- Милый.
Но он бежит от нее… Перед ней широкий луг… Солнце заливает ее всю. Она бросается вперед - в луга, в медовый запах, в поющую голубую даль…
- Постой, побежим вместе…
Она видит его лицо - смеющееся детское лицо, белые зубы, стриженную голову.
- Вот,- говорит она,- возьми соломинку, будем пускать мыльные пузыри. Хочешь?..
Они садятся на траву - она и Халил.
Между ними блюдечко с мыльной пеной. Они наклоняются, поочередно надувают щеки - на конце соломинок растут радужные шары.
Отрываясь, они несутся вверх, танцуя, плывут к солнцу, пламенеют, переливаясь всеми цветами радуги, исчезают в безбрежной сини…
- Боже,- говорит Милочка, не находя больше слов.
Ее самое подымает, несет прилив бесконечной, легкой радости…
Она не чувствует своего тела - только солнце, запахи, небо… прозрачный, льющийся всеми красками купол…
- Милочка, родная, дорогая моя Милочка,- говорит Ланская и целует девушку в зарумянившиеся от сна щеки, в глаза, губы, платок,- как это ты проспала всю ночь, сидя на подоконнике? А я только солнце встало - к тебе. Знала, что ты волнуешься.
Милочка смотрит на Зинаиду Петровну, ищет в ее глазах ответ и находит.
- Все хорошо? Все благополучно? Да?
И тотчас же замечает, как осунулось лицо подруги, какие синие тени под глазами, как прозрачен лоб, тронутый на висках мертвенной желтизной.
- Зина,- говорит она,- Зиночка. Тебе очень трудно. Я знаю…
Ланская припадает к ее коленям, зарывается лицом в платье и молчит - слез уж нет больше.
- Я хотела позвать тебя тогда, думала остановить. Зиночка, подыми голову. Это пройдет. Я знаю.
Зинаида Петровна не откликается, потом быстро встает, выпрямляется и говорит спокойно и деловито:
- Пустяки. Конечно, это пройдет. И не думай, что мне тяжело было все это проделать. На этот раз я продала себя дороже, чем стою. Сегодня Халил будет свободен. Я очень рада. И не думай, пожалуйста, что это с моей стороны жертва. Ничего подобного. В конце концов, мне все равно.
- Как - все равно?
Милочка испуганно и недоуменно взглядывает на Ланскую.
- Ну да, ничего исключительного в этом не было. Я пила, нюхала кокаин - вот и все. Ты не понимаешь.
- Я понимаю одно - ты совершила то, что не всякая любящая женщина могла бы сделать ради любимого.
- И, наверное, не сделала бы,- усмехаясь, отвечает Ланская и садится рядом с Милочкой, поправляет растрепавшиеся волосы,- а я сделала, потому что я и не любящая и не спасала любимого. Сейчас я это знаю лучше, чем когда-либо. Я не люблю Халила.
Она замолкает и сидит тихо, смотрит вперед себя - за крышу сарая, на розовеющее двугорье Казбека.
- Вот почему я была себе так противна. Теперь это прошло, но изменить я ничего не могу. Ничего. Я уеду отсюда, но не в горы. Дарья Ивановна нагадала правду. Как только выпустят Халила - я уеду. Здесь мне нечего оставаться.
Лицо ее заостряется, глаза смотрят жестко.
- С этим ничего не поделаешь,- говорит она,- это сильнее меня. Напрасно только я упиралась и валяла комедию. Он меня знал лучше.
По щеке ее скользит солнечный луч, но выражение терпкой упрямой мысли не сходит с ее лица.
Милочка не может поверить ей. Нет. Разве в такой день можно так думать? Все это от бессонной ночи, кокаина - оттуда. И она подвигается ближе к Зинаиде Петровне, обнимает ее за плечи и говорит взволнованно и звонко:
- Ах, Зиночка, ты сама не знаешь, как изумительна жизнь и как нужно, как важно жить сейчас, завоевывать жизнь! Разве когда-нибудь раньше мы могли жить так напряженно, преодолевать столько трудностей и так надеяться и верить?
