небесная лазурь сквозит из-за ветвей там и сям…
На вопрос: кто в ту минуту был чище - поросенок ли, слывущий обыкновенно за самое грязное животное, или барышня? - отвечать можно было легко и совершенно безошибочно… Поросенок был совсем чистенький и с таким же правом, как теперь под березой, мог лежать и в гостиной на ковре. Ну, а барышня, по сравнению с поросенком, - надо уж правду сказать, - была настоящей замарашкой.
Ее ботинки, чулки, передник, руки были замазаны землей; в темных волосах ее набились какие-то зеленые листочки, желтые сухие стебельки, какой-то сор… И, - что всего замечательнее, - даже кончик ее маленького носа был замаран в черноземе, так что иной недогадливый человек, пожалуй, мог бы подумать, что эта девица носом землю рыла, - предположение, разумеется, маловероятное…
Но если бы меня спросили: кто из них был красивее - барышня ли замарашка, или этот чистенький поросенок? - то я должен был бы сознаться, что барышня, на мой взгляд, была красивее своего четвероногого приятеля, хотя и тот со своей милой мордочкой и с розовыми, просвечивающими ушками, может быть, со свинячьей точки зрения должен был казаться замечательно красивым созданием.
У Милочки были большие и блестящие, темно-карие глаза; были мягкие, шелковистые, темные волосы, на щеках - горячий, густой румянец; Милочка, для десяти лет, была довольно высокого роста, стройна и грациозна. У поросенка глаза были хотя также темные, но маленькие, узенькие; шерсть - грубая, жесткая; румянец его, разумеется, не походил на Милочкин, и с нашей - с людской - точки зрения он был, если хотите, мил, смешон, но неуклюж и уж вовсе не грациозен…
В ту минуту, как Милочка занималась с поросенком и вообще так приятно, хотя и без особенной пользы, проводила время, послышался стук колес, и вскоре в воротах показалась пара старых, поджарых, серых лошадей, по-видимому, едва переставлявших ноги, за ними - небольшая, старомодная коляска, и на козлах ее - высокий, широкоплечий старик с большой седой бородой и в заправской, хотя довольно потертой, кучерской шляпе. Распрягши лошадей и поставив их под навес сарая, кучер медленно направился к крыльцу барского дома. Милочка с большим интересом следила за этим явлением, а поросенок своими полузакрытыми глазками, казалось, на весь Божий мир смотрел совершенно равнодушно.
- Здравствуйте, барышня! - заговорил кучер, снимая шляпу и кланяясь Милочке.
- Здравствуйте! - отозвалась та, приподнимаясь и опираясь рукой на поросенка.
- Видно, не узнали меня, сударыня? - переступая с ноги на ногу, продолжал кучер. - Помните, как я вас по саду в тележке-то катал?
- Не помню… Разве это было когда-нибудь давно, когда я была еще маленькой… - промолвила барышня, обдергивая свое короткое платье. - А вас как зовут?
- Фомой! - ответил старик, с добродушной улыбкой посматривая на девочку.
- Фома!.. Не помню… - прошептала Милочка, качая головой и всматриваясь в старика.
- Я кучер вашей бабушки, Евдокии Александровны… Бабушка приказала вам кланяться, к себе вас в гости зовет, лошадей за вами прислала… - докладывал Фома.
- Ах! А у меня еще в огороде работа не кончена!.. - вскричала Милочка. - Нужно садить горох, салат… цветы еще не все пересажены! Работы еще много, много… А вы зачем, Фома, без шапки стоите?
- Нельзя нам, барышня, перед вами в шапке стоять… никак это невозможно! - поучительным тоном отвечал кучер. - Неучтиво-с… ведь мы то же кое-чему учены…
- Ведь вам солнышком голову напечет… Нет, Фома, вы уж лучше наденьте шляпу… Пожалуйста, Фома! - дергая поросенка за ухо, промолвила Милочка так настойчиво, что старик, наконец, должен был накрыть шляпой свою лысую голову.
- вот и письмецо от бабушки - мамаше… Извольте получить! - сказал Фома, передавая барышне письмо.
- Бабушка здорова? - спросила та, вертя письмо в руках.
- Ничего, слава Богу!.. Вас в гости дожидаются…
- Уж, право, не знаю… Я вот сейчас! - сказала Милочка и, быстро вскочив с колен, побежала в дом.
Поросенок хрюкнул и лениво перевалился на другой бок.
