Лейкин, Николай Александрович (7(19).XII.1841, Петербург, - 6(19).I.1906, там же)- русский писатель и журналист. Родился в купеческой семье. Учился в Петербургском немецком реформатском училище. Печататься начал в 1860 году. Сотрудничал в журналах "Библиотека для чтения", "Современник", "Отечественные записки", "Искра".
Большое влияние на творчество Л. оказали братья В.С. и Н.С.Курочкины. С начала 70-х годов Л. - сотрудник "Петербургской газеты". С 1882 по 1905 годы - редактор-издатель юмористического журнала "Осколки", к участию в котором привлек многих бывших сотрудников "Искры" - В.В.Билибина (И.Грек), Л.И.Пальмина, Л.Н.Трефолева и др.
Фабульным источником многочисленных произведений Л. - юмористических рассказов ("Наши забавники", "Шуты гороховые"), романов ("Стукин и Хрустальников", "Сатир и нимфа", "Наши за границей") - являлись нравы купечества Гостиного и Апраксинского дворов 70-80-х годов. Некультурный купеческий быт Л. изображал с точки зрения либерального буржуа, пользуясь неиссякаемым запасом смехотворных положений. Но его количественно богатая продукция поражает однообразием тематики, примитивизмом художественного метода. Купеческий быт Л. изображал, пользуясь приемами внешнего бытописательства, без показа каких-либо сложных общественных или психологических конфликтов. Л. часто прибегал к шаржу, карикатуре, стремился рассмешить читателя даже коверканием его героями иностранных слов. Изображение крестин, свадеб, масляницы, заграничных путешествий его смехотворных героев - вот тот узкий круг, в к-ром вращалось творчество Л. Он удовлетворял спросу на легкое развлекательное чтение, к-рый предъявляла к лит-ре мещанско-обывательская масса читателей политически застойной эпохи 80-х гг. Наряду с ней Л. угождал и вкусам части буржуазной интеллигенции, с удовлетворением читавшей о похождениях купцов с Апраксинского двора, считая, что она уже "культурна" и высоко поднялась над темнотой лейкинских героев.
Л. привлек в "Осколки" А.П.Чехова, который под псевдонимом "Антоша Чехонте" в течение 5 лет (1882–1887) опубликовал здесь более двухсот рассказов. "Осколки" были для Чехова, по его выражению, литературной "купелью", а Л. - его "крестным батькой" (см. Письмо Чехова к Л. от 27 декабря 1887 года), по совету которого он начал писать "коротенькие рассказы-сценки".
Содержание:
ПТИЦА 1
ПОСЛЕ СВЕТЛОЙ ЗАУТРЕНИ 2
САМОГЛОТ-ЗАГРЕБАЕВЫ - (Краткий современный роман в документах) 2
КУСТОДИЕВСКИЙ - (Краткий роман в документах) 3
ИМЕНИНЫ СТАРШЕГО ДВОРНИКА 4
ПРАЗДНИЧНЫЙ 4
АЙВАЗОВСКИЙ 5
В ГОСТЯХ У ХОЗЯИНА 6
ЗЕМЛЯК 6
КОММЕНТАРИИ 7
Примечания 8
Н. А. Лейкин
Рассказы
ПТИЦА
Вербная неделя. На одном из столиков, поставленных на галерее Гостиного двора, приютился продавец чучел птиц. Над разными мелкими чижами, снегирями, кобчиками и совами высится громадный орел, сидящий на скале с распростертыми крыльями. Орел придавил когтями какую-то маленькую пичужку и сбирается ее клевать. Около чучельника особенная толпа. Все смотрят на хорошо сделанную громадную птицу, прицениваются, но никто ее не покупает.
- Птица важная! - восклицает купец в барашковой шубе, крытой синим сукном. - Почем за птицу-то грабите? - спрашивает он.
- За орла двадцать рублей, - отвечает продавец.