Солнечные лучи ударяют ей в глаза. На платке росяной бисер. Весь сад покрыт росой. За зеленой крышей сарая четко, как никогда, пламенеет снежный Казбек. Милочка спускает затекшие ноги в сад, ладонями прикрывает щекочущие веки и выпрямляет грудь. Сердце, как и во сне, бьется радостно и шибко. Щеки пылают. Она прыгает наземь. Ей хочется двигаться, смеяться, петь. Так необычайно осеннее утро.
Калитка скрипит на блоке и с сухим треском захлопывается снова. В тишине этот стук особенно резок.
Милочка делает шаг и останавливается - сердце ее бьется шибко. Перед нею Кирим.
- Ты ко мне?
Он подходит к ней вплотную и говорит тихо и медленно:
- К тебе. Передай, кому знаешь, сегодня ночью убили Бека за Редантом. Я откопал. Хоронить буду. Он мне - кунак.
Милочка смотрит на Кирима, оцепенев, ясно слышит каждое его слово, но не понимает - растерянная улыбка остановилась на ее лице - и, едва шевеля немеющими губами, она бормочет:
- Убит Халил? Расстрелян? Да?
- Да,- все тем же бесстрастным голосом отвечает старик,- я сам видел. И кто стрелял знаю - буду помнить.
- Этого не может быть! - кричит Ланская. Она только сейчас услышала и поняла то, что говорит Кирим. Она кидается к Кириму и зло, кошачьими глазами смотрит на него:
- Что ты врешь, старик! Это неправда. Сегодня Халил будет свободен. Я знаю.
Кирим не отвечает ей, даже не пытается возразить.
- Милочка, ведь это же неправда, этого не может быть,- уже тише говорит Ланская и растерянно смотрит вокруг себя,- как же это так? Кирим, ты наверно знаешь?
- Да.
Она переводит пустой свой взгляд на Милочку, точно ищет у нее поддержки, углы губ дергаются в жалкой, безвольной улыбке.
- Ну вот,- шепчет она и, внезапно наклонившись к Милочке, приблизив вплотную свое лицо к ней, она говорит:
- Что же ты молчишь? Почему же ты молчишь? Ведь ты любишь его, ведь они убили его.
Милочка собирает всю себя, всю свою волю, стискивает губы, сжимает нестерпимо жгущие, точно внезапным огнем опаленные веки и молчит. Потом снова открывает глаза и переводит их с Ланской на Кирима. Взгляд ее тяжел, укорен и пристален.
Старик топорщит сросшиеся брови, но не отводит глаз и легко касается плеча девушки, точно желая этим движеньем вернуть ее к жизни.
- Кизмет,- говорит он коротко,- все написано в книге Аллаха. Кизмет. Если хочешь, идем со мной. Он лежит у меня в саду под яблоней. Ты можешь омыть его. Идем.
Минуту они еще стоят молча, смотрят друг другу в глаза.
Судорожно сжатые губы Милочки ослабевают. Она делает над собой еще одно последнее усилие и говорит твердо:
- Идем.
Финал
Один день сменяет другой.
Лето цветет все пышнее, все ярче. Оно приходит к своему зениту.
Плоды наливаются, зреют и опадают - соки земли возвращаются земле.
Арбы, нагруженные фруктами, медленно двигаются к городу - за ними летит пчелиный рой.
Янтарным медом насыщен воздух. По вечерам медовое солнце покоится на горах, медленно льет свои лучи на дубовые рощи, птицы начинают перекликаться между деревьями. Медвяная роса ложится на скошенный луг.
И над степью, над солью, полынью и мятой подымается налитая, бронзовая луна - медленно и величаво, как престарелая султанша, которой скучно.
Теперь на высотах из-под снега бегут ручьи. Все выше уходят овечьи отары, и пастухи слышат песню Гейлюна.
Милочка тоже слышит ее, несмотря на скрип, стук, лязг разъезженных колес, убегающих все дальше от Столовой горы, от сада Кирима, от спутанного клубка владикавказских улиц.