А по дому уже раздавался звонкий, серебристый голосок: "Мама! Мама!"…
II
Краткая история Милочки и ее родных
При крещении ей дали имя Людмилы. Все ее родные и знакомые, няня Протасьевна и прислуга звали ее Милочкой, и это имя как нельзя более шло к ней. Она была не особенно красива, не настолько умна, чтобы звезды с неба хватать; вообще она не поражала никакими талантами и особенными способностями: ни громадной памятью при заучивании басен и стихов, - а этим, как известно, иногда очень гордятся дети, а еще более их родители, - ни остроумием, ни находчивостью; но она была очень мила, бесконечно мила, добра, искренна и откровенна. Мне кажется, слова лжи и обмана еще ни разу не сходили с ее языка.
Я с удовольствием приложил бы здесь ее портрет, но, к сожалению, не успел вовремя запастись ее фотографической карточкой. Впрочем, могу уверить, что на карточке Милочка снята без поросенка, и для такого экстренного случая она была одета как следует, как настоящая маленькая барышня: в коричневом коротком платье с короткими рукавами и с белым воротничком. На темные волоса ее мамаша даже повязала пунцовую ленточку, но на карточке, впрочем, ленточка не вышла у Милочки на голове, но очутилась в руках.
Дело в том, что в последнее мгновение, когда фотограф уже собрался снимать, Милочка сдернула с головы ленту и, оставаясь неподвижною, как статуя, и еле шевеля губами, прошептала:
- Мама! Зачем эта лента?.. ее не нужно…
Вследствие такого-то неожиданного оборота дел ленточка очутилась у Милочки на коленях, а несколько шелковистых прядей ее темных волос, сбитых ее торопливым движением, рассыпались и свесились ей на лоб.
Фотограф положительно залюбовался на нее. Но Милочка осталась им недовольна за то, что он, указывая на нее, сказал ее матери:
- Я бы готов был каждый день снимать карточки с таких прелестных детишек!..
- Мама, разве я дитя? Зачем же он так говорит?.. - заметила Милочка матери, уходя с нею из фотографии.
Отец Милочки, Николай Михайлович Тевяшев, умер уже шесть лет тому назад, когда Милочке минуло лишь четыре года. Милочка смутно помнит его, - очень смутно, но любит его память, потому что он был всегда очень добр и ласков к своей маленькой девочке. Она как будто видела во сне, что сиживала у отца на коленях, хватала его за бороду, а он гладил ее по голове, нежно целовал ее и, целуя, щекотал ей усами шею и щеки.
После смерти отца Милочка осталась с матерью в той же ее милой Березовке, небольшой усадьбе, где жила и при отце. Мать ее, Катерина Васильевна, была женщина очень деятельная, работящая, и никакое дело не вываливалось у нее из рук. Она сама заведывала домашним и полевым хозяйством: вставала рано - зимой в семь, а летом в пять часов, ложилась позже всех в доме. Особенно летом у нее было много работы; весь длинный летний день она была в ходьбе; - присядет, бывало, только за чаем, да за обедом. За то соседи и говорили, что у Катерины Васильевны хозяйство шло лучше, чем у любого мужчины. За то Катерине Васильевне и некогда было обращать особенного внимания на Милочку, и она очень жалела, что не успевала заняться с девочкой так, как бы ей хотелось.
Милочка умела хорошо читать и писать на родном языке, знала первые четыре правила арифметики, немного дроби, - и на том пока образование ее остановилось. Мать хотела подготовить ее и через год или через два отдать ее в гимназию - во второй или третий класс. А пока Милочка пользовалась полною свободой.
И замечательно, - Милочка умела так распорядиться, что время для нее шло незаметно, потому что всегда было чем-нибудь занято…
Иные девочки, как известно, решительно не знают, что делать с собой, когда с ними не занимаются, и они ужасно ноют и надоедают взрослым своими приставаниями: "Мама, мне скучно!.. Мама, что бы мне делать?.. Мама!.." и так далее, Милочка не умела сидеть без дела и не знала, что значит - скучать.
Летом работы у нее был полон рот. Она любила возиться в огороде, - садила разные овощи, полола, поливала их; в саду устраивала себе беседки, занималась посадкой молоденьких деревьев, со старых деревьев обрезывала сушняк; чистила дорожки, возила с реки желтый песок в маленькой тачке и посыпала им дорожки; кормила дворовых собак, кошек, поросят, кур, уток, гусей, - кормила и диких птиц - воробьев, голубей.
С особенной же любовью Милочка работала в цветнике, - исправляла рабатки под наблюдением матери, прибавляла чернозему, пересаживала цветы в грунт, осторожно подвязывала их мочалками к колышкам, - сама и колышки строгала - и вообще ухаживала за цветами с такою любовью, так нежно дотрагивалась до них, как будто все эти розы, жасмины, анютины глазки, душистый горошек, венерина колесница, мальвы, бархатцы, уголек в огне, жонкили, нарциссы - были для нее живыми, дышащими и всечувствующими существами.