- Двадцать рублей? Сшутил тоже! Да за двадцать-то рублей я себе целого живого барана куплю, а тут дохлая птица и ничего больше. А я так думал, что ежели зелененькую посулить и прожертвовать, то в самый раз будет. А галки почем?
- За галку три рубля взять можно.
- Еще того лучше! Приходи ко мне на извозчичий двор на Лиговку, я тебе два десятка за три-то рубля предоставлю. Стоит только работникам сказать, так они живо в тенета наловят.
- Тут работа ценится, а не галка.
- Какая работа! Когда тут скотский падеж был, так у меня коновал за полтину поймал галку и прибил ее за крылья на ворота дома да еще с наговором от несчастия за ту же цену. Марья Тимофевна, купить, что ли, большую-то птицу? Может быть, он спустит цену, - обращается купец к жене.
- Ну уж… Лучше у тальянца пару купидонов купить и на окна поставить. Зачем тебе птица? Ведь ты не чернокнижник, а эти птицы только у чернокнижников.
- А почем ты знаешь? может быть, я и чернокнижником хочу быть, чтоб знать, какая звезда на небе что обозначает. К птице на прибавку куплю шкилет смертный и буду по книжке читать, что у человека внутри есть. Торговаться на птицу-то?
- Ну, вот! Он и в самом деле! Разве можно такие вещи в православном доме иметь? Купи-ко только, так я, ей-ей, сейчас к маменьке на Охту сбегу.
- Не сбежишь, коли хвост пришпилют. Ну, что, господин чучельник, берешь пару зеленых?
- Митрофан Иваныч, да что ты, белены объелся, что ли? Говорю тебе, что дня дома не останусь.
- Врешь, останешься. Я еще так думаю, чтоб над нашей кроватью на стене ее утвердить, и будешь ты спать в лучшем виде наподобие нимфы. Только та при белом лебеде существовала, а ты, как попроще, при сером орле существуй. Почтенный, возьми за птицу-то красненькую, - обращается купец к торговцу. - Уважь. Уж больно мне хочется жену-то подразнить, а двадцать рублей цена несообразная.
- Не могу-с. Восемнадцать рублей, ежели хотите, я возьму, а дешевле, ей-ей, нельзя.
- Ну, значит, не рука, разойдемся. Был бы пьян, так купил, потому в хмельном образе я назло жене и сторублевые зеркала бил, а теперь тверезый. Разойдемся. Адье, господин немец. Ой, бери красненькую с блажного купца! Красненькая большие деньги. На нее к Пасхе три окорока ветчины купить можно да пару десятков крашеных яиц.
Торговец молчит. Купец и купчиха отходят.
Против большой птицы стоит лакей в ливрее и с галуном на шляпе, держит в руках покупки и ожидает барыню, зашедшую в магазин. В толпе, мимо него, двигаются молодая и красивая мамка в шугае и повойнике и рядом с ней горничная с вздернутым носиком. Они тоже останавливаются перед птицей.
- Ай, страсти какие! - восклицает горничная. - Смотри-ко, мамка, какой ястреб выставлен и воробья клюет.
- Это не ястреб, Аннушка, а по-нашему, по-деревенски, оборотень называется, и на чью он крышу прилетит и каркать начнет, тому и смерть приключится, - поясняет горничной мамка. - У нас в деревне как увидят его, так и ждут себе смерти. Но ежели кто до зари сорок пауков успеет убить, тому смерть на три года отдаляется.
- А нам-то не будет худо, что мы на него смотрим? - спрашивает горничная. - Смотри, чтоб у тебя молоко не испортилось.
- Да ведь это не настоящий оборотень, а игрушечный.
К горничной и мамке наклоняется лакей и шепчет:
- Это не оборотень-с, а птица казор, и на тот сюжет он поставлен, чтобы женское коварство изобразить над нашими чувствами. Теперича та самая птичка, что в когтях у казора, мужчинскую судьбу изображает, и как этот самый казор клюет воробья, так точно вы наше сердце расклевываете.
Мамка и горничная улыбаются.
- Ах, оставьте, пожалуйста! Мужчины коварственнее нас, - говорит горничная. - К вам в когти попасться - так сейчас несчастной объявишься.
- Большая ошибка с вашей стороны. Женские когти много страшнее. Мужчина иногда и кулаком действует, но напрямик, а ваша сестра исподтишка норовит.
Молодой детина в новом нагольном тулупе продает раскрашенные портреты иностранных генералов. У него же на столике рамки, фотографические карточки актеров и писателей и так картинки, изображающие немецкие идиллии. К нему подходят пожилая женщина и девушка.
- Есть у вас фотографическая карточка Тургенева? - спрашивает девушка.
- Тургенева?.. - заминается детина. - Есть-с. Вот пожалуйте, - предлагает он какую-то карточку с изображением мужчины в усах.
- Да это не Тургенев. И не стыдно тебе надувать!
- Как не Тургенев? Самый настоящий Тургенев. Ведь Тургеневы, сударыня, тоже разные есть. Есть в триках, при всем своем голоножии, есть в сюртуке, а то так и в мужицком костюме. Вот этот самый ходкий, его больше всего покупают.
- Да что ты меня морочишь? Ведь Тургенев не актер, чтобы ему в трико быть.
- Зачем мне вас, сударыня, морочить? А только у нас этот портрет в лучшем виде за Тургенева идет. Вам Петипу не надо ли? В четырех сортах есть. И дешево бы отдал. Вот этот товар в прошлом году куда какой ходовой был, а ныне совсем с рук нейдет. Приелся, что ли, уж и не знаем, право. Нынче все Наума Прокофьева вместо Петипы спрашивают, да где его возьмешь. Будь сотня, в день продать можно бы было. Вот на Науме Прокофьеве это я действительно согрешил и двух литераторов за него продал.
- Так нет Тургенева-то?
- Такого нет, какого вам требуется. И нигде не найдете.
Женщина и девушка отходят.
ПОСЛЕ СВЕТЛОЙ ЗАУТРЕНИ
Богатый ремесленник Панкрат Давыдыч Уховертов только что вернулся в сообществе своего семейства от заутрени в Светлое Воскресенье.
- Христос воскрес! - воскликнул он отворившей ему двери кухарке и начал христосоваться, подставляя ей щеки, но тут же прибавил: - Чего же ты, дура, губами чмокаешь? В стихерах поется "друг друга обымем", а о целовании ничего не сказано.
- Я от чувства-с… Вот вам яичко, - пробормотала кухарка.
- Спасибо. Пелагея Дмитриевна, отдари ее парой яиц из второго сорта, - сказал он жене.
Посланные в церковь для того, чтобы освятить кулич и пасху, мальчики-ученики из церкви еще не возвращались, а потому садиться за стол и разговляться было нельзя. Это несколько разозлило хозяина.
- Вишь, идолы! Поди, остановились где-нибудь на дороге и в чехарду играют, - предположил он. - День-то великий, а то по-настоящему вихры бы натрепать следует.
- Ну, уж оставь для праздника, - остановила его жена. - Лучше я им за это вместо цельных битые яйца дам.
Около стола с яствами ходили хозяйские дети, трогали пальцами окорок ветчины и облизывали пальцы.
- Не сметь трогать ветчины! - кричала на них мать. - Кто до освященной пасхи другой едой разговляется, тот целый год хворать будет.
- Заметила, как со мной Тихонов-то сегодня за заутреней христосовался? - спросил ее хозяин.
- А что?
- Самым нахальным образом, и улыбка эдакая гордая на лице: дескать, плюю я на тебя, я теперь сам хозяйствую и вовсе тебя уважать не намерен. А ведь еще полгода тому назад у меня в мастерской работал. Ох, как люди скоро добро забывают! Да еще что! Стал со мной рядом и говорит: "Теперь ежели насчет густой позолоты, то я по своей работе в лучшем виде могу с вами канканировать". Это он-то, со мной!
- Конкурировать, папенька, а не канканировать, - заметил отцу старший сын, гимназист.
- Ну, все равно. Нет, какова дерзость-то!
- Мастеровые, папенька, христосоваться пришли и вот эдакое большое яйцо принесли! - доложил прибежавший из кухни маленький сынишка.
- Ну, скажите на милость, уж и мастеровые от заутрени пришли, а мальчишки все еще шляются! - возгласил хозяин.
- Из второго сорта яиц с мастеровыми-то христосоваться? - спросила жена.
- Конечно, из второго. Баловать не следует. Нетто они понимают? Им было бы яйцо.
- Я не стану с мастеровыми христосоваться! Ну, что даром губы трепать. Я уйду, - сказала старшая дочь.
- Марья, останься! В такие дни гордыню нужно отбросить. Наконец, при чем тут губы? Ты можешь их стиснуть, подставлять мастеровым одни щеки. Авось насквозь не процелуют.
Вошли мастеровые в новых кафтанах и сибирках и поднесли хозяину громадное точеное яйцо. Волосы их были жирно смазаны, а потому в комнате запахло деревянным маслом.
- Христос воскрес! Воистину! - послышались возгласы, и началось чмоканье, которое буквально длилось несколько минут.
Мастеровые, начиная с хозяина, переходили от старшого к младшему члену семейства. Каждый член семейства, опуская руку в корзину, вынимал оттуда яйцо и оделял их.
- Не видали мальчишек с куличами? - спросил хозяин.
- Нет, не видали. Да неужто они, стервецы, еще не пришли? Вы, Панкрат Давыдыч, слишком милостивы и кротки. Вот мы ужо с ними по-свойски!
В комнату вбежали запыхавшиеся мальчишки с узлами, в которых были куличи и пасха. Одного из них мастеровой успел уже схватить за ухо.
- Где болты били до сих пор? Мало вам завтра времени слонов-то водить! - крикнул хозяин.
- Все на улице стояли. Священники долго не выходили святить, - оправдывались мальчики.
- Вы двугривенный-то на блюдо дьячку положили ли, что я вам дал?
- Положили. Как же без этого?
- То-то. А то, пожалуй, на пряники себе ужилили. Смотрите, ведь это грех великий!
- Ей-богу же, положили.
- Ох, воры мальчишки! Только за ними не догляди! Прошлый раз у меня совсем новые голенищи пропали, и это уж их рук дело! - раздался возглас из толпы мастеровых.
Хозяин и все члены семейства дозволили по разу чмокнуть себя мальчишкам в щеки. Хозяйка между тем развязала узлы и кричала:
- Отчего освященные яйца раздавлены? Ведь я вам как есть цельные положила.
- Это не мы, это пьяный мужик какой-то. Поставили мы блюдья на тротуар, а он шел мимо, покачнулся и наступил ногой. Еще драться с нами лез, когда мы заругались, - оправдывались мальчишки.
- Ох, учить вас надо! - произнес хозяин, но тут же перекрестился, сказал "Христос воскрес", отрезал себе кулича, намазал пасхи и принялся есть. - Разговляйтесь, господа, пасхой-то, а в мастерскую потом подадут вам самовар и окорок ветчины.
- Много вам благодарны, Панкрат Давыдыч! Пускай семейство ваше прежде, а мы успеем. Куда нам торопиться? - говорили мастеровые.
Хозяин между тем налил себе рюмку водки, держал ее в руках и, обратясь к ним, сказал:
- Ну, с праздником! На гулянку я вам жертвую две красненькие! Только смотрите не пьянствовать напропалую. Что есть пьянство? В нем бо есть блуд. Так и в Писании сказано. Выпить в праздник можно. Отчего не выпить? Можно и захмелеть, но надо честно, благообразно, с молитвой и помнить о благородстве чувств. Даже и ссору я допускаю, но запивать, пропивать сапоги и одежду - это уже совсем мараль. Отчего в заграничной Европе сего не существует? А ведь и там есть мастеровой народ. Теперича драка… Отчего и не подраться, а выворачивать глаз или ставить друг другу синяки не след. Ну, что за плезир? Даже и никакой радости нет, а просто одно срамное украшение. Благочестивый муж взглянет и скажет: "Сей человек пьяница, на нем печать беспутства". А что хорошего? И себе телесный ущерб, и другим соблазн на осуждение. Так смотрите, чтобы не пришлось мне из полиции вас выручать, а на Фоминой Неделе по кабакам да трактирам вас отыскивать и одежу вашу выкупать. Засим пью ваше здоровье! Поняли? Держите себя на заграничный манер.
- Еще бы не понять! Господи! Неужто мы скоты бесчувственные? - послышалось у мастеровых.
- Ну и ладно. Позоблите куличика с пасхой да и с богом к себе в мастерскую, - закончил хозяин и потянулся к графину, дабы налить себе вторую рюмку водки.
САМОГЛОТ-ЗАГРЕБАЕВЫ
(Краткий современный роман в документах)
I
Ницца
Пишу тебе это письмо, неисчерпаемо добрый Лев Викторович, и сгораю от стыда за свой прошлый грех. Простите вашу блудную жену и позвольте ей по-прежнему поселиться под одним с Вами кровом. Увлечения мои… Господи! Мне скоро сорок лет, а я говорю о увлечениях! Увлечения мои кончились печально. Ненавистный Вам человек теперь и мне ненавистен. Я навсегда покончила с ним. Он оказался мерзавцем. Я бросила его в Гамбурге, переехала в Ниццу и на днях еду в Петербург. Я в нищете. Больше писать не смею… Умоляю…
Ваша жена
Лариса Самоглот-Загребаева.
II
Отвечаю Вам в нескольких строках, Лариса Петровна… Приезжайте и живите в моем доме… Но простить Вас я пока не могу. Мерзавец Заксмиллер слишком еще жив в моей памяти. Шлю переводом через банкира триста рублей.
Лев Самоглот-Загребаев.
III
(Перевод с французского)
…В Париже Вы ничто, а в Петербурге Вы можете сделать себе карьеру. Вспомните меня и приезжайте. Нам нужен для детей гувернер-француз. Муж не может предоставить Вам большого жалованья, но 1000 р. в год к Вашим услугам. Будете жить у нас на всем готовом. О том, что Вы не дипломированы - не заботьтесь. Но, приехав, вы не должны показывать вида, что мы были знакомы раньше…
. . . . . . . . . .
Лариса Самоглот-Загребаева.
IV
Вы, Лев Викторович, не являетесь ко мне более недели и забыли Ваши обязанности. Ко мне пристают извозчик, портниха… Прислуга требует жалованье… Управляющий ходит каждый день и просит, наступи на горло, уплаты за квартиру. И Вы еще после этого смеете меня ревновать! Непременно приезжайте завтра же и привезите денег, иначе поссоримся.
Пока еще Ваша Сонечка Бучкова.
V
Счет ее превосходительству Ларисе Петровне Самоглот-Загребаевой из магазина торгового дома А. Баволе.
Костюм для прогулки….. 400 р. - к.
Коробочка булавок…… 1 р. 25 к.
Бальное платье……. 550 р. - к.
За цветы на платье…… 78 р. - к.
Коробочка булавок…… 1 р. 25 к.
Шубка бархатная с соболями… 730 р. - к.
Осталось по старому счету… 2340 р. - к.
-----------
Итого: 4100 р. 50 к.
Получено в уплату 350 р. - к.
Осталось доплатить 3750 р. 50 к.
VI
Ваше превосходительство, многоуважаемая Лариса Петровна! Вы просили у меня пожертвовать на нужды Ваших бедных, а посему, чувствуя все это до глубины души, препровождаю к Вам при сем тысячу рублей и прошу замолвить за меня словечко у супруга Вашего, так как вся наша подрядчицкая механика в ихней власти.
Потомственный почетный гражданин и 1-й гильдии купец и кавалер Савва Нагревалов.