Она сидит на своей корзине перед раздвинутой створкой товарного вагона. Вокруг нее - человеческое месиво - голые, грязные ноги, всклокоченные головы, пропотелые рубахи, загорелые бронзовые лица татар, казаков, красноармейцев. В дальнем углу на полатях - Дарья Ивановна - испуганная, растерянная, выбитая из колеи, оторванная от привычного дела, копошится среди свертков, подушек, мешков.
- Милочка, хочешь есть?
- Нет, мама, не хочу.
Подбородок в ладонях, локти на плотно сомкнутых коленях, лапчатые брови сдвинуты на низком выпуклом лбу, перепелиные глаза затеряны в зеленых солнечных, плывущих, веером развертывающихся далях. Все дальше горы, все меньше их верблюжьи горбы, молчаливым караваном уходящие на юг. Впереди бескрайняя, неоглядная, русская равнина… До самой Москвы… Наконец она тронулась с мертвой точки… Скорей, скорей, скорей…
- "Пусть лучше я навеки останусь нем, но буду жить среди людей. Потому что для человека создал Аллах землю, небо и солнце и нет жизни без человека",- шепчет Милочка слова из песни Гейлюна.
Как часто повторял их Халил… Это он в столовке однажды, ранним утром, вернувшись с гор, рассказал ей изумительную аварскую легенду о никогда не умирающей песне Гейлюна.
"Да, конечно, нужно жить, можно жить, должно жить",- думает Милочка.
Скорей только от прошлого, от воспоминаний, от старого вздора. Тысячу раз прав Вахтин - ей нужно стать твердо на ноги. Да - да, нет - нет. Без колебаний, без романтики. Пусть Алексей Васильевич и ему подобные подмигивают сколько хотят и сидят между двух стульев. Необходимо только одно усилие… Халила она не забудет, но это не помешает ей стать другой… Напротив, Халил остался бы жив, если бы… Если бы не жил одной любовью…
На минуту Милочка зажмуривает глаза, опять у нее горят веки, потом открывает их еще шире.
Нет, конечно, что бы ни было, сколько бы ни было крови, смерти, страданий - через страдания и смерть да будет благословенна жизнь!
Она вскакивает с корзины, прыгает через мешки, карабкается на полати и, схватив за плечи Дарью Ивановну, смеясь, тормошит ее.
- Мама, мамочка, подумай только - мы едем, едем, едем…
- Ну, что с тобой?
Дарья Ивановна испуганно смотрит на дочь - она сейчас всего боится. Подумать только, продали последний скарб и с грошами - в неизвестность, в Москву…
- Что с тобой?
- Мы едем, Дарья Ивановна, вот что. Понимаете вы это, товарищ? Вы отправляетесь со мной к новым берегам. И поверьте - я буду хорошим кормчим. Вы не пропадете - положитесь на меня…
У Милочки обветренное, запыленное лицо, обветренные, запыленные, растрепанные волосы, широкие ноздри раздуваются, как у кабардинской лошади, в агатовых глазах твердая решимость.
Дрожащими руками Дарья Ивановна берет ее голову, притягивает к себе и целует в лоб - на веках мокрая паутина, но страха больше нет - только нежность в уставшем сердце…
- Конечно, ты у меня молодец,- говорит она,- я тебе верю…
Москва
1922
Примечания
1
Цит. по: З а м я т и н Евг. Собр. соч. Т. 1. М., 2003. С. 15.
2
увеселительная прогулка (partie de plaisir.- франц.).
Комментарии
(Libens; Ст. Никоненко)
1
Эпиграф и сюжет легенды о Гейлюне, открывающей роман, скорее всего,- авторские; прямых источников в фольклоре они не имеют. Синтетическим является и восточный орнамент, которым окружен идеологический каркас легенды (так, например, ее персонажи, будучи аварцами, носят несвойственные им имена тюркского происхождения).
Будучи окрашенной в тона народного сказания, "легенда о Гейлюне" явственно несет в себе набор идеологем, обращенных к героям романа, "героям своего времени": сохраняя способность видеть истинное положение вещей ("сними… с глаз моих повязку"), понимать невозможность существования человека вне общества, верить в возрождающееся, как феникс из пепла, жизнелюбие.