Когда ж тут скучать?.. Надо заглянуть и на птичий двор, и в огород, и в сад, сбегать к маме в поле, на луг, сходить в лес за ягодами или же за грибами, затем - на реку… так приятно выкупаться после работы!.. Вот и день весь. Красное солнце закатилось за зеленые леса, заря бледнеет и гаснет; голова Милочки отяжелела, глаза сами смыкаются, - Милочку клонит ко сну…
Летом Милочка редко бралась за книгу, разве только когда-нибудь в ненастье… И зимой, положим, днем ей тоже надо было пошить, повязать, сходить на птичий двор - посмотреть на своих рябушек, сбегать на лыжах в деревню к знакомым, в сумерки покататься с ребятишками с горы, которую зима-волшебница сама для них устраивала, занося снегом высокий крутой берег реки и покрывая реку блестящим, крепким льдом…
Но в длинные зимние вечера Милочка охотно бралась за книгу, подолгу просиживала над нею и даже иногда, ложась спать, засовывала книгу под подушку за тем, чтобы, вставши пораньше утром, еще при огне, дочитать интересный рассказ. Так она уже прочитала сказки Пушкина и некоторые из его поэм, много различных путешествий, детских повестей и рассказов. В эту темную зимнюю пору Милочка столько перечитала книг, сколько перечитала не каждая девочка в ее годы.
В 50 верстах от Березовки жила в своем имении Ивановском Милочкина бабушка, мать ее покойного отца, Авдотья Александровна Тевяшева, - впрочем, по ее желанию, все звали ее "Евдокией Александровной". Года четыре тому назад между бабушкой и Катериной Васильевной произошли какие-то неприятности, и сношения между Березовкой и Ивановским прекратились. В последнюю зиму Катерина Васильевна вступила с бабушкой в переписку, и мирные отношения между ними снова восстановились. Но бабушка еще не приезжала в Березовку. Катерина Васильевна с Милочкой также не успела собраться к ней зимой, а тут подошла весенняя распутица, наступило бездорожье, разлились реки и ручьи, и в оврагах зашумела вода. А теперь, летом, Катерине Васильевне уже совсем некогда ехать в Ивановское. Пришлось отложить поездку до осени, как до более свободного времени… Но тут приехал Фома, и все дело разом изменилось…
"Если тебе, Катенька, самой некогда приехать, то хоть отпусти ко мне Милочку с нянькой погостить ненадолго - на неделю, на две", - писала бабушка Катерине Васильевне.
Отказать старушке было неудобно…
III
Милочка делает визит бабушке
В столовой барского Ивановского дома на больших стенных часах стрелка показывала час пополудни. Кукушка только что прокуковала и спряталась; дверца сверху часов только что успела захлопнуться за нею… Бабушка Евдокия Александровна только что позавтракала и сидела у стола на своем обычном месте - в покойном, мягком кресле с высокою спинкой, занимаясь своим любимым рукодельем - вязаньем чулка.
Бабушке уже стукнуло семьдесят пять лет, но она все еще была женщина видная, довольно высокого роста, полная, с важной осанкой и, - по институтской привычке, - держалась совершенно прямо. С самого утра она выходила в столовую уже тщательно одетою, как для приема гостей. Свои седые, серебристые волосы она подстригала и накрывала их черною кружевною косыночкой. Крепко сжатые губы и густые, нависшие брови, сохранившие свой прежний темный цвет, придавали ее лицу суровое, строгое, а подчас даже сердитое выражение. Она носила большие, круглые очки, но очки, обыкновенно, спускались у нее на самый кончик носа, так что в них она видела лишь свое вязанье, - вообще же смотрела поверх очков…
Окно, выходившее в сад, было отворено. Там были видны сияющие голубые небеса, зелень, ярко озаренная солнечным светом, и фруктовые деревья все в цвету, стоявшие, "как молоком облитые". Какая-то птичка прилетала на подоконник, прыгала по нем и, заглянув в комнату, с веселым чириканьем улетала на соседние кусты сирени.
Бабушка тихо подремывала, полузакрыв глаза; ей обыкновенно очень нравилось в такой полудремоте вязать чулок…
- Сударыня! Фома возвратился из Березовки, - объявила горничная Дуняша, входя в столовую.
- Ну, что ж! Никто не приехал? - не совсем-то связно пробормотала бабушка, выходя из своей задумчивости.
- Катерине Васильевне, говорит, теперь никак некогда, - потому работы…
- Знаю, знаю! Она все со своим хозяйством, - нетерпеливо перебила старуха.
- Нянька приехала… Протасьевна! - продолжала докладывать Дуняша. - Письмо к вам есть… только оно у барышни…
- Как у барышни? Да барышня-то где же? - уже с недоумением спросила старушка.
