Принимая во внимание, что по самому роду своего служения в господа околоточные избираются особы знатного роста и недюжинной силы. Кто же жрал еще и не подавился? Где виновники? Как узнать это от молчащего купца, ежели не прижечь ему пятки каленым железом, ежели не запустить хорошенькой иглы под ноготь, ежели не растянуть его на дыбе. Какой дурак скажет свои сокровенные мысли, если судебные власти кормят его мармеладами и миндальным печеньем: "Кушай, миленький! Заедай околоточного мармеладинкой". Когда же окончится это преступное попустительство так называемых властей, во главе которых стоит граф Витте? Когда, на радость всех истинно русских людей, в суде нашем будут введены, по образцу всех истинно цивилизованных стран, пытки? Кто были сообщники Семипудова? Мы знаем это. Доблестный сын своего отечества А. И. Гучков сказал это вчера на собрании октябристов: "Околоточного надзирателя вместе с Семипудовым ели богопротивный Петрункевич, богомерзкий Родичев вместе с ненасытным в своей лютости кн. Павлом Долгоруким". И они доныне еще не пытаны! Страшно по улицам ходить даже околоточному! То-то был бы праздник, то-то было бы веселие для всей Руси православной, для всякого человека истинно русского, для каждого доброго христианина, если б нас к праздникам святые Пасхи порадовали пытками. То-то радость была бы в Москве-городе, ежели б к Светлому празднику заботливое начальство ее площади изукрасило. На Красной площади Петрункевич бы на колу сидел, на Страстной – Родичев, на детское удовольствие, на колесе бы вертелся, на Арбатской – Маклакова бы млада на горячих угольях поджаривали, а на Каланчевской – князь Павел Долгоруков, будучи подвешен за большие пальцы рук, с гирями, прикрепленными к большим пальцам на ногах, должен был бы в такой позиции поганые речи Мирабо произносить. А народ православный, по-праздничному разодетый, ходил бы мимо, смотрел и любовался, лузгая семечки и расходясь по требованию начальства. А из Семипудова бы котлет понаделали и заставили те котлеты есть без хлеба сотрудников "Русских Ведомостей". Нечего церемониться с иноземцами! Самое имя – Семипудов. Что в нем русского?
Подписано: Замысловский".
XVIII
Из газеты "Земщина" письмо в редакцию:
М. г., г. редактор!
"Во вчерашнем № вашей уважаемой газеты допущена легкая неточность. А именно: я никогда не называл поименно гг. Петрункевича, Родичева и др., как заведомо для меня евших в Завихряйске околоточного надзирателя.
Примите и проч.
А. Гучков".
От редакции: "Крайне удивлены, почему г. Гучков не называл этих лиц поименно? Ужели и А. И. Гучкову финляндцы миллион дали?"
XIX
Выдержки из стенографического отчета
о заседании суда по делу о купце третьей гильдии Афанасии Семипудове, обвинявшемся в уничтожении околоточного надзирателя Силуянова посредством еды.
Защитник Семипудова при с. по в. Тесленко.
– Я имею войти к суду с ходатайством.
Председатель.
– Входите.
Прис. пов. Тесленко. – Имею честь покорнейше просить суд допросить в качестве свидетеля околоточного надзирателя Акима Силуянова, находящегося в соседнем коридоре.
Председатель.
– Защите должны быть известны статьи устава уголовного судопроизводства, устанавливающие законные сроки на ходатайства о вызове новых свидетелей. Ввиду пропуска срока суд постановляет ходатайство защиты, как не основанное на законе, за силой статьи устава уголовного судопроизводства, оставить без последствий.
Прис. пов. Тесленко.
– Но раз мой клиент обвиняется именно…
Председатель.
– Предлагаю защите не вступать с судом в пререкания. В противном случае вынужден буду защиту удалить.
XX
Оттуда же. Выдержка вторая
Председатель.
– Подсудимый! Встаньте. Признаете ли вы себя виновным…
Подсудимый Семипудов (перебивая):
– Г. председатель, тут вышло недоразумение. Я хотел сказать…
Председатель (строго).
– Подсудимый, потрудитесь не перебивать председателя.
Подсудимый (испуганно).
– Это меня адвокат научил!
Председатель.
– Г. присяжный поверенный, о вашем поступке будет доведено до сведения московской судебной палаты. По своему званию вы должны внушать подсудимым уважение к суду, а не учить их перебивать председателя.
Прис. пов. Тесленко.
– Г. председатель, но раз…
Председатель.
– Я вторично делаю вам замечание, чтоб вы не вступали в пререкания с судом. В третий раз я вынужден буду принять меры строгости. Подсудимый! Отвечайте на вопрос: признаете ли вы себя виновным в том, что 12-го февраля сего года в месте, которое вы не желаете указать, ссылаясь на сильное опьянение, ели пирог с неизвестным вам околоточным надзирателем? Да или нет?