Анализируя истоки легенды о Гейлюне, следует отметить, что уже к концу XIX в. российскими исследователями был накоплен обширный материал в области фольклора народов Кавказа. Однако Слезкин, оказавшийся во Владикавказе в силу не зависящих от него обстоятельств, только там познакомился с некоторыми его образцами. В посвященной этому заметке Слезкин писал: "…несколько аварских (в Дагестане) легенд, рассказанных мне… художником Халил-беком Мусаевым, стоят того, чтобы их записать и напечатать" (С л е з к и н Ю. Литература в провинции. Письмо из Владикавказа // Вестник литературы. 1921. № 1. С. 13). Тем не менее, в книге Мусаясула (Мусаева) "Страна последних рыцарей", которая содержит много народных преданий, сюжета, подобного легенде о Гейлюне, нет, что косвенно свидетельствует о том, что последняя - плод авторского вымысла.
2
Мальчишки-папиросники - обычное явление в годы Гражданской войны, нэпа и Великой Отечественной войны. У мальчишек, торгующих папиросами, их можно было купить дешевле (поскольку зачастую их товар был ворованным) и поштучно, то есть не целую пачку, а несколько штук (Примеч. Ст. Никоненко). (Здесь и далее такой пометой снабжены комментарии и примечания (как цитируемые, так и перефразированные) Ст. С. Никоненко, заимствованные из публикации романа "Столовая гора" в кн.: С л е з к и н Ю. Л. Разными глазами. - М.: Совпадение, 2013.- Libens.)
3
Кэбавня (от кебав, кебаб) - шашлычная.
4
Уцмий (усми) - наследственный титул правителя Кайтага (историческая область в Дагестане), начиная с XIV в. В 1820 г. титул уцмия был ликвидирован генералом А. П. Ермоловым, возглавлявшим военную и гражданскую власть на Кавказе.
5
Аталык - ребенок знатных родителей, по распространенному на Кавказе феодальному обычаю отданный новорожденным в семью вассалов или слуг на воспитание до достижения им определенного возраста.
6
Чафчар - возможно, следует: (1) чаршаф - разновидность чадры, покрой которой позволяет изменять открытую часть лица, либо (2) чачван - черная густая сетка из конского волоса, закрывающая лицо и надеваемая под паранджу.
7
Уздени - высшее сословие землевладельцев, представители которых были часто близки по общественному положению к феодальной верхушке. Чанки - сословие, близкое по своему социальному положению к бекам (среднему слою, ядру феодального класса),- дети ханов (верховных правителей), рожденные от неравных браков.
8
Баремта (барамта) - захват, хищение имущества у иноплеменников; допускалось у горцев родовым адатом (законом); см. также примеч. 68.
9
Кадий - судья, единолично осуществляющий судопроизводство на основе шариата.
10
Баран-кош - легкое переносное жилище чабанов на отгонных пастбищах.
11
…великий день Байрама…- Большой байрам - праздник, завершающий месяц поста Рамазан (Примеч. Ст. Никоненко). Более вероятно, однако, что здесь имеется ввиду не Ураза-байрам - праздник, завершающий уразу (пост), а Курбан-байрам - праздник жертвоприношения.
12
Мацони - молочный продукт из коровьего молока, заквашенный с добавлением специальных бактерий.
13
Чувяки - мягкая кожаная обувь без каблуков у народов Кавказа и Средней Азии.
14
Оппонировать будет Алексей Васильевич.- В эпизоде "суда над Пушкиным", в котором Алексей Васильевич выступает защитником поэта, Слезкин воспроизводит с почти документальной точностью реальный диспут, на котором выступал М. Булгаков.
"Как характерный штрих местных литературных нравов,- писал Слезкин в 1921 году,- приведу оригинальное "приглашение", полученное мною: "Цех пролетарских поэтов и литераторов приглашает вас записаться оппонентом на прения о творчестве Пушкина, имеющие быть в программе 4 вечера поэтов.