- Няня говорит, что барышня вышла из коляски, приказала им ехать, а сама пошла на речку купаться…
- Господи, Боже мой! - воскликнула бабушка, опуская вязанье к себе на колени. - Теперь-то купаться? Еще нет половины мая… одна… в незнакомой речке… Да что они, - с ума сошли? Пошли ты ее ко мне, - старую дуру!
Дуняша моментально скрылась и через минуту в столовую вошла Протасьевна в своем праздничном сером платье и в черном шерстяном платочке на голове и, - по старинному, - с низкими поклонами подошла к бабушке.
- Все ли вы здоровеньки, сударыня моя, матушка, Евдокия Александровна? - мягким, сладеньким тоном заговорила няня.
- Я-то ничего… здорова… А у тебя-то все ли здорово тут? - напустилась на нее бабушка, тыча себя пальцем в лоб.
- Да ничего, матушка… слава Богу! - слегка опешив, промолвила няня, поправляя на голове платок.
- То-то… Видно, "слава Богу" - да не совсем, - грозно заговорила бабушка. - Удивляюсь я тебе, Протасьевна… Женщина ты - не глупая, и на свете пожила-таки, слава Богу, - с малых лет в барском доме, а за девочкой ходить не умеешь… отпускаешь одну купаться! Что это у вас за порядки? Я, право, не понимаю. Мало ли с девочкой что может случиться!..
- Ой, матушка, барыня! Она ведь у нас плавает, как рыбка! - заметила няня.
- Могут, наконец, напугать!.. Всякий народ по дорогам шатается… - не слушая Протасьевны, продолжала бабушка, волнуясь все более и более.
- Она у нас не пугливая…
- Я знаю: Катерине Васильевне некогда… Она из-за своего хозяйства ничего не видит… воспитанием Милочки нисколько не занимается… готова девочку на весь век сделать несчастной!.. - сердито говорила бабушка. - Ну, а ты-то, ты-то, старая, чего смотришь? И такие глупости говоришь: "она у нас не пугливая", да "плавает, как рыбка"… Слушать тошно!.. Ну, вот, где она теперь? Ну?.. Нужно сейчас послать за ней… искать!..
- Не извольте, матушка Евдокия Александровна, беспокоиться! Сию минуту она придет… - говорила няня.
- Ведь я уж давно предлагала Катерине Васильевне… отдала бы мне девочку! - ворчала старуха. - Я бы живо приучила ее к порядку… забыла бы она вольничать, стала бы шелковая… О-о! Она бы у меня…
Протасьевна, слушая такие речи, только молча, недоверчиво покачивала головой: она лучше бабушки знала характер, нравы и обычаи своей питомицы и сильно сомневалась, чтоб "матушке-барыне Евдокии Александровне", при всем ее добром желании, удалось сделать их Милочку "шелковой", то есть похожей на всех других маленьких барышень.
В ту минуту за окном послышался шорох, ветви сиреней, росших под окном, заколебались, хотя ветра вовсе не было и в воздухе стояла тишь. Затем послышалось, что по стене как будто кто-то карабкался, - и в то же мгновенье в окне показалось веселое, смеющееся личико Милочки с мокрыми волосами - и растрепанными достаточно для того, чтобы окончательно привести в ужас бабушку.
- Бабуся! А-у-у!.. Здравствуйте, бабуся! - крикнула Милочка и, моментально взобравшись на подоконник, прыгнула в комнату.
Бабушка величественно выпрямилась в своем кресле, но еще не успела от изумления и рта раскрыть, как девочка уже обхватила ее ручонками за шею и принялась крепко целовать ее… Только одно удивительно: каким чудом при этом неожиданном натиске очки у бабушки удержались на кончике носа и не слетели на пол? Вязанье же попало под стол и, только благодаря проворству Протасьевны, вскоре очутилось на своем месте.
- Ах, бабуся! Какая же вы - старенькая!.. Да какая же вы хорошая… милая бабуся! - своим серебристым голоском щебетала Милочка, обнимая бабушку и ласкаясь к ней. - Каким лесом мы проезжали, бабуся!.. Сколько в нем цветов, - и как пахнут!.. Лес густой, темный!.. Фома говорит, что в нем медведи живут… Вы, бабуся, медведя не видали?
И странное дело! Вместо того, чтобы своевольной внучке прочитать хотя бы легонькую нотацию, бабушка сама же одной рукой крепко обняла ее, и ее бледные, тонкие губы отчего-то слегка задрожали, когда Милочка целовала ее, а в старческих глазах ее как будто блеснули слезы. Бабушке, по-видимому, доставляло величайшее удовольствие смотреть на эту растрепанную девочку и чувствовать, как эта растрепка тискала ее за шею и мяла ее кружевную косыночку.
- Бабуся! не это ли ваша комната? Я могу там причесаться? Найду я там гребенку? Да? - спросила Милочка, хватаясь за свои мокрые волосы.