Подсудимый (упавшим голосом).
– Да. Признаю.
Председатель.
– Ваше заключение, г. товарищ прокурора?
Товарищ прокурора. – Ввиду чистосердечного признания подсудимым своей вины полагал бы судебного следствия не производить.
XXI
Выдержка оттуда же. Речь г. товарища прокурора:
– Я буду краток, г. судьи. Настоящее дело является, так сказать, новым верстовым столбом на пути "революционного движения". И мы сразу должны положить предел этому дерзкому шествию. Потому что поистине отныне оно принимает уже совершенно чудовищные размеры. До сих пор гг. революционеры, идя на свои ужасные действия, рисковали своими головами. Их преступления оставляли следы. По следам мы добирались до преступников. Ныне, в своей дьявольской хитрости, они додумались до полного уничтожения следов преступления. Ибо съесть свою жертву – как еще лучше и надежнее можно скрыть следы преступления? Исчез человек и исчез! Преступление совершено, и мы об нем не будем даже знать, ибо самой лучшей полиции не дано знать, что скрывается у человека в желудке. Единственный способ узнать – это вскрыть человека. Но вы понимаете сами, гг. судьи, что ведь нельзя же вскрывать всех жителей России всякий раз, как пропадет какой-нибудь чин полиции. Таким образом, злодеи, съедая своих жертв, готовят себе безнаказанность. Вам будет говорить защита: а подсудимый был бесчувственно пьян, когда он совершал свое дело. Но, гг. судьи, как бы пьян ни был человек, он все-таки понимает, что околоточным не закусывают.
В публике замечено, что во время этой речи подсудимый сильно плакал, особенно же слезы его усилились, когда речь зашла о его пьянстве. Речь произвела, видимо, сильное впечатление на преступника.
XXII
Телеграмма телеграфного агентства, напечатанная во всех газетах:
Завихряйск. "Известный людоед Семипудов приговорен судом к бессрочной каторге. Защита подает кассацию".
XXIII
Его превосходительству, г полицмейстеру
гор. Завихряйска
пристава 1-го участка
Рапорт
Честь имею донести вашему превосходительству, что сего 3-го марта в управление вверенного мне участка неожиданно явился в сильно распухшем виде и со следами праздно и порочно проведенного времени на лице околоточный надзиратель Силуянов Аким, исчезнувший 12-го прошлого февраля, и объяснил, что это время от 12-го февраля по сие число он, Силуянов, провел в беспробудном пьянстве. Местопребываний своих за это время не помнит, а может сказать только, что 12-го февраля, зайдя в гости к знакомым, ел там пирог с незнакомым ему купцом, бывшим в бесчувственно пьяном состоянии, и, соблазнившись тем купцом, сам напился до такой степени, что более ничего не помнит, и очнулся только вчера за городскими свалками и в виде совершенно голом. Доводя обо всем вышеизложенном до сведения вашего превосходительства, честь имею присовокупить, что околоточный надзиратель Силуянов, в общем отличаясь усердием и примерной верностью долгу, питает некоторое пристрастие к напиткам, называемым крепкими, и ежегодно взял себе в правило предаваться пьянству не менее двух раз: один – в Рождественском, другой – в Великом посту. В остальное же время ни в каких пороках, околоточному надзирателю не свойственных, замечаем не был.
Подписано: пристав Зубов.
XXIV
Канцелярия г. завихряйского полицеймейстера,
приставу 1-го участка
Конфиденциально
На основании устного приказа его превосходительства честь имею довести до сведения вашего высокородия, что, ввиду нынешнего тревожного времени, его превосходительство находит неблаговременным давать ход обвинению себя околоточным надзирателем Силуяновым как бы в людоедстве – обвинению, содержащемуся в словах: "ел пирог с незнакомым купцом". Что же касается до манкирования околоточным надзирателем Силуяновым своею службою, то, ввиду его болезненного состояния, в науке именуемого алкоголизмом, и, принимая во внимание вообще доблестное прохождение сим полицейским офицером своей службы, его превосходительство находит возможным ограничиться для него наложением взыскания в форме трехдневного дежурства не в очередь. Его превосходительство твердо изволит уповать, что околоточный надзиратель Силуянов своими будущими подвигами затмит некоторые причиненные им беспокойства. Избегайте только, во избежание бесплодных толков, некоторое время ставить означенного околоточного на местах особого скопления публики.
Правитель канцелярии
(подпись неразборчива).
XXV
Выдержка из газеты "Новое Время":
"Со всех сторон слышу только: околоточный, околоточный! То околоточный съеден! То околоточный не съеден и жив. Даже противно. Словно и света в окне, что какой-то околоточный. Словно и говорить, и думать больше не о чем, как об околоточном. Словно в настоящее время речь идет только об околоточном, и мысль занята только околоточным, а не Россией, не ее будущим, не ее прошлым, созданным трудами и усилиями наших предков. Я понимаю это как избирательный маневр, – все эти толки о каком-то околоточном, который не то съеден, не то не съеден. А по-моему так: съеден околоточный – на доброе здоровье! Жив околоточный – доброго ему здоровья. Заниматься же ныне вопросом: что хотел сказать купец, когда говорил, что ел "пирог с околоточным надзирателем", – ей-богу, грешно. Мало ли что какой купец скажет. Купцов много. Русские купцы говорят различно. На то у человека и язык, чтобы говорить. В России не одни купцы. Если все записывать, что каждый купец скажет, выйдет книга толще энциклопедии. И по-моему, чем скорее прекратятся толки о купце и об околоточном, тем, право, будет лучше и для нас, и для России. Для ее, несомненно, великого и светлого будущего. Надо о выборах думать теперь, а не о купцах с околоточными.
XXVI
Выдержка из отчета о заседании кассационного департамента по делу о Семипудове, осужденном за людоедство.
Поверенный Семипудова.
– Околоточный надзиратель Силуянов, здравие которого подтверждается прилагаемым приказом по полиции…
Первоприсутствующий.
– Г. поверенный! Я уже не в первый раз делаю вам замечание, что кассационный департамент не может входить в существо дела. Был или не был в действительности съеден околоточный надзиратель Силуянов – это уже вопросы существа. Потрудитесь, не вторгаясь в существо, оставаться на почве чисто процессуальных нарушений, на которые вы приносите кассационную жалобу.
XXVII
Агентская телеграмма во всех газетах:
Петербург. "Кассационная жалоба защиты Семипудова, за отсутствием поводов к кассации, оставлена без последствий".
XXVIII
Телеграмма:
Иркутск. "Вчера в партии каторжников проследовал через наш город известный людоед Семипудов".
XIX
Из газеты "Россия":
"Газета "Вольное Вече" за напечатание статьи "Съел ли Семипудов околоточного" прекращена на 18 лет".
Полицейский
Герои будничной жизни
I
"За твое здоровье, дорогой Сергей Иванович", – проговорил пристав 2-й части Е-ской городской полиции, поднимая полный бокал за здоровье своего сослуживца – пристава 1-й части Сергея Ивановича Кузнецова. В большой, светлой столовой квартиры пристава Кузнецова собралось небольшое общество, состоящее из чиновников полиции с женами, нескольких штатских и 2-х офицеров.
Поводом к такому редкому в полицейской среде пиршеству послужило, во-первых, – то обстоятельство, что Сергей Иванович праздновал именины дочери, и, во-вторых – новоселье. Сергей Иванович недавно перешел на службу в Е-скую полицию и только теперь перебрался с частной квартиры на казенную при части. В столовой было сильно накурено, она имела вид небольшого ресторана, свечи горели тусклее, и наемные официанты внесли с собой суету клубной жизни. Из смежной гостиной доносились звуки граммофона и изредка смех детворы, который являлся полнейшим контрастом с разговорами сидевших в столовой с разгоряченными лицами гостей. Навстречу предложенному тосту из-за стола поднялся хозяин, мужчина лет 30–35-ти, среднего роста, одетый в форменный сюртук со светлыми пуговицами. Его глаза смотрели добродушно-насмешливо, и вдоль худых, впалых щек легли небольшие, поднятые кверху усы. Все в нем: и резкая складка между бровями, и большой открытый лоб, и густые, почти сросшиеся брови – говорило о его твердом характере и большой силе воли.
– Очень признателен, господа, благодарствую, – приветливо проговорил Сергей Иванович, чокаясь с протягиваемыми к нему бокалами и раскланиваясь с некоторой претензией на светскость бывалого человека.
– Дай Бог, Сергей Иванович, и впредь много лет вам праздновать именины дочери, – проговорил толстый брюнет – штатский с выдавшимся животом, молодой еще человек в просторном сюртуке. И гости с разгоряченными духотой и выпитым вином лицами поочередно чокались с Сергеем Ивановичем. Хорошо было на душе у него. Он был в особом возбуждении. Вот еще месяц, другой, много полгода – и он станет членом этой полицейской семьи, в которую он попал случайно из Тифлиса, где на него было совершено много покушений, которые и заставили его перейти в Е-скую полицию. Нет-нет да у него и пробегут по спине мурашки… он все обсудил… опасности по службе есть и тут, едва ли меньшие, чем в Тифлисе, ну да смелым Бог владеет… лучше предаваться приятным ощущениям обеда в веселой компании сослуживцев и знакомых. На что ни упадет взгляд, все говорит о веселье: вазы с фруктами, тарелки, бутылки и вспотевшие лица официантов пестрели перед глазами Сергея Ивановича и еще приятнее щекотали в нем беспечность добродушного россиянина.
– А все-таки плохо служить у вас, господа, нет и уголка такого, где бы хоть раз в 2 недели можно бы собраться с семьями и скоротать вечерок, за это я не люблю полицию, – проговорил густым басом пожилой капитан с красным носом, свидетельствовавшим о его чрезмерном поклонении Бахусу. – При вашей нервной и опасной службе не мешало бы изредка встряхнуть с себя обыденную обстановку и, что называется, поразмяться.
– Да, это правда, Иван Петрович, мы, полицейские, часто с завистью смотрим на ваши собрания и вечера, – ответил Сергей Иванович, – но почему-то до сих пор у нас ни одна полиция не пробовала подать благой пример в этом направлении, а между тем это очень и очень исполнимо.
– Да разве есть кому-либо дело до наших нервов и необходимости хоть иногда развлечься, – угрюмо пробормотал пристав 2-й части, – вы поверите, Иван Петрович, с этой проклятой службой просто одичаешь, уж я не говорю о себе, а то мы даже семьи наши приносим в жертву службе, ты иди вечером на занятия или в наряд, а семья сиди, так как не всякая жена пойдет в театр или концерт одна, да и не всегда это удобно.
– Совершенно верно, – отозвалась жена капитана, хорошенькая блондинка с голубыми глазами, – я удивляюсь вам, господа, как вы можете держать ваших жен в заключении в квартирах, как древние бояре в теремах, неужели же у вас не существует корпоративной сплоченности, в силу которой вы и могли бы создать свои клубы и собрания… Ведь есть же у вас оркестры из стражников и пожарных и т. д. Разве нельзя вам употребить их игру для своего удовольствия, как это делают наши офицеры; ваших стражников вы ведь тоже считаете нижними чинами, а в таком случае разве не равны по положению в отношении того, что мой муж, да и вы называете дисциплиной.
– Вашими бы устами да мед пить, – ответил Сергей Иванович, – льстим себя надеждой, что полицейская реформа, которую, к слову сказать, мы очень ждем, будет настолько разностороння, что обратит внимание и на этот существенный дефект, так как благодаря ему много и очень много наших чиновников, не имея возможности провести время в своем кругу в собраниях, или погрязают в беспросыпном пьянстве, или же предаются более пикантному ухаживанию за кафе-шантанными полубогинями, из-за чего часто вылетают со службы, потому что, как первое, так и второе обстоятельство вносят существенный разлад в жизнь каждого порядочного человека вообще, а состоящего на полицейской службе в особенности, да и пора бы понять, что чиновник полиции принадлежит к особой полицейской касте, которой не следовало бы в интересах службы смешиваться с той публикой, многих из которой придется, быть может, в самом близком будущем арестовывать.
– Что правильно, то правильно, – басом пустил капитан, и гости, шумно вставая из-за стола, благодарили хозяина и хозяйку за обильное угощение. В гостиной гости занялись десертом и преферансом, а Сергей Иванович, извинившись, прошел в свой кабинет, смежный с канцелярией 1-й части. Усевшись за письменный стол, он быстро вскрыл "почту" и позвонил.
– Что прикажете, ваше высокоблагородие? – вытянулся в дверях старший городовой Зинченко, бравый хохол из бывших артиллеристов.
– Что, никто меня не спрашивал по телефону?
– Никак нет, ваше высокоблагородие, только тут ожидает какой-то человек в "вольной" одежде, говорит, что вы ему приказали явиться.
– Пусть зайдет, ступай. – Зинченко вышел. – Ты что, брат, хочешь сказать что-нибудь мне? – спросил Сергей Иванович вошедшего молодого человека лет 25–28 восточного типа, в грязном истрепанном костюме, с отталкивающей наружностью.
– Так точно-с, ваше благородие, – заискивающе начал оборванец. – Так как по выходе моем из тюрьмы вы говорили о том, что плохо верите в мое исправление, то я хочу вам доказать противное.
– Ну ладно, ладно, ближе к делу.
– Видите ли, сейчас на Кр-ной улице около магазина Гана гуляют те люди, которые на днях совершили вооруженное ограбление с убийством у купца Оснача; я слышал, что вы их ищете, и вот пришел сообщить об удобном случае их задержать.
– Ты не врешь? – отрывисто спросил Сергей Иванович. – Ну да ладно, мы проверим. Выйди и никому ничего не болтай, да, кстати, скажи Зинченко, чтобы он зашел ко мне, а когда увидишь экспроприаторов, то шепни кому-нибудь из переодетых городовых, чтобы он сообщил мне.
Оборванец вышел, а пристав открыл письменный стол и, вынув оттуда пистолет, внимательно осмотрел его.