Несогласие ваше цехом поэтов будет сочтено за отсутствие гражданского мужества, о чем будет объявлено на вечере".
Почему нужно обладать гражданским мужеством для того, чтобы выступить на диспуте в "защиту" Пушкина - мне и доныне неизвестно. Как бы то ни было, вечер состоялся, и Пушкина "разнесли в пух и прах". Молодой беллетрист М. Булгаков "имел гражданское мужество" выступить оппонентом, но на другой день в "Коммунисте" его обвиняли чуть ли не в контрреволюционности" (С л е з к и н Ю. Литература в провинции (Письмо из Владикавказа) // Вестник литературы. 1921. № 1 (25). С. 13-14).
15
Дикт - у к р. клееная фанера. (Наличие украинизма в лексиконе автора, по-видимому, объясняется присутствием в его биографии эпизода, связанного с пребыванием на Украине,- см. вступит. статью.)
16
Фромантен, Фромантен-Дюпё Эжен (1820-1876) - французский живописец, писатель и историк искусства. Основной труд Фромантена "Старые мастера" (1876; рус. пер. 1966) содержит профессиональный анализ развития классического и современного искусства, характеристики отдельных мастеров и особенностей их живописной манеры.
17
Зовут всадника Халил-беком. Он аварец - первый, единственный художник в своей стране.- См. вступит. статью.
18
…у входа на Трек…- "Трек" - нижняя, примыкающая к Тереку, часть ранее заброшенного городского парка (ныне Парк культуры и отдыха имени К. Л. Хетагурова), благоустроенная в конце XIX в. владикавказским велосипедным обществом: были посажены деревья и кустарники, выкопаны и выложены плиткой пруды, проложены дорожки (в том числе велосипедные), установлены скамейки, сооружены фонтан, лодочный вокзал, веранда для оркестра, ледяной каток и горки для катанья, оранжереи.
"Трек" упомянут И. Ильфом и Е. Петровым в романе "Двенадцать стульев": "Кавказский хребет был настолько высок и виден, что брать за его показ деньги не представлялось возможным. Его было видно почти отовсюду. Других же красот во Владикавказе не было. Что же касается Терека, то протекал он мимо "Трека", за вход в который деньги взимал город без помощи Остапа" (гл. XLI).
19
…уехала в Киев к гетману…- имеется ввиду период гетманщины (апрель-декабрь 1918 г.), буржуазно-помещичьей диктатуры ставленника австро-германских оккупантов гетмана П. П. Скоропадского (Примеч. Ст. Никоненко).
20
Она уехала с добровольцами…- Создававшаяся первоначально из добровольцев (в дальнейшем - путем мобилизации) ударная сила контрреволюции с апреля 1918 г. по март 1920 г. возглавлялась генерал-лейтенантом А. И. Деникиным (Примеч. Ст. Никоненко).
21
Мутер Рихард (1860-1909) - немецкий критик и историк искусства, автор "Всеобщей истории живописи" (1899-1902) и ряда других фундаментальных работ. Своей громкой славой в России Мутер обязан трехтомной "Истории живописи XIX века" (1899-1901), которая стала настольной книгой художников и искусствоведов.
22
Рабис - массовая профессиональная организация работников искусств, созданная в 1919 г.
23
…большой газеты, своего рода "Русского слова" всего Северного Кавказа…- Вероятно, подразумевается газета "Кавказ", которая начала выходить во Владикавказе 15 (28) февраля 1920 г. и просуществовала всего несколько дней, до отступления белых. "Русское слово" - крупнейшая по тиражу в Российской империи ежедневная газета, в которой сотрудничали известнейшие в России тех лет журналисты. Газета придерживалась либерального направления и содержала значительный объем культурной хроники и литературных публикаций.
24
Эрдели Иван Григорьевич (1870-1939) - русский военачальник, генерал (1910), видный деятель Белого движения на юге России. В 1919-1920 гг. - командующий войсками Северного Кавказа вооруженных сил Юга России (ВСЮР.) Во Владикавказ прибыл в начале 1920